Глава 10
Двенадцать сержантов и четыре офицера приготовились к забаве. У северной дамбы выставили патрули, чтоб отпугнуть дичь (буде её сюда занесёт) обратно к охотникам.
Подполковник Гирдвуд попросил внимания:
— Правила вам известны, джентльмены. Разбиваемся попарно. Только холодное оружие! Огнестрельное — для самообороны!
Все офицеры и четыре сержанта восседали на лошадях, в кобурах сёдел которых покоились заряженные карабины. Пешие сержанты были вооружены мушкетами, на них возлагались обязанности загонщиков.
— Надеюсь, джентльмены, — обратился к всадникам Гирдвуд, — вы продемонстрируете сегодня всё своё искусство владения саблей, соответствующее образцам!
Образцами для Гирдвуда всегда являлись пособия и инструкции, в данном случае — кавалерийские. Зацикленность подполковника на руководствах не была новостью для его подчинённых, как и то, что с их стороны будет очень любезно уступить право последнего удара Гирдвуду. Подранить дичь, пустить юшку — да, но заканчивать охоту подполковник любил лично.
Усмехнувшись, Гирдвуд предупредил:
— Он в армии не новичок, так что будьте начеку!
Видя, что по насыпной дороге уже приближается сержант Линч с арестантом, подполковник достал часы-луковицу.
— Спасибо, сержант.
Сначала Гирдвуд хотел выпороть Харпера, но сержант Линч сообщил, что здоровяка уже пороли раньше.
— Отъявленный, сэр! — припомнил сержант словечко, чаще всего используемое Гирдвудом в отношении ненавистных земляков Линча.
— Как и все они. — буркнул подполковник и разрешил высказаться подчинённым.
— Может, флот? — предложил капитан Смит.
Неисправимых смутьянов в Фаулнисе обычно сплавляли флотским, испытывавшим постоянную нужду в матросах.
Гирдвуд скривился:
— Сомневаюсь, что наши флотские братья будут благодарны нам за такую дрянь. Это же дикарь, Хэмиш, настоящий дикарь! Их злодейскую сущность я изучил, уж будьте покойны!
Капитан Хэмиш Смит был староват для своего звания, впрочем, как и все офицеры Гирдвуда. Смит сидел по уши в долгах, что лишало его надежды приобрести когда-нибудь следующий чин. Смит, наверно, и умер бы в звании лейтенанта, если бы не Гирдвуд, однажды указавший ему путь к продвижению и богатству. Гирдвуда Смит изучил гораздо лучше, чем Гирдвуд — злодейскую сущность ирландцев, а потому на предложении своём не настаивал. Подполковник, похоже, принял решение, как поступить с ирландцем, и решение это наполняло Смита искренним стыдом за себя и своих товарищей. Скука и безнаказанность Фаулниса развращали офицеров.
Гирдвуд ждал обычной реплики старшины Брайтвела. Недалёкий верзила с красными кроличьими глазками и лицом цвета отбитого мяса наморщил узкий лоб:
— Давайте поохотимся, сэр. Давно не упражнялись.
— Поохотимся? — брови подполковника поднялись в деланном удивлении, он как бы задумался, потом махнул рукой, — А почему бы и нет?
Охота на провинившегося рекрута была частым развлечением, и каждый раз её предварял подобный спектакль.
При свете луны офицеры и сержанты второго батальона Южно-Эссекского полка травили на болотистом пустыре в северной части острова не зверя. Человека. Плоская поверхность не давала иных укрытий, кроме дренажных рвов. Бежать жертве тоже было некуда.
Брайтвел не зря упомянул упражнения. Гирдвуду нравилось считать подобную охоту неким родом манёвров, оттачивающим боевые навыки в подчинённых и воспитывающим в них необходимую воинам твёрдость.
— Старшина, приготовьте его!
Брайтвел слез с позаимствованной лошади. Приготовить арестанта подразумевало обыскать на предмет всего, что тот мог бы использовать в качестве оружия. Брайтвел обшарил ирландца, облачённого лишь в белую рубашку, серые брюки и башмаки. Заметив блеск металла, старшина рванул ворот сорочки рядового.
— Сэр? — Брайтвел рывком сдёрнул с шеи Харпера цепочку и подал Гирдвуду нательный крестик.
Крестик Харпер носил по настоянию жены. Изабелла, как всякая ревностная католичка, желала бы, чтобы её супруг выказывал больше благочестия. Харпер против нательного креста не возражал. Заметив на груди чужака знак одной с ними веры, испанские крестьяне охотнее делились вином, продуктами и табаком.
Маленькое распятие, сорванное с шеи Харпера, для Гирдвуда, офицера страны, в которой католикам до сих пор запрещалось занимать государственные должности, окрашивало предстоящую охоту в патриотические тона. Подполковник показал крестик остальным «охотникам» и картинно швырнул в ближайшую канаву.
Гирдвуд направил коня к Харперу:
— Тебе дарован шанс, хоть ты его и не заслужил. Вон отметка.
Подполковник указал вешку, воткнутую в землю на дальнем конце пустыря.
— У тебя есть двадцать минут, чтобы добежать до неё. Добежишь, и я забуду о твоём преступлении. Не добежишь — накажу. Форы даю две минуты. Желаю удачи, она тебе понадобится.
Всадники угодливо заулыбались шутке командира. Гирдвуд щёлкнул крышкой хронометра:
— Пошёл!
Секунду ирландец не двигался, ошеломлённый таким поворотом событий. Он ожидал трибунала, порки, но никак не предполагал превратиться в дичь. Однако секунды тикали, и Харпер помчался на север.
— Прямо к вешке. — констатировал подполковник, — Они всегда так делают.
— На большее мозгов не хватает. — поддакнул ему Финч, второй капитан батальона, постоянный напарник Гирдвуда.
Капитан Смит отсутствовал. Сегодня он дежурил. Впрочем, Смит в охоте не участвовал никогда, уклоняясь под любым предлогом. Но своё отношение к подобным развлечениям капитан подполковнику не высказывал, опасаясь насмешек и презрения.
Поднимавшуюся на полметра над пустошью насыпную дорогу стерегли поставленные вдоль неё капралы. Кроме задачи помешать беглецу перебраться в южную часть острова, на них возлагалась обязанность отслеживать его перемещения (что было нетрудно, учитывая полнолуние и светлую одежду ирландца).
— Минута! — крикнул Гирдвуд.
Капитан Финч медленно потянул из ножен саблю.
Харпер мчал, что есть сил, спотыкаясь о кочки и увязая на подтопленных участках. Охотников он насчитал шестнадцать человек, да на северной стороне маячили солдаты. Ирландец бежал, потому что нуждался в пространстве для осуществления зреющего у него замысла. На бегу он высматривал подходящий дренажный канал или островок растительности. Убедившись, что достаточно отдалился от преследователей, ирландец остановился и огляделся.
Заминку дичи подполковник Гирдвуд истолковал по-своему. Смеясь, он сказал капитану:
— От страха, похоже, ноги отнялись!
— Может, решил подороже продать жизнь. — предположил Финч, обдав командира смрадной волной многодневного перегара.
Финч был сверстником подполковника, но его губило пьянство, которому он посвящал всё внеслужебное (да порой и служебное) время. Впрочем, сегодня у прочих охотников во флягах тоже плескалась отнюдь не вода.
— Нет. — уверенно возразил Гирдвуд, — Я эту публику знаю. Глотку драть ирландцы мастера, а сражаться у них кишка тонка.
Подполковник взглянул на циферблат, защёлкнул крышку и, пряча часы в карман, провозгласил:
— Пора, джентльмены! Счастливой охоты!
С гиканьем всадники пришпорили лошадей, а пешие сержанты цепочкой двинулись с запада. Охота началась.
Харпер слышал крики охотников. Он верил, что Шарп его не бросит. Тем не менее, пока он мог рассчитывать исключительно на собственные силы и смекалку. Посулов подполковника Харпер всерьёз не принял. От этих людей воняло смертью. Ирландец ухмыльнулся. Они имели дело со стрелком из Донегола. Скоро от них запахнет иначе.
Всадники ехали с востока, с запада брели пешие. Северную и южную стороны прямоугольника, в центре которого очутился Харпер, стерегли солдаты. Ирландец вернулся назад, к местечку, примеченному им ранее, и нырнул вниз.
— Заметили, где? — проорал Гирдвуд.
Здоровяк-ирландец растворился в тенях за три сотни метров от преследователей.
— Заметили, где он спрятался? Выгоняйте его оттуда на нас! Живей!
Сержанты, которым предназначался вопль подполковника, послушно порысили к укрытию дичи. Чем ближе они подходили, тем осторожней себя вели.
— Где-то здесь. — произнёс сержант Беннет, перепрыгнув узкую канавку.
Его напарник Линч поводил дулом мушкета:
— Смотри в оба. Он — здоровенный, этот ирландец.
Впереди два широких рва сходились латинской «V». Их края поросли высокой травой, посеребрённой лунным светом.
Сержанты внимательно прощупывали взглядами переплетение теней у изгиба «V». Ирландца не было, хотя исчез он, без сомнения, именно здесь.
— Вы что там, заснули? — донёсся нетерпеливый окрик Гирдвуда.
Линч, назначенный старшим над загонщиками, облизал губы. Залитая лунным сиянием пустошь была тиха и недвижима.
— Что вы? Подняли его? — донимал подполковник.
— Где же он есть-то? — недоумённо спросил Беннет.
— Чарли! Джон! — рявкнул Линч, — Пугните его! Ты тоже, Билл.
Беннет и два других сержанта нацелили мушкеты на тёмные участки и пальнули. Обычно выстрелы вспугивали затаившегося беглеца, заставляя срываться с места и нестись, куда глаза глядят. Но не в этот раз. Неспешно рассеивались белые облачка дыма. Беглец не объявлялся.
— В воздухе растворился, что ли?
— Не будь дураком! — цыкнул на него Линч, чувствуя, как некстати оживают в памяти рассказы матери о могущественных ирландских волшебниках и колдунах. С трудом поборов желание перекреститься, Линч нервно скомандовал:
— Двинулись! И повнимательней!
Проверяя штыком каждое тёмное пятно, Линч побрёл вперёд. За спиной Беннет перезаряжал мушкет.
— Старшина! — позвал Гирдвуд, — Узнайте, в чём дело.
— Есть, сэр. — Брайтвел послушно ударил коня шпорами и несколько минут спустя подъехал к сержантам, — Где ирландец?
Те молчали. Старшина, холодея, пялился на запад. Ирландца там не было.
— Так. — сказал Брайтвел, — Вы его упустили.
— Нет. — слабо возразил Линч.
— Ну, так найдите его! — гаркнул старшина и, привстав на стременах, заорал, — Дикарь сбежал, сэр!
Гирдвуд нахмурился. Сэра Генри Симмерсона ничуть не заботило, что творится на Фаулнисе, пока выполнялось главное условие: никаких побегов! С острова ирландцу, конечно, не выбраться, однако… Подполковник чертыхнулся.
— Лейтенант Мэттингли!
— Сэр?
— Предупредите караул на мосте и оповестите усадьбу сэра Генри! Да, и капитана Прайора тоже!
— Есть, сэр!
Мэттингли поскакал к мосту. По мнению лейтенанта, поимка дезертира была делом двух-трёх часов. Охрана моста настороже, конное ополчение Прайора прочешет берега в случае чего.
Гирдвуд утешал себя теми же соображениями. Настроение улучшилось:
— Вперёд, джентльмены! Найдём его!
Всего в двух десятках метров от линии сержантов Харпер на слух следил за происходящим. Сначала он нырнул в одно из ответвлений «V». Там натёр грязью лицо, руки, рубаху, штаны и заткнул пучки травы за пояс да за шиворот. Так всегда маскировались стрелки, когда французы подступали слишком близко, а свои запаздывали. Замаскировавшись, он пополз на запад. К счастью, участок, отделявший два широких рва от узкой канавы, был заметно ниже окружающей почвы. Не поднимая головы, ирландец соскользнул в канаву и двинулся по ней, пока до него не донеслись шаги. Тогда он опустился в жижу по самые ноздри, прильнув к боковой стенке.
Сержанты перескочили канавку, где он засел, не удостоив её даже беглым взглядом. Поиски они начали гораздо восточнее, не подозревая, что тот, кого они ищут, остался у них за спиной.
Харпер всей душой желал, чтобы поганцы продолжали шагать на восток. Вместо этого они сбились в кучку там, где видели дичь последний раз. Что-то кричал Гирдвуд, затем простучали копыта. Охотники не уходили. Ирландец закрыл глаза и, обратившись в слух, принялся ждать.
Стихли осторожные шаги очередного подслушивающего у палатки офицера, и Шарп начал действовать.
— Дик, ты куда? — шёпотом окликнул его Чарли Веллер.
— Эй, ты что задумал? — просипел Дженкинсон, волнуясь, как бы за очередное нарушение не схлопотать взыскание всему взводу, в том числе и ему.
Не обращая на них внимания, Шарп снимал со шпеньков заднюю стенку палатки. Приподняв полотно, он осмотрелся. Никого.
— Дик?
— Заткнитесь оба! — он выполз наружу и опустил стенку за собой.
Замерев в тени, отбрасываемой на запад палаткой, он прислушался. Патрулей поблизости не было.
Ближняя канава находилась метрах в пятнадцати. Он одолел это расстояние одним рывком, скатился в ров и, когда улеглась рябь от его падения, прислушался снова.
Тихо.
Шарп, как и Харпер на другом конце острова, первым делом натёрся грязью. В канаву выводились стоки офицерских уборных. Смрад, который ночами ветер доносил до палаток рекрутов, теперь забивал дыхание. Шарп упрямо шагал по дну, ибо эта канава вела на север, к кирпичным зданиям.
Он заметил дозорных, караулящих насыпную дорогу, но их занимала пустошь, а не канава, по которой, согнувшись в три погибели, крался стрелок. Кухни метрах в десяти ото рва никто не охранял, а часовых между конюшней и конторой больше интересовали события на пустыре, где почти одновременно прогремели три выстрела. Пальба встревожила Шарпа, но он гнал от себя дурные мысли, повторяя, что Харпер не дал бы себя застрелить, как собаку.
Выбравшись из канавы, стрелок быстро пересёк открытое пространство до склада и затаился у тёмной западной стены. Он давно приметил эту стену, облюбованную красномундирниками, и не ошибся, устроив здесь засаду. Шаги.
Солдат остановился за углом. Послышался шелест ткани и характерное журчание.
Скорость — залог победы. Годы войны накрепко вбили эту нехитрую истину в мозг Шарпа. Стремительно вылетев из-за угла, стрелок ребром правой ладони рубанул красномундирника по шее и следом вбил левый кулак бедняге в солнечное сплетение. Тот на миг задохнулся от боли, но, прежде, чем успел понять, что происходит, был схвачен за мундир и выдернут за угол. Колено легло ему поперёк живота, а два пальца надавили на глазные яблоки:
— Где ирландец?
— Не надо! — пискнул пленный.
Шарп продолжал давить:
— Где он, спрашиваю?
— Там, на пустоши! Они охотятся на него!
— Сколько их?
Солдат чистосердечно выложил всё, что знал. К сожалению, знал он немного. Удостоверившись, что парню больше сказать нечего, Шарп оставил в покое его глаза и ударил по голове. Тот потерял сознание.
Стрелок аккуратно положил служивого на землю, неловко снял с него подсумки, штык в ножнах и мундир, натянул на себя. Вытер грязь с лица, напялил на макушку кивер. Повесил на плечо мушкет. Стрелок убедился, что пленный нескоро очнётся, и вразвалочку, не таясь, направился по выбеленной луной тропке между строениями.
Никого из офицеров и сержантов не заинтересовал часовой, отливший за складом, где отливали все, и завернувший в конюшню. Внутри царил полумрак.
— Есть кто живой?
В ответ раздалось негромкое ржание. Лошадь в конюшне была всего одна. Седла Шарп не нашёл, а уздечка отыскалась на стене. Он надел её на кобылу. Движения его были неуклюжи, но за время пребывания в лагере пехотной части животное, видимо, привыкло ко всему. Привязав лошадь у выхода, Шарп вернулся к стойлам.
Открыв полку мушкета, стрелок с досадой обнаружил, что оружие заряжено. Разрядить его можно было, лишь выстрелив и переполошив округу. Шарп выругался. Для его плана требовался незаряженный мушкет.
Поразмыслив, он достал из подсумка патрон, скусил и выплюнул пулю. Надорвав бумажный цилиндрик, поставил его на землю.
Вновь отщёлкнув огниво, стрелок перевернул мушкет и потряс. Порох с полки высыпался. Теперь, даже если курок случайно сорвётся, кремень ударит по пустой полке, и выстрела не произойдёт.
Смочив щепотку земли слюной, Шарп скатал комочек и тщательно замазал запальное отверстие в стволе. Взяв надорванный патрон, стрелок насыпал пороха на полку, плюнул, чтобы тот не прогорел слишком быстро. В промасленной бумаге оставалось немного пороха, и Шарп аккуратно свернул её.
Молясь, чтоб огонь не пробился сквозь грязь в запальной дырке, стрелок нажал на спусковую скобу. Кремень высек искру, но порох на полке не загорелся. Вторая попытка — тот же результат. Шарп чертыхнулся. Со слюной он, видимо, переборщил. На третий раз, впрочем, полка озарилась пламенем, и стрелок поднёс к нему скрутку. Бумага занялась не сразу. Огонь напугал кобылу. Она всхрапнула и попятилась. Подождав, пока остатки патрона разгорятся, как следует, Шарп воткнул их поглубже в солому. Встав с колен, стрелок повесил мушкет обратно на плечо. Выстрелить из него не выстрелишь, но в качестве дубинки сгодится.
Устроить пожар Шарп задумал ещё несколько дней назад для прикрытия побега (в суматохе не до дезертиров). Теперь же пожар отвлечёт внимание от Харпера. Солома загорелась, дымя. Шарп разорвал в огонь десяток патронов. Когда пламя охватило всё стойло и готово было перекинуться на соседние, стрелок отвязал поводья и вскарабкался на спину лошади. Обезумевшее от вида огня животное вскачь вынесло седока из сарая. Шарп едва успел припасть к гриве, чтоб его не снесло притолокой.
Боже, до чего ж неудобно ехалось без седла! Шарп соскользнул влево, рывком поднял себя обратно и чуть не слетел вправо. Натянув поводья до отказа, он заставил кобылу повернуть между домов на север. Позади слышались крики. Разгорающееся в конюшне пламя заметили. Скачущего Шарпа остановить не пытались, ибо для солдата-пехотинца тот, кто на лошади — всегда офицер. Еле-еле удерживаясь на резвой кобылке, майор Шарп спешил принять участие в охоте.
— Молчать! — потребовал тишины Гирдвуд.
Охотники съехались к основанию образованной двумя рвами буквы «V».
— Сержант Линч?
— Сэр!
— Вы уверены, что он пропал именно здесь?
— Ручаюсь, сэр!
Гирдвуд отослал восьмерых пеших сержантов западнее:
— Станьте в линию. Мы погоним его прямо на вас!
Остальным приказал:
— Растягиваемся, джентльмены, так, чтоб от вас до соседа было не более пяти метров. Идём медленно!
Когда подчинённые построились цепью, подполковник решительно, словно бросал их в бой против французской колонны, а не одинокого ирландца, взмахнул саблей:
— Вперёд! Не пропускать ни единой тени!
Капитан Финч был самым крайним на южном, ближнем к лагерю, конце цепи, и был тем самым человеком, на пути которого находилось убежище Харпера. Финч сжимал карабин и поводья левой рукой, рукоять сабли — правой. Нагибались, он тыкал саблей каждое подозрительное пятно, не снимая пальца со спускового крючка на случай внезапного появления беглеца.
Пока охотники совещались, Харпер выиграл ещё метр-полтора. До линии вооружённых мушкетами сержантов было метров тридцать. Всадники представляли собой опасность большую, так как приближались, пронзая клинками каждый тёмный участок.
Конь Финча перемахнул полоску высокой травы, и капитан на ходу рубанул её саблей. Тени вдруг изменили очертания и заметались. Повернув голову, капитан увидел, что конюшня буквально взорвалась пламенем. Финч вздрогнул и заорал первое, что пришло на ум:
— Огонь!
Услышав знакомую команду, сержант Беннет чуть не выстрелил. Помешало только то, что он не знал, куда стрелять. Офицеры уставились вбок, сержант повернулся и тоже узрел пылающий деревянный сарай.
Подполковник Гирдвуд, чья ночная забава обернулась кошмаром, разрывался между необходимостью изловить проклятого ирландца и долгом лично руководить тушением пожара, грозящего перекинуться на другие здания.
— Вы — за главного, Финч! Старшина, за мной!
Финч удручённо кивнул. Гирдвуд с Брайтвелом пришпорили коней, выжимая из них всё, что можно на мягкой почве. Из лагеря тем временем выехал какой-то всадник и направился к охотникам. Финч, застывший у края неширокой канавы, которую намеревался проверить следующей, оглянулся на сослуживцев, как вдруг его жеребец взвился на дыбы.
Вцепившись в поводья, Финч хотел успокоить животное, но опоздал. Животное рухнуло на землю. Капитан мельком заметил огромное чёрное привидение, что, роняя капли мрака, восстало из канавы. Призрак и повалил набок жеребца, схватив за передние ноги. Нацеленный на чудище карабин вырвала из руки неведомая сила, а затем и сам капитан взмыл в воздух, чтобы грянуться к ногам фантома. Жеребец, избавленный от железной хватки Харпера, ускакал прочь.
— Никому не двигаться, а то я его прикончу! — предупредил Харпер, грязный и мокрый.
Его незадачливые преследователи словно окаменели. Лезвие отобранной у Финча сабли ирландец прижал к горлу капитана. Харпер подобрал карабин заложника и рванул у того с пояса подсумки. Рывок был такой силы, что кожаные петли лопнули, будто бумажные.
— Назад! Назад, кому сказал! — приказал он сержантам.
И тут сзади раздался клич, которого он так ждал:
— Патрик! Патрик!
Харпер опустил саблю и поволок Финча назад. Оторопевшие сержанты просто стояли и тупо смотрели, как их дичь, будто сгустившись из тьмы, сцапала одного из офицеров и утаскивала его, по всей видимости, прямёхонько в ад.
Осадивший лошадь Гирдвуд тоже видел Харпера. Всадника, приближающегося к ирландцу с тыла, подполковник принял за одного из своих подчинённых и громко скомандовал:
— Убей! Убей!
Однако всадник не внял указанию Гирдвуда. Он спешился рядом с чёртовым бунтовщиком, и подполковник попытался расшевелить сержантов:
— Что стоите, идиоты?! Убейте обоих!
Один из сержантов поднял мушкет, но глотку Финча снова щекотал клинок:
— И не мечтай! А ну, назад все, марш!
Шарп решил уступить кобылу Харперу. Ирландец, с юных лет объезжавший диких пони у себя в Донеголе, был наездником лучшим, нежели Шарп.
— Лезь на лошадь, Патрик!
Приняв у Харпера карабин, стрелок выбросил мушкет. Пока Шарп проверял, соответствует ли калибр драгунского ружья боеприпасам в подсумках обобранного стрелком дозорного, ирландец запрыгнул кобыле на спину и положил поперёк перед собой Финча.
Глядя, как они удаляются в западном направлении, Гирдвуд продолжал разоряться:
— Огонь! Огонь, остолопы!
Сержанты стрелять не осмеливались, страшась угодить в Финча.
Гирдвуд привстал на стременах:
— Остановите же их! Вы!!!
Геройствовать никто из сержантов не жаждал. Зачем? Мост беглецам не пройти, а, коль им удастся каким-то невероятным образом всё же перебраться на ту сторону, там их поймают конники капитана Прайора. Пусть другие спасают Финча из лап вооружённых дезертиров. Подстёгиваемые криками Гирдвуда, сержанты всё же двинулись вслед беглецам, но без энтузиазма.
— Да шевелитесь же вы!
Шарп умерил шаг. Похоже, причитания подполковника являлись единственным, что побуждало сержантов гнаться за стрелками. Рассудив так, Шарп выцелил коня Гирдвуда, прикрыл глаза от вспышки и нажал на курок.
Конь шарахнулся от пропевшей в считанных сантиметрах пули, и Шарп слышал ругань сержантов. Молниеносно (благодаря многолетней практике) перезарядив оружие, он послал вторую пулю вслед первой, ошеломив врагов такой быстротой. Шарп повернулся и побежал догонять Харпера. Кто-то из преследователей пальнул «в молоко». На этом погоня и закончилась. Желание преследовать противника, перезаряжающего оружие с такой поистине дьявольской скоростью, угасло не только у сержантов и офицеров, но и самого Гирдвуда.
Шарп поравнялся с Харпером:
— Ну как?
— Этого я вырубил, сэр. — Финча Харпер утихомирил рукоятью найденного у того пистолета, — Куда теперь?
Они всё ещё находились на Фаулнисе. Их обложили со всех сторон. Однако они были стрелками, бойцами, закалёнными войной, привыкшими прорываться там, где прорваться невозможно.
Прорвутся и на этот раз.
