Глава третья
Я любил эту дорогу китов, эти длинные волны и ветер, окутывающий весь мир брызгами, любил, как нос корабля зарывается во вздымающееся море, и капли соленой воды на парусах и древесине, и зеленое сердце великого моря, что перекатывалось позади корабля и угрожающе поднималось, барашки на гребнях волн, и как уходит вверх корма, а корпус ныряет вперед, и море вскипает по бокам корабля, а волны прокатываются дальше.
Я любил носящихся над серой водой птиц, ветер, столь же дружественный, как и враг, поднимающиеся и опускающиеся весла. Я любил море. Я прожил довольно долго и был знаком с превратностями судьбы, заботами, что висели тяжким грузом на человеческой душе, и печалями, от которых появлялась седина в волосах и тяжесть на сердце, но все это отлетало прочь на дороге китов. Лишь в море человек ощущал себя по-настоящему свободным.
Понадобилось шесть дней, чтобы уладить дела в Лундене, главным из которых было найти место, где семьи моих воинов могли бы жить в безопасности. У меня были в Лундене друзья, и хотя христиане поклялись уничтожить и убить меня, Лунден был великодушным городом.
Его переулки были тем местом, где могли найти приют странники, и хотя там и происходили волнения, а священники проклинали других богов, большую часть времени жители были предоставлены сами себе. Я много лет провел в этом городе, командуя его гарнизоном и отстраивая римские стены старого города, и у меня здесь остались друзья, которые пообещали присматривать за нашими семьями.
Сигунн хотела поехать со мной, но мы направлялись туда, где клинки обагрятся кровью, а это не место для женщины. Кроме того, я не мог позволить ей поехать, раз запретил своим воинам брать с собой жен, так что она осталась с кошелём, наполненным золотом, и обещанием, что мы вернемся.
Мы купили соленую рыбу и мясо, заполнили бочонки элем и загрузили их на борт Полуночника, и лишь тогда отправились вниз по реке. Я оставил двоих воинов постарше охранять наши семьи, но четверо рабов-фризов, которые являлись частью команды потерпевшего крушение Полуночника, присоединились ко мне, так что я вел за собой тридцать пять воинов.
Мы воспользовались приливом, чтобы переплыть через широкие излучины, что так хорошо были мне знакомы, миновать грязевые отмели, где плавали водоросли и кричали птицы, пройти мимо Бамфлеота, где я одержал великую победу, вдохновившую поэтов и оставившую после себя заполненные кровью рвы, а потом ветер вынес нас в бескрайнее море.
Мы вытащили Полуночника на берег в небольшой бухте где-то на побережье Восточной Англии и потратили три дня, очищая корпус от водорослей и ракушек. Мы занимались этим во время отлива, сначала очистив одну сторону и законопатив швы, а потом воспользовались приливом, чтобы приподнять корабль и перевернуть на другой бок.
Потом мы вновь отправились в море. Выйдя на веслах из бухты, мы подняли парус и направили нос с головой дракона на север. Мы убрали весла, позволив восточному ветру нести нас, и я почувствовал ту радость, которая всегда наполняла меня, когда у меня был добрый корабль и быстрый ветер.
Я велел сыну взяться за рулевое весло, чтобы он привык чувствовать корабль. Поначалу, конечно, он нажимал на него или тянул слишком сильно или слишком поздно исправлял курс, так что Полуночник кренился или направлялся не в ту сторону, теряя скорость, но на второй день я увидел, что Утред улыбается про себя, и я понял, что он чувствует, как длинный корпус дрожит от движений его весла. Он выучился и стал получать от этого удовольствие.
Мы проводили ночи на суше, направляясь в какую-нибудь бухту на пустынном берегу, и возвращались в море с первыми лучами солнца. Нам встречалось мало кораблей, разве что рыбацкие лодки, который, завидев наш высокий нос, вытаскивали свои сети и яростно гребли к земле.
Мы проходили мимо, не обращая на них внимания. На третий день я увидел далеко на востоке мачту, а Финан, обладаюший глазами сокола, заметил ее в тот же момент и уже открыл рот, чтобы сообщить мне об этом, но я велел ему молчать, кивнув в сторону Утреда в качестве объяснения.
Финан ухмыльнулся. Большинство моих людей тоже заметили вдалеке корабль, но поняли мои намерения и промолчали. Получночник продвигался дальше, и мой сын с длинными волосами, закрывшими с порывом ветра лицо, с восхищением глядел на накатывающие волны.
Далекий корабль приближался. Его парус был сер, как низко нависающие облака. Парус был большим и широким, а полотно укреплено пеньковыми веревками.
Вероятно, это было не торговое судно, почти наверняка еще один длинный и быстрый корабль, предназначенный для сражений. Теперь моя команда наблюдала за ним, ожидая, когда над рваным горизонтом покажется его корпус, но Утред, нахмурившись, смотрел на болтающийся конец паруса.
— Разве его не следует привязать? — спросил он.
— Хорошая мысль, — ответил я. Он криво улыбнулся, довольный моим одобрением, но ничего не сделал.
— Отдай приказ, проклятый глупец! — заявил я тоном, от которого на его лице расплылась улыбка. — Ты же у руля.
Он отдал приказ, и два человека привязали парус, чтобы он больше не хлопал. Полуночник соскользнул вниз, а потом задрал нос на зеленой волне, и когда мы взобрались на ее гребень, я взглянул на восток и увидел нос приближающегося корабля.
Это была голова зверя, высокая и злобная. Потом корабль исчез в завесе принесенных ветром брызг.
— Какова главная обязанность кормчего? — спросил я сына.
— Оберегать свой корабль — быстро ответил он.
— И как он это делает?
Утред нахмурился. Он знал, что сделал что-то не так, но не понимал, что именно, а потом наконец заметил, что команда пристально всматривается куда-то на восток, и повернулся в том направлении.
— О Господи! — воскликнул он.
— Ты беспечный глупец, — рявкнул я на него. — Твоя задача в том, чтобы быть настороже.
Я увидел, что он разозлился из-за того, что я при всех его отчитал, но ничего не ответил.
— Это боевой корабль, — продолжал я, — и он уже давным давно нас заметил. Им стало любопытно, так что они плывут, чтобы нас обнюхать. Так что будем делать?
Он снова посмотрел на корабль. Теперь его нос был всё время виден, а вскоре мы сможем разглядеть и корпус.
— Он больше нашего, — сказал Утред.
— Вероятно, да.
— Значит, мы ничего не будем делать, — заявил он.
Это было правильное решение, я и сам принял его, увидев далекий корабль. Ему хотелось узнать, кто мы, а наши курсы пересекались, но когда они будут уже близко, то поймут, что мы опасны.
Мы плыли не на торговом судне с грузом шкур, керамики или чего-нибудь еще, что можно было бы украсть и продать, мы были воинами, и даже если та команда в два раза превосходила нас числом, это могло привести к потерям, которые ни один корабль не мог себе позволить.
— Мы будем придерживаться прежнего курса, — сказал я.
На север. На север, туда, где всё ещё правят старые боги, на север, где мир закован во льды, на север, в Беббанбург. Эта крепость нависала над бушующим морем, как пристанище богов.
Датчане захватили всю Нортумбрию, их короли правили в Эофервике, но им так никогда и не удалось покорить Беббанбург. Они желали его.
Они жаждали его, как кобель, почуявший течную суку, но у суки были клыки и когти. А у меня — лишь маленькая лодка и мечта завладеть тем, что не удалось завоевать даже армиям датчан.
— Он из Восточной Англии, — сказал Финан, подойдя ко мне. Незнакомец приближался, его нос торчал на приличном расстоянии, но был нацелен в нашу сторону, а так как корабль был больше, он продвигался быстрее Полуночника.
— Из Восточной Англии?
— Это не дракон, — Финан дернул подбородком в сторону корабля, — это то странное существо, что король Эорик ставил на все свои корабли. Лев.
Эорик был мертв, а Восточной Англией правил другой король, но, может быть, он сохранил старый символ.
— И там полная команда, — добавил Финан.
— Семьдесят человек? — предположил я.
— Около того.
Та команда была одета как для битвы — в кольчуги и шлемы, но я покачал головой, когда Финан спросил, стоит ли нам заняться подобными приготовлениями. Они увидят, что мы не торговцы.
Они могли бы попытаться нас запугать, но я по-прежнему сомневался, что они нас побеспокоят, и было мало толка переодеваться как для войны, если мы не желали битвы.
Корабль из Восточной Англии двигался быстро. Он прошел по дуге рядом с нами, а потом они свернули парус, чтобы замедлить ход, и корабль поравнялся с Полуночником.
— Кто вы? — прокричал высокий человек по-датски.
— Вульф Ранульфсон! — крикнул я в ответ, выдумав это имя.
— Откуда?
— Из Хайтабу! — прокричал я. Хайтабу был городом на юге Дании, что очень далеко от Восточной Англии.
— Что привело вас сюда?
— Мы сопровождали пару торговцев в Лунден, — сообщил я, — а теперь возвращаемся домой. А вы кто?
Казалось, вопрос его удивил. Он поколебался.
— Алджер! — всё же ответил он. — Мы служим королю Рэдвальду!
— Да даруют ему боги долгую жизнь! — смиренно выкрикнул я.
— Вы забрались слишком далеко на запад, если направляетесь в Хайтабу! — прорычал Алджер. Конечно, он был прав. Если бы мы шли на юг Дании, то пересекли бы море гораздо южнее, у побережья Фризии.
— Это всё ветер виноват!
Он замолчал. Некоторое время он наблюдал за нами, а потом дал приказ вернуть парус на место, и большой корабль прошел мимо.
— Кто такой Рэдвальд? — спросил Финан.
— Он правит Восточной Англией, — объяснил я, — и насколько я слышал, стар и болен и от него столько же проку, как шлюхе от скопца.
— А слабый король — это приглашение к войне, — объявил Финан. — Неудивительно, что это искушает Этельреда.
— Король Восточной Англии Этельред, — презрительно произнес я, но без сомнения, мой кузен желал получить этот титул, хотя нужен ли он был Восточной Англии — это другой вопрос. Это было странное королевство, скорее датское, чем христианское, что очень сбивало с толку, потому что большинство датчан поклонялись моим богам, а саксы — этому пригвожденному, но датчане Восточной Англии приняли христианство, в результате превратившись в ни то, ни сё.
Они были союзниками и Уэссекса, и Нортумбрии, а Уэссекс с Нортумбрией были естественными врагами, и это означало, что Восточная Англия пыталась лизать один зад и целовать другой.
И они были слабы. Старый король Эорик попытался угодить датчанам севера, напав на Уэссекс, и многие его крупнейшие вассалы погибли во время резни.
То была моя резня. Моя битва, и воспоминания о ней наполнили меня яростью из-за предательства. Я столько раз сражался за христиан, убивал их врагов и защищал их земли, а теперь они выплюнули меня, как кусок мерзкого хряща изо рта.
Алджер направил нос своего корабля поперек нашего курса. Он специально подвел своей большой корабль ближе к нам, возможно, в последний момент пожелав нас задержать, но я рявкнул на Утреда, чтобы держал курс, и наш нос проскользнул на расстоянии меча от рулевого весла Алджера.
Мы были достаточно близко, чтобы почуять запах его корабля, даже несмотря на то, что находились с наветренной стороны. Я помахал ему рукой, а потом смотрел, как он снова разворачивает нос корабля на север. Он поравнялся с нами, но я посчитал, что это просто от скуки.
Он оставался поблизости еще около часа, а потом большой корабль повернул, ветер с кормы наполнил парус, и лодка направилась к далекой земле.
В ту ночь мы остались в море. Земли не было видно, хотя я знал, что она лежала не так далеко к западу. Мы свернули большой парус и предоставили Полуночнику возможность нырять по коротким и крутым волнам, покрывавшими палубу холодными брызгами.
Я стоял у руля большую часть ночи, Утред присел рядом, и я рассказывал ему истории о Гримнире, том, что в маске.
— На самом деле это был Один, — сказал я, — но когда бог хотел спуститься в мир людей, он надевал эту маску и брал новое имя.
— Так делал Иисус, — отозвался он.
— Носил маску?
— Жил среди людей.
— Боги могут делать всё, что пожелают, — заявил я, — но с этого момента мы тоже носим маски. Ты не упоминаешь мое или свое имя. Я — Вульф Ранульфсон, а ты — Ранульф Вульфсон.
— Куда мы направляемся? — поинтересовался он.
— Ты знаешь, куда мы направляемся.
— В Беббанбург, — уныло произнес он.
— Который принадлежит нам, — добавил я. — Ты помнишь Беокку?
— Конечно.
— Он дал мне хартию, — сказал я. Дорогой отец Беокка, такой уродливый калека и такой преданный. Он был моим наставником в детстве, другом короля Альфреда и достойным мужем.
Он умер не так давно, и его скрюченные кости захоронили в церкви Винтанкестера, рядом с могилой любимого им Альфреда, но незадолго до смерти он послал мне хартию, доказывающую, что я являюсь хозяином Беббанбурга, хотя никому из живущих на этом свете не нужно было видеть эту хартию, чтобы удостовериться в том, что я — полноправный господин этой крепости.
Мой отец умер, когда я был еще ребенком, и мой дядя занял Беббанбург, и никакие чернила на пергаменте его бы оттуда не выгнали. У него были мечи и копья, а у меня — Полуночник и горстка воинов.
— Мы происходим от Одина, — объяснил я Утреду.
— Я знаю, отец, — терпеливо ответил он. Я столько раз рассказывал ему о наших предках, но христианские священники сделали его подозрительным к моим заявлениям.
— В нас течет кровь богов, — сказал я. — Однажды Один возлег с женщиной, и мы произошли от нее. А когда мы достигнем Беббанбурга, то будем сражаться, как боги.
Это Гримесби натолкнул меня на мысли о Гримнире. Гримесби был поселением, лежащим недалеко от моря на южном берегу Хамбра.
В легендах говорилось, что Один построил там дом, хотя зачем кому-либо из богов могло понадобиться строить дом на этом продуваемом ветром клочке болота, было за пределами моего понимания, но это поселение предоставляло прекрасное укрытие в широком устье реки во время опустошительных штормов.
Гримесби был нортумбрийским городом. Было время, когда короли Мерсии правили всеми землями до Хамбра, и Гримесби являлся одним из самых северных их владений, но те дни давно миновали.
Теперь Гримесби находился под владычеством датчан, хотя как и все морские порты, он приветствовал каждого странника, будь то датчанин, сакс, фриз или даже скотт.
Войти в такой маленький порт было рискованно, потому что я не сомневался, что мой дядя прислушивается ко всем новостям о моем продвижении на север, а в Гримесби у него наверняка были люди, которым платили за то, чтобы передавали новости в Беббанбург.
Но мне тоже нужно было узнать новости, так что пришлось рискнуть и причалить в Гримесби, потому что эту гавань часто посещали моряки, а некоторые из них наверняка знали, что происходит за высокими стенами Беббанбурга.
Я попытаюсь снизить риск, притворившись Гримниром. Я надену маску. Я стану Вульфом Ранульфсоном из Хайтабу.
Я передал сыну рулевое весло.
— Мы пойдем на запад? — спросил он.
— Зачем?
Он пожал плечами.
— Мы не видим землю. Как мы найдем Гримесби?
— Это просто, — ответил я.
— Как?
— Когда увидишь два или три корабля, ты поймешь.
Гримесби лежал на берегу Хамбра, а эта река служила для многих тысяч датчан способом добраться до Британии. Я был уверен, что мы увидим корабли, и так и произошло.
Через час после того, как Утред задал этот вопрос, мы обнаружили шесть кораблей, плывущих на запад и два — идущих на веслах на восток, и их присутствие сказало мне, что я пришел в нужное место, на тот морской путь, что вел из Фризии и Дании к Хамбру.
— Шесть! — воскликнул Финан.
Его удивление было вполне искренним. Все шесть кораблей, направляющиеся в Британию, были боевыми, и как я подозревал, на всех были серьезные команды.
Воины приплывали из-за моря, потому что разнеслись слухи, что там есть чем поживиться, или потому что их вызвал Кнут.
— Мирное время приходит к концу, — сказал я.
— Они будут умолять тебя вернуться, — отозвался Финан.
— Сначала пусть поцелуют мою языческую задницу.
Финан хихикнул, а потом бросил на меня загадочный взгляд.
— Вульф Ранульфсон, — произнес он. — Почему ты выбрал это имя?
— А почему бы нет? — я пожал плечами. — Мне пришлось выдумать имя, так почему не такое?
— Кнут Ранульфсон? — предположил он. — И Вульф? Мне просто кажется странным, что ты выбрал его имя.
— Я не раздумывал, — отметил я пренебрежительно.
— Либо ты подумал о нем, — заявил Финан, — и решил, что он направляется на юг?
— Скоро так и будет, — мрачно подтвердил я.
— И они смогут поцеловать твою языческую задницу, — сказал он. — Что если леди Этельфлед призовет тебя?
Я улыбнулся, но ничего не ответил. Теперь земля была уже видна, серая полоска в сером море, и я взял рулевое весло из рук Утреда. Я так часто путешествовал по Хамбру, но ни разу не заходил в Гримесби.
Мы по-прежнему шли под парусом, и Полуночник свернул в устье реки с востока, миновал длинную песчаную отмель, что звалась Вороний Клюв.
Море разбивалось белой пеной об этот песок, на котором чернели обглоданные скелеты кораблей, но когда мы миновали оконечность отмели, вода успокоилась, волны улеглись, мы зашли в реку. Здесь она была широка, ее серые воды разлились под серым небом, с которого ветер разогнал облака.
Гримесби лежал на южном берегу. Мы убрали парус, и мои люди заворчали, вставляя на место весла. Они всегда ворчали.
Мне не встречалась команда, которая не ворчала бы, когда ей приходится садиться на весла, но всё же они налегли, и Полуночник скользнул мимо торчащих из воды ивовых слег, отмечавших скрытые отмели, где устанавливали садки для рыб — клубок из черных сетей, а потом мы вошли в бухту Гримесби, где уже находилось множество маленьких рыбацких лодок и полдюжины больших кораблей. Два из них были похожи на Полуночника — корабли, предназначенные для сражений, а остальные были торговыми судами, и все они были привязаны к длинному причалу из темного дерева.
— Причал выглядит гнилым, — заметил Финан.
— Возможно, так и есть, — отозвался я.
За причалом лежала деревушка, деревянные дома были столь же темны, как и причал. Над глинистым берегом растекался дым, там коптилась рыба или вываривалась соль.
Между двумя большими кораблями образовался проем, едва достаточный для того, чтобы Получночник мог подойти к причалу.
— Ты ни за что не проведешь его в эту щель, — заявил Финан.
— Правда?
— Только задев один из двух кораблей.
— С легкостью, — сказал я. Финан засмеялся, а я замедлил ритм весел, так что Полуночник плыл очень медленно.
— Ставлю два западносаксонских шиллинга на то, что ты не пройдешь, не задев один из этих кораблей, — объявил Финан.
— Принимаю, — я протянул руку. Он хлопнул по ней, а я приказал поднять весла, чтобы Полуночник на малой скорости вошел в проем. На берегу я не заметил никого, кроме мальчишек, отгоняющих чаек от связок сушеной рыбы, но я знал, что за мной наблюдают.
Даже удивительно, насколько для нас важно показать свои умения на море. Как важно, что подумают люди, которых мы даже не увидим. Полуночник скользнул ближе с поднятыми веслами, которые как клинки пронзали серое небо, его нос направился к корме длинного боевого корабля.
— Ты столкнешься с ним, — радостно произнес Финан.
Я налег на рулевое весло, как будто решив, что он прав, а потом мы обогнули корабль, и Полуночник вошел в проем, используя остатки набранной скорости, хотя если бы я рассчитал неправильно, мы бы либо не добрались до причала, либо наткнулись бы на него корпусом, но Полуночник пристал к нужному месту так мягко, как только мог пожелать любой моряк, он уже не двигался, когда первый человек спрыгнул на причал и схватил брошенную с кормы веревку.
За ним последовал еще один, держащий веревку с носа корабля, и борт Полуночника коснулся одного из столбов причала так мягко, что его корпус почти не дрогнул. Я отпустил рулевое весло, ухмыльнулся и протянул руку.
— Два шиллинга, ирландский ублюдок.
— Просто повезло, — проворчал Финан, вытаскивая монеты из кошеля.
Вся команда улыбалась.
— Меня зовут, — объявил я им, — Вульф Ранульфсон из Хайтабу! Если вы никогда не были в Хайтабу, говорите, что я нанял вас в Лундене.
Я указал на своего сына:
— Он — Ранульф Вульфсон, и мы зашли сюда пополнить запасы перед тем, как отправиться через море домой.
По расшатанным мосткам, что вели к причалу через полосу грязи, к нам направлялись двое. Оба в плащах и с мечами. Я взобрался на дощатый настил и отправился им навстречу. Они выглядели спокойными.
— Очередной дождливый день! — поприветствовал меня один из них.
— Да? — спросил я. Никакого дождя не было, хотя и висели темные тучи.
— Наверняка!
— Он считает, что его кости могут предсказывать погоду, — сказал второй.
— Дождь точно скоро польется. Я Рульф, городской голова, и если твой корабль тут причалил, тебе придется мне заплатить!
— Сколько?
— Было бы неплохо всё, что имеешь, но сойдемся на одном серебряном пенни в день.
Итак, они были честны. Я дал им два кусочка, отрезанных от серебряного браслета, и Рульф положил их в кошель.
— Кто твой господин? — спросил я.
— Ярл Сигурд.
— Сигурд Торрсон?
— Он самый, и он справедлив.
— Я слышал о нем, — сказал я. Я не только слышал о нем, но и убил его сына в последней великой битве между датчанами и саксами. Сигурд меня ненавидел и являлся ближайшим другом и союзником Кнута.
— И смею сказать, не слышал ничего плохого, — заявил Рульф, а потом двинулся, чтобы взглянуть на Полуночника. — А каково твое имя?
Он считал моих людей и отметил щиты и мечи, сложенные посередине корабля.
— Вульф Ранульфсон, — сказал я, — идем из Лундена домой в Хайтабу.
— Вы не ищете неприятностей?
— Мы всегда ищем неприятностей, но сейчас нам нужен эль и пища.
Он ухмыльнулся.
— Ты знаешь правила, Вульф Ранульфсон. Никакого оружия в городе, — он мотнул головой в сторону длинного низкого строения с покрытой темным тростником крышей. — Это таверна. Здесь стоят два корабля из Фризии, лучше не вступай с ними в драку.
— Мы здесь не для драки, — объявил я.
— Иначе тебя будет преследовать ярл Сигурд, а ты ведь не хочешь этого.
Таверна была большой, а город маленьким. В Гримесби не было стен, лишь смердящий ров окружал сбившиеся в кучу домишки. Это был рыбацкий город, и по моим предположениям, большинство мужчин отправились на богатые уловом морские берега.
Дома стояли близко, как будто пытаясь защитить друг друга от штормов, что, должно быть, накатывались от близкого моря. Самыми большими постройками являлись склады, наполненные товарами для моряков — там были пеньковые веревки, копченая рыба, соленое мясо, сухая древесина, весла, ножи для разделки рыбы, крюки, штыри для уключин, конский волос для заделки швов — всё, что могло понадобиться укрывшемуся от непогоды кораблю для ремонта и обновления припасов.
Это был не просто рыбацкий порт, это был город для путешественников, место, что давало приют кораблям, шныряющим вдоль побережья, и именно потому я и пришел сюда.
Мне нужны были новости, и я ожидал их здесь получить у какого-нибудь другого зашедшего сюда корабля, что означало долгий день в таверне. Я оставил Полуночника под командованием Осферта, сказав ему, что он может отпусткать команду на берег небольшими группами.
— Никаких драк! — предупредил я их, а потом мы с Финаном последовали за Рульфом и его спутником вдоль причала.
Увидев, что мы следуем за ним, Рульф дружелюбно нас подождал.
— Вам нужно пополнить запасы? — спросил он.
— Свежий эль, может, немного хлеба.
— В таверне найдете и то, и другое. А если я для чего-нибудь вам понадоблюсь, то найдете меня в доме рядом с церковью.
— С церковью? — удивился я.
— Спереди прибит крест, ты его не пропустишь.
— Ярл Сигурд дозволяет здесь эту чепуху? — спросил я.
— Он не возражает. К нам заходит много кораблей христиан, их команды хотят помолиться. А они тратят в городе деньги, так что почему бы не устроить им радушный прием? А священник платит ярлу арендную плату за дом.
— Он пытается тебе проповедовать?
Рульф засмеялся.
— Он знает, что я прибью его уши к собственному кресту, если он на это решится.
Пошел дождь, тот колючий косой дождь, что принесло море. Мы с Финаном обошли город, следуя по берегу рва. На юг через него вела мощеная дорога, а на столбе на противоположной стороне рва висел скелет.
— Вор, наверное, — сказал Финан.
Я взглянул через залитую дождем болотистую местность и запечатлел ее в своей памяти, потому что никогда не знаешь, где придется сражаться, хотя я надеялся, что тут мне драться не придется.
Это было мрачное и сырое место, но оно предоставляло укрытие от штормов, которые могли превратить море в бело-серый хаос.
Мы с Финаном устроились в таверне, эль там был кислым, а хлеб как камень, но рыбный суп — свеж и наварист. Над большой комнатой низко нависали балки, а тепло расходилось от огромного очага в центре, сложенного из прибитых морем бревен, и хотя еще не наступил даже полдень, здесь было полно народу.
Тут были датчане, фризы и саксы. Мужчины пели, а шлюхи работали у длинных столов, уводя своих мужчин вверх по лестнице на чердак, пристроенный с одной стороны, и вызывая радостные возгласы, когда доски на полу чердака подпрыгивали вверх и вниз и с них сыпалась пыль прямо в кружки с элем.
Я прислушивался к разговорам, но не услышал ни одного о том, что кто-то идет на юг вдоль побережья Нортумбрии. Мне нужен был человек, что побывал в Беббанбурге, и я намеревался ждать сколько понадобится, пока не разыщу его.
Но вместо этого он сам нашел меня. После полудня в дверь таверны вошел священник, я предположил, что это тот священник, что занимает маленькую церковь в центре города, он отряхнул капли дождя со своего плаща. У него было два крепких спутника, следующих за ним от стола к столу.
Он был уже стариком, тощим и седым, в поношенной черной рясе в пятнах как будто от рвоты. У него была всклокоченная борода и сальные волосы, но приветливая улыбка и проницательные глаза.
Он посмотрел в нашу сторону и, увидев крест на шее Финана, подтащил к нашему столу скамью, что стояла около используемой шлюхами лестницы.
— Меня зовут отец Бирнйольф, — представился он Финану, а кто ты?
Финан не назвал свое имя. Он просто улыбнулся, пристально посмотрев на священника и ничего не ответил.
— Отец Бирнйольф, — поспешил продолжить священник, как будто и не просил Финана назвать свое имя, — а ты только что приехал в наш город, сын мой?
— Проезжал мимо, отец, проезжал мимо.
— Тогда, может, ты будешь так добр, что у тебя найдется монета для работы Господа в этом месте? — спросил священник, протянув кувшин для пожертвований. Двое его спутников, грозно выглядящие воины в кожаных безрукавках, с широкими поясами и длинными ножами, встали по бокам от него. Ни один не улыбался.
— А если нет? — спросил Финан.
— Тогда Господь все равно благословит тебя, — ответил отец Бирнйольф. Он был датчанином, и это меня возмутило. Мне всё ещё было трудно поверить, что кто-то из датчан может быть христианином, не говоря уже о том, что священником.
Он моргнул, посмотрев на мой молот, и сделал шаг назад.
— Я не хотел никого обидеть, — смиренно произнес он, — просто делаю Божью работу.
— Как и они, — отозвался я, взглянув на доски на полу чердака, что прогибались и скрипели.
В ответ он рассмеялся, а потом снова посмотрел на Финана.
— Если ты можешь помочь церкви, сын мой, Господь благословит тебя.
Финан порылся в кошеле и выудил оттуда монету, а священник осенил его крестным знамением. Очевидно, он подходил лишь к путешественникам-христианам, а двое его спутников охраняли его от поползновений язычников.
— Сколько ты платишь ярлу Сигурду за аренду? — спросил я его. Мне было любопытно и я надеялся, что Сигурд берет огромную сумму.
— Я ничего не плачу, благодарение Господу. Это делает лорд Элфрик. Я собираю пожертвования для бедных.
— Лорд Элфрик? — спросил я, надеясь, что в моем голосе не было слышно удивления.
Священник протянул руку за монетой Финана.
— Элфрик из Берниции, — объяснил он. — Он наш покровитель, и щедрый покровитель. Я только что посетил его, — он показал на пятна на своей рясе, как будто они объясняли его визит к Элфрику.
Элфрик из Берниции! Когда-то существовало королевство под названием Берниция, и моя семья правила им, но оно давно исчезло, было завоевано Нортумбрией, а всё, что от него осталось — это огромная крепость Беббанбург и прилегающие к ней земли.
Но мой дядя любил называть себя Элфриком Берницийским. Я удивлялся, почему он не величал себя королем.
— И что сделал Элфрик, — спросил я, — облил тебя помоями с кухни?
— Я всегда страдаю от морской болезни, — объяснил священник с улыбкой. — О Боже, я просто ненавижу корабли. Они ведь двигаются, знаешь ли. Вверх и вниз! Вверх и вниз, пока твой желудок больше не может это выдерживать, а потом ты мечешь всю добрую пищу на корм рыбам.
Но лорд Элфрик хочет, чтобы я посещал его три раза в год, так что мне приходится это выдерживать, — он опустил монету в кувшин. — Благословляю тебя, сын мой, — сказал он Финану.
Финан улыбнулся:
— Есть верное средство от морской болезни.
— О Боже, правда? — отец Бирнйольф с нетерпением взглянул на ирландца. — Скажи мне, сын мой.
— Сидеть под деревом.
— Ты насмехаешься надо мной, сын мой, насмехаешься, — священник вздохнул, а потом изумленно посмотрел на меня. И неудивительно. Я только что бросил на стол золотую монету.
— Сядь и выпей эля, — сказал я ему.
Он поколебался. Язычники его нервировали, но золото искушало.
— Хвала Господу, — произнес он и сел на скамью напротив.
Я посмотрел на двоих его спутников. Они были крупными, с черными руками, вымазанными в смоле, которой пропитывали рыбацкие сети. Один выглядел особенно грозно, у него был приплюснутый нос и обветренное лицо, а кулаки размером с боевой молот.
— Я не собираюсь убивать вашего священника, — сказал я им, — так что нет нужды стоять здесь как пара буйволов. Идите и выпейте эля.
Один из них взглянул на отца Бирнйольфа, кивнувшего в знак согласия, и оба отправились прочь.
— У них добрая душа, — заявил отец Бирнйольф, — и им нравится хранить мое тело в целости.
— Рыбаки?
— Рыбаки, — ответил он, — последователи Господа нашего.
Удивительно, что у одного из последователей пригвожденного бога был приплюснутый нос, покрытые шрамами щеки и бледные глаза. Рыбаки — это прочная порода. Я наблюдал, как те двое уселись за стол, а потом крутанул монету перед глазами священника.
Золото блестнуло, а потом тренькнуло, перестав крутиться. Монета со звоном упала. Я немного подтолкнул ее в сторону священника.
Финан попросил еще один кувшин и разлил его.
— Я слышал, — сказал я отцу Бирнйольфу, — что лорд Элфрик платит за воинов.
Он уставился на монету.
— Что ты слышал?
— Что Беббанбург — это крепость, на которую невозможно напасть, но у Элфрика нет собственных кораблей.
— У него есть два, — осторожно произнес отец Бирнйольф.
— Чтобы патрулировать побережье?
— Отпугивать пиратов. И да, время от времени от нанимает другие корабли. Двух не всегда хватает.
— Я подумывал, — сказал я, снова поставив монету на ребро и закрутив, — может, направиться в Беббанбург. Если он дружелюбно относится к тем, кто не христианин.
— Он относится дружелюбно, да, — он помолчал, а потом поправился, — может, и не по-дружески, но он справедлив. Он обращается со всеми достойно.
— Расскажи мне о нем, — попросил я.
Монета вспыхнула отраженным светом.
— Он нездоров, — ответил отец Бирнйольф, — но его сын — способный муж.
— И как зовут его сына? — спросил я. Конечно, я знал ответ. Элфрик был моим дядей, укравшим у меня Беббанбург, а имя его сына было Утред.
— Его зовут Утредом, — сказал отец Бирнйольф, — и сын его носит то же имя, чудесный мальчик! Всего десяти лет от роду, но крепкий и смелый, хороший парень!
— И тоже зовется Утредом?
— Это старое семейное имя.
— У него только один сын? — спросил я.
— У него было трое, но младшие умерли, — отец Бирнйольф перекрестился. — А старший жив, милостию Господа.
Вот ублюдок, подумал я, имея в виду Элфрика. Назвал своего сына Утредом, а тот назвал так своего сына, потому что Утреды — лорды Беббанбурга.
Но Утред — это я, и Беббанбург мой, а Элфрик, назвав сына Утредом, объявил всему свету, что я потерял крепость и что теперь до конца времен ей будет владеть его семья.
— Так как мне туда добраться? — спросил я. — Там есть бухта?
И отец Бирнйольф, не отрывая взгляда от монеты, рассказал мне то, что я уже знал, и то, чего пока не знал. Он рассказал, что нам понадобится преодолеть узкий проход к северу от крепости и провести Полуночника в неглубокую бухту, что лежала под защитой высокой скалы, на которой построен Беббанбург.
Он сказал, что нам позволят причалить, но чтобы увидеться с лордом Элфриком нам понадобится подняться по тропе до первых ворот, называемых Нижними воротами. Они огромные, по его словам, и вдобавок укреплены каменными стенами.
Через Нижние ворота мы попадем на обширное пространство, где находятся кузница и конюшни, а за ними еще одна крутая тропа взбирается к Верхним воротам, защищающим дом Элфрика, жилые помещения, арсенал и сторожевую башню.
— Там есть еще каменные стены? — поинтересовался я.
— Да, лорд Элфрик воздвиг там каменные стены. Никто не сможет через них пройти.
— И у него есть воины?
— В крепости живут сорок или пятьдесят человек. Конечно, у него есть и другие люди, но они пашут его земли или живут в собственных домах.
Теперь я знал всё. Мой дядя мог собрать грозное войско, но большая его часть жила на ближайших фермах.
Понадобится по меньшей мере день или два, чтобы собрать эти сотни людей, и это значило, что я буду иметь дело с хускарлами, с сорока или пятьюдесятью тренированными воинами, чья задача заключалась в том, чтобы не сбылся кошмар Элфрика. Его кошмаром был я.
— Значит, вскоре ты отправишься на север? — спросил отец Бирнйольф.
Я проигнорировал этот вопрос.
— А лорду Элфрику нужны корабли, чтобы защищать своих торговцев?
— Древесина, ячмень и шкуры, — ответил отец Бирнйольф. — Их отправляют на юг, в Лунден, или через море во Фризию, так что да, им нужна защита.
— И он хорошо платит.
— Он славится своей щедростью.
— Ты был полезен, отец, — промолвил я и бросил монету через стол.
— Да пребудет с тобой Бог, сын мой, — произнес священник, подхватывая монету, упавшую на покрытый тростником пол. — А каково твое имя? — спросил он, заполучив золото.
— Вульф Ранульфсон.
— Да благословит Господь твое путешествие на север, Вульф Ранульфсон.
— Может, мы и не пойдем на север, — заявил я, когда священник встал. — Я слышал, на юге готовится какая-то заварушка.
— Молюсь, что нет, — его голос звучал недоверчиво, — заварушка?
— В Лундене поговаривали, что лорд Этельред хочет заграбастать Восточную Англию.
Отец Бирнйольф перекрестился.
— Молюсь, чтобы этого не случилось.
— На заварушках всегда можно заработать, — возразил я, — так что я молюсь о войне.
Он не ответил, но поспешил прочь. Я повернулся к нему спиной.
— Что он делает? — спросил я Финана.
— Разговаривает с теми двумя. Смотрит на нас.
Я отрезал ломоть сыра.
— Почему Элфрик платит священнику в Гримесби?
— Потому что он добрый христианин? — мягко предположил Финан.
— Элфрик — слизняк, предатель и просто кусок дерьма, — сказал я.
Финан взглянул в сторону священника, а потом вновь на меня.
— Отец Бирнйольф берет серебро у твоего дяди.
— А взамен, — заметил я, — он рассказывает Элфрику о том, кто проезжает через Гримесби. Кто приезжает и уезжает.
— И кто задает вопросы о Беббанбурге.
— И именно это я только что сделал.
Финан кивнул.
— Именно это. И заплатил ублюдку слишком много, и задал слишком много вопросов о защитных сооружениях. С таким же успехом ты мог бы назвать ему свое настоящее имя.
Я нахмурился, но Финан был прав. Я слишком жаждал заполучить информацию, и у отца Бирнйольфа это должно было вызвать подозрения.
— И как же он передает новости Элфрику? — спросил я.
— Рыбаки?
— И этот ветер, — предположил я, взглянув на ставни, что раскачивались, хлопая по щеколдам. — Наверно, пара дней пути под парусом? Или полтора дня на корабле вроде Полуночника.
— Три дня, если они проводят ночи на суше.
— Но сказал ли мне ублюдок правду? — гадал я вслух.
— О гарнизоне твоего дяди? — спросил Финан, водя пальцем по узорам, оставленным на столе пролитым элем. — Похоже на то, — он криво улыбнулся. — Пятьдесят человек? Если нам удастся пробраться внутрь, мы бы перерезали ублюдков.
— Если сможем пробраться внутрь, — отозвался я, а потом повернулся, сделав вид, что смотрю в сторону большого центрального очага, откуда вздымалось пламя, встречаясь наверху с капающим через проем в крыше дождем.
Отец Бирнйольф был поглощен разговором со своими спутниками, но как только я повернулся, они направились в сторону двери.
— Когда прилив? — спросил я Финана, всё ещё наблюдая за священником.
— Поднимется к вечеру и отступит на заре.
— Значит, отплываем на заре, — решил я.
Потому что Полуночник отправлялся на охоту.
Мы отплыли на заре с отливом. Мир был сер, как клинок. Серое море, серое небо и серый туман, и Полуночник скользил по этому серому миру как холеный и опасный зверь.
Мы шли лишь на двадцати веслах, которые поднимались и опускались почти бесшумно, лишь скрип раздавался в уключинах и иногда всплеск погрузившегося в воду весла.
Позади нас оставался след из зыби цвета темного серебра, расширяющийся и пропадающий по мере того, как Полуночник проскользил мимо ивовых слег, отмечающих проход.
Мы дали отливу вынести нас в море. Туман сгущался, но отлив благополучно доставил нас в море, и уже когда нос корабля нырнул в большую волну, я развернул его на север.
Мы продвигались медленно, и я различил отдаленный гул моря, разбивавшегося об Вороний Клюв и отвернул от него, подождал, пока тот затихнет, а потом серый туман сгустился, но стало светлей.
Дождь прекратился. Море было спокойным, раздраженно и лениво хлопая по бортам, лишь мелкие волны остались от непогоды, но я чувствовал, что скоро снова поднимется ветер, и держал мокрый парус наготове.
Ветер пришел, по-прежнему с востока, парус надулся, а весла были убраны, и Полуночник рванулся на север.
Туман поредел, и я различил ближе к берегу рыбацкие лодки, но проигнорировал их, направившись на север, и боги были на моей стороне, ветер задул с юга, а через рваные облака показалось солнце. Морские птицы приветствовали нас криками.
Мы быстро продвигались вперед, так что к вечеру увидели меловые утесы Флейнбурга. Это был известный ориентир. Сколько раз мы проплывали мимо этого большого мыса с изъеденным пещерами белым утесом.
Я видел, как волны разбивались белой пеной об этот утес, а когда мы подошли ближе, услышал гул воды, вкатывающейся в пещеры.
— Флейнбург, — сказал я сыну, — запомни это место.
Он рассматривал эту беспорядочную смесь воды и камней.
— Его трудно забыть.
— Лучше проплыть подальше от него, — объяснил я. — Вокруг утесов сильные течения, но дальше в море они ослабевают. А если ты спасаешься от северного шторма, не ищи укрытия с его южной стороны.
— Да?
— Там мель, — сказал я, указывая на темные останки кораблей, показавшиеся над треплющими их волнами. — Флейнбург забирает корабли и людей. Избегай его.
Начался прилив, и теперь мы шли против него. Полуночник боролся с волной, и я приказал опустить парус и взяться за весла.
Море пыталось отбросить нас на юг, и мне нужно было найти укрытие с северной стороны Флейнбурга, где воды были глубже и лодки, идущие с юга, не могли нас заметить.
Я правил близко к утесам. Над мачтой кружили бакланы, а тупики летали низко над разбивающимися о скалы и пенящимися волнами, которые затем отскакивали назад в яростном белом водовороте.
Гораздо выше, на вершине утеса, я видел склонившуюся от ветра траву и двух человек, уставившихся на нас. Они наблюдали, не пристанем ли мы к берегу, но я ни разу не пытался провести корабль в малюсенькую бухту у северного берега Флейнбурга и сейчас тоже не собирался.
Вместо этого мы развернули нос корабля в сторону морских течений и направили его туда с помощью весел. Неподалеку от огромного мелового утеса плавало пять рыбацких лодок. Две — к востоку от утеса, а три — к северу, но все они пустились наутек при нашем появлении.
Мы были волком, и овцы знали свое место, так что когда на море удлинились тени, мы остались в одиночестве. Ветер стих, хотя это не повлияло на бурлящее море.
Течение стало сильнее, так что моим воинам приходилось налегать на весла, чтобы держаться курса. Тени превратились во мрак, а море из серого стало почти черным, хотя эта черноту разбивала белая пена на воде.
Небо снова стало серым, но теперь светилось.
— Может, они не доберутся к сегодняшнему вечеру, — Финан присоединился ко мне у рулевого весла.
— Они не могут отправиться по суше, — сказал я, — и будут спешить.
— А почему не сушей? — спросил мой сын.
— Не задавай глупых вопросов, — гневно ответил я.
Он уставился на меня.
— Они же датчане, — напирал он. — Разве ты сам не сказал, что священник — датчанин? — он не стал дожидаться моего ответа. — Те два рыбака могут быть христианами и саксами, — продолжал он, — но ярл Сигурд терпит их религию. Они могли бы без проблем отправиться через Нортумбрию верхом.
— Он прав, — сказал Финан.
— Он ошибается, — настаивал я. — Верхом это займет слишком много времени.
Я надеялся на то, что прав. Я знал, что отец Бирнйольф предпочел бы отправиться в Беббанбург верхом, но необходимость доставить новости быстро вынуждала его страдать от морской болезни.
Мое предположение заключалось в том, что рыбаки плыли близко к берегу, и если бы появился какой-нибудь свирепый корабль с голодными и вооруженными датчанами, они могли бы пристать в какой-нибудь бухте или просто на пляже. Плыть на маленькой лодке неподалеку от берега было безопаснее, чем скакать верхом по дорогам севера.
Я посмотрел на запад. Меж черных туч мерцали первые звезды. Почти настала ночь и вставала луна.
— Они знают, что мы покинули Гримесби, — сказал мой сын, — и, должно быть, беспокоятся, не поджидаем ли мы их.
— С чего бы им беспокоиться? — спросил я.
— Потому что ты спрашивал о Беббанбурге, — сухо ответил Финан.
— И они нас пересчитали, — заметил я, — нас тридцать шесть. Какие надежды могут питать тридцать шесть человек против Беббанбурга?
— Они решат, что никаких, — сказал Финан. — И, возможно, они поверили твоей истории. Может, отец Бирнйольф и не послал предупреждение?
Была уже ночь. Луна освещала море, но земля была темна. Где-то далеко на севере на берегу мелькнул костер, но всё остальное было черным-черно, даже меловые утесы.
По черному морю струились серебряные, серые и белые ручейки. Мы направили Полуночника чуть к северу, чтобы он держался в тени утесов. Ни одна лодка со стороны моря не различила бы его на фоне земли. Волк спрятался.
А затем внезапно нашему взору предстала добыча.
Она показалась с юга, это была маленькая лодка с квадратным парусом, и именно этот темный парус я поначалу и различил. Она находилась примерно в полумиле от восточной оконечности Флейнбурга, и я инстинктивно оттолкнул рулевое весло от себя, а Финан отдал приказ налечь на весла, и Полуночник выскользнул из укрытия.
— Гребите изо всех сил, — прорычал я Финану.
— Изо всех сил, — отозвался он. О нос разбилась волна, и вода прокатилась по палубе. Воины налегали на весла, корабль быстро продвигался.
— Быстрее! — прокричал Финан, топая ногой, чтобы задать ритм.
— Откуда ты знаешь, что это они? — спросил меня Утред.
— Я не знаю.
Они нас заметили. Может, из-за белых барашков перед носом нашего корабля или из-за плеска тяжелых весел, но я увидел, как короткий корпус развернулся в противоположную от нас сторону, и человека, натягивающего веревку, чтобы закрепить парус, а потом они, должно быть, поняли, что не смогут от нас сбежать, и повернули лодку в нашу сторону.
Их парус мгновенно хлопнул, а потом вновь вздулся, и нос маленькой лодки направился к нам.
— Он хочет в последний момент изменить курс и разнести нам весла с одного борта. Он совсем не глуп, — сказал я Утреду.
— С какой стороны?
— Если бы я знал… — я не закончил фразу.
На приближающемся судне был не один человек. Может, двое? Трое? Это была рыбацкая лодка, с широким корпусом, устойчивая и тихоходная, но достаточно тяжелая для того, чтобы расщепить наши весла.
— Он направится в эту сторону, — заявил я, указывая на юг. Утред посмотрел на меня, его лицо выглядело бледным в лунном свете. — Взгляни на него, — велел я, — кормчий стоит сбоку от рулевого весла. Ему не хватит места, чтобы подтянуть весло к себе, совсем нет места, так что он толкнет его от себя.
— Гребите, ублюдки! — прокричал Финан.
Сотня шагов, полсотни, а рыбацкая лодка придерживалась все того же курса, нос напротив носа, и теперь я мог разглядеть, что на борту трое, лодка подходила все ближе и ближе, пока ее корпус не скрылся из вида, заслоненный нашими веслами, и я видел лишь приближающийся темный парус, а потом потянул рулевое весло к себе со всей силой и заметил, как в тот же момент их лодка повернула, но я это предвидел, они повернули именно в том направлении, что я и ожидал, и наш нос с головой зверя прошел через их низкий борт.
Я почувствовал, как Полуночник содрогнулся, услышал крик и звук ломающейся древесины, увидел, как исчезает мачта и парус, а потом снова ударили наши весла и что-то царапнуло под корпусом, а вода наполнилась деревянными обломками.
— Прекратите грести! — крикнул я.
Мы тащили затонувшую лодку за собой, хотя большая часть ее сломанного корпуса, нагруженного камнями балласта, ушла на дно морское, где прячутся чудовища. Парус пропал, остались лишь обломки дерева, пустая корзина для рыбы из ивовых прутьев и отчаянно барахтающийся человек, молотящий руками по воде в попытке добраться до борта Полуночника.
— Это один из тех, что был с отцом Бирнйольфом, — сказал Финан.
— Ты его узнаёшь?
— Этот приплюснутый нос?
Человек добрался до нас и схватился за весло, а потом подтянулся к борту, и Финан наклонился, чтобы взять в руки топор. Он взглянул на меня, я кивнул, и лезвие топора блеснуло в лунном свете и опустилось вниз.
Раздался звук, как в лавке мясника, и из разрубленного черепа брызнул фонтан крови, черной, как земля, а потом тело отнесло течением.
— Поднять парус, — приказал я, и когда весла были подняты на борт, а парус наполнился ветром, я снова повернул нос Полуночника на север.
Полуночник убил наших врагов в разгар ночи, а теперь мы направлялись в Беббанбург. Кошмар Элфрика становился явью.
