ЗАКЛЮЧЕННАЯ АЛЕКСАНДРА МЕТЕЛИНА

— В послевоенные годы на необъятных просторах Сибири было раскидано множество исправительных лагерей, в которых отбывали свои сроки уголовные преступники и политзаключенные. Разные это были люди… Кто-то из них сохранился в памяти Ивана Павловича Сафронова, служившего тогда в охране одного из исправительно-трудовых лагерей, кто-то — нет. Но одну женщину он не забудет никогда, — рассказывает С. Кожушко.

Лагерь стоял на высоком берегу реки Лены. Кругом топи, тайга, лесоповалы. Сроки отбывали большие: по восемнадцать — двадцать пять лет. Направо от ворот стояли мужские бараки, налево, за высоким забором из колючей проволоки — женские. Как-то в начале пятьдесят второго года в отряд, которым руководил лейтенант Сафронов, поступила новенькая — Александра Метелина. Изучая ее личное дело, Сафронов наткнулся на расплывчатую формулировку приговора Астраханского областного суда: «За распространение слухов, подрывающих советский государственный строй». Описание материалов уголовного дела отсутствовало, не было упоминаний о близких и дальних родственниках, роде предыдущих занятий, и характеристика осужденной выглядела отпиской. Заинтересовало Ивана Павловича и то обстоятельство, что государственный обвинитель просил у суда назначить подсудимой меру наказания в виде принудительного лечения в психиатрической больнице, однако суд почему-то приговорил Метелину к десяти годам исправительных работ с последующей двадцатилетней высылкой в одно из казахстанских поселений. Словом, просмотрев несколько раз дело заключенной, Сафронов так и не понял, в чем состояла ее вина. Александра была невзрачной и тихой тридцатилетней женщиной с некрасивыми чертами лица. В отряде женщины-заключенные сразу дали ей кличку Мышка. Мышка быстро заняла свою нишу в сложной иерархии лагеря. Она не лезла ни в какие разборки, добросовестно выполняла любую порученную работу и довольно скоро заработала репутацию человека не от мира сего. Зэч-ки снисходительно улыбались ей вслед и крутили пальцем у виска. Сафронов, молодой еще лейтенант, помня, что «в тихом омуте черти водятся», решил внимательнее присмотреться к новенькой, дабы та чего-нибудь не учудила. Вызвал на беседу. Но Метелина была крайне немногословна, и составить о ней хотя бы приблизительное мнение Сафронову не удалось.

Вскоре произошел трагический случай: во время работ по транспортировке леса из-за несоблюдения начальством лагеря мер безопасности огромной сосной придавило одного из заключенных. Полученные травмы оказались очень серьезными — у мужчины был раздроблен таз, разорвана селезенка, началось сильное внутреннее кровотечение. Пострадавшего доставили в лагерный лазарет, но врачи лишь развели руками — ничего сделать не сможем.

Тем временем весть о несчастном случае облетела весь лагерь. Среди заключенных стало нарастать недовольство — подобное уже случалось, и не раз. Возникла реальная угроза бунта. И тут к Сафронову обратилась Метелина с просьбой разрешить ей оказать помощь пострадавшему.

Иван Павлович доложил руководству… После недолгих колебаний Сафронову было поручено сопроводить заключенную в палату лагерной больницы. Там Александру, пожелавшую побыть наедине с травмированным заключенным, закрыли в зарешеченной комнате. Через полтора часа она появилась, уставшая, но радостная. Попросила не тревожить больного сутки. Сафронов заглянул в палату. На кровати, обмотанный кровавыми бинтами, спал пострадавший…

А в женском бараке уже знали о случившемся. Метелиной сразу выделили лучшее место — у окна на нижнем ярусе кровати. Начальник лагеря, которому врачи доложили о том, что кризис в состоянии заключенного, придавленного сосной, миновал, распорядился освободить Метелину от работ на несколько дней…

Сафронов опять вызвал Александру к себе под предлогом благодарности за оказанную помощь. И снова Мышка не пошла на «разговор по душам»…