Комиссар
[Надзорное управление. 12:15]
Не оборачиваться… Уже не в первый раз Рихард Ланн давал себе такое обещание. Там, в прошлом, осталось слишком много неприятных воспоминаний, готовых ожить от совершенно мимолётного соприкосновения с реальностью. Запах, звук, случайно сказанное слово. Пробудить их могло что угодно, и тогда они грызли его очень долго. А иногда им достаточно было, чтобы комиссар просто погрузился в сон.
Он возвращался домой поздно ночью. И ему хотелось лишь одного — лечь и уснуть, веря, что мыслей об Аннет сегодня не будет. Их не прогоняла даже выпивка.
На улицах было тихо и пусто, в прохладном воздухе чувствовалось незримое присутствие зимы. Рождество… очередное Рождество было близко, и жаль, что в их стране этот день больше не считался праздником. Он уже достиг окраин города, где многие дома были заброшены. Здесь не водилось даже бродячих собак и кошек, всё, казалось, умерло вместе с детским смехом. Ланн привалился к стене одноэтажного дряхлого дома и прикрыл глаза, собираясь перевести дух прежде, чем идти дальше… и неожиданно услышал рёв мотора.
Машина остановилась метрах в десяти — выглянув из-за угла, комиссар Ланн увидел, как из неё выходят люди. Трое в неприметной одежде, с неприметными лицами. Один нёс небольшую канистру, а двое других выволакивали что-то с заднего сидения. Прищурившись, Рихард смог различить человеческую фигуру. Этот четвёртый был без сознания: голова клонилась к груди, лицо закрывали патлы слипшихся — видимо, от крови, — волос.
Неосторожное движение — на асфальт, звякнув, упали очки. Один из незнакомцев выругался, подобрал их и спрятал в карман. Вся процессия направилась к болтающейся на одной петле двери того дома, за углом которого стоял Рихард. Комиссар подождал — он догадывался, что времени незнакомцам потребуется немного. Скорее всего, они не станут поджигать само тело, опасаясь криков, а ограничатся тем, что подожгут дом.
Рихард в задумчивости вынул из карманов два пистолета. Один был табельный — с зарегистрированным на имя комиссара номером. Другой, тот, что побольше и с глушителем, не принадлежал никому. Теперь. По крайней мере, официально. И даже с затуманенной некоторым количеством алкоголя головой Ланн прекрасно помнил, из какого оружия нужно стрелять. Взводя курок, он с удовлетворением ощущал, что рука у него не дрожит. А тем временем в воздухе уже чувствовался лёгкий запах дыма. Ланн вздохнул и неторопливо пошел к двери.
По сути, Рихарду было наплевать, кого именно он убивал, — преступников или каких-нибудь чёртовых борцов за справедливость, решивших по-тихому расправиться с преступником. Методы и у тех, и у других были одинаковыми, и Ланна это не устраивало. Не в его городе. Исход для них был один — три трупа с пробитыми головами: два лежали на проходе в комнату, а один так и остался в уже задымлённом коридоре.
Комиссар втащил два тела в коридор, перешагнул через третье и, прикрывая лицо от дыма, решительно направился к ближайшей комнате — той, где пламя, кажется, пылало ярче всего.
Жертва оказалась молодым человеком с тёмными волосами. Он лежал в почти замкнувшемся кольце огня, бросавшего на бледное разбитое лицо тени и уже подобравшегося к некогда светлой рубашке. Рихард приблизился и коснулся шеи, ощутив совсем слабый пульс. Но он был. Что ж… кем бы ты ни был, сегодня у тебя хороший день. Комиссар быстро подхватил молодого человека, стараясь поддерживать его голову в относительно ровном положении, и поднялся. Кольцо огня успело замкнуться, но никакого выбора, кроме как идти вперёд, не было. И Ланн, по возможности прикрывая молодого человека собой, сделал первый шаг сквозь дым и пламя…
Оказавшись на улице, он жадно вдохнул воздух и тут же осмотрелся: никого, лишь пустая машина. Нужно бы вызывать пожарных, иначе запылает весь мёртвый квартал… но не сейчас.
Обожжённые руки болели, плащ, который он сбросил и которым старался отгородиться от огня, обуглился… но пульс молодого человека всё еще бился. Рихард осторожно опустил на асфальт почти безжизненное тело. Лицо было очень красивым и… знакомым? Да, именно сейчас Ланн вспомнил, где видел его раньше. В газете недельной давности. Перед ним лежал оппозиционный журналист Карл Ларкрайт. Осознав это, комиссар догадался, чьих людей только что убил, и торжествующе усмехнулся: пусть окружавшие его Гертруду ублюдки из министерства внутренних дел знают, что свои дела надо делать тихо и чисто.
Рихард начал расстёгивать пуговицы на рубашке журналиста, облегчая тому дыхание. Массаж сердца он в последний раз делал лет десять назад, а может, и больше… и ему казалось, что движения рук были слишком грубыми для худой грудной клетки.
— Надеюсь, я тебя не угробил, — прошептал Ланн, снова всматриваясь в лицо.
Ресницы чуть дрогнули. Молодой человек застонал и открыл глаза. Не дожидаясь вопросов, мужчина приветствовал его:
— Комиссар Ланн, криминальная полиция. Кстати… — он помог Ларкрайту приподнять голову и указал на дом: — можешь попрощаться со своими друзьями.
Слабая улыбка тронула разбитые губы, и наконец молодой человек прошептал:
— Спасибо…
В управлении было шумно. Начался обычный рабочий день: кто-то собирался выезжать на ограбление, кто-то вернулся с патрулирования… Всюду плавали клубы сигаретного дыма и слышались оживлённые голоса. И это нравилось Ланну куда больше, чем ночное гробовое молчание. Не хватало лишь одного…
— Где инспектор Ларкрайт?
Мила Дайн, рыжеволосая женщина-полковник, неопределённо пожала худыми плечиками:
— Опаздывает. Сильно.
— Чтобы, как придёт, быстро ко мне, — комиссар и сам удивился, что его голос прозвучал так раздражённо.
— Хорошо, герр Ланн.
Захлопнув дверь своего кабинета, Рихард первым делом начал просматривать свежие сводки. Красная Гроза… имя не давало ему покоя со вчерашнего дня. Каким образом он мог попасть в их город… произошло это или ещё только произойдёт? Ведь не так просто пересечь границу незамеченным, но если этот незнакомец действительно хорош…
— Доброе утро, герр Ланн.
Карл стоял в дверном проёме — собранный, аккуратный, с безукоризненно расчёсанными волосами… И отчего-то Ланн опять почувствовал раздражение.
— Закрой дверь, — резче, чем сам того хотел, велел он.
Молодой человек подчинился и приблизился. Рихард не сводил с него глаз и вдруг заметил на скуле уже успевший потемнеть синяк.
— Так… — произнёс тихо и довольно угрожающе, с удовлетворением видя в глубине глаз страх. — И чем же ты занимался ночью? Откуда это?
Ларкрайт сразу понял, о чём именно его спросили, и пожал плечами:
— Ударился о дверь в вагоне.
И даже взгляда не отвёл. Рихард усмехнулся. Вновь не без удивления поймал себя на странной мысли: «готов поверить». И ненадолго сделает вид, что поверит. В конце концов… это его собственная вина, что инспектор ему не доверяет, он привык к этому. Почему же тогда ему сейчас стало вдруг так погано от этого ровного тона и ясных глаз?
— Жаль… — протянул медленно, поднимаясь из-за стола и идя навстречу.
У Ларкрайта был усталый вид, будто ночью он спал очень плохо, а может быть, вообще не спал. Теперь Рихард увидел и поджившую рану на губе, и сбитые костяшки пальцев. Карл не шевелился, позволяя комиссару так беззастенчиво себя рассматривать. Ланн обошёл инспектора по кругу и, подойдя вплотную, остановился. Коснулся рукой подбородка, разглядывая синяк.
— Что случилось?
Почувствовал, как Карл вздрогнул, и сжал его плечо:
— Ну? Я ни за что не поверю, что потом ты бил дверь ещё и кулаками.
Ответом было упрямое молчание. Но Рихард готов был подождать ещё немного. Карл сдался:
— Я… вступился за одного из крысят.
— И за кого же? — вкрадчиво полюбопытствовал комиссар, по-прежнему не давая опустить глаза.
— Я… не знаю, он очень быстро сбежал, как только я появился и отвлёк их внимание.
— Их… кто эти они?
— Коты.
Ланн разжал руку и отступил. Ответ был ожидаемым, но слишком неприятным, даже для такого мерзкого дня, как этот.
— Какого чёрта… — Рихард развернулся к столу и взял сигареты.
— Они вернулись несколько дней назад, и… по всей вероятности они на кого-то работают. Охотятся за «крысятами».
Ларкрайт мог этого и не произносить. Разговор с доктором Леонгардом по-прежнему был очень свеж в памяти комиссара. Вот только никаких мер на случай, если учёный вот так просто объявит новую охоту на детей, Ланн не предусмотрел. И сейчас единственной пришедшей ему в голову мыслью было пойти и всё-таки пристрелить этого чёртова ублюдка. Но, разумеется, так он поступить не мог. Уже через несколько минут в голове комиссара возникло другое, более разумное, решение.
