¾ ЧТО?! — вскрикивает Тодд.

— Понятия не имею, что она несет, — выпаливает мэр, но лицо Тодда кривится от ярости.

— Это только теория, — вставляю я. — Ничего еще не доказано!

— И ты прекрасно себя чувствуешь, дорогая? — спрашивает госпожа Койл.

— Нет, но я и не умираю.

— Это потому что ты молода и здорова. Не всем женщинам так повезло.

— Ленты были самые обычные, которыми клеймили хейвенский скот, — говорит мэр. — Если вы намекаете, что я обработал их каким-то другим веществом с целью убить женщин, то вы глубоко заблуждаетесь, и я не потерплю…

— Потерпишь, не маленький. Нечего тут короля из себя строить, — обрывает его госпожа Койл. — Ты убил всех женщин Прентисстауна…

— Женщины Прентисстауна совершили самоубийство, — вставляет мэр, — потому что начали проигрывать войну, которую сами же и развязали.

— Что?! — повторяет Тодд, изумленно тараща глаза на мэра. Очевидно, он первый раз слышит его версию событий.

— Прости. Тодд, — говорит мэр. — Но ведь я предупреждал, что все твои знания о мире ошибочны.

— Бен рассказал нам, что тогда случилось!!! — кричит Тодд. — И не пытайся выкрутиться! Я не забыл, что ты за человек и как ты мучил Виолу…

— Я ее не мучил, — уверенно возражает мэр. — Я не желал зла ни одной женщине. Если помнишь, клеймить я их начал только после террористических выходок госпожи Койл, когда стали гибнуть солдаты и мирные жители, а нам пришлось искать преступников. Если кто и виноват в том, что я ввел наручные удостоверения личности…

— Удостоверения личности?! — восклицает госпожа Койл.

— …так это она! Пожелай я убить всех женщин, я бы сделал это сразу после вторжения в город. Но я никогда не хотел им зла и не хочу сейчас!

— Как бы то ни было, — говорит госпожа Койл. — я — лучшая целительница на планете, но я не в состоянии вылечить эту инфекцию. Возражения будут?

— Нет, — пристально глядя ей в глаза, отвечает мэр. — Тогда заключим первое соглашение. Вы получаете полный и неограниченный доступ ко всей информации об удостоверениях личности, а также о лечении, которое в данный момент проходят городские женщины. Да, они больны, однако их состояние не внушает серьезных опасений.

Я смотрю на Тодда: он в смятении и не понимает, кому верить и что думать. Сейчас его Шум стал чуть громче, он полон тревоги и какого-то чувства ко мне, но толком разобрать ничего нельзя — раньше было совсем по-другому.

Такое ощущение, что моего Тодда больше нет.