— Они прибывали всю ночь, — говорит Виола по комму. — Их уже втрое больше, чем вчера днем.

— Здесь то же самое, — отвечаю я.

Сейчас ранее утро, вот-вот встанет сонце. Вчера к мэру приходил мистер Шоу, и вчера же горожане начали прибывать в лагерь Виолы. И здесь, и там продолжают появляться новые люди. Правда, в город идут васновном мужчины, а на холм — женщины. Не только, но по большей части.

— Значит, мэр добился своего, — вздыхает Виола. Даже на крошечном экране комма видно, какая она бледная. — Мужчины и женщины разделились.

— Ты как там? — спрашиваю я.

— Нормально! — слишком быстро выпаливает Виола. — Я тебе перезвоню, хорошо? Дел невпроворот.

Мы разъединяемся, и я выхожу из палатки. На улице меня уже поджидает мэр с двумя чашками кофе. Одну он протягивает мне. Помедлив, я ее беру. Мы оба стоим и пьем горячий кофе, пытаясь согреться и молча глядя на розовеющее небо. Даже сейчас в некоторых крупных зданиях еще горит свет: мэр собрал там всех прибывающих горожан.

Как всегда, он не сводит взгляда с холма спэклов. Небо над холмом все еще темное, а за ним, я знаю, все еще прячется огромная вражеская армия. Только сейчас, в эти самые минуты, пока армия мэра спит, за спящим РЕВОМ солдат можно различить что-то еще.

У спэклов тоже есть РЕВ

— Это их голос, — поясняет мэр. — Как я понимаю, он веками совершенствовался, чтобы объединить всех и каждого. Тихими ночами его можно различить. Подумать только, у многотысячной армии спэклов один голос на всех! Когда его слышишь, кажется, бутто у тебя в голове говорит целый мир.

Мэр все пялится на холм, такшто даже жуть берет.

— Тогда почему разведчики не могут подслушать их планы?

Он молча отпивает кофе.

— Они не могут подобраться близко, — догадываюсь я. — Иначе враг услышит наши планы.

— В точку.

— Но у мистера О’Хары и мистера Тейта нет Шума.

— Я уже потерял двух капитанов, — говорит мэр. — Новых потерь я позволить себе не могу.

— Ты же не все лекарство спалил. Дал бы немного своим разведчикам.

Мэр молчит.

— Нет, ты не мог… — И тут до меня доходит. — Мог! И спалил!

Мэр все молчит.

— Зачем?! — спрашиваю я, оглядывая спящих рядом солдат. РЕВ армии уже становится громче: они просыпаются. — Спэклы же все слышат! У нас могло быть преимущество…

— У нас есть другие преимущества, — перебивает меня мэр. — И потом, в наших рядах скоро появится отличный разведчик.

Я хмурюсь:

— На тебя я никогда работать не стану! Даже не мечтай!

— Ты уже на меня работал, мой мальчик, — отвечает он. — Несколько месяцев подряд, если не ошибаюсь.

В груди у меня сразу вскидывается волна ярости, но я сдерживаю ее: к нам подходит Джеймс с торбой овса для Ангаррад.

— Давай мне, — говорю я, отставляя кофе.

Он передает мне торбу, и я осторожно подвешиваю ее к морде Ангаррад.

Жеребенок? — спрашивает она.

— Все хорошо, — приговариваю я, гладя ее по ушам. — Ешь, ешь, милая. — Она медлит, но потом всетаки начинает жевать. — Вот молодец!

Джеймс не уходит и даже не опускает руки — так и стоит, замерев на месте и глядя на меня пустыми глазами.

— Спасибо, Джеймс, — говорю я.

Он все стоит, не шевелясь и не мигая.

— Спасибо, говорю!

И тут я начинаю слышать.

Рев армии такой громкий, что даже Шум Джеймса в нем можно разобрать с трудом: он вспоминает, как счастливо жил в верховьях реки с па и братом, а потом вступил в армию Прентисстауна, когда та проходила через его деревню, потомушто выбора ему не дали — либо вступать, либо умирать, — и теперь он воюет со спэклами, но это ничего, он рад воевать, рад служить президенту…

— Правда, солдат? — спрашивает его мэр, потягивая кофе.

— Правда, — не мигая, отвечает Джеймс. — Я очень рад.

За всеми этими мыслями и картинками звучит тихий- претихий гул — Шум мэра просачивается в голову Джеймса, обвивается вокруг его Шума, точно змей, придает ему нужную форму — может быть, не слишком отличающуюся от того, что думал бы сам Джеймс, но все же немного другую.

— А теперь ступай, — говорит мэр.

— Спасибо!

Джеймс роняет руки и часто, удивленно моргает. Потом бросает мне какую-то странную улыбочку и уходит вглубь лагеря.

— Не может быть, — говорю я мэру. — Ты говорил, что совсем недавно научился управлять людьми! Ты же говорил.

Не ответив, он отворачивается к холму.

Я пялюсь ему в спину, понемногу соображая:

— Но ты становишься сильнее. И если Шум вылечить…

— Лекарство, как выяснилось, не только прятало от меня их мысли. Оно делало людей, скажем так, недоступнее. Чтобы сдвинуть с места человека, нужен рычаг. И Шум оказался очень неплохим рычагом.

Я снова оглядываюсь по сторонам:

— Но зачем? Они ведь и так пошли за тобой!

— В целом да, Тодд, но внушение никому не повредит. Ты не мог не заметить, как быстро они выполняют мои приказы в бою.

— Ты задумал получить контроль над всей армией, — говорю я. — Над всем миром.

— О, в твоих устах это звучит так зловеще! — Он улыбается своей фирменной улыбочкой. — Обещаю использовать свой дар лишь во имя общего блага.

Тут за нашими спинами раздаются быстро приближающиеся шаги. Это мистер О’Хара, лицо у него красное, и он никак не может перевести дух.

— На разведчиков напали, — выдыхает он. — С юга и с севера вернулось по одному человеку. Очевидно, их оставили в живых спецально — чтобы они рассказали нам о случившемся. Всех остальных спэклы перебили.

Мэр морщится и снова поворачивается к холму:

— Так вот, значит, как они решили играть.

— И что это значит?

— Они атакуют с южного и северного холмов. Первый шаг к неизбежному.

— Это к чему?

Мэр приподнимает брови:

— Они нас окружают, разумеется.