И ТРЕТИЙ

Земля ждет. Я жду вместе с ними.

И горю ожиданием.

Ведь мы разбили врага. У подножия их собственного холма, на окраине их собственного города, мы взяли вражескую армию в кольцо. Они были в смятении и почти не могли сопротивляться…

Битва подходила н концу. Мы их разбили.

Но потом почва вскинулась под ногами и подняла нас в воздух.

Мы отступили. Бросились бежать по завалам и разбитой дороге — обратно на вершину, залечивать раны и оплакивать погибших.

Но победа была близка. Таи близка, что я успел ощутить ее вкус.

Я чувствую его до сих пор, когда смотрю на долину внизу, где люди Бездны разбивают лагерь, залечивают раны и хоронят своих мертвых, небрежно сваливая наших в кучи.

У меня перед глазами — другие кучи, в другом месте.

Я горю от этих воспоминаний.

А потом, сидя на вершине холма, я кое-что замечаю — рядом с тем местом, где река с грохотом падает в нижнюю долину. Огонек, парящий в ночном небе.

Он наблюдает за нами. Наблюдает за Землей.

Я встаю и отправляюсь на поиски Неба.

Я иду по дороге вдоль реки, вглубь нашего лагеря. Свет костров не пускает сюда черноту неба. Над ревущей рекой в воздухе стоит влажная дымка, и из-за горящих костров все вокруг словно бы светится. Земля наблюдает за мной, и я петляю меж ними — лица дружелюбные, хоть и усталые после битвы, голоса широко открыты.

Небо?- показываю я голосом на ходу. — Где Небо?

В ответ они показывают мне путь среди костров, замаскированных биваков, кормушек и загонов для бэттлморов…

Бэттлморы, шепчут вокруг — с потрясением и даже отвращением, — потому что это слово не из языка Земли, а из языка врагов, Бездны. Я прикрываю его другим, более громким: Небо?

Земля продолжает указывать мне путь.

Но не сомнение ли я слышу в их готовности помочь? Ведь в конце концов — кто я такой?

Герой? Спаситель?

Или проигравший? Угроза?

Начало я или конец?

Действительно ли я — Земля?

Если честно, ответов я не знаю.

Но мне продолжают указывать путь, и я петляю по тропам, чувствуя себя листком, плывущим по течению реки — вернее, над ним.

Но не с ним.

Земля начинает передавать вперед весть о моем прибытии.

Возвращенец, поназывают они друг другу. Возвращенец идет.

Так они меня назвали. Возвращенец.

Но у меня есть и другое имя.

Мне пришлось выучить, как Земля называет все вокруг, извлечь слова из их бессловесного языка, из единого и великого гласа Земли, чтобы научиться его понимать.

Люди не называют нас Землей. Они придумали нам другое имя, которое услышали при первой попытке контакта. Но услышали они неверно, а мы не стали их поправлять: Возможно, оттуда и пошли все беды.

«Бездна» — так мы называем людей, паразитов, которые явились ниоткуда и стали присваивать себе наш мир, убивая Землю тысячами и десятками тысяч. Потом мы заключили соглашение, которое навсегда разделило Землю и Бездну.

Если не считать Землю, которую оставили позади. Землю, по условиям мирного договора порабощенную Бездной. Землю, которую больше не называли Землей, которая сама перестала быть Землей и даже вынуждена была перенять язык Бездны. Эту Землю — позор Земли — стали называть Бременем.

Но потом Бездна уничтожила Бремя. Целиком. За один кровавый полдень.

Еще есть я — Возвращенец. Меня назвали так не только потому, что я единственный из Бремени, кому удалось выжить, но еще и потому, что с моим возвращением Земля после долгих лет мира вернулась на этот холм, заняла позиции и готовилась нанести удар. Нас стало больше, оружие у нас лучше, и Небо тоже лучше.

Все это — благодаря Возвращенцу. Мне.

Но мы остановили наступление.

Возвращенец идет, показывает Небо, когда я его нахожу. Он стоит ко мне спиной и показывает это Проводникам, сидящим полукругом перед ним. Еще он показывает послания для остальной Земли, но так быстро, что я не успеваю уловить их смысл.

Возвращенец вспомнит язык Земли, показывает мне Небо, заканчивая общение с Проводниками и поворачиваясь ко мне. Всему свое время.

Они и так меня понимают, показываю я в ответ, оглядываясь на Землю. Они сами используют эти слова, когда творят со мной.

Слова Бездны навсегда записаны в памяти Земли, показывает Небо, беря меня за руку и уводя в сторону. Земля не забудет.

Но про нас вы забыли, показываю я с жаром, который не могу подавить. Мы вас ждали. До самой последней минуты.

И Земля пришла, отвечает Небо.

А потом отступила, с еще большим жаром показываю я. Земля сидит на холме, когда мота бы уничтожать Бездну — прямо сейчас, этой самой ночью. Нас больше. Даже их новое оружие не…

Ты молод, показывает мне Небо. Ты видел много, слишком много, но пока не помудрел. Ты никогда не жил вместе с Землей. Сердце Земли обливается кровью из-за того, что мы не успели спасти Бремя…

Я перебиваю его: неслыханная для Земли дерзость.

И Земля ликует, что Возвращенцу удалось спастись, продолжает он, словно я ничего ему не показывал. Земля ликует, что кровь Бремени будет отомщена.

В мой голос прорываются воспоминания, и лишь теперь, когда боль переполняет меня, когда я не могу говорить языком Бремени, лишь теперь я начинаю говорить истинным языком Земли: бессловесным и мощным, как бурный поток. Я не могу сдержать этого горя и все показываю и показываю Небу, как жестоко обращалась с нами Бездна, как они пытались лечить наши голоса, словно заразу, как Бремя умирало от рук Бездны, от их пуль и клинков, как наши тела сваливали в кучи…

И была еще одна, самая горькая потеря…

Небо показывает мне утешение — ему вторит вся Земля, и вот я уже плаваю в голосах, пытающихся приласкать и успокоить мой. Никогда еще я не чувствовал себя настолько причастным, настолько нужным и важным. Я наконец-то дома, мой голос сливается с единым гласом Земли…

Но потом, проморгавшись, я понимаю, что такое случается со мной лишь в моменты невыносимой боли.

Это пройдет, показывает Небо. Ты повзрослеешь н залечишь раны. Тебе станет проще находиться среди Земли…

Мне станет проще, показываю я, только когда Бездна исчезнет.

Ты говоришь на языке Бремени, показывает он. Он же язык Бездны, язык людей, с которыми мы воюем, и пусть мы бесконечно рады твоему возвращению к Земле, в первую очередь ты должен запомнить — говорю это понятным для тебя языком, — что нет никакого я и ты. Есть лишь Земля.

На это мне нечего ответить.

Зачем ты искал Небо?- наконец спрашивает он.

Я заглядываю в его глаза — небольшие для Земли, но куда больше отвратительных глазок Бездны, мелких и подлых, постоянно что-то скрывающих. В глазах Неба отражаются луны, костры и я.

Я понимаю: он ждет.

Ведь я прожил с Бездной всю жизнь и многому у них научился.

Включая то, как прятать мысли за другими мыслями, как скрывать свои чувства. Как расслаивать голос, чтобы его было сложней прочесть.

Поэтому я и не могу полностью слиться с единым голосом Земли.

Пока не могу.

Я выжидаю еще немного, а потом раскрываю свой голос, показывая Небу парящий над холмом огонек и свои подозрения. Он тотчас все понимает.

Маленьное воздушное судно — как то, что пролетело над землей, когда мы сюда шли. Только гораздо меньше, показывает он.

Да, показываю я и вспоминаю, как сначала высоко в черноте загорелись огоньки, а потом над дорогой пронеслась огромная машина — так высоко, что казалась сплошным звуком.

Земля должна ответить, показывает Небо, снова берет меня за руку и ведет обратно к гребню холма.

Пока Небо наблюдает за огоньком, я окидываю взором Бездну, расположившуюся внизу на ночлег. Я вглядываюсь в их крошечные лица на коротеньких тельцах нездорового розового цвета.

Небо знает, кого я ищу.

Ты ищешь его, показывает он. Ты ищешь Ножа.

Я видел его во время битвы. Но я был слишком далеко. Это для твоего же блага, показывает Небо.

Но тут я замираю.

Я вижу его.

Посреди вражеского лагеря стоит он, стоит и обнимает вьючное животное — лошадь, если говорить языком врага, и разговаривает с ней. Несомненно, его переполняют чувства и страшная боль от всего увиденного.

Как ни странно, это главная причина ненависти Возвращенца к Ножу, замечает Небо.

Он хуже остальных, показываю я. Хуже всей Бездны.

Но все равно поступал дурно, заканчивает Небо.

Остальные ничем не отличаются от вьючных животных, показываю я, а он все понимал и ничего не предпринял — это хуже всего.

Нож освободил Возвращенца, напоминает Небо.

Если бы он тебя убил, показывает Небо, заставляя меня посмотреть ему в глаза, Земля бы сюда не пришла.

Да, показываю я, а теперь вот пришла и ничего не делает. Мы ждем и наблюдаем, вместо того чтобы воевать.

Но Земля тоже беспощадна! - показываю я. — Разве нет?

Небо долго не отпускает моего взгляда, а потом отворачивается и начинает говорить голосом Земли, передавая послание от одного к другому, пока оно не достигает той, что стоит с натянутым луком и горящей стрелой в руках. Она прицеливается и выпускает стрелу в ночь.

Вся Земля следит за полетом — своими глазами или через голоса других, — пока стрела не попадает ровно в парящий огонек. Тот по спирали летит вниз и гаснет в реке.

Сегодня было одно сражение, показывает мне Небо. Из лагеря Бездны доносятся негромкие крики. Но война состоит из многих.

Затем он берет меня за руку — ту, на которой я нарастил густой лишайник, ту, что болит, ту, что никогда не заживет. Я отдергиваю ее, но он берет снова, и на сей раз я позволяю его длинными белым пальцам скользнуть по запястью и осторожно приподнять лишайник.

Мы не забудем, зачем пришли, показывает Небо.

Его слова — если говорить языком Бремени, языком, которого так чурается Земля, — его слова расходится по лагерю, и вот я уже слышу слившиеся воедино голоса.

Вся Земля вторит: Мы не забудем.

В голосе Неба они видят мою руку.

Они видят железный обруч с надписью — на языке Бездны. Они видят вечную метку, навсегда сделавшую меня чужаком.

1017.