Глава 10

Ехать пришлось на восток, на улицу Сталеваров, где располагался корпус факультета охраны труда и окружающей среды. Именно там Марина Коровина работала старшим лаборантом. Разыскать кабинет заведующего кафедрой удалось быстро. Крупный улыбчивый мужчина, как Гуров и предполагал, был по образованию медиком. Судя по табличке, звали его Михаилом Ивановичем, и был он доцентом и кандидатом медицинских наук. Сыщик не стал представляться офицером полиции, а решил действовать иначе. Пока, по крайней мере.

– Здравствуйте, – широко и открыто улыбнулся он. – Можно к вам? Я по поводу Марины Владимировны Коровиной.

– Ну, вот! – оживился мужчина. – Наконец-то! Что с ней такое? Без нее как без рук. И выполнение учебной нагрузки надо сдавать, и отчет по библиотеке из учебной части жду срочно. Что с ней?

– В смысле? – неопределенно ответил Гуров вопросом на вопрос.

– Я так понимаю, это вы ведь звонили мне? Извещали, что она приболела, что несколько дней пробудет дома.

Лев сразу стал серьезным. Войдя в кабинет, плотно прикрыл за собой дверь и уселся напротив заведующего кафедрой.

– Моя фамилия Гуров, – доставая удостоверение и протягивая его собеседнику, сказал он. – Я – полковник полиции и работаю в Главном управлении уголовного розыска МВД.

– Вот как. – Глаза заведующего кафедрой сделались испуганными. – А зачем же вы мне звонили? Могли бы и сразу сказать, что там что-то случилось.

– Дело в том, уважаемый Михаил Иванович, что я вам не звонил. А ваша сотрудница Коровина пропала.

– Как пропала? – изумился Михаил Иванович. – Что за безобразие? Нам же работать надо… Пропала? – снова повторил он, но уже другим голосом. Кажется, до него дошла наконец вся серьезность ситуации.

– Давайте по порядку, Михаил Иванович, – попросил Лев. – С чего все началось, как и почему Коровина у вас отпрашивалась.

– Так она пропала, – севшим голосом проговорил заведующий. – Вот так так! Ну что я могу вам сказать? Три дня назад она позвонила мне и сказала, что ей нужно уехать на денек в Подмосковье. Якобы у нее в тяжелом состоянии родственница, она должна ей отвезти лекарства, договориться с участковым врачом и все такое прочее. Ну, вы понимаете, как это бывает. Я разрешил и даже не стал с нее заявления требовать, с пониманием отнесся.

– Дальше, дальше, – поторопил Гуров. – Она говорила, куда поедет, называла имена, фамилии, адреса?

– Н-нет, даже города или поселка не назвала. Она была так убедительна. А потом прошел день, ее нет, я набираю ее номер мобильного телефона, а мне отвечает мужской голос. Я и подумал, что это вы отвечали с ее телефона, что вы ее родственник или, извините, друг. И извинялся он так вежливо, говорил, что Марина простудилась, что у нее горло болит, и она ни слова сказать не может. Убеждал, что сам займется ее горлом, отпоит отварами, молоком с содой и маслом, а утром она сама мне позвонит. Вот, собственно, и все. Но ни вчера, ни сегодня она не позвонила, телефон ее не отвечает. Думаю, что он выключен.

– Так, понятно. Скажите, Михаил Иванович, а были ли у Коровиной близкие подруги на кафедре, кто мог знать ее семейную ситуацию, о ее родственниках, друзьях? Может, о мужчине, который у нее есть? И есть ли?

– Ой, не знаю, не знаю, товарищ полковник. Она у нас женщина своеобразная, замкнутая. Видимо, нелегкая у нее жизнь была, потому что чуть с ней построже, и сразу глаза на мокром месте. С преподавателями она, как бы это вам сказать, дистанцию держала, а вот две девочки-лаборантки, те могут что-то знать.

Девочки не знали. Гуров расспрашивал, ставил вопросы и так и эдак, но восемнадцатилетние лаборантки ничего не знали о личной жизни своей тридцатишестилетней начальницы. Они даже удивились, что ей тридцать шесть, судя по внешнему виду, они давали ей все сорок пять или пятьдесят. Не делилась она с ними, о себе ничего не рассказывала. Да и не было у них такого контакта. Работали вместе, давала она им разные задания, у всех были свои обязанности, вот и все. Одинокая женщина во всех отношениях…

С Крячко Гуров встретился возле подъезда дома, где жила Коровина.

– Ну, что у тебя, Стас?

– Жду, сейчас младшенький привезет бабушку из поликлиники. А что в университете?

– Пропала наша Марина. Причем заведующий кафедрой утверждает, что два дня назад разговаривал по ее номеру с каким-то мужчиной, который уверял, что Коровина заболела, но скоро выздоровеет. С тех пор телефон выключен. А сама Коровина отпрашивалась куда-то в Подмосковье к родственникам. Место не называла, на работе никто ничего ни о ней, ни о ее родственниках, ни о мужчине не знают. Тупик, Стас!

– Ну, ну! – Крячко выдавил из себя улыбку и добавил: – Что это ты так? Мало у нас дел в тупик заходило? Всегда выбирались, и это дело распутаем.

– Предчувствие беды, Стас. Вот что беспокоит. Предчувствие того, что мы наконец-то наступили Сорокину на хвост и что тем самым загоняем его в угол. А поговорку знаешь?

– Нет страшнее зверя, чем зверь, загнанный в угол? Знаю. Давай думать о хорошем. Вот и бабушку везут!

Во двор въезжала белая «Приора», которую Крячко, видимо, знал. Он приветливо помахал рукой парню, сидевшему за рулем, а потом, когда машина остановилась у подъезда, вежливо открыл заднюю дверь.

Парень на водительском сиденье опустил стекло и весело заявил:

– А что я говорил? Двадцать пять минут! Я Москву как свой карман знаю. В пробках стоят те, кто ее не знает, а я тут вырос.

– Это Пашка, младшенький, – сказал Крячко, отступая в сторону, чтобы не мешать парню. Паша вышел, помог вылезти с заднего сиденья старушке в светленьком платке и суконных ботах на ногах. – А это Клавдия Степановна, их бабушка.

– Чего? – удивленно посмотрела на здоровенного Крячко снизу вверх бойкая старушка. – Паш, это кто ж такие-то? Меня знают иль ты рассказал? Из собеса, что ль?

– Из полиции, бабуль.

– Из полиции? Украли чего?

– Нет, бабуль, они про соседку хотят расспросить, про Маринку.

Наконец суета улеглась. Клавдию Степановну усадили на лавочку у подъезда под теплым солнышком. Внук курил, сияя широченной улыбкой во все лицо. Он не верил, что соседка Марина могла пропасть. Мужика завела, вот и все, уверенно заявлял Паша, могу на что угодно поспорить. Крячко присел рядом с бабушкой и принялся задавать вопросы.

Из простого опроса выяснилось, что Марина Коровина забегала к соседке как раз в тот же день, когда она отпрашивалась на работе. Выглядела взволнованной, «сияла, словно начищенный целковый», как выразилась бабушка. А заходила она с просьбой: ей нужна была какая-нибудь большая дорожная сумка на время. Вечер был, в магазин не успеть, а ехать Марине надо было утром, «чуть свет».

– И куда же она собралась, не сказала? – на всякий случай спросил Крячко.

– Сказала, а как же! Мне же интересно, чай, переживала за нее. Вдруг мужичок какой завелся? Все девке счастье в жизни будет. И точно! Собралась она на турбазу, что ли… так они вроде называются, ну, эти места, где домики снимают на берегу для отдыха.

– Да, есть и турбазы, – со вздохом ответил Крячко, прикидывая, сколько сотен турбаз в Москве и ближайшем Подмосковье на всех реках, речушках, водохранилищах.

– Да она и название говорила, – добавила бабушка, и все с ожиданием посмотрели на нее. – Как это… «Березовая сказка», что ли… Я уж за нее, было, порадовалась. Так глаза блестели, будто у невесты. Ясное дело, что мужчина у девки появился. Сумки-то у нас не оказалось, с ней старший мой уехал к друзьям на дачу.

Сыщики поблагодарили бабушку и ее веселого внука. Подумать было о чем. Это просто чудо, что Марина назвала хоть какие-то ориентиры. А если… Крячко уже связался с дежурным и попросил выяснить, есть ли в Москве или ближайшем Подмосковье турбаза под названием «Березовая сказка».

– Слушай, – убрав телефон, сказал Станислав, – а ведь мы просто время потеряем. Наверняка если у Марины в квартире был Сорокин и если он хотел с ней куда-то уехать, то наврал с адресом. Неосторожно с его стороны называть истинную цель поездки, если он прячется от нас.

– А если он не знал, что Марина бегала к соседке искать сумку? – предположил Гуров. – Допустим, он сказал ей правду, чтобы во время поездки она не заволновалась, что едут в другую сторону. А Марина в его отсутствие сбегала к соседке и не смогла скрыть радости. Может, она в Сорокина влюблена была как кошка?

– Учитывая его мужскую стать и то, что у нее никого не было и не предвиделось, могла и как кошка, – согласился Крячко. – Надо искать эту турбазу и ехать туда. В принципе, учитывая, сколько у нас в районе этих баз и кемпингов, затеряться можно, и условия проживания вполне комфортные. Можно даже понять, зачем ему Марина. Сорокину нужна была быстро квартира, чтобы пересидеть опасное время, пока у нас пик разыскных мероприятий. Он знакомится с женщиной, влюбляет ее в себя и перебирается к ней. Но долго он там находиться не мог, потому что неизбежно узнали бы соседи, проболталась бы сама Марина, а объяснить ей, почему нужно таиться, сложно. Значит, надо куда-то свалить. И вот тут она ему нужна, потому что с ней легче свалить из Москвы, а еще потому, что она возьмет с собой паспорт. По одному паспорту можно где угодно осесть, хоть в гостинице. А ей достаточно соврать, что дома оставил, что потерял, что отдал на вклейку новой фотографии по достижении сорокапятилетнего возраста. Мало ли. Так что все вполне объяснимо, и живут они в отдельном домике, и возьмем мы его тепленького прямо в постельке.

– Ну, ладно, убедил, – согласился Гуров.

На турбазе «Березовая сказка», которая располагалась на Москва-реке в районе 20-го километра МКАДа, сыщиков ждал сюрприз. Несколько оперативников рассредоточились по территории, изображая отдыхающих, а Гуров и Крячко направились прямиком к администрации. Ситуация была беспроигрышная, поэтому Гуров сразу предъявил документы и попросил информацию об отдыхающих вообще и о заехавшей два или три дня назад Коровиной Марине Владимировне. Возможно, заехавшей на отдых с мужчиной.

Коровиной и вообще похожей по описанию женщины в списках не оказалось. Представитель администрации провел сыщиков по территории и показал все домики и тех отдыхающих, которые заехали в указанное время. Коровиной и Сорокина среди них не было. Свободные места имелись, так что вариант с отказом в заселении отпадал.

– Рухнула твоя теория, – вздохнул Гуров, когда они попрощались и покинули территорию турбазы. – Теперь у нас два выхода: обследовать все остальные турбазы в этой окрестности, а их тут, помнится из списка, три штуки. Сорокин мог на ходу поменять планы, сославшись на любую глупость. Например, увидел свою бывшую, которая отдыхала здесь, и предложил по этой причине Коровиной попробовать счастья на другой турбазе.

Зазвонил телефон. Белецкий сообщал, что проверка по таксомоторным паркам показала, что заказ был на перевозку пассажиров с улицы Сущевской до турбазы поселка Беседы за МКАДом. Крячко тут же включил навигатор в машине.

– Смотри-ка, Лева, а ведь Беседы – самый ближайший населенный пункт к турбазе «Березовая сказка». Я не думаю, что Сорокин заставил бы женщину топать пару десятков километров пешком до турбазы. Он ей наверняка объяснил, почему конечным пунктом назван водителю поселок, а не турбаза.

– Или Коровина не слышала, как Сорокин называл адрес, – добавил Гуров. – Единственный вывод – Сорокин и не собирался на эту турбазу. Он просто хотел, чтобы Марина не заволновалась в самый неподходящий момент. Черт, надо прочесывать местность! Я что-то перестаю понимать Сорокина. На кой черт ему нужна была Марина для всего этого, зачем этот хвост?

Вдоль берега Москва-реки, где она делала большие изгибы и разливалась несколькими небольшими протоками, шли, развернувшись веером. Четверо оперативников довольно успешно изображали гуляющих мужчин. Они разговаривали, смеялись, расходились в стороны и снова сходились, старательно осматривая места, обильно заросшие кустарником, различные понижения и обрывистые берега. Гуров и Крячко пытались найти определенную логику в действиях Сорокина, смоделировать его поведение, чтобы предположить последующие поступки. Не верилось, что Марина была нужна ему для того, чтобы под ее прикрытием покинуть Москву, он вполне и один уехал на такси. А может, он взял ее с собой как возможную заложницу на случай, если машину остановят для проверки полицейские? И это было возможно. Получается, что она ему больше не нужна? Это умозаключение настораживало.

Миновав турбазу, сыщики вместе с оперативниками МУРа двинулись дальше вниз по течению. И буквально минут через двадцать они услышали ворчливый мужской голос, адресованный двум оперативникам, которые уж слишком вошли в роль веселых бездельников, шатающихся по берегу.

– Ну-у! Чего горланите! Рыбу распугаете, оглашенные. Места, что ли, больше нет, где шляться…

Оперативники принялись извиняться, бросая вопросительные взгляды на полковников. Гуров кивнул Крячко головой и поспешил на голос. У берега, под низко наклонившейся над протокой старой ивой сидел сухой, как палка, старик с белой щетиной на впалых щеках. Три удочки покоились на самодельных рогатинах, рядом стояло ведро, на тряпице разложены нехитрая домашняя закуска и початая бутылка водки. Старик расположился основательно и надолго.

– Здравствуйте, – приветливо поздоровался Гуров, спускаясь по песку к берегу. – Как сегодня клев?

– А тебе что? Ты, што ль, рыбак?

– Нет, папаша, мы не рыбаки, – улыбнулся Гуров, подходя ближе. – Мы тут по делу. Можно с вами немного побеседовать? Мы постараемся не спугнуть рыбу.

– Чего? Насчет прикормки, што ли?

– Ой, папаша, хуже, гораздо хуже. – Гуров вытащил удостоверение и протянул старику. – Мы из полиции, из Москвы.

– Ишь ты, – покачал тот головой и внимательно просмотрел удостоверение. – Полковник! Гуров Лев Иванович.

– А вас как зовут? – убирая удостоверение, спросил Лев и уселся рядом на корягу, понимая, что брюки он все же испачкает. Но старичка надо уважить и посидеть рядом.

– Меня-то? Аляксеем Ивановичем.

– Скажите, Алексей Иванович, вы тут частенько рыбу ловите?

– Так постоянно, – пожал плечами старик и полез за сигаретой. – Что мне еще делать-то летом. Зимой я на лед не хожу, терпеть не могу холод. А летом – так милое дело. Особенно если с бутылочкой, да с хорошей закуской. И приятно, и котам пожива. У моей бабки три кота живут. Морды – во! – показал руками старик. – А ленивые, мышей ловить не хотят. Зато рыбу очень уважают, аж дерутся.

– Алексей Иванович, скажите, а позавчера вы тут случайно не видели мужчину лет сорока, может, чуть постарше, и женщину лет тридцати.

– А что с ними не так-то? – Старик вдруг остановил руку с сигаретой, не донеся ее до рта.

– Мы разыскиваем мужчину и женщину, которые уже несколько дней как пропали. Вроде видели, как они сюда на такси приехали. Может, в Беседах, может, на берегу. Так видели?

– Позавчера и видел, – покачал головой рыбак и как-то странно посерьезнел. – Вот если бы не вы, так бы, глядишь и… а тут теперь в голову и пришло энто дело…

– Ну, ну, Алексей Иванович, – умоляюще попросил Крячко, вмешавшись в разговор. – Что за энто дело?

– Вы вот что, товарищи милици… э-э, полицейские. – Старик поднялся на ноги, посмотрел налево, где берег терялся в кустарнике и изгибался горбом, ограничивая обзор каким-то десятком метров. – Тут дело такое. Позавчера я тут сидел с самой утренней зорьки. Сомлел маленько, да и клева не было. И тут, как сквозь сон, слышу голоса, мужской и женский. Чего-то они там про речку говорили, про природу. Я и не заподозрил ничего дурного. Ушли они, кажись, в сторону турбазы. А потом шум какой-то, вроде всплеск. Я еще подумал, что вот, мол, купаться им приспичило. И так рыба не клюет, а тут они.

Сыщики молча слушали, стараясь не перебивать старика. Оперативники стояли поодаль. Гуров хотел, было, отправить ребят осматривать берег дальше, но решил, что пока не стоит.

– Ну, сон ушел, разогнало, – продолжал рыбак, – я глаза-то протираю… поплавки на месте, вроде слева рябь идет, а купания не слышно. Я-то думал, сейчас плескаться начнут, как это у них водится. Ан нет, тишина. И тут мне показалось, что вода вдруг красной стала. У берега вода как вода, а полосой подальше – вроде темнее. Подумалось, что кровь, но я мысль эту сразу отогнал. Чего это именно кровь-то? А все равно как-то не по себе стало. Ну, я водочки хватанул, закусил, и вроде как расслабило меня. Потом покурил, и снова меня стало клонить ко сну. Ну, так после обеда и ушел домой. Не клевало больше.

Гуров и Крячко попрощались со стариком и вместе с оперативниками осторожно пошли вдоль берега вверх по течению Москва-реки. Заросший берег не давал возможности свободно подойти к воде, а рыбак слышал, как там купались. Вряд ли мужчина и женщина продирались сквозь кустарник, если чуть дальше есть чистая прибрежная полоса.

Гуров поднял руку, и все офицеры остановились. Да, здесь тропинка вилась вдоль берега, обходя кусты и несколько больших валунов. Берег плавно понижался к срезу воды, и местами свободная от травы его часть была покрыта неплохим песком. А дальше, если подняться на следующий холмик, почти до самого забора турбазы, еще примерно три таких удобных для купания участка, но они расположены на совсем открытых местах.

– Развернулись цепью, – начал отдавать приказы Гуров, – расстояние друг от друга держать не более двух метров. Идти очень осторожно, хоть на четвереньках, но, не дай бог, пропустить хоть что-то под ногами. Любой след, сломанная ветка, пятно, похожее на пятно крови. Все помечать и запоминать. Начали!

Группа двинулась вдоль берега. Шесть человек шли очень медленно, часто нагибаясь, всматриваясь в то, что виднелось под ногами. Увы, поверхность была неудобной для того, чтобы на ней отпечатался след обуви человека. Да и изрытый песок выглядел так, будто на нем каждый день играли в футбол.

– Лев Иванович! – позвал один из молодых оперативников. – Посмотрите.

Гуров подошел и присел на корточки рядом с ним. Тот показал рукой на небольшой камень, размером с два больших мужских кулака. И этот камень лежал на краю небольшого углубления. Все говорило о том, что из этого углубления, в котором он пролежал, может, не один год, его кто-то искусственно сдвинул. Во-первых, половина камня была темной, чуть тронутая зеленью, а другая половина светлая, высушенная солнцем, и в ямке тоже были следы зелени.

– Молодец! – похвалил Лев. – Судя по цвету, он как раз пару дней пролежал в таком положении. А судя по направлению, в котором его сдвинули, кто-то споткнулся о него, идя к воде.

– Или когда тащил что-то к воде.

– Ну, ну! Не будем спешить. Работай дальше и так же внимательно.

И только теперь Лев заметил что-то блеснувшее в песке. Если бы он не подошел к оперативнику, не присел рядом с ним на корточки, то обязательно пропустил бы этот мелкий предмет.

– Замерли все! – крикнул Гуров и встал на колени.

Тонким обломком веточки он осторожно стал отгребать речной песок, пока на поверхности не появилась маленькая женская серебряная сережка в форме овала, в который были вставлены два розовых камня. Вверху – поменьше, внизу – чуть побольше. Достав из кармана носовой платок, Лев аккуратно переложил на него найденную сережку, а в том месте, где нашел ее, воткнул ветку.

– Как ты ее углядел? – спросил подошедший Крячко. – Думаешь, это Коровиной?

– Не факт, что рыбак слышал ее и Сорокина, не факт, что потеряли ее именно в тот день, а не неделей раньше, ничто не факт, – тихо проворчал Гуров.

– Конечно. – Крячко повернулся и посмотрел в воду: – Успокаивай себя не успокаивай, а вызывать водолазов придется. Проверить надо обязательно.

Через час подъехавшая группа ОМОНа оцепила берег на протяжении почти ста метров. Снова и снова оперативники МУРа с вновь прибывшими сотрудниками местного управления прочесывали берег.

А в Москве нашли и уже допрашивали водителя того самого такси, который привозил сюда мужчину и женщину с улицы Сущевской. Через два часа он лично показывал Гурову, как подъехал к берегу, где высадил пассажиров, как они пошли вдоль берега в обнимку. Вот только с уверенностью опознать по фотографии в своем пассажире Сорокина водитель не смог. Ссылался на то, что больше поглядывал в зеркало заднего вида на его спутницу, неказистую зрелую женщину, и думал, как на нее можно было позариться. Не жена ведь, это же ясно.

– Скажите, а в чем был одет пассажир, может, что-то вам показалось приметным в его внешности, походке? – продолжал искать доказательства Гуров.

– Я ж только со спины его и разглядел, когда они по берегу пошли. Она… а он в рубашке навыпуск, штаны такие свободные, ботинки светлые. Не знаю, вроде ничего особо приметного. Хотя… затылок у него мощный. Короткая стрижка на мощном затылке и прижатые уши. Знаете, как зверь, он шел, обнимая ее. Наверное, такое впечатление создалось потому, что женщина была ниже его, и ему пришлось чуть склоняться к ней, горбиться.

– Да, – согласился Крячко, стоявший рядом. – У Сорокина ушные раковины вплотную прижаты к черепу. О, а вон и водолазы плывут!

К берегу подходил спасательный катер, в котором сидели трое мужчин. Хорошо были видны баллоны аквалангов. Стас быстро побежал к берегу, предупредить, чтобы катер приставал выше по течению, а не в том месте, где оперативники нашли сережку.

Двое аквалангистов начали работать поочередно. Они участок за участком прочесывали дно, двигаясь какими-то одним им понятными зигзагами, и постепенно удалялись от берега все дальше и дальше. Крячко полез в карман за сигаретами, долго чиркал зажигалкой, ворча себе что-то под нос. Потом затянулся и выпустил вверх струю дыма.

– Ну, Лев, кажется, обошлось, – сказал он с видимым облегчением, но в этот момент над поверхностью воды показалась спина аквалангиста с воздушными баллонами и скрюченная белая рука.

– Нет, не обошлось, – вздохнул Гуров и двинулся к берегу.

Катер на веслах подошел к аквалангисту, его напарник из катера ухватился за руку трупа, и тело было отбуксировано к берегу. На песке уложили кусок полиэтилена, а на него положили страшную находку. Эксперт-криминалист начал фотографирование.

Женщина, в возрасте между тридцатью и сорока, лежала на спине. Руки, согнутые в локтях, торчали вверх, а пальцы были скрючены, как будто перед смертью она хотела что-то схватить. Джинсы, короткий жакет – все это местами странно вздувалось. Эксперт стал расстегивать пуговицы на жакете. Когда он распахнул его, то стало видно, что под жакет и под расстегнутые джинсы женщине насовали камней, чтобы труп не всплыл.

– Зачем, вот вопрос, – тихо проговорил Крячко. – Какая в этом была необходимость?

– Торопился, понимал, что влюбленная Коровина рано или поздно проболтается о своем увлечении. А ему нужно было гарантированное молчание. Вопрос в другом, Стас. Зачем он ее сюда привез? Мог убить в квартире, мог имитировать убийство с целью ограбления на темной ночной улице. Мало ли удобных мест.

– Значит, она должна была исчезнуть.

– Он спецназовец, Стас, он думает тактикой боя, его ведь так учили, да? Ну, размышляй, как офицер, подготовленный для специальных операций в тылу врага.

– Отвлечение, попытка сбить со следа, ложный след?

– Он не особенно скрывался, – подсказал Гуров. – Он даже такси заказал к их дому на Сущевской. Ну-ка, подумай и скажи мне, где сейчас Сорокин?

– В ее квартире! – догадался Крячко.

– Именно, – хмуро подтвердил Гуров. – И у него достаточно крепкие нервы, чтобы высчитать, сколько времени понадобится на розыск тела, на опознание, на решение вскрыть квартиру. Он намерен уйти чуть ли не за час до того, как мы вскроем квартиру. И сейчас он в уютном и надежном убежище, где у него есть все необходимое, включая и телевизор для просмотра новостей, и компьютер.

– И теперь мы на шаг впереди, – решительно отбросил окурок Крячко. – Сорокин ведь не знает, что мы нашли тело и все поняли уже сегодня! Он явно рассчитывает, что у него несколько дней в запасе. А еще он может полагать, что мы вообще не догадались о его связи с Коровиной.

– Убита профессионально, товарищ полковник, – раздался голос эксперта, который уже перевернул тело на живот и рассматривал рану на шее у самого основания черепа.

Гуров подошел и присел на корточки. Теперь он понял, что Сорокин убил женщину у края воды и сразу опустил тело туда, чтобы крови на берегу не было. На мелководье он набил одежду камнями и оттащил тело подальше от берега. Благо здесь не так глубоко. Вот поэтому рыбак и увидел кровь на воде ближе к берегу. Пять метров от берега, и кровь снесло бы дальше от берега течением.

– Вы уверены в профессионализме нанесшего удар? – спросил Гуров эксперта.

– Удар довольно точен, да и не стал бы бить ножом в эту точку дилетант. Смотрите, удар направлен на повреждение продолговатого мозга. А продолговатый мозг у человека является своеобразным центром жизненно важных функций. Это и управление дыханием, и работа сердечно-сосудистой системы. Зверь, а не человек. Она наверняка была еще жива, но обездвижена, когда он набивал ее камнями и тащил на глубину. Жуткая смерть! Понимать, что тебя убивают, и быть полностью обездвиженной!

– Стас! – позвал Гуров, глядя в начинающее темнеть лицо трупа и доставая из кармана платок с завернутой в него найденной сережкой. – Посмотри на правое ухо убитой. Видишь? Точно такая. Вот так, Стас! Свяжись с Белецким, пусть там повнимательнее наблюдают за квартирой Коровиной. И пусть подтягивает ОМОН. Мы с тобой выезжаем.

Гуров слушал переговоры оперативников, которые «вели» Сорокина. Буквально через тридцать минут после того, как Гуров и Крячко выехали из поселка Беседы, наблюдающие за квартирой Коровиной оперативники доложили, что в квартире кто-то есть. Мощная оптика уловила движение даже через зашторенные тонкой тканью окна. А еще через двадцать минут наблюдатели доложили, что Сорокин покинул подъезд.

– Это точно он, – докладывал наблюдатель. – Все характерные признаки видны. Только он… обрил голову и нацепил темные солнечные очки. Кстати, очки не мужские, видимо, воспользовался теми, что нашел в квартире. Думаю, он обязательно постарается изменить внешность в ближайшее время.

– Объект «вести», – приказал Гуров. – Брать только в случае возникновения опасности потери «объекта» или если поймете, что он почувствовал слежку. Где он сейчас?

– Движется в восточном направлении. Прошел мимо музея МВД, перебежал Селезневскую улицу.

– Стас, давай к Антроповскому пруду, – велел Гуров. – Там в сквере мы его и возьмем. Там не так много людей. А между жилыми домами опасно его брать. Черт, куда его несет? К Театру Советской Армии?

– А вдруг? – усмехнулся Крячко, не отрывая взгляда от дороги. – Может, он решил профессиональным гримом разжиться.

– Типун тебе на язык! Как он в театр попадет, в гримерку?

– А черт его знает! Лучше не рисковать!

Гуров и Крячко, бросив машину на тротуаре, быстрым шагом двинулись к пруду. Небольшой, почти круглой формы водоем среди высоких деревьев виднелся издалека. Обширное пространство вокруг пруда, именуемое Антроповским сквером, очерченное пешеходными дорожками, было практически пусто. Сорокина Гуров увидел издалека, узнав его по голому черепу и черным очкам, как его описал наблюдатель.

Сорокин нервничал, это ощущалось. Или Гурову просто так хотелось. Бывший спецназовец крутил головой то вправо, то влево и торопливо огибал пруд с противоположной стороны. Лев видел правее пруда троих оперативников, видел справа от себя микроавтобус, в котором подъехали омоновцы, видел тройку оперативников, идущих следом за Сорокиным.

И тут у «объекта» не выдержали нервы. Сорокин вдруг бросился бежать, огибая пруд с северной стороны. На плече у него висела небольшая черная сумка-планшет. И она, судя по тому, как оттягивался ремешок, была тяжелой. Оружие?

– Внимание, – прозвучал голос ведущего наблюдателя в эфире, – «объект» может направляться в сторону детского сада. Повторяю, не дать «объекту» приблизиться к детскому саду № 1387!

Гуров рванул из кобуры пистолет и побежал навстречу Сорокину. Крячко начал забирать чуть правее, отсекая преступника от направления на детский сад. Сорокин заметался, видя, сколько человек начинают его загонять и прижимать к пруду. И он, видимо, приняв какое-то решение, бросился вперед, на ходу расстегивая свою сумку и что-то пытаясь из нее достать. Если это оружие, то стрельбы не миновать, понял Лев, а успеть добежать до Сорокина шансов почти ни у кого нет. Ведь кто-нибудь обязательно не сдержится и выстрелит на поражение, ведь убьют же, с ожесточением думал он.

И в тот момент, когда черная сумка полетела в сторону, а в руке у Сорокина мелькнул тяжелый пистолет «стечкин», один из оперативников оказался на расстоянии не более пяти метров до «объекта». Ну же! Ну же! Гуров чуть ли не в голос повторял эти слова. Он видел, как молодой оперативник на ходу достает из-под куртки толстый стержень, как насаживает какую-то прямоугольную коробочку на его конец, как поднимает руку и целится в Сорокина.

Что-то там произошло, потому что Сорокин вдруг споткнулся. Он попытался поднять руку с пистолетом, но ее свело судорогой, и оружие вдруг выпало на землю. Сорокин выгнулся дугой, растопырив руки, и повалился на землю как куль. Гуров подбежал вторым, когда Крячко уже ногой отпихивал в сторону выпавший «стечкин» и наклонялся над лежавшим на земле Сорокиным. Бывший спецназовец смотрел на сыщика молча, с перекошенным лицом и пытался что-то сказать. Но из его рта вырывалось только нечленораздельное мычание.

– Что случилось? – подбежал Гуров к молодому оперативнику и тут все понял.

Это был мощный электрошокер, который с помощью одноразового картриджа-насадки выстреливал контакты на расстояние до пяти метров. Молодец, Белецкий, хорошо снабдил своих ребят для этой операции!

Они сидели в кабинете Белецкого полукругом. Сорокин со скованными за спиной руками сидел в середине кабинета на стуле. Один из оперативников стоял у окна, второй у двери. Даже со скованными за спиной руками бывший майор спецназа был все еще опасен. Хотя сейчас, кажется, он уже не помышлял о побеге. Что-то сломило его, вывело из равновесия, заставило метаться и психовать.

– Зачем вы убили Пашу Остапцева и Кехлера? – спросил Гуров.

– Я не убивал, – покачал головой Сорокин. – Это Котов, придурок!

– По вашему приказу?

– По своему, – зло прошипел арестованный. – Говорю же вам, что я тут ни при чем! Заставь дурака богу молиться…

– Ой ли, Сорокин? Нам хорошо известно, что вы неоднократно представлялись бизнесменам хозяином казино. А Ильину даже предлагали войти в долю для открытия новой сети в Москве и Питере. Не так?

– Понятно, – кивнул Сорокин. – Вот как вы близко подошли. Теперь понятно, почему все так… То-то я чувствую, что мне постоянно в затылок дышат, на пятки наступают. Как он мне все испортил…

– Давайте-ка все по порядку, Сорокин, – предложил Гуров. – От казино со времени его основания и вашей в нем работы и до момента убийства Марины Коровиной, тело которой вы пытались утопить в Москва-реке.

Сорокин поднял голову, пристально посмотрел Гурову в глаза и понимающе покивал, что-то прикидывая в голове.

– Ну, ясно, – заговорил он. – Кроме пожизненного, мне теперь ничего не светит. Если, конечно, за хорошее поведение лет через двадцать пять меня не помилуют. Доказательств у вас, наверное, будет достаточно. Плохо я вашу кухню знаю, видимо, много ошибок наделал. А что касается казино, так я там был просто управляющим поначалу. Я не сразу узнал, что Кехлер – немец, по паспорту Алекс Кехлер, он Алексеем представлялся. А сосватали меня ему все те же Ильин и Жидков. Через Котова, между прочим. Жадность меня одолела, все прикидывал, как Кехлера убрать грамотно, чтобы его в Россию больше не пускали или посадили тут, скажем, за наркотики. Пока прикидывал, Пашка Остапцев меня опередил, гаденыш.

– Как опередил, в чем?

– Он был близко знаком с Кехлером. Дружил с ним. Котов мне докладывал, что слышал, как Пашка немцу про меня говорил всякое, чтобы мое место занять. Но Кехлер был не совсем дурак, хоть и не понимал до конца нашей действительности. Он знал, что я могу то, чего Остапцев не сможет. Сопляк он!

– И вы велели Котову разобраться?

– Нет, такого приказа я ему не отдавал. Но мы обсуждали различные варианты развития событий. Чисто теоретически мы, конечно, обсуждали и вариант физического устранения Кехлера, бизнес которого могли бы прикарманить. Только я поздно узнал, что Кехлер с помощью Остапцева на меня компромат собирал. Вот тут-то Котов и наломал дров!

– Как это произошло?

– Котов узнал, что Остапцев сделал запись пары моих разговоров кое с кем из бизнесменов, где я представлялся хозяином и предлагал совместный бизнес. Пашка в тот злосчастный день, оказывается, договорился встретиться в казино с Кехлером, чтобы там ему продемонстрировать запись. Котов узнал об этом и попытался отобрать у Пашки диктофон, а тот начал орать с испугу, Котов, дурак, ему шею и свернул. А тут, как назло, вошел Кехлер. Вот Котов и решил мне доброе дело сделать – устранить хозяина, чтобы хозяином стал я. Он задушил Кехлера, чтобы крови не было, а потом позвонил мне.

– Вы его, конечно, отругали за этот поступок? – съязвил Крячко.

– Убить был готов, но этим дела не поправишь. К тому же дела были совсем плохи. При Пашке не было диктофона. А еще исчез внешний жесткий диск с компьютера со всей черной бухгалтерией. Я тогда наорал на Котова, что он все дело завалил своими ручищами, и велел любой ценой найти и диск и диктофон. Если этот урод успел все сдать в полицию, то мне труба. А мог бы начать шантажировать.

– Значит, все остальное – дело рук Котова?

– Да, я понял, что он зациклился, что пытается решить проблему, обезопасив себя и меня, но оставляет много следов. Он всегда был дураком. А когда мы не успели вывезти трупы из казино и нагрянул ОМОН, он совсем запаниковал. Или я его так запугал, что он стал творить такое. Я не успел опомниться, как он застрелил Остапцева-старшего и его садовника в коттедже. И, конечно, ничего там не нашел. Он нигде ничего не нашел!

– И вы его убрали?

– Он столько наследил, что мне ничего не оставалось, – устало вздохнул после долгой паузы Сорокин. – Как вы его нашли?

– Случайность, – признался Гуров. – Вы неаккуратно несли тело, и у Котова вывалился телефон в лесу. А дальше – дело логики и техники.

– Черт! Я был так зол, что не подумал даже обыскать его.

– Зачем вы убили Коровину? Как вы вообще с ней познакомились?

– Случайно. Мне надо было где-то отсидеться, а тут вижу, явно одинокая женщина, не красавица, несчастная. Я сначала подумал, что временно у нее поселюсь, а она, дура, влюбилась в меня как кошка. Надо было бросить ее, а я упустил этот момент. Слишком поздно узнал, что мою машину угнали и что ГИБДД ищет хозяина. Я понял, что вы меня вычислите в этом районе. Понял, но поздно. Вот и решил отвести от себя след за город. Будто я покинул Москву и заметал следы. Жалко ее, только она все равно никчемный человечек.

– Ваша беда, Сорокин, не в том, что вы ошибались в людях, – сказал Гуров, с брезгливостью глядя на Сорокина, – не тех помощников себе выбирали. Ваша беда в том, что вы ставку сделали не на то. Как в казино ставят, вот и вы поставили не на «красное», а на «черное». Для вас жизнь человеческая слишком мало значит. Вы считали, что вот так просто решите все вопросы и заживете сытой спокойной жизнью. А жизнь, Сорокин, это не игра в войну, не игра в казино! Жизнь – это люди!

Гуров хотел, было, еще развить свою мысль, но тут осознал, что бывший майор Сорокин его не поймет и, махнув рукой, вышел из кабинета. Крячко догнал его в коридоре и пошел рядом. Они шли молча до самой лестницы, и, когда уже стали спускаться, Станислав неожиданно сказал:

– А ты помнишь, о чем Петр просил тебя не так давно?

– Что? Просил? – Гуров остановился и непонимающе посмотрел на друга. – Быстрее закончить дело, потому что на него давят сверху?

– Про премьеру спектакля твоей Маши, – рассмеялся Крячко, а потом грустно улыбнулся: – После всей вот этой мерзости сесть бы в партер, послушать гул зала, почувствовать, как медленно гаснет огромная люстра под потоком, и таинственный мир театра заполняет зрительный зал. Как? Хорошо сказал?

– Ладно, – кивнул Гуров, сдерживая улыбку, – будет вам премьера.