Глава 22
18 марта, 19 часов 29 минут
по центральноевропейскому времени
Прага, Чешская Республика
Рун падал вместе с Эрин.
Он схватил ее за руку и что есть силы прижал к себе, обхватив руками, чтобы защитить. Они падали сквозь горящие балки, дым и осыпающуюся штукатурку. Затем ударились о пол какого-то этажа, все еще остававшегося целым. Рун ушел в перекат, стараясь погасить силу соударения.
В итоге он оказался стоящим на коленях, держа в руках обмякшее тело Эрин. Она была без сознания; кровь текла из глубокого пореза на ее лице. Вокруг них бурлили дым и пламя, но Рун узнал круглую комнату, где они оказались: старую алхимическую лабораторию Эдварда Келли.
Он поднял Эрин, чувствуя, как ее легкие втягивают дым, слыша трепет слабеющего сердца, — она задыхалась. Почти ничего не видя, Рун добрел до стены, надеясь вдоль нее дойти до двери, а потом — до окна.
Наверху раздался треск — это не выдержала еще одна потолочная балка. Что-то огромное рухнуло сверху. Отблеск пламени сверкнул на зеленоватом стекле.
Колокол.
Рун инстинктивно вскинул руку навстречу этой зловещей махине, защищая Эрин, заслоняя ее своим телом. Колокол ударил его по руке, по спине, опрокинул его на пол. Толстое стекло раскололось, врезаясь в плечо и руку Руна, полосуя мышцы и круша кость.
Ослепленный болью, он закричал.
Эрин услышала и, вздрогнув, пошевелилась под его телом.
— Рун...
Он скатился с нее, еще сильнее раня себя, и простонал:
— Беги...
Она высвободилась, но вместо того чтобы последовать его приказу, схватила его за уцелевшую руку и попыталась оттащить его от осколков колокола. Однако прежде чем ей это удалось, прогоревший пол не выдержал веса стеклянной громадины. Когда обугленные доски под Руном начали проваливаться, он извернулся и увидел, как безжизненное тело Леопольда летит, кувыркаясь, с чердака и вслед за разбитым колоколом валится в огненную пропасть нижних этажей дома.
Рун едва не соскользнул следом, но Грейнджер оттащила его от зияющей дыры, удержав в круглой комнате. Боль поглощала его сознание, но он заставил себя пробиться сквозь нее, чтобы не покидать Эрин здесь одну. Он не мог ее оставить, он еще мог ей пригодиться.
Сквозь дыру, куда провалился колокол, в комнату валил дым. Восходящий поток воздуха вытягивал его через отверстие в крыше, образуя импровизированный камин. Большая часть пола уже прогорела, вокруг бушевало пламя.
Теперь уже Эрин держала Руна обеими руками, таща его к стене. Больше всего ему хотелось, чтобы она оставила его и спаслась.
— Брось меня, — выдавил Рун, повернув лицо к двери, к слабым отблескам уличных фонарей, просачивавшихся сквозь дым.
— Уходи в окно...
Холодная кровь стекала по его боку. Он побывал в достаточно многих битвах, чтобы распознать смертельную рану. Но возможно, Эрин сможет выбраться в окно, спуститься по фасаду и спастись. Она не должна умирать здесь вместе с ним.
Однако женщина не намерена была бросать его. Вместо этого она сорвала свой кожаный ремень, обернула вокруг плеча Руна и туго затянула.
Тот вскрикнул от новой вспышки боли.
— Извини, — произнесла Грейнджер, кашляя. — Нужно было остановить кровотечение.
Рун взглянул на импровизированный жгут из ремня.
Ниже кожаной полосы его рука отсутствовала, отсеченная осколком колокола.
19 часов 33 минуты
Эрин прижала свое запястье к губам Корцы и приказала:
— Пей!
Жгут ослабил кровотечение до тонкой струйки, но без дополнительного источника крови Рун долго не проживет, это понимали оба.
Из последних сил он повернул голову вбок, отказываясь пить.
— Черт тебя побери, Рун!.. Тебе нужна сила, ты можешь получить ее из моей крови. Согреши сейчас, покайся потом. Я не оставлю тебя, но я не смогу тащить тебя одна.
Она встряхнула его, но Корца обмяк, потеряв сознание.
Эрин пыталась волочь его к двери, но он весил слишком много для нее. Женщина едва могла дышать, из глаз текли жгучие слезы — от дыма и от горького чувства беспомощности в равной мере,
В нескольких футах от них затрещали и переломились стропила пола, еще несколько досок рухнуло в горящий внизу огонь. Жар коснулся щеки Эрин, словно вырвавшись из устья открытой печи. Пламя ревело уже близко.
Потом клубы дыма рванулись вбок — это распахнулась дверь, и в комнату влетела темная фигура. Христиан бросился к Эрин, точно летящий на добычу сокол. Должно быть, он выследил ее по стуку сердца. Сангвинист хотел поднять ее, но она толкнула в его руки тело Руна и прокашляла:
— Забери его.
Христиан повиновался, перебросив Корцу через одно плечо, а второй рукою подхватив Эрин. Она спотыкалась, а он тащил ее за собой навстречу потоку свежего воздуха. Под ногами захрустело битое стекло — они оказались у окна верхнего этажа. Должно быть, Христиан выбил его, чтобы добраться до них.
— Как же нам... — начала было Эрин.
Развернувшись, Христиан поднял ее в воздух и головой вперед выкинул в окно.
Крик застрял в горле Эрин — она падала, земля неслась ей навстречу. И тут внизу появились Элизабет и София. Их руки подхватили Грейнджер, прежде чем она упала на брусчатку, и смягчили ее падение; тем не менее она ударилась о тротуар с достаточной силой, чтобы расшатать зуб.
Повернувшись, Грейнджер увидела, как Христиан приземлился в нескольких ярдах от нее и перекатился по брусчатке, гася удар, после чего легко поднялся на ноги, держа Руна на руках.
С облегчением вздохнув, Эрин так и осталась сидеть на мокрой брусчатке, яростно кашляя. Между приступами кашля она пыталась вдохнуть как можно больше свежего воздуха. Легкие у нее горели.
Кто-то навис над ней, потом опустился рядом на одно колено.
— Эрин, ты как?
— Джордан...
Стоун смотрел на нее, и глаза его были яркими и живыми. Он снова ожил. Слезы навернулись Эрин на глаза, но тревога все еще не оставила ее.
— Твоя шея...
Джордан с глуповато-застенчивым видом потер затылок над воротником своей куртки.
— Все еще болит, как... то есть очень болит.
Он улыбнулся Эрин.
Он исцелился.
Снова.
— Идем, — произнес Стоун, меняя тему. — Нам нужно уходить.
Он поднял Эрин на ноги, крепко обняв ее обеими руками. Колени у нее дрожали, женщина едва могла стоять. Она смотрела на Джордана снизу вверх, словно черпая силы в его лице.
— Не делай так больше, — прошептала Эрин. — Не покидай меня.
Но Стоун как будто не услышал ее.
Вместо этого он повел ее туда, где Элизабет и Христиан хлопотали над телом Руна. Тот уже казался мертвым: голова его беспомощно свисала, он не шевелился. Из-под наспех наложенного Эрин жгута все еще капала кровь.
София махнула рукой Джордану.
— Мы должны доставить его в церковь Святого Игнатия. Под ней есть наша часовня, это вон там. Быстро.
Хрупкая сангвинистка быстро повела их через темную, залитую дождем площадь. Эрин едва ковыляла позади, Джордан поддерживал ее. Дом Фауста догорал позади них, огонь с ревом пожирал его тайны.
Впереди отблеск пожара отражался от золотого ореола, окружающего фигуру на крыше церкви Святого Игнатия. София свернула вдоль боковой части барочного фасада и направилась к участку стены, полускрытому сенью высокого дерева. Там из стены выступала небольшая каменная чаша — словно купель со святой водой у входа в церковь. Монахиня обнажила предплечье, на котором кровоточил порез, и уронила несколько капель крови в чашу.
Раздался каменный скрежет, и перед ними отворилась невысокая дверца.
Элизабет подхватила Руна в объятия и внесла его внутрь.
Они все последовали за ней, но София задержалась у врат и прошептала:
— Pro те.
Эрин оглянулась, вспомнив, как кардинал Бернард произнес те же самые слова, чтобы запереться в часовне под базиликой Святого Марка, — так, что лишь трое сангвинистов смогли открыть эту дверь. Должно быть, София сделала то же самое, боясь, что поблизости могут оказаться те, кто порабощен Легионом, — особенно если это будут сангвинисты.
Даже здесь их группа, возможно, была в опасности.
Позади Софии закрылась дверь, и темнота окутала всех.
Чиркнула спичка, и Эрин увидела, как впереди загорелась свеча. От этой свечи Христиан зажег другие, и медленно разгорающееся сияние озарило простую каменную часовню.
Грейнджер двинулась туда. Над их головами изгибался беленый кирпичный свод, вокруг белели гладкие оштукатуренные стены. Запах ладана и вина окружил Эрин, обещая покой и защиту.
Центральный неф, по бокам которого стояли ряды грубо сколоченных скамей, вел к покрытому белой тканью алтарю. Алтарь венчало изображение Лазаря, принимающего свое первое причастие из рук Христа. В карих глазах Лазаря сияла уверенность, и Христос улыбался ему.
Христиан подошел к шкафчику возле алтаря и достал белую металлическую коробку с красным крестом на передней стенке. Аптечка первой помощи. Он бросил ее Джордану, в то время как София прошла за алтарь к серебряному табернаклю . Она открыла его и достала сосуды с освященным вином — эквивалент аптечки для сангвинистов.
Элизабет уложила недвижное тело Руна на пол перед алтарем. Разорвав на нем остатки куртки и рубашки, она обнажила его руку и грудь. Сотни глубоких ран чернели на бледной коже, но ни одна не была настолько серьезной, как отсеченная рука.
Элизабет осмотрела жгут и посмотрела в глаза Эрин.
— Вы все правильно сделали, — произнесла графиня. — Спасибо.
Эрин услышала в голосе женщины неподдельную благодарность. Батори все-таки питала теплые чувства к Руну, как бы ни пыталась отрицать это.
Эрин кивнула и прижала кулак к губам, чтобы подавить кашель. Джордан подошел к ней и помог сесть на скамью. Она поставила рядом с собой рюкзак, сержант открыл аптечку, порылся в ней, достал пару маленьких бутылочек с водой и передал одну Грейнджер. Женщина сделала долгий глоток, а Джордан намочил водой из второй бутылки салфетку. Он стер с лица Эрин сажу и грязь, потом аккуратно провел ладонями по ее телу, ища, нет ли серьезных ран. Его прикосновение разбудило в женщине чувства, совершенно неуместные в часовне, полной священнослужителей. Она обнаружила, что смотрит Джордану прямо в глаза. Он ответил ей таким же взглядом, потом наклонился и подарил ей долгий, неспешный поцелуй.
Она всей душой хотела верить, что это было проявлением страсти, но не могла прогнать чувство, будто этим поцелуем он прощается с нею. Когда Джордан наконец оторвался от ее губ, на лбу его пролегли едва заметные морщинки. Он стер слезы со щек Эрин, явно не понимая, чем они вызваны, и прошептал:
— Ты в порядке?
Она сглотнула, кивнула и вытерла глаза.
— Просто слишком много...
Эрин попыталась сделать глубокий вдох, но резкая боль в груди остановила ее. Должно быть, у нее треснуло ребро.
Однако ее раны были мелочью по сравнению с тем, что досталось Руну.
Сангвинисты преклонили колени вокруг его тела.
Но пытались ли они лечить его... или тоже прощались с ним?
20 часов 04 минуты
Элизабет пыталась влить вино в рот Руну, но пальцы ее дрожали от тревоги и усталости, вино проливалось на щеку Корцы.
Христиан протянул руку и коснулся ее пальцев.
— Позвольте мне, — прошептал он, вынимая серебряную фляжку из ее обожженных рук.
Элизабет выпустила фляжку и потерла ладони и свои колени, стараясь стереть святость вина и жгучее прикосновение серебра. Она испуганно смотрела на израненное тело Руна. Его раздели почти донага, оставив чуть больше, чем та набедренная повязка, в которую был одет Христос на распятии над алтарем. Но даже Христос не страдал так жестоко. Элизабет читала карту боли Руна по сотням порезов и рваных ран. Взгляд ее остановился на обрубке руки. Она была отсечена почти ровно посередине между плечом и локтем. На глаза графини навернулись слезы, затуманив взор, как будто пытаясь избавить ее от этого ужасного зрелища.
Она сердито стерла их.
«Я буду свидетелем... ради тебя, Рун».
Христиан продолжал вливать вино между бескровных губ Корцы, а София провела смоченной все тем же освященным вином салфеткой по ранам лежащего, очищая их, прижигая их этой святостью. От каждого прикосновения плоть Руна содрогалась от боли, даже в бессознательном состоянии он чувствовал ее.
Элизабет взяла его за руку, желая забрать у него эту боль... которая свидетельствовала хотя бы о том, что Рун все еще жив, что где-то в глубине его израненного тела еще тлеет жизнь.
«Вернись ко мне...»
София взяла флягу с вином и полила им на рваный обрубок руки Руна. Тело сангвиниста выгнулось дугой, едва ли не взлетая над каменным полом, изо рта вырвался крик.
Уцелевшей рукой он стиснул пальцы Элизабет. Пальцы ее хрустнули, но она готова была принять эту боль, если это поможет ему хотя бы чуть-чуть.
Наконец его тело вновь осело на пол.
София сидела, поджав ноги, ее лицо выражало лишь тревогу.
— Это вино поможет ему поправиться? — спросила Элизабет.
— Ему нужен отдых, — ответила София, но это прозвучало так, словно она пытается убедить себя.
— Ему нужно выпить крови, — заявила графиня, и в голосе ее прозвучала нотка ярости. — Вы все знаете это, но ничего не делаете, только мучаете его.
— Он не должен этого делать, — возразила София. — Если он совершит грех в этой часовне, это лишит его силы святости, которую дарует эта земля. Подобное действие убьет его куда быстрее.
Элизабет не знала, верить ей или нет. Она подумывала о том, чтобы забрать его тело и бежать прочь из этого места.
Но святая земля ослабила ее, а двое сангвинистов вдоволь напились вина, обретая дополнительные силы от Крови Христовой.
«И что я буду делать наедине с телом Руна на этих пустых улицах?»
Если он обречен умереть, пусть это произойдет в том месте, которое он любит.
И рядом с теми, кто любит его.
Она сжала его руку.
Позади нее раздался еще один голос.
— Элизабет права, — сказала Эрин. — Руну нужна кровь, чтобы выжить.
Христиан печально посмотрел на нее.
— София сказала правду. Он не должен пить кровь, этот грех...
— Кто сказал, что он должен ее пить? — фыркнула Эрин, опускаясь на колени между ними; в руках она держала кинжал. — Что, если я омою его раны своей кровью? Я возьму этот грех — если это грех — на себя.
Христиан с надеждой посмотрел на Софию.
— Нет, — возразила монахиня твердым голосом. — Кровавый грех есть кровавый грех.
Христиан, казалось, был не так уверен в этом.
Эрин пожала плечами.
— Я сделаю это.
Элизабет ощутила прилив симпатии к отваге этой женщины.
— Я не позволю, — сказала София, делая движение, чтобы остановить Грейнджер.
Христиан перехватил руку Софии.
— Нам нечего терять, если мы попытаемся.
— Кроме его бессмертной души. — Сангвинистка пыталась оттолкнуть его, но Элизабет пришла на помощь Христиану, удерживая монахиню, чтобы та не мешала Эрин. А потом посмотрела прямо в глаза Грейнджер.
— Сделайте это.
Кивнув, Эрин провела лезвием по ладони. Она вздрогнула от боли, но не потеряла спокойствия. Запах свежей крови, движимой ровным биением живого сердца, заполнил маленькую часовню.
Элизабет почувствовала, как вздрогнули оба сангвиниста, вдохнув этот запах. Их тела, все еще не исцелившиеся от ран, умоляли о глотке жизни, которая таилась в алой лужице собравшейся в горсти у Эрин. Графиня тоже чувствовала этот запах, глубоко вдыхала его сладость, но она боролась со своей природой не так долго, как эти двое. Она могла выдержать это.
«И эта кровь предназначена не мне».
Эрин склонилась над обнаженным телом Руна. Она обмакнула пальцы в алый родник на своей ладони и, протянув руку, осторожно нанесла свою горячую кровь на холодную кожу раненого. И вновь плоть Корцы содрогалась при каждом прикосновении, но эта боль была порождена не болью.
Это было наслаждение.
Губы его приоткрылись, с них сорвался тихий стон.
Элизабет вспомнила, как давным-давно такой же стон раздавался у нее над самым ухом, когда она лежала под ним, в его объятиях...
Эрин продолжала свою работу, она действовала методично, не пропуская ни единой раны. Наконец она посмотрела на неровный обрубок кости, окруженной рассеченными мышцами, из которых медленно сочилась черная кровь. Повернулась к Элизабет, словно испрашивая дозволения.
Та чуть заметно кивнула.«
Сделай это».
Эрин здоровой рукой помассировала свое предплечье, сцеживая в ладонь побольше крови. И только когда из переполненной горсти потекли алые струйки, она накрыла этой ладонью руку Руна, вливая свою жизнь в эту жестокую рану.
Корца вновь содрогнулся, выгибая спину. Эрин продолжала прижимать ладонь к обрубку его руки.
Из его груди вырвался крик — вопль экстаза, столь неистовый, что София отвернулась прочь.
А может быть, монахиня просто не желала видеть куда
более явного признака того, что Рун сейчас испытывал животное наслаждение? Набедренная повязка почти не скрывала его восставшее естество — свидетельство того, что внутри этого зверя таился мужчина, похоть которого так и не смог до конца обуздать белый воротничок, символ его сана.
Элизабет помнила и это тоже: она сейчас пребывала в глубоком прошлом, чувствуя его в своем лоне, когда двое становились одним...
Когда Рун вновь рухнул на каменный пол, Эрин наконец убрала руку. Все тело Корцы чуть заметно вздрагивало, изнуренное, но явно обновившее свои силы. Множество мелких порезов закрылись. Даже обрубок руки перестал кровоточить, и кость уже затягивалась плотью.
Христиан выдохнул.
— Думаю, он выживет... если еще отдохнет.
Даже София признала это:
— Вино должно помочь ему завершить путь к исцелению.
Эрин все еще стояла на коленях. Джордан подошел к ней и начал перевязывать ее целительную рану. Женщина вверилась его ласковой заботе.
— Его рука... — спросила она, глядя на Руна. — Она... когда-нибудь...
Джордан договорил за нее твердым голосом:
— Она когда-нибудь отрастет?
— Со временем... за много месяцев, если не лет, — ответил Христиан. — И для такого чуда ему понадобится долгий покой.
— И как это скажется на наших поисках? — поинтересовался Джордан.
Ни у кого не было ответов, только еще больше вопросов.
— Мы даже не знаем, куда двигаться, — произнесла София, и в голосе ее звучало поражение. — Во всей этой бойне мы не узнали ничего.
Эрин покачала головой.
— Неправда.
Все взгляды обратились на нее. Она уверенно сказала:
— Я знаю, что мы ищем.
20 часов 33 минуты
— Что ты имеешь в виду? — спросил Христиан.
— Дайте минутку...
Эрин встала. Джордан поддержал ее, но она высвободилась из его рук. Ей нужно было проложить некую дистанцию между собой и им, да и остальными тоже. Женщина вздрогнула, вспомнив, что ощущала, когда держала Руна за обрубок руки. На протяжении нескольких вздохов она чувствовала его томительную страсть, его болезненное вожделение, разрушительное наслаждение от ее крови, вливающейся в его жилы, растворяющейся в нем, от слияния двоих воедино...
Она сжала в кулак свою перевязанную ладонь, обрывая эти воспоминания.
Джордан коснулся ее плеча.
— Эрин?
Его синие глаза смотрели на нее с тревогой. Она пошла прочь, чувствуя необходимость в движении.
«Я сделала то, что должна была... и ничего больше».
И все-таки ее терзали уколы вины. Они с Руном на глазах у всех, кто находился в этой церкви, разделили на двоих интимное действо.
Эрин подошла к своему рюкзаку и дрожащими пальцами открыла его. Сунув руку внутрь, задержала пальцы на чехле, в котором хранилось Кровавое Евангелие. Присутствие этой книги придало Эрин сил. Потом женщина достала связки бумаг, которые нашла под колоколом, и сложила их на скамье.
— Полагаю, это старые записи Ди, — пояснила она. — Но я не могу сказать точно, потому что они, похоже, написаны по-енохиански.
Элизабет поднялась и присоединилась к ней.
— Дайте взглянуть. — Она быстро пробежала глазами по бумагам, листая страницы. — Это действительно записи Ди. Я узнаю почерк.
— Вы можете перевести их с енохианского? — спросила Эрин.
— Конечно. — Элизабет уселась на скамью. — Но это потребует времени.
— Вы можете прямо сейчас поискать любые упоминания о зеленом алмазе?
— Да, но зачем?
Христиан эхом вторил вопросу графини:
— Эрин, тебе что-то известно?
Она повернулась к нему лицом, ощутив новый прилив скорби.
— Очень немногое. Но перед смертью Леопольд освободился от власти демона, захватившего власть над его телом и душой.
— Какого демона? — поинтересовалась София.
Эрин вдохнула поглубже, вспомнив, что только она слышала последние слова Леопольда.
— Он назвал его Легионом.
Христиан оглянулся на Софию.
— Демон с таким именем упомянут в Библии.
Та кивнула.
— Христос изгнал его, но только после того, как вступил с ним в схватку и потребовал демона назваться. И он сказал в ответ: легион имя мне, ибо нас много.
— Ибо нас много, — повторила Эрин, взвешивая эти слова. — Может быть, такова природа этого демона? Владеть многими.
— Похоже, он действительно способен подчинять других своей воле, — произнесла Элизабет, начиная перебирать стопку древних бумаг. — Даже таких, как сестра Эбигейл.
— Но не нас, — дополнил Джордан, махнув рукой в сторону Эрин. — Я боролся с ним, но он не сумел поработить меня.
— Возможно, он может управлять лишь теми, кто уже осквернен, — предположила София, и на лице ее отразилось беспокойство. — Сорняку нужна почва, чтобы расти в ней. Быть может, ему нужно, чтобы в ком-то уже присутствовала тьма, дабы он мог в ней укорениться.
— Если этот демон подобен сорняку, — спросил Христиан, — мог ли он пережить смерть Леопольда?
— Не знаю, — призналась Эрин. — Но Леопольд сказал, что Легион ищет три камня. — Она многозначительно взглянула на Джордана. — Он послал одного из порабощенных в подземное святилище в Кумах. Может быть, ему нужны были обломки зеленого алмаза...
— Возможно, — согласился Джордан. — А может быть, он просто хотел убить меня. И черт возьми, ему это почти удалось.
— Нет, я думаю, он искал камень.
— Почему ты так в этом уверена? — спросил Христиан, затем добавил с легкой улыбкой: — Не то чтобы я сомневался в выводах Женщины Знания...
— Последние слова Леопольда, перед самой его смертью.
Он упоминал что-то о саде оскверненном... затопленном кровью, омытом водой. Судя по всему, именно там должен восстать Люцифер.
— Но что за сад? — не понял Христиан. — Что это значит?
— Возможно, Эдемский сад? — предположила София.
Эрин смотрела куда-то в пространство, бормоча:
— Это не может быть просто совпадением...
Джордан коснулся ее плеча.
— Что?
Она повернулась к остальным.
— Те три фрески в алхимической комнате Келли. Арбор, Сангвис и Аква. Символизирующие сад, кровь и воду.
Христиан потер подбородок.
— Символы совпадают с тем, о чем шла речь в последних словах Леопольда.
— И Легион ищет три камня, — добавила Эрин. — Возможно, отображающих то же самое. Арбор, Сангвис и Аква.
Джордан достал две половинки изумрудно-зеленого алмаза.
— Ты думаешь, это может быть Арбор? Он зеленый, как сад.
Эрин кивнула.
— И мы знаем, что это не простой алмаз. На нем начертан странный символ. К тому же он мог удерживать дымные сущности более чем шести сотен стригоев.
— И в конце концов — самого Легиона, — дополнил Христиан.
Эрин дотронулась до алмаза кончиком пальца.
— Быть может, поэтому Леопольд назвал сад — этот камень — «оскверненным». Тот был загрязнен злом.
— Если вы правы, — произнесла сидящая на скамье Элизабет, — то должно быть еще два самоцвета. Сангвиси Аква.
Эрин уловила в словах графини многозначительность и повернулась к ней.
— Вы что-нибудь знаете о них?
— Я — нет, — сказала Элизабет, но лицо ее оставалось задумчивым. — Но возможно, нам следует спросить того, кто прислал Джону Ди зеленый камень.
— И кто это? — жадно спросила Эрин.
Графиня с улыбкой подняла повыше пожелтевший от старости лист бумаги.
— Это письмо к Ди от человека, который прислал ему этот камень.
Эрин подошла поближе, чтобы взглянуть, но обнаружила, что послание написано по-енохиански.
Элизабет ногтем подчеркнула ряд символов
— Это его имя, — пояснила Элизабет. — Гуго де Пейн.
Имя показалось Эрин знакомым, но она никак не могла вспомнить откуда. От усталости ей было трудно думать.
Христиан шагнул ближе, хмуря брови.
— Этого не может быть.
— Почему? — поинтересовался Джордан.
— Гуго де Пейн был сангвинистом, — пояснил Христиан. — Во времена крестовых походов.
Эрин неожиданно вспомнила этого человека и его выдающуюся роль в истории.
— Гуго де Пейн... разве это не тот, кто вместе с Бернардом Клервоским основал Орден рыцарей-тамплиеров?
— Тот самый, — подтвердил Христиан. — Но на самом деле он сформировал из этих рыцарей Орден сангвинистов. Девять рыцарей, связанных кровью.
Эрин нахмурилась, снова вспомнив, что история, которую она изучала, была всего лишь игрой тени и света на поверхности и что истина лежит где-то глубже.
— Но Гуго де Пейн умер во время Второго крестового похода, — добавил Христиан.— Кто вам это сказал? — возразила Элизабет. — Это письмо от Ди датировано тысяча шестьсот первым годом, четыре века спустя после Второго крестового похода.
— Я слышал эту историю от соратника Гуго и основателя Ордена тамплиеров, Бернарда Клервоского, человека, который своими глазами видел доблестную смерть де Пейна. — Христиан, вскинув брови, оглянулся на Эрин. — Этого человека вы все знаете под именем кардинала Бернарда.
Глаза Эрин широко раскрылись.
— Кардинал Бернард — это Бернард Клервоский?
Это звучало вполне осмысленно. Она знала, что кардинал сражался во время крестовых походов и что еще с тех пор занимал высокое положение в рядах Церкви.
— Похоже, Бернард был не совсем правдив, — произнесла Элизабет с кривой улыбкой, постукивая пальцем по письму. — Снова.
— Это пока что может подождать. — Эрин кивнула на бумагу. — Что сказано в этом послании?
Графиня пробежала глазами страницу, разбирая архаичные буквы. Ее улыбка стала шире.
— Похоже, Гуго хотел, чтобы я забрала этот камень, если что-либо случится с Джоном Ди. Возможно, алхимик поделился сутью моей работы со своим тайным благодетелем.
— Значит, этот тип хотел, чтобы вы закончили работу Ди, если тот не справится сам? — уточнил Джордан.
— Похоже на то. План состоял в том, чтобы после смерти Ди Эдвард Келли забрал камень, чтобы сохранить его и передать мне. Должно быть, поэтому император Рудольф отдал камень и колокол Келли. — Элизабет помрачнела. — Но этот жадный шарлатан оставил все себе. Вероятно, он втайне продал алмаз. А ведь тот стоил целое состояние!
— Но все-таки в итоге, — промолвила Эрин, — этот проклятый самоцвет каким-то образом нашел свой путь через века в ваши руки.
— Судьбу не предотвратить, — согласилась Элизабет.
Грейнджер едва удержалась от того, чтобы закатить глаза.
— В письме сказано что-нибудь о двух других камнях?
— Ни слова.
— Значит, это тупик, — подытожил Джордан.
— Разве что Гуго де Пейн все-таки жив до сих пор, — сказала Эрин. — Мы знаем, что он не погиб в крестовом походе вопреки словам Бернарда. Может быть, он по-прежнему обитает в этом мире.
Стоун испустил тяжкий вздох.
— Если и так, то как нам его найти?
Эрин уперла в бока сжатые в кулаки руки.
— Мы спросим его старого друга, Бернарда Клервоского. — Она обратилась к Христиану и Софии: — Где кардинал?
— Его отослали в Кастель-Гандольфо, — ответил Христиан. — Ожидать приговора.
— Давайте молиться, чтобы они уже не предали его смерти за все его грехи, — добавила София.
Эрин молча согласилась с ней. «Нельзя допустить, чтобы что-то еще пошло не так».
