Глава 11
Фицрой выдвинулся из тени, показывая себя, и тут же ею словно втянуло обратно.
Одежда простая, в смысле простая дворянская, но полы чуть длиннее обычного, воротник вдвое короче и стоит торчком, а пуговицы совершенно черные, хотя при дворце все щеголяют цветными, стараясь угадать, какой цвет королева предпочитает на этот раз.
На поясе два ножа с широкими лезвиями, пара непонятных блях с жуткими мордами, небольшой мешочек то ли с монетами, то ли с колдовскими снадобьями.
Он перехватил мой взгляд, губы чуть дрогнули в понимающей улыбке.
— Издалека ты, дружище. Очень издалека.
Я спросил настороженно:
— Почему это?
Он улыбнулся шире.
— Любой видит, я из герцогства Алых Маков, в тех землях одеваются только так. Другие понимают сразу. А ты рот открыл…
Я постарался как можно нейтральнее перевести разговор в другое русло:
— Ты уже несколько дней здесь, какое там герцогство… Хороший улов?
— Просто чудо, — сообщил он. — Это не провинциальный городок. Там народ и победнее, и поумнее, а тут столько богатеньких придурков!.. Состояние еще не сколотил, но тут интересно… Заметил, на всех дверях ручки из серебра?
Я кивнул:
— Даже в людской. Богато живут.
— Это не от богатства, — сказал он кратко. — Защита от нечисти. Она серебра боится. Что из этого следует?
Я подумал, сказал с неуверенностью:
— Опасаются даже в королевском?.. Здорово. Представляю, что в простых селах. Говоришь, из герцогства Алых Маков? Это там, где граничит с Гарном?
— С Уламрией, — поправил он. — Странно, уж это знать ты должен. Или проверяешь, что скажу про Гарн? То же самое, что и про Уламрию. Соседи того королевства не самые лучшие, не самые худшие. Есть еще Кельмия, Пиксия, Дронтария, хотя это сам знаешь. Уламрия идет вдоль границы узкой полосой, а за ним довольно грозное королевство Опалосса. О нем ты знаешь, возможно, больше, чем я…
Я покачал головой:
— Фицрой, я прибыл издалека… очень даже издалека. Даже очень-очень.
Он посмотрел внимательно:
— Это почувствовал не только я. И еще не успел осмотреться?.. Ладно, Гарн не самый худший сосед. Намного опаснее Опалосса. Там королем считается Плаций, однако правит железной рукой регент Ригельт. Он великий герцог, троюродный дядя Плация и вообще родственник династии, к тому же дальняя ветвь предыдущей правящей династии в очень далекие времена. Его поддерживает многочисленная родня, ей достались самые плодородные и лакомые земли и города для кормления. Сам принц не может и пикнуть о своем праве, регент вежливо, но твердо отвечает, что еще рано, хотя тому уже двадцать четыре года!
— А в Дронтарии как? — спросил я.
Он посмотрел на меня с подозрением:
— Ты чего такой любопытный? В свое время узнаешь, если вдруг каким-то чудом угодишь в глерды, ха-ха. А пока сопи в тряпочку. Ученику чародея такие знания вообще-то ни к чему. У вас главное другое… Я вот твоему чародею продал зуб дракона, крик тритона, хвост шиншиллы, гребень василиска и шпоры рыбы-пучеглаза.
Я охнул:
— Ну ты мастер…
— Я такой, — согласился он, — зуб ему оказался нужнее всего… Кстати, могу и тебе уступить недорого.
Я переспросил:
— Чего?
— Зуб дракона, — сообщил он весело.
Я проговорил неуверенно:
— А ты что… не продал его Рундельштотту?
Он сказал с оскорбленным достоинством:
— Как это? Я честный торговец!.. Продал, конечно. Но есть еще. Тебе сколько?
Я покачал головой:
— Фицрой… Ну ты вообще… Я даже и не знаю. А гребень василиска?
— И гребень есть, — сообщил он. — Тебе какой, старого или молодого?.. Есть гребешок южного! Тот вообще, не представляешь, с ним можно та-а-а-акое делать…
Я подхватился:
— Ладно, побегу. А то Рундельштотт хватится.
Он спросил нейтральным голосом:
— Чем сейчас занимается?
— Не знаю, — ответил я честно, — но лютует и нервничает. Королева чем-то недовольна.
На обратном пути во дворе увидел глерда Сигитара с двумя другими, одетыми без лишней пышности, но достаточно богато. Я замедлил шаг, а он увидел меня издали, я почти физически ощутил, как он напрягся, явно заколебался, продолжать ли путь, там наши дороги пересекутся, не опозорю ли я его перед глердами каким-то словом, взглядом или действием, не стал искушать судьбу, повернулся, и все они двинулись в другую сторону, что и хорошо, я сам не знаю, как держаться после разговора-поединка.
Я покормил ящеренка, хотя тот и сам умеет жрякать, но из моих рук ему все вкуснее, потом он требовал, чтобы я с ним играл, чесал ему пузико, скреб ногтем спинку, в конце концов так разнежился, что высунул язык и блаженно заснул у меня на руках.
Осторожно положив его обратно в шапку, я продолжал дорисовывать в уме картину мира с учетом того, что сообщил Фицрой.
С соседями не то что не повезло, но так практически везде. Для меня важнее, чтобы тут ничего особенного не стряслось, пока не уберусь отсюда. На границах пусть будет какое угодно напряжение, мне по фигу, а вот хоть на троне — королева Орландия, но на корону претендуют герцог Хоткиндгард, а еще есть пользующийся огромным влиянием Торанд Джоанелл, который готов помочь взойти на трон принцессе Андрианне.
Нет, смутно эта картина мира вырисовывалась штришками еще в каменоломне и когда учил подковывать, а сейчас обрастает деталями, обретает выпуклости и впуклости, появляются пока что слабые оттенки и цвета.
Оба герцога, как я понял, медленно наращивают мощь и влияние, привлекают на свою сторону некогда лояльных королеве, а то и переманивая к себе могущественных лиц из лагеря соперника.
Есть еще те, кто не прочь позволить взять власть принцу Роммельсу. Говорят, тот хороший полководец, а значит, сумеет расширить пределы королевства, прорубиться к океану, заставит соседей больше считаться с мнением такого грозного и могущественного короля Нижних Долин.
Самые благоразумные потихоньку и с осторожностью продвигают идею насчет того, чтобы королеву выдать замуж за сильного короля, но сперва подписать с ним договор, что не ограничит их вольности.
Похоже, здесь зреют серьезные неприятности, а то и войны, так что в любом случае надо валить обратно как можно скорее.
Рундельштотт с утра вышел проверить горшки с приготовленными смесями, те еще должны настояться, но давать им перестояться тоже нельзя. Пока заглядывал в каждый и нюхал, иногда щупал пальцем вязкость консистенции, я присматривался, а когда сблизились, я сказал важным тягучим голосом умничающего дурака, что часто извлекает перлы в своем навозе, только не различает, где какие зерна:
— Я человек простой, потому рассуждаю просто и правильно. Старшие всегда умнее молодежи, но среди старших есть просто повидавшие жизнь, потому они уже более умные и опытные, а есть в самом деле накопившие мудрость, вот как вы, великий чародей Рундельштотт! У нас в деревне правит Серый Бобер, он среди стариков самый мудрый. Потому его и выбрали править обществом. А могли же выбрать Кривого Дуба, тот самый сильный, и его все боятся!
Он спросил с ленивым интересом, не прерывая инспекции:
— Так чего же не выбрали?
Я отмахнулся:
— Говорят, где выбирают самого сильного, тот быстро приводит деревню к разорению. Или не быстро, но все равно при таком управителе все хиреет.
Он кивнул, не поворачивая головы:
— Правильно рассуждаешь.
— Это не я, — сказал я с предельно честными глазами, — это все так рассуждают. Потому ну совсем как бы не понимаю, почему не великий чародей Рундельштотт правит этим королевством?
Он дернулся, сказал почти испуганно:
— Ты что, ты что?
Я спросил с наигранным изумлением:
— Но это же правда!.. Может быть, в королевстве есть и умнее вас, но тут во всем дворце вы самый умный и самый знающий.
Он пробормотал:
— Ну, так и должно быть…
— Тогда почему, — спросил я патетически, — правят какие-то дураки, даже мне видно, а не вы?
Он помялся, сказал уклончиво:
— Понимаешь, такая система. У этих глердов, которых ты видишь, предки были очень мудрыми… Они правили, создавали королевство, благополучие себе и людям, их состояние заработано честно. А дети уже потом на всем готовом, а потом и внуки, правнуки… Им работать не надо, вот и отупели. Но не отнимать же, это тоже несправедливо и нечестно.
Я сказал упрямо:
— Ну и пользовались бы нажитыми предками богатством и землями, но нечего им еще и править! Править должны вы, великий чародей Рундельштотт.
Он снова возразил, но вяло, я видел, насколько польщен словами такого наивного простака, даже спина перестала быть такой горбатой, ощутила гордость и достоинство образованного человека.
— Правление нашей королевы, — сказал он наставительно, — уже доказало, что правильное. В других королевствах что только не творится…
— Потому что, — сказал я с упрямством в голосе и облике, — там правители еще дурнее, чем здесь. Но я же вижу, что вы, великий чародей Рундельштотт, правили бы лучше всех нынешних!
Его лицо просветлело еще больше, морщины на лице чуть разгладились, а голос прозвучал с достоинством:
— Ты Улучшатель, смотришь в суть вещей… но, понимаешь, не все же так видят, как ты. Остальные люди — просто люди. Они живут во тьме. Потому так и живем.
Я сказал с подчеркнутой горечью:
— В нашем королевстве жизнь лучше, потому что в соседних тьма еще гуще… Это я уже понимаю.
Принимая горшок с тщательно перемолотыми корешками, уж я постарался, он посмотрел на меня задумчиво, а я затаил дыхание, хотя не подавал вида.
— Знаешь, — сказал он задумчиво, — пожалуй, я тебе открою доступ в свою лабораторию. Только трогать ничего нельзя, понял?
Я сказал послушно, едва удерживая колотящееся сердце, чтобы не выпрыгнуло из груди:
— Да, великий чародей Рундельштотт! Я постою у порога. Или посижу, как прикажете… Могу даже полежать.
Он кивнул, лицо чуточку расстроенное, словно и не собирался никого пускать в свою святую святых, а вот как-то у него само собой вырвалось, а передумывать тут же снова уже непристойно.
— Да-да, только у порога. И недолго. Я позову, когда будет можно.
— Буду смотреть издали, — пообещал я. — И если вдруг замечу что-то такое, что можно улучшить, я сразу же скажу, великий чародей Рундельштотт! Вы великий человек, вам должен помогать весь мир. Я не понимаю, почему не помогает…
Он ухватил горшок и торопливо вышел, уже снова сгибаясь, но явно окрыленный, никогда не слышал еще таких восторженных и вообще-то в какой-то мере справедливых слов, хотя я и поддул их для большего воздействия.
Я подумал, глядя вслед, как же мы все легко ловимся на лесть, а киваем на женщин. Даже на такую примитивную…
