Глава 1
Фицрой красиво разложил на чистой тряпице мясо, сыр и хлеб, придвинул ко мне ближе бурдюк с вином. В молчании ужинали, а в это время из-за леса поднялась в страшном фиолетовом небе огромная багровая луна, пугающе заняла треть неба, медленно и тяжело двинулась к зениту, а когда почти добралась, вдогонку выскочила еще одна, маленькая и сверкающе зеленая, похожая на драгоценный камень.
От нас пошли по две тени, обе зловеще-недобрые, пусть едва заметные, призрачные, но все же… все же не настолько пугающие, как в те первые дни, когда я был в каменоломне.
- У тебя что-то с луной? - спросил Фицрой. - Ладно, не говори, если не хочешь. Просто у многих чародеев с лунами тесные связи.
- Я не чародей, - возразил я тускло.
- Но ты чародеешь?
- Помаленьку, - согласился я. - Так, по необходимости.
Он хмыкнул:
- Ну да, конечно…
- Да ладно, - ответил я. - Я не чародей, сам видишь. По крайней мере по натуре. Но когда что-то получается, я что, совсем дурак?… Ты давай ешь, сейчас пойдем копать.
- Еще и копать?
- Это моя новая придумка, - сказал я гордо. - Я не трус, просто я демократ, потому осторожный и боязливый. Трусливый даже, но это показатель высокого развития и недюжинного ума. История показывает, что прогресс двигает человека отважного к человеку трусливому. И чем цивилизация выше, чем человек трусливее. На высоком уровне своей тени будет страшиться до свинячьего писка!
Он посмотрел на меня исподлобья.
- Что-то твои шуточки какие-то хреновые.
- Зато, - сказал я гордо, - мой недюжинный ум подсказывает, где тебе копать и как копать. Дабы!
Он вздохнул, но смолчал, только пробку выдернул из бурдюка несколько резче, чем обычно, и пил тоже дольше, не отрываясь.
Небо бездонное, страшноватое, но уже привычное, человек ко всему привыкает и приспосабливается, иначе бы мы не стали царями природы. Первая луна осталась на месте, так это выглядит в сравнении со второй, что пошла по небу не просто быстро, а помчалась, словно за нею гонится злой волк с широко распахнутой пастью.
Я поднялся, сунул Фицрою саперную лопатку с короткой ручкой.
- Твой боевой инструмент.
Он спросил опасливо:
- Да колдовства?
- Именно, - заверил я. - Правда, оборонительного. Мы, как гуманисты, никогда не нападаем, а только защищаемся. За исключением случаев, когда напасть нужно или почему-то хочется.
В том месте, где мост заканчивается и начинается дорога, я провел поперечную черту.
- Вот здесь и копай. На глубину… в две ладони.
- Хорошо, - ответил он в недоумении, - но что-то не слишком глубоко для ямы-ловушки. Таких мелких людей не бывает.
- Копай, - повторил я. - Увидишь потом, все станет ясно. А объяснять долго.
- Ладно, - пробормотал он, - как же люблю эти колдовские штучки… Все у вас так таинственно, поубивал бы…
Понаблюдав, как у него идет дело, я как можно более скрытно пробрался на мост, используя время, когда тучи закрывают первую луну, а вторая уже убежала, заложил фугасные гранаты, так же тихо выбрался обратно.
Фицрой за это время прорыл указанные три полоски на расстоянии десяти шагов одна от другой, я поставил на равное расстояние оборонительные гранаты, у них разлет осколков вдесятеро больше, как и сама мощность взрыва, сам тщательно засыпал землей и заровнял, чуть ли метелочкой не поработал.
- Ну вот, готово, - сказал я.
- А на мосту?
- Я уже прицепил, - ответил я.
- Все заклятия?
- Да, - ответил я. - Вижу, ты тут уработался с этими ловушками для муравьев. А теперь поспим малость, я едва дышу…
Он охнул:
- Ты что? А если сейчас привезут Рундельштотта?
Я покачал головой.
- Они уже близко. И в безопасности. Какой им смысл ехать ночью? С ними наверняка большой отряд охраны из встречающих. Прибудут утром, увидишь.
Он пробормотал:
- Думаешь, мне поспать не хочется? Но если вдруг…
- Полоса поднимет тревогу, - сказал я.
- Громко? А то я сплю крепко.
- Услышим, - заверил я.
- Глаз не сомкну, - буркнул он.
Мы вернулись к стреноженным коням, он проверил путы на их ногах, лег под дерево и сразу же начал тихонько похрапывать. Я лег рядом, но сон не идет, странное раздражение еще не грызет, но уже покусывает внутренности, словно я интеллигент какой хренов и мучаюсь проблемой: тварь я дрожащая или право имею?
На самом деле, конечно же, я право имею и даже имею право, но, с другой стороны, если я на все имею, то как-то вот лежать не совсем, а если не лежать, то это действовать, к чему я не привык, не приучен, а все как раз напротив, вся цивилизация отучала меня что-то делать по своей воле.
И вот сейчас я лежу под деревом, вроде бы по своей воле, но не уверен, что по своей. Хотя да, законы мною теперь не рулят, а если что-то и оказывает влияние, то это принципы, взгляды… еще что-то такое, чего не возьмется объяснить ни один адвокат.
Я не возьмусь тем более, а надо бы, потому что человеком всегда что-то да движет. Когда движет желание поесть, попить и подефекалить, то это не человека движет, а питекантропа во мне, как и желание копуляции, но я же не только питекантроп, хотя, если честно, все мы питекантропы, но иногда же я и человек?
Небо начало светлеть, из-за края темной земли приподнялось чудовищно огромное светило, заливая мир косым светом, а Фицрой беспокойно задвигался, вздрогнул, широко раскрыл заспанные глаза.
- Едут, - сказал он до жути серьезным голосом. - Уже близко.
- Спи, - ответил я. - Все тихо, тебе приснилось.
- Уже близко, - ответил он и приподнялся на локте. - С той стороны… Нет, вон оттуда!
Меня как раз начало охватывать предсонное тепло, заворчал, но преодолел желание лежать и расслабиться, здесь мне не там, здесь реальная жизнь, а там имитация.
- Тогда давай к ним поближе, - сказал я
- И подальше от города, - добавил он.
Я поднялся, буркнул:
- Стратег… Хотя вообще-то тактик, но быть тактиком даже важнее. Тактику видишь сразу, а стратегию… мы все на диване лучшие в мире стратеги. И не придерешься!
Он молча освободил коней от пут, оба поднялись в седла и двинулись в сторону дороги, что идет к мосту с левой стороны. Я хотел было спросить, а точно ему ничего не померещилось спросонья, как сердце трусливо дрогнуло.
Из-за выступа пока еще темного леса начали выезжать всадники на добротных конях, все в доспехах, кони покрыты кожаной броней, защищающей от стрел.
Фицрой тут же заставил коня попятиться, с хрустом вломились в заросли густых кустов. Я на всякий случай углубился так, что едва видел сквозь листву выдвигающийся отряд.
- Многовато, - обронил Фицрой. - Точно эти ждали на полдороге.
- Считаешь, - поинтересовался я, - надо было раньше перехватывать?
- Да, - ответил он. - Жаль, твое колдовство не указало, какой дорогой повезут.
Всадники все выезжали и выезжали на дорогу, уже не меньше трех десятков, и все продолжают и продолжают появляться, и конца не видно.
Я уже соскочил на землю и, распаковав мешок, быстро-быстро установил в кустах винтовку.
Фицрой пробормотал:
- Что-то повозки не видно… Неужели старика повезли в седле?
- А если на драконе? - спросил я.
Он взглянул как на сумасшедшего.
- Дракон сожрет чужака.
- Тогда хорошо, - ответил я. - Не в том смысле, что сожрет, чужаков можно, особенно чужих чужаков, но Рундельштотта точно не повезут на жрущем людей драконе…
- Ценность, - согласился он. - Заметил, в жертву драконам всегда приносят женщин?
- Особенно девственниц, - согласился я. - Правильно, кому они нужны?… А вот мужчин ни разу. А то еще дракон подавится, нехорошо. Животных надо беречь.
Он сказал быстро:
- Смотри-смотри!… Пешие…
Из-за деревьев выходили один за другим ратники в кожаных доспехах, со щитами за спинами и короткими мечами у пояса. Я насчитал пятьдесят человек, Фицрой буркнул:
- Эти точно ждали здесь. Как только мы сами на них не напоролись… Ух ты, вот он!
Я рассмотрел четверку вороных коней, а за ними бодро катится, слегка подпрыгивая даже на ровной дороге, крытая повозка. По обе стороны скачут по двое верховых и, как мне показалось, не сводят устрашенных взглядов с завешенных изнутри окошек.
Фицрой вытащил меч, быстро полюбовался на блистающее лезвие с непонятными волшебными рунами, а я поймал в прицел высокого лорда в позолоченных доспехах, что красиво и гордо едет впереди отряда.
- Последний бой… он трудный самый…
Фицрой буркнул, не оборачиваясь:
- Что ты все бормочешь?… Умирать собрался?
Я молча нажал на спусковую скобу. Всадника смахнуло с коня, словно сухой лист со стола, а дальше я торопливо выбирал самых важных с виду, нажимал на спуск и переводил прицел на следующего.
Возница, рассмотрев опасность, привстал и взмахнул кнутом, из-за чего пуля ударила его в живот. Он упал лицом вниз и запутался в постромках, а лошади моментально остановились.
Всадники и пешие начали двигаться как в замедленном режиме, я понял с пугающей ясностью, что это я сам перешел в турбо, все во мне обострилось до предела, а сердце гонит кровь по жилам с такой силой, что щиплет кожу.
В суматохе среди криков и бесцельного метания из стороны в сторону все же нашелся организатор, как-то вычислил, откуда идет смерть, и остаток конного отряда бесстрашно понесся в нашу сторону.
Я торопливо выстрелил пять раз, почти точно зная, что на таком расстоянии все пять пуль найдут цель, и четыре седла опустело, а пятый запрокинулся на круп и щедро поливал его кровью из разбитой головы.
Фицрой, обнажив меч, с яростным криком поднял коня на дыбы и бросил его навстречу. Я ругнулся, оставил винтовку и, вскочив в седло, с пистолетом метнулся за ним. Небольшое усилие, и в другой ладони возникла рифленая рукоять второго пистолета.
Прицельно стрелять из двух почти невозможно, но когда противник перед тобой в двух шагах, то еще как возможно, и я, сцепив зубы, стрелял и стрелял, как машина, целиком сосредоточившись, чтобы патроны появлялись моментально, как только для них освобождалось место.
Однажды даже сумел выдать длинную очередь, теперь все пистолеты - пистолеты-пулеметы, но сам так удивился, что несколько секунд не мог даже наладить стрельбу одиночными.
Фицрой с яростным криком рубился в трех шагах чуть левее, не давая приблизиться ко мне целому отряду.
- Отступаем! - крикнул я.
Он рявкнул, не поворачивая головы:
- К ним уже идет подмога!
Через мост помчались несколько человек, но пешие, добегут не скоро, я просто не обращал на них внимания. А здешние пешие, потеряв командиров, с криками разбежались, что значит, рассудительные простолюдины, за честь и славу рода не воюют.
Я свалил еще четверых выстрелами почти в упор, рывком распахнул дверцу повозки.
Рундельштотт с кляпом во рту и связанными руками сидит в глубоком неудобном кресле. Я быстро выдернул тряпку, чуть не разорвав ему рот, двумя быстрыми ударами ножа перехватил веревки на руках.
Он прохрипел, едва шевеля языком:
- И ноги… Затекли…
Я чиркнул ножом, послышался конский топот, Фицрой в седле, а в поводу крупный жеребец с пятнами крови на попоне.
- Готовы? - крикнул он.
- Почти, - ответил я.
Рунделынтотг дышит тяжело и хрипло, лицо изможденное, а веки покраснели и вздулись.
Я быстро вытащил из коробочки в пряжке пояса крохотный розовый шарик.
- Мастер, проглотите вот это!
Он с трудом сфокусировал взгляд на капсуле, в глазах сразу же вместе с подозрением появилось и любопытство ученого.
- Что это?
- Снадобье, - заверил я, - поддержит ваши силы!… Быстрее, иначе схватят.
Он с великой неохотой взял из моей ладони, положил в рот, но проглотить явно не успел, шарик алерти- на, ощутив в нем острую необходимость, растворился прямо на языке.
Фицрой в нетерпении оглядывался, держа коней в поводу. Рунделлштотт слабо пошевелил губами, прислушался. Брови поползли вверх.
Я ждал, он посмотрел на меня в изумлении.
- Я снова… молод?
- По ощущениям, - согласился я. - Дорогой мастер, придется верхом. С повозкой далеко не уйдем по дорогам чужого королевства… Потому в седло поскорее и… вместе с Фицроем во весь опор отсюда подальше.
- А ты?
- Задержу погоню. Фицрой все знает. Верьте ему. И не возражайте.
Он повел плечами, все еще прислушиваясь, как сила и бодрость заполняют каждую частичку его тела.
- Верю. И смогу в седле столько, сколько нужно.
- Точно?
Он поморщился.
- Это им я сказал, что слишком стар. Я верил, вы догоните…
Фицрой быстро посмотрел на меня.
- Кто, этот?… Мастер, это я его еле уговорил!
Все же ногу в стремя Рундельштотт вставил с некоторым трудом, чувствуется, очень давно не ездил верхом.
