Глава 14
Поднявшись по высоким ступеням в здание, мы миновали обязательный на случай взрыва начиненного автомобиля со смертником пустой холл. Мариэтта шла впереди, стройная и с красиво отведенными назад плечами, что создает иллюзию женской беззащитности.
В их отделе Синенко принес три пластиковых стакана кофе, по одному сунул нам с Мариэттой, а с третьим в руке сел на край стола, свесив одну ногу. Я заметил, что держится совсем иначе, чем когда я сидел на этом же месте после первой нашей встречи. Не столько настороженно, сколько уважительно.
Он бы и за сигаретами для меня сбегал, если бы вздумалось его послать, да и Мариэтта хоть и разговаривает в прежнем покровительственно-презрительном тоне, но в ее больших и достаточно женских глазах то и дело вижу тщательно скрываемые удивление и тревогу.
Отхлебнув кофе, довольно хилый, но хоть сладкий и горький, я сказал дружески:
- Все, что я сказал, уже сказал. Ничего не добавлю. Обвинить меня вам тоже не в чем, верно?… Потому давайте я допью кофе… вам стоило бы настроить кофейный агрегат получше, и отвезете меня, как и обещали. Или я вызываю свою милую машиночку.
Они переглянулись, Синенко сказал поспешно:
- Нет-нет, с нашей стороны это было бы нечестно!
- Мы вас забрали из дома, - сказала Мариэтта, - мы и отвезем.
- Не буду отбиваться, - сказал я. - Можете даже отнести.
- Отнести?
- В паланкине, - объяснил я. - Со шторами из китайского шелка. Скромный я, понимаете ли.
Синенко сказал торопливо:
- Пару минут, хорошо? Я доложусь по всей форме, скажу о результатах… думаю, руководство не станет вас задерживать.
- И отнесете на паланкине? - уточнил я. - Тогда и три подушки захватите! Одну большую и две поменьше.
Он сказал Мариэтте с неохотой:
- Сама понимаешь… К сожалению, прямых улик нет.
Мариэтта ответила со вздохом:
- А как бы хотелось… Сама бы удушила!
- Я солидарен с мнением вашего руководства, - сообщил я. - Оно у вас мудрое. Почти как я. Жду. Но не долго.
Я сам чувствовал, что разговариваю с ними все увереннее. И не только потому, что сами позволяют и даже подталкивают своей неуверенностью и непониманием как со мной держаться: как с удачливым олухом или же с хитрой замаскированной бестией?
Нет, это я сам потихоньку хамею или наглею, но в самом деле чувствую в себе нечто, что позволяет в будущем уже не трястись, что мне на ногу наступят или сам кому наступлю. Вот когда прижимает к стене, то стреляю сразу, все-таки лучше я, чем меня… А подрожу и попереживаю потом. Хотя теперь уже и дрожу меньше, и переживаю как бы больше потому, что так надо, раз уж я одухотворенная натура…
Синенко вышел распаренный и вроде бы даже вздрюченный, посмотрел волком, Мариэтта бросилась к нему, пошептались, она тоже чуть сникла, явно новости так себе.
- Ладно, - сказал я, - поеду, мне пора. *
Она сказала со вздохом:
- Я отвезу тебя. Не спорь, это указание моего начальства.
Я развел руками.
- Если начальства, то кто мы, чтобы спорить с руководством? Мне понравилось кататься в полицейской машине. Я сяду за руль? А то ты какая-то не совсем такая…
- Еще чего, - огрызнулась она зло, - тебе только инвалидные коляски водить. Пойдем, а то выглянет, еще и разорется.
- Поспешим, - согласился я. - Кофе взять в дорогу? Впрочем, у меня кофе лучше. Если хорошо попросишь, угощу. Хоть ты и представитель угнетаемого класса. Охраняешь сатрапов и все такое.
Она фыркнула:
- Не боишься такое говорить вслух?
- А что такого? - спросил я. - Я за сатрапов! Всегда голосовал и буду голосовать. Демократы доведут до беды. Будущее за справедливой сатрапией!
Она сказала кисло:
- Иди, иди…
На улице Мариэтта зашла вперед и отворила для меня дверцу на переднее сиденье справа. В морду я бить не стал, не то время, только посмотрел с укором, но она не поняла, все-таки дитя этого мира и этого времени.
- У меня хороший кофе, - заверил я. - Главное, крепкий и сладкий. А все остальное от лукавого.
Она не ответила, лицо сосредоточенное, брови сдвинуты, а глаза смотрят зло и раздраженно. Я вздохнул и умолк, благо уже показался съезд с автострады на дорогу к моему поселку.
В доме чисто, пол и стены отмыты до блеска, только что дыры от пуль никто не заделывал, требуется мое решение, как поступить и что делать. Но мне главное, трупы убрали, иначе даже не знаю, что бы с ними потом делал, перекинув в лабораторию Рундельштотта в отсутствие хозяина.
Мариэтта вошла по-хозяйски, теперь женщины ведут себя везде как хозяева жизни, отыгрываясь на нас, как негры на белых в Америке за годы рабства и подневольной жизни.
Вспыхнул побитый пулями экран, Аня Межелайтис посмотрела на меня, на мою гостью, поинтересовалась нейтральным голосом:
- Ужин на двоих?… При свечах или как?
- А у нас есть свечи? - удивился я. - Не дури. Простой ужин без выпендренов. Со мной не женщина, а полицейский. Она и тебя может арестовать за что-нибудь.
- За что? - спросила Аня.
- Найдет, - заверил я. - Она же власть.
Мариэтта поморщилась.
- И у тебя Межелайтис?… К кому ни зайди… Почему вы, мужчины, такие разные, часто даже умные и талантливые, а в этом деле все убого одинаковы?
Я подумал, пожал плечами.
- Может быть, потому, что в этом деле не стоит искать чего-то нового?…
- В каком?
- В женском, - пояснил я.
- А для вас женщина начинается только от пояса? - спросила она, не уточняя о какой половине идет речь, надо быть сумасшедшим инопланетянином, чтобы уточнять такое. - А мы еще и разговаривать умеем!
- Обожаю сарказм, - ответил я. - Это как острый соус на хорошо прожаренном бифштексе.
- Любишь хорошо прожаренный?
- Ого!
- И жаришь сам?
- Люблю жарить, - сказал я откровенно. - Но без всяких штучек. Я человек простой. Сложности в таком простом деле оставляю закомплексованным интеллигентам.
- Какой ты разносторонний, - похвалила она.
- Это точно, - ответил я скромно.
- Когда надо, - уточнила она, - эстет, в другом случае - простой мужик, в третьем - хладнокровный стрелок…
Она сделала паузу, но я сделал вид, что не слышу, а выбираю блюда, хотя Аня уже включила кухонный комбайн и жарит, варит и печет сразу в трех отделениях.
Мариэтта села на диван перед телевизором точно на то место, где обычно сижу я, там продавлена ямка моей жопой, повела рукой, экран тут же засветился новостями в десятках окошек.
Я буркнул ревниво:
- Даешь… Я думал, слушается только меня.
- Мы полиция, - ответила она с достоинством. - Мы почти имеем право.
- Ой, - сказал я опасливо, - а на что еще почти имеешь?
- Сюрприз, - сказала она, не поворачивая головы. - Кто тебе такую программу составлял? Один футбол и голые женщины… Как не стыдно за такое однообразие?
- Там еще есть и хоккей, - сообщил я, защищаясь.
Она повела ладонью, всмотрелась с заметным отвращением на лице.
- Хоккей и те же голые девки… Оригинал!
- А зачем что-то особое? - возразил я. - Оригиналы подозрительны. Их не принимают в обществе, а если и принимают, то как чудаков или вовсе клоунов, но не как равных. Потому лучше быть неприметной доской в заборе, чем заметным столбом или даже столпом… Проживи незаметно, сказал Иисус!
Она посмотрел на меня внимательно.
- Кофе у тебя в самом деле хорош… А что еще, говоришь, у тебя от лукавого?
- Есть, - заверил я. - Тебе пистолет не натирает?
Она медленно отстегнула защелку на кобуре и вытащила его так же неспешно, но вдруг резким движением швырнула в мою сторону.
- Положи куда-нибудь…
Я инстинктивно поймал одной рукой, Мариэтта застыла, и я понял, что крепко держу рукоять в ладони, а ствол направлен в ее сторону. Я тут же повернул дулом в пол, а она с некоторым напряжением перевела дух и бледно улыбнулась.
- Видел бы ты сейчас свое лицо.
- Думаю, - сообщил я, - оно такое же милое и человечное, как и весь я, такой гуманный и эстетичный.
Она молча смотрела, как я положил пистолет на стол, пальцы чуть подрагивают, но это вижу только я. Если бы попытался поймать, то либо промахнулся бы, либо эта железяка больно ударила бы по руке и отлетела в сторону. Но когда вот так бездумно, то поймал даже не за ствол, а именно за рукоять, а палец сразу и сам по себе оказался на спусковой скобе.
- Ты все-таки животное, - сказала она уверенно. - Но умеешь прикидываться.
- Это оскорбление, - заявил я. - Прикидываются женщины.
- В чем же я прикидываюсь?
- Во всем, - уверенно сказал я не моргнув глазом.
- А конкретно?
- Во всем, - повторил я упрямо.
- Нет, ты скажи!
- А что говорить, - сказал я. - По тебе видно. Во- первых, рыжая…
- Я не рыжая!… Это цвет такой.
- Во-вторых, - сказал я почти озлобленно, - ты все-таки женщина. Вон у тебя какие заметные вторичные половые признаки… Даже признаками при таких размерах называть неловко. А в-третьих, почему ты вот такая злобная, уверена, что утащишь меня в постель?
Она запнулась, уставилась злыми глазами, подумала и выпалила еще злее:
- Просто уверена!
