Она прижала подбородком кнопку вызова, глаза следят за мной, а пальцы намертво вцепились в рукоять пистолета.

– Код четыре-два!.. Срочно!.. Ведем бой!

Я сказал быстро:

– А я имею право, как сознательный гражданин, поддержать нашу родную полицию?.. В смысле, огневой поддержкой?

Она отрезала:

– Нет!

– А защищая женщину?

Она прошипела:

– Я те дам женщину!.. Я особь.

– А как особь особи? – спросил я. – Будем считать, что в твоем лице я поддерживаю власть и голосую за президента и наше счастливое детство.

– Заткнись, – сказала она.

– Понял, – ответил я. – Значит, можно. Я так и подумал. Нападать нельзя, но защищать родную власть я просто обязан, как авторитарный демократ с человеческим лицом.

– Заткнись!

– Это я от нервов, – объяснил я. – Когда говорю, я как бы при деле, и не так страшно. В общем, ты жди спецназ…

Она прошипела:

– А ты куда, гад, намылился?

– Наверх, – ответил я, – пока не унесли самое ценное. Зачем-то они все еще здесь, хотя понимают насчет спецназа. Если не остановить, то неважно, что унесут нечто ценное и способное погубить человечество, хрен с ним, но у тебя не будет оправдания, чего вдруг вломились!

Она прошипела:

– Тогда я впереди!

– Хорошо, – согласился я, – иди впереди, но только за мной.

– Ну ты и сволочь…

Я выскочил, сразу же прижался к стене, прячась за выступом стены, эти архитектурные излишества бывают и полезны, а когда бегущий выскочил и увидел половинку моего лица, то хоть автомат и смотрит в мою сторону, но на спусковую скобу я успел нажать первым.

Пуля в лоб запрокинула ему голову, мертвый палец все же дернулся на спусковом крючке, очередь прозвучала короткая и неприцельная.

Я огляделся быстро, ощущение такое, что нас постепенно берут в клещи, хотя путь для отступления еще остался, правда, быстро сужающийся.

Мариэтта выскочила следом, сразу взвизгнула:

– Где взял второй пистолет?

Я указал пальцем в сторону оставленной комнаты.

– У того, которого ты подстрелила.

– Почему не автомат?

– Пистолеты точнее, – сообщил я для нее новость.

Он стегнула по мне огненным взглядом, я как бы сразу признался, что умею стрелять точно, а еще ко мне потянется ниточка насчет стрельбы по-македонски. И хотя доказательств все равно не будет, однако подозрение окрепнет.

– Дождемся здесь?

Я буркнул:

– Им стоит бросить сюда гранату, а укрыться негде.

Она не успела открыть рот, я перебежал помещение, выстрелил дважды сразу из двух стволов. Мариэтта, перекошенная и озверелая, как защищающая котят кошка, осматривалась с оскаленными зубами, готовая стрелять во все, что шелохнется, но я стрелял и через дверь, как только там мелькнет синий силуэт, и стрелял даже, когда по ту стороны стены пройдет нечто голубое.

Выскочив за мной, она охнула, увидел распростертых в крови троих с автоматами в руках, а я вскочил в комнату напротив, это больше похоже на лабораторию, судя по аппаратуре, с той стороны коридор, там показались сразу четверо, один сделал характерное движение руками, словно в одной держит гранату, а другой выдергивает чеку.

Его соратник подбежал к двери и уже почти коснулся кончиками пальцев рукояти, как я поспешно всадил в него четыре пули из двух пистолетов. Тот, что с гранатой, уже успел отбросить чеку и приготовился швырнуть гранату в раскрытую для него дверь, сейчас на миг застыл в растерянности, но еще до того, как сам попытался прыгнуть к двери, я всадил и в него четыре пули.

Он рухнул, и, судя по раскрытой ладони, невидимая для меня граната выкатилась.

– Ложись! – крикнул я на той случай, если Мариэтта выскочит из-за укрытия и ринется ко мне.

Она вроде бы упала или пригнулась, а с той стороны сухо рванула граната. Дверь тряхнуло, но устояла, только низ посекло осколками.

– Пока нас не окружили, – сказал я твердо и красиво, – пробуй выглянуть взад, что там с Синенко. Мы все их силы оттянули на себя, но к ним, как видишь, прибыло подкрепление. Может быть, наш бравый сержант горит в подбитой машине?

– А ты?

– Я выберусь. Позже.

Она возразила:

– Нет! Это наш долг защищать гражданских. Я на службе.

– Я вывернусь, – пообещал я.

– Как?

– Пока военная тайна…

Она вскрикнула:

– Что? Военная? Так ты не гражданский?

– Гражданский, – заверил я. – Но я самец. Вроде бы еще, ага.

– И что?

– Самцы, – изрек я патетически, – всегда на службе. Даже если в жопу пьяные на диване, потому что мы – самцы!

– Не увиливай, – прошипела она, – и признавайся! Если гражданский, то останусь и буду тебя защищать, а если из отряда особого назначения…

– Да, – сказал я, – из отряда. Давай, беги! Еще секунда – и будет поздно!

Я подтолкнул ее в задницу, как только она, пригибаясь, отбежала, я неслышно на цыпочках скользнул к двери в коридор, продолжая наблюдать за двумя голубыми силуэтами по ту сторону стены.

Они стоят с автоматами в руках ко мне спинами, я ощутил по их стойкам годы выучки и молниеносную реакцию, с этими разговаривать не получится, откроют стрельбу сразу. А у меня нет шансов, в тире тоже стрелял хуже всех дружбанов, хотя то время было так дико далеко…

Я сжал рукояти покрепче, что-то у армейских пистолетов зверская отдача, как бы не забылся, тогда вообще вывернет из ладоней, приготовился к стрельбе в упор и сделал еще шаг.

Оба резко повернулись в мою сторону. Я торопливо нажал на спусковые скобы. Выстрелы грянули оглушающе громко, стиснул челюсти и нажал снова, и потом еще раз, чуть сдвинув в сторону второго.

Его отбросило на стену, а когда сполз по ней на пол и остался сидеть, на расписной отделке медленно опускается широкая красная полоса, не оставляя следа.

– Ты… – проговорил он, – не зачитав прав…

Я покосился на первого, ему пула разнесла череп, ответил оскорбленно:

– Я что, похож на полицая?

– А кто… ты…

– Конкурент, – объяснил я. – А что, в полиции в самом деле права зачитывают? Я думал, это кино.

Он криво ухмыльнулся.

– Зови неотложку быстрее… Я истекаю кровью…

– На планете вас девять миллиардов, – сообщил я, – так что не волнуйся за человечество. Убыль не совсем уж катастрофическая…

Я говорил, а сам прислушивался, когда я вот в таком мандраже, то четко почти вижу, что в соседних комнатах, что этажом выше, а что внизу. То ли мои ноздри ловят проникающие откуда молекулы запахов и срочно рисуют картинки, то ли уши ловят любые шорохи и потрескивание половиц, тут же перекодируют в понятные мне, такому тупому, сигналы, но я уже знаю, где сейчас Мариэтта, где Синенко и как мне действовать.

Он пробормотал:

– Мы же оба профессионалы…

Я сказал громко:

– Связь. Нужен медик, у нас раненый. Правда, он с другой стороны.

Голос дежурного прозвучал достаточно громко:

– Высылаю. Что значит, стороны?

– Не знаю, – ответил я. – С Темной, наверное… Мы на Светлой или как?.. Эй ты, какой стороне служишь?

Раненый простонал:

– Светлой, понятно…

Я сказал:

– Говорит, Светлой. А мы тогда на какой?

Дежурный оператор ответил бодро:

– Темную извели под корень! Теперь только Светлые против Светлых. Так даже интереснее.

Раненый сказал стонуще:

– Было бы интереснее Темные против Темных…

Вдали раздался быстро приближающийся вой полицейских сирен. Я сказал быстро:

– Все, сейчас тебе помогут. А я ухожу, извини.

Он проводил меня понимающей улыбкой, дескать, все понятно, никто не хочет попадаться на глаза полиции с оружием в руках.

Мариэтта встретила меня на крыльце, выпалила:

– Синенко ранен, но не серьезно. А ты у нас дальтоник!

Я изумился:

– Ты чего?

– Обивка, – сказала она еще злораднее. – Там у дивана не коричневая, а желтая!

Я отмахнулся.

– Была коричневая, но кошка изодрала, пришлось натянуть новую. Уже желтую. Посмотри внимательнее.

– Какая… кошка?

– Мейн-кун, – ответил я. – Мерзость, конечно. Кошка должна быть не крупнее цыпленка. Хуже мейн-куна только саванна, она еще и крупнее. Еще рэгдоллы довольно противные….

Она смотрела вытаращенными глазами, совершенно ошалев, но ответить не успела, от группы омоновцев бодро подбежал один весь в защитной броне, крикнул торжествующе:

– Наконец-то раскололи!

Я оглянулся.

– А-а-а, капитан… Драсьте. И в чем вы как бы раскололи?

Он вперил в меня пронизывающий взгляд.

– Вам пришлось признаться нашему сотруднику, что вы боец отряда особого назначения!

Я охнул.

– Вы что, всерьез?

Он ответил с ехидцей:

– Аппаратура нашего сотрудника все записала. Включить для освежения памяти?

Я огрызнулся:

– Это вам ее нужно освежить! Для вас это просто сотрудник, а вы хоть замечаете, что у вашего сотрудника сиськи третьего размера?.. И что ваш сотрудник вообще-то самочка? Весьма даже?.. Которых в старое доброе первыми с тонущего корабля спасали!

Он спросил с недоверием:

– Что, по размеру сисек?..

– В точку, – сказал я. – С третьим и четвертым – в первую очередь.

Он хмыкнул.

– Сейчас женщина за такой сексизм вас по судам затаскает. Настоящая феминистка скорее утопнет, чем позволит и себе подобное унижение!.. Так что вы с такими заявлениями поосторожнее, это я вам как самец самцу из чувства классовой солидарности…

– Благодарю, – ответил я угрюмо. – В общем, я ей соврал. А вы что, женщинам никогда не врете?.. Я вот всегда. Ибо консерватор, сейчас это снова модно, элитарно и гламурно.

Он сказал разочарованно:

– А зачем врать? Это чревато…

– А я люблю чреватости, – ответил я. – Когда нет футбола, то хоть хоккей, а если и хоккея нет, что ж, остаются женщины… Правда, рекомендую собаку завести. Она и любит бесплатно, и требований поменьше.

– Это да, – подтвердил он. – У меня были жена и взрослая дочь, а после развода приобрел две собаки. Такие милые и обе преданные… Значит, вы не боец?

– Никаким боком!

– А то видео, что нам прислали из пригорода Парижа, фальшивка?

– Откуда я знаю? – ответил я с осторожностью. – Во всяком случае, меня там нет. Хотя, конечно, мне самому хочется сказать, что там я… это ж как хоть на минуту ощутить себя героем! Но, увы, я демократ и гуманист, по мне хоть все друг друга поубивайте, лишь бы мой домик и мой диван не трогали. И меня на диване…

Он помрачнел, сказал со вздохом:

– Да, свой домик и диван… Я себе уже купил там бассейн, теннисный корт и площадку для вертолета. Осталось только дослужить еще три месяца – и на пенсию! Дожить бы только… Ладно, у меня больше нет вопросов.

– Спасибо, – сказал я.

Он крикнул вдогонку, когда я отошел на пару шагов:

– Но это не значит, что у других их не будет.

– Отбрешемся, – заверил я.

Прибыли еще два микроавтобуса с экспертами и аналитиками, потом еще машина с чинами из управления города. Началась нервная суета, я оставался в сторонке, а Мариэтта, отыскав меня взглядом, подошла и встала рядом.

Из здания начали выносить в ящиках готовую и расфасованную продукцию.

Мариэтта подошла хмурая и чем-то раздосадованная.

– Из управления сообщили, – сказала она негромко, – Марат Хисамович не замешан. Обвинить его можно только в халатности, да и то с натяжкой. Том Фолкнер исчез без следа, явно был готов к такому варианту. Точно так же нет и следа еще троих, которые могут быть замешанными.

Я пробормотал:

– Даже не знаю, огорчаться или радоваться.

Она сказала зло:

– Сбежали преступники!

– Мы вошли в новый мир, – напомнил я. – Даже, если точнее, нас внесло и тащит по подводным камням все дальше и быстрее. Старые нормы далеко не все действуют, сама знаешь… как в морали, так и в Уголовном кодексе, а новые мы еще не сформулировали…

– Из-за той сволочи могли погибнуть люди!

– То был их выбор, – возразил я. – Да, знаю, закон защищает и дураков… но почему-то дураков не отстраняют от выборов президента, так что и такой мелочью, как свое здоровье, имеют право распоряжаться. Эвтаназию разрешили во всех странах!

Она сказала растерянно:

– Ничего уже не понимаю…

– Законы не успевают за нами, – напомнил я. – Ну и что, если Уголовный кодекс не пересматривали и там все еще полно статей за конокрадство?.. Зато нет для таких случаев. Это все на усмотрение таких, как мы.

– Я против!

– Я тоже, – признался я. – Не люблю ответственности. Мне и свою на кого-нить переложить… Но он ушел, а я ловить не стану. Он по-своему прав. Если передо мной встанет выбор проголосовать ли за убийство десяти человек, чтобы спасти от неминуемой гибели миллион… то я знаю, как ты поступишь. И как все демократическое сообщество. А я вот не стану прикидываться больным или тряпочкой у порога! Я с болью в сердце проголосую.

Она отвела взгляд.

– Даже не говори, как проголосуешь. Не хочу даже слышать. Но куда он может прятаться в нашем насквозь просматриваемом мире?

– Догадайся с трех раз.

Она посмотрела в мою сторону зло.

– Заткнись.

– А что я сказал такого?

– Некоторые, – отрезала она с нажимом, – некоторые хитрые жуки как-то ухитряются.

Я сказал с безнадежной ноткой:

– Опять за рыбу гроши… Ему ж не только прятаться надо.

– Вот-вот, – ответила она сердито. – Ему работать восхочется. Продолжать! Хочешь сказать, покровители найдутся?

– Судя по всему, – сказал я, – уже нашлись. Давно. А у таких людей всегда есть запасные норы для бегства. Пришло время, в дело вступил план «Б». Ни одного дня не потеряно.

– Убийство Ширли Кассеро все еще не раскрыто, – напомнила она.

– Когда-то раскроется, – ответил я. – А пока, знаешь ли, я пас, советую и тебе завязать с этим.

– Что-о?

– На время, – пояснил я. – Есть же, как говорят политики, более неотложные вызовы. Карельдегин если и убивает в конце концов, то дает сперва годы вообще-то великолепной жизни!.. А другие просто убивают сразу, чтобы забрать кошелек.

Она фыркнула.

– Какая образность!.. Кошелек ты имеешь в виду не тот, что в облаке, а такой, какие носили всякие там маркизы?

– И глерды, – подтвердил я.

Она несколько мгновений смотрела зло, потом лицо расслабилось, а в глазах появилась усталость.

– Да, конечно. В нашем сумасшедшем мире есть угрозы более. Да, более. А это дело… не закрываем, а отложим.

Я обнял ее за плечи, слегка сжал.

– Все не успеть, мир слишком быстро меняется.

– Слишком, – повторила она, голос дрогнул, я в изум-лении услышал в нем жалобную нотку. – Уже ничего не понимаю… И даже то, как ты здесь, гад, оказался!

Я напомнил вежливо:

– Ты меня притащила. Силой.

Она покачала головой, глаза стали совсем непонимающими.

– Нет уж, все не так… Ты не должен был здесь. Это что-то даже не знаю… И ты не тот, кто ты… Колись, гад полосатый!

– Я диванный лежун, – ответил я, – но пришлось вот встать.

– Ну да, – сказала она со злой иронией, – теперь на тебе ответственность – Яшка!.. Хоть о ком-то заботиться надо. Сперва о Яшке, потом о людях…

«Точно», – ответил я про себя. Яшка, а еще Аня Межелайтис, что на самом деле искусственный интеллект первого уровня, но почему-то ну никак не вижу в ней машину, что дико и опасно.

Кроме того, как ни хочется отвертеться, еще и королевство Нижних Долин… как и другие в том наивном и детском мире.

И пора посмотреть, что задумал король Антриас.