Как Жан и обещал, под колесами лайнера побежала полоса небольшого и запущенного аэродрома, всего три самолета на поле, здание выглядит заброшенным, хотя там видны люди, двигаются тягачи и заправщики.

Еще спускаясь по трапу, я увидел густые черные клубы дыма в трех разных районах Парижа, огромные и страшные, словно там горят склады горюче-смазочных материалов.

Город выглядит как после ожесточенной войны, хотя эта часть города под контролем войск НАТО, но, похоже, бои здесь все же шли. Пара зданий зияют выбитыми окнами и, похоже, там сейчас никто не живет.

Едва я покинул поле аэродрома, как ко мне подошел высокий мужчина в строгом костюме чиновника.

– Господин Юджин? Мне поручено встретить вас.

– Польщен, – ответил я.

– Пойдемте, – сказал он отрывисто, – время дорого.

На выходе из здания аэропорта, где еще не успели заделать выбоины в стенах от крупнокалиберных пуль, нас поджидал пятнистый бронеавтомобиль. За рулем здоровяк в военной форме Иностранного легиона, окинул меня оценивающим взглядом.

– Все в порядке, – сказал мой провожатый. – Гони в штаб.

По его жесту я сел на заднее сиденье, как и он сам. Водитель вырулил на дорогу и погнал на большой скорости, а строгокостюмный сказал коротко:

– Ганс Мюллер, уполномоченный по. Это Рено Краус, через десять минут мы предстанем. У вас есть какие-то вопросы?

– Откуда? – спросил я. – Все так понятно, что дальше некуда.

Водитель хмыкнул, по его виду было видно, что ему и сейчас все непонятно, хотя родился здесь и жил всю жизнь.

Впереди на перекрестке военные грузовики и бэтээры перегородили дорогу, а солдаты в бронекостюмах и с непрозрачными для нас шлемами машут руками, направляя движение в другие стороны.

Мы подъехали, Ганс высунулся, крикнул:

– Что стряслось?

– Там захвачены здания, – сообщил солдат. – Зона оцеплена, гражданским туда нельзя.

– Мы не гражданские, – сообщил Ганс.

– Даже не гражданским нужен пропуск, – ответил солдат.

Ганс вышел из машины, в его руке появился смартфон, чуть потолще обычного. Я смотрел, как он разговаривает с кем-то, потом он обернулся и помахал мне.

Я вылез, он сказал коротко:

– С руководством уже договорено. Нам дальше нельзя, но вам нужно пройти между бронетранспортерами, там готовится грузовик к отправке к штабу. Поедете с ними.

– А там? – спросил я.

– Вас встретят, – сказал он. – Поспешите, время играет против нас, Эйнштейн был не прав.

– И Нильс Бор, – согласился я. – Прав тот, у кого больше прав, а еще лучше, если в руках автомат с полным боекомплектом.

Он смотрел мне вслед через щель между бронетранспортерами, как я пробежал к грузовику, куда влезают солдаты в желтых пятнистых костюмах.

Офицер кивнул мне, уже предупрежденный, а из кузова подали руки, влезать на такую высоту, где колеса в рост человека, непросто даже для не обремененного оружием и доспехами.

Грузовик взревел и пошел вдоль домов, а я, стараясь делать это незаметно, окинул взглядом сидящих в кузове. Все супервоины, заточенные на молниеносное устранения противника, быстрые и бесстрашные, знающие, как вести себя под обстрелом, как обращаться с ранами, выживаемые и натренированные на любые мыслимые условия в бою.

Но с той стороны, где противник, такие же, многих обучали одни и те же инструкторы, оружие и снаряжение примерно то же самое, даже получено от одних и тех же поставщиков, они охотно и Сатане продадут, если тот начнет войну с Богом.

Мне там ловить нечего, прихлопнут моментально, я даже не овца среди волков, а вообще не знаю что, даже взмэкнуть не успею…

Я чувствовал страх и безнадегу, никогда мне таким крутым не стать, это не люди, а уже киборги, хотя электроника в них пока только носимая, но уж мало-помалу начинают встраивать, так что скоро вообще не знаю что и начнется…

Ко мне продолжают присматриваться, все в песчаного цвета форме с зелеными пятнами, даже шлемы похожи на валуны, миллионы лет выставленные знойному южному солнцу.

– Что за форма? – спросил я соседа.

Он скривился.

– Срочно перебросили из Африки. Наши последние резервы. Там это маскировочная, и здесь как клоуны.

– Это хорошо, – сказал я. – Исламисты начнут хохотать, тут мы их и побьем.

– А может, подождать, – сказал он, – пока они со смеху поумирают?.. Так воевать не хочется…

– А кому в Европе хочется? – спросил я. – Карлы мартеллы давно повывелись среди политиков, а в армиях давно нет равных его воинам.

– То-то и оно, – ответил он тоскливо. – Я бакалавр философии, какой из меня воин?.. К тому же я толерантен и мультикультурен даже не знаю как…

Солдат, сидящий напротив, сказал зло:

– Фредди, заткнись. А то я тебе вставлю твою мультикультурность… Эй, парень, а ты что за чудо?.. Почему без оружия и где твой броник?.. Кто-то из особо засекреченных?.. Что-то о тебе нигде ни слова.

– Я мирное существо, – пробормотал я. – Всегда все стараюсь решить миром и по-доброму.

Он ухмыльнулся.

– А если не удается?

– Вздыхаю и ухожу, – ответил я. – С печалью на лице.

Он хохотнул.

– Оставив после себя гору трупов?.. Есть у нас тут один, над убитыми даже читает несколько слов из Библии.

– Прямо из книги? – спросил я.

Он ухмыльнулся шире.

– Из памяти. Иногда такое несет… Но не проверишь, никто из нас Библию не читал.

– Да, – согласился я, – сейчас больше читают Коран. На обеих сторонах баррикады.

– Это да, – согласился он. – Даже я знаю несколько сур. Вообще-то правильные там вещи… Жаль только, что правильную веру первыми ухватили наши противники.

– Теперь только воевать, – тоскливо сказал бакалавр.

– Будем доказывать, что наша вера правильнее?

– Да. Хотя я атеист…

Нас прижало к стенке, послышался мощный скрип тормозов. Многотонную машину чуть занесло, но остановилась, как я увидел, прямо перед массивным зданием старой постройки тех времен, когда еще наивно строили на века.

Навстречу с автоматами на изготовку выскочили двое в бронекостюмах. Один из сидевших в кузове выпрыгнул и подал мне руку.

Я отказываться не стал, а когда оказался на земле, один из автоматчиков спросил отрывисто:

– Это вы… вас прислали?

– Вообще-то я сам прибыл, – сообщил я скромно.

– Я вас проведу, – сказал он.

– Да, – согласился я, – сперва поговорим. А потом слово за слово…

Он ухмыльнулся, я поднялся за ним на третий этаж, он стукнул в дверь, явно электроника здесь либо не установлена еще, либо повреждена.

С той стороны раздался свирепый рык:

– Заходи!

В комнате всего один человек, полковник, судя по знакам различия, повернулся ко мне, протянул руку.

– Деклан Коннер, командующий седьмым участком. Мне сообщили о вас. Давайте сразу введу в курс дела, время дорого. Спецназ все прибывает, но пока что разбираемся… Никто не хочет идти напролом, ищем слабые места противника.

– Какие-то нашли?

Он поморщился.

– Здание там практически захватили только-только. Как исламисты еще не разобрались, что и кого захватили, так и мы только начали изучать эту группировку…

Я сказал осторожно:

– Я слышал, что вроде бы заключен мир…

Он покачал головой.

– Не мир, а перемирие. Правда, устраивает обе стороны, так что перемирие может затянуться на годы, а это почти вечность. Перемирие установлено и соблюдается, но нужно учитывать, что вся армия ИГАРа – добровольцы! Там люди идеи, объединенные в отряды с похожей идеологией, но не желающие подчиняться общему руководству.

– Знакомо, – пробормотал я. – Да-да, слушаю внимательно.

– Один из таких отрядов, – продолжил он, – сделал неожиданный рейд и захватил три главных здания научно-исследовательского центра по биотехнологии на этой стороне линии разграничения.

– На нашей?

– Да, – подтвердил он угрюмо. – Никакой военной ценности они не представляют, просто это обидный укол, хотя, по данным разведки, руководство ИГАРа не одобряет самостоятельные действия и не будет вмешиваться, если наши войска выбьют слишком самостоятельных обратно.

– Так почему же…

Он вздохнул.

– Никто не хочет идти в наступление. Все так обрадовались перемирию, как будто это конец всем войнам на свете!.. Да и есть опасение, что, если начнем атаку на этих наглецов, им придут на помощь другие отряды, что вроде бы подчиняются общему руководству ИГАРа, но в данном случае могут не послушать и прийти на помочь единоверцам.

– А это риск возобновления войны?

Он кивнул.

– Риск разрастания простой схватки за три здания на весь город…

– Тогда наши не рискнут, – сказал я. – Блин, почему мы не мусульмане?

Он хитро прищурился.

– А вы сами ислам принять еще не восхотели?

– Восхотел, – признался я. – И даже возжелал. Ислам мне нравится. Но только при условии, что мусульмане примут христианство. И тогда мы с ними сразимся как борцы за истинную веру и быстро уничтожим ту старую дряхлую веру, что позорит светлое имя нашего мудрого пророка Исы!

Он ухмыльнулся.

– Правильно мыслите, юноша. Но раз уж так получилось, что мы христиане, то будем защищать христианство, хотя мы тут все атеисты.

– Где сосредоточены заложники? – спросил я. – Их согнали в одно место или же пока держат там, где застали?

– Согнали в большой актовый зал, – ответил он, – на первом этаже. Но туда не пробиться. Вход забаррикадирован, в холле тяжелое вооружение, на крыше снайперов больше, чем воробьев.

– А с заднего хода?

Он покачал головой.

– Его нет. Видимо, для усиления секретности конкуренты никогда не дремлют… Даже в соседний корпус можно попасть только по воздушному переходу на высоте двадцатого этажа. Там установлена аппаратура по всей длине трубы, ничего не пронесешь лишнего.

– Здорово, – сказал я озадаченно, – как же они выходят в конце рабочего дня через единственный выход, если в корпусе сорок этажей?

– Смертоубийство? – поинтересовался он невесело. – Нет, все группы заканчивают в разное время. Как и начинают. Но я не представляю пока, как будем прорываться…

– А будем?

Он пожал плечами.

– Я беру худший вариант. Вообще-то наши уже затеяли переговоры, там сразу заявили о выкупе… В общем, мы готовимся к штурму и ждем приказа.

– Там много женщин?

– Половина, – ответил он равнодушно. – Как и положено по закону. А что, намерены спасать женщин?

– Не уверен, – признался я, – потащат потом в суд за оскорбление и сексизм, а кому это надо?

Он наклонился к моему уху и шепнул едва слышно:

– Вообще-то, когда им припечет, сразу забывают о своих правах и кричат: спаси, ты же мужчина!.. Но потом, когда спасешь, берегись. У них никакой благодарности. Как в басне Крылова, где крестьянин и работник, только еще хуже…

Я сказал несчастным голосом:

– Знаю, тоже в этом мире живу.

– И тоже с резиновой?

Я кивнул.

– Да, так проще, чем… ну, понятно.

Он сказал уже более деловым тоном:

– Если у тебя такое задание, то выручай, особо не церемонясь, но когда посадишь в вертолет, следи за собой насчет сексизма! Эти особи лютуют. Они ж сейчас и в правительстве, так что сам понимаешь, какие законы принимают…

Я пробормотал:

– Потому мусульмане уже захватили половину Франции. Говорят, к Пуатье будет пробиваться вся армия НАТО?

– Да, – ответил он, – но во главе совсем не гений военного дела.

– А кто сейчас?

– Клаудия Касталлиони.

– Эта та, с вот такими?..

– Она, – ответил он угрюмо. – И с вот такой! Когда женщины пришли и в командование армиями, вот тут ислам и перешел в наступление… Вчера было сообщение: командовать бронетанковой армией вермахта назначена Элиза Гердель, у нее синдром Дауна, однако правозащитники во всем мире настояли, что дауны имеют право не только вступать в брак и заводить детей, но и занимать руководящие должности в правительстве и в армии…

Я подумал, но в голове каша и броуновское движение, ничего в голову не лезет, а из головы так и вовсе.

Хлопнула дверь, пошел вальяжный господин в дорогом костюме, галстук стоит дороже лимузина, с платочком в верхнем кармане, щеки на плечах, косо посмотрел в мою сторону.

– Что слышно, – спросил он у командующего седьмым участком, – насчет решения штаба?

Коннер вскочил, но не вытянулся, все-таки перед ним гражданский, пусть и очень высокого ранга, ответил почтительно:

– Пока совещаются. Ждем, господин Клаузер.

Я посмотрел на одного, на другого, сказал нерешительно:

– Наверное, мне лучше всего пойти и переговорить.

Коннер отшатнулся.

– Что? С кем?

– С захватившими здание, – пояснил я.

– О чем?

– Придумаю на ходу, – сообщил я. – Умные люди всегда найдут о чем пообщаться, верно?.. А мусульмане в последнее время начали делать прорывы в науке, школьники исламских школ постоянно побеждают в математических олимпиадах… Так что я с ними поговорю, а вы можете вволю потрындеть пока с господином Клаузером о мировой политике гуманизма…

Он оглянулся на Клаузера, тот надулся и стал похожим на рассерженного индюка.

– Нет уж, – ответил Коннер невесело, – господин Клаузер политик, а в военное время это намного ниже даже военного. Хорошо, идите. Вы здесь никому не подчинены. Огневую поддержку дать?

– В каком смысле?

Он нервно дернул щекой.

– Можем прикрыть вас, пока вы добежите до двери главного корпуса. Правда, как только перешагнете порог, вас убьют уже там, но это почти хорошо…

– Почему?

– Мы уже не отвечаем, – объяснил он. – Вы же вольноопределяющийся!

Я подумал, сказал медленно:

– А если… прикрытие другого рода? Я буду убегать от вас, а вы вроде стрелять по мне. Тогда впустят как беглеца…

Он посмотрел с сомнением.

– Да?.. Хотя ход хороший. Тогда ты должен удалиться как можно дальше от нас с самого начала, понял? А потом вскакивать и бежать. А то странно будет, что промахиваемся… Сними с себя все верхнее. Достаточно рубашки, штанов и кроссовок. Хотя среди нас шахидов нет, но пусть там издали видят, что не взорвешь там все, когда вбежишь…

Он снова обращался ко мне на «ты» как к одному из своих бойцов, за которых несет ответственность, даже грубое лицо стало мягче, а в глазах появилось что-то человеческое.

– Спасибо, – сказал я с чувством. – Это хорошая идея.

– Я сам отберу лучших стрелков, – сказал он, – чтобы били по тебе как можно ближе. Остальным велю не стрелять.

– Это еще лучше, – сказал я. – Только пусть не усердствуют.

Он усмехнулся.

– Раненым вползать как-то не жаждется?

– Во мне пока что нет наноботов, – ответил я очень серьезно, – чтобы мгновенно заживлялись все раны. Да и вообще… как-то молотком попал по пальцу, два дня вопил.

Но сказал я так, чтобы он уловил некий намек, будто во мне все-таки есть что-то такое из засекреченных лабораторий, что пока не поступило на вооружение. Опытный образец для обкатки.

– Сочувствую, – ответил он серьезно. – Серьезнее, чем молотком, только серпом по другому месту. Готовься!