Хмель.
8 января
Что я делал седьмого января? А ничего не делал. У Ирины выпал на этот день выходной, решил отдохнуть и я. Иван отдувался за двоих, но выданный ему чек компенсировал все неудобства с лихвой.
Платон, естественно, завозмущался выпавшими на его долю тратами, но скорее для порядка. Он приехал в бар еще шестого вечером, и когда Ирина ушла спать, мы с Клондайком выспросили у него все подробности заточения. Точнее, выспрашивал Гордеев, а я больше отмалчивался, гадая, какое решение примет Бородулин.
По идее, Фомин нам не так уж и мешал, корнем всех бед являлся зарвавшийся Тема Жилин, но вот как раз на него вполне можно было выйти через кондуктора. Только стоило ли нарушать статус-кво? Выпущенного джинна обратно в бутылку не загонишь; если начнется цепная реакция — мало не покажется никому. В первую очередь мне.
Поэтому я и молчал, не решаясь посвятить в свою историю остальных. Николай, наверное, даже что-то заподозрил, но праздник есть праздник, допытываться он не стал. Больше расспрашивал насчет Милы, только особо мои ответы ситуации не прояснили, и я пообещал разузнать что-нибудь об убитом сотруднике СЭС.
Но не седьмого, разумеется. Седьмого мы ели, пили, отдыхали и приводили в порядок расшатанные нервы.
Восьмого Ирине нужно было выходить во вторую смену, я проводил ее до госпиталя и уже оттуда двинул в Центральное отделение. На обед время тратить не стал, на перекрестке Красного и Кривой купил немудреную закуску — две тоненькие лепешки со слоем расплавленного сыра и с беконом меж ними, прямо на ходу перекусил и вытер жирные пальцы носовым платком.
Слежки за собой не заметил, да если таковая и была — нападения не опасался. Тема Жилин сейчас должен за собой хвосты подчищать, пусть Л-13 наркотик не тяжелый, но не стоит думать, будто Дружина спустит такое дело на тормозах. Нет, спустит, конечно, только денег на это уйдет изрядно. А тут еще похищение! И пусть исполнители сами толком ничего не знали, а просто за человеком присматривали, Жилин сейчас не в том положении, чтобы форсировать события. Скорее, возьмет паузу и ударит, когда уляжется пыль.
И поэтому я спокойно прошел за ворота Центрального отделения, уверенно распахнул дверь и встал у бронированного стекла, за которым скучал дежурный.
— К дознавателю Могилевскому, — произнес, когда тот поднял на меня глаза.
— Вам назначено? — без особого интереса спросил сержант. Судя по припухшему лицу, на выходных дружинник времени зря не терял.
— А вы позвоните — и узнаем, — предложил я.
Тон мой сержанту не понравился, но сейчас ему хотелось просто посидеть в тишине, поэтому возмущаться не стал. Снял трубку с телефонного аппарата и уточнил, набирая внутренний номер.
— Кто?
— Хмелев.
Как ни удивительно, дознаватель разрешил пропустить меня, даже не выспросив через дежурного, какого черта мне от него понадобилось.
— Проходите, — пробурчал сержант и отпил из кружки остывшего чая.
Я указал на рамку металлоискателя и попросил:
— Отключите, что ли. А то затрезвонит.
— С оружием? — насторожился сержант.
— Ну да, — и я продемонстрировал удостоверение резервиста.
Судя по всему, мои сослуживцы посещали Центральный участок на регулярной основе, потому как дежурный на слово «резерв» никакого внимания не обратил и утопил кнопку, отпирая дверь.
— Идите спокойно, не затрезвонит. Двести пятый, второй этаж.
Полутемный коридор привел меня к лестнице, я поднялся на второй этаж и отправился на поиски двести пятого кабинета. В здании было пустынно и тихо. Праздники. Сейчас задержанных на местах оставляют, все разбирательства после Старого Нового года начнутся.
Я постучал в нужную дверь и приоткрыл ее, не дожидаясь ответа.
— Разрешите?
Дознаватель откинулся на спинку стула, оценивающе посмотрел на меня и вздохнул.
— Заходите, Вячеслав Владимирович. Заходите. Вот совершенно вашему визиту не удивлен.
— Серьезно? — хмыкнул я, расстегивая куртку. В кабинете было жарко, следователь даже снял пиджак и повесил его на вешалку. Оконные рамы заклеили разрезанными на полосы газетными листами, а в батарею вварили дополнительный радиатор.
— Серьезно.
— А мне казалось, без повестки к вам редко когда приходят.
Могилевский рассмеялся.
— Люди делятся на две категории, Вячеслав Владимирович…
— Просто Слава.
— Так вот, Слава, люди делятся на две категории, одни не создают вам проблем, другие создают. Те, которые создают, обычно приходят без спроса.
— Логично, — кивнул я, усаживаясь на стул для посетителей. — Но ведь дело у вас забрали?
— Забрали.
— А теперь оно и вовсе закрыто.
— Загулял? — оживился дознаватель.
— Не совсем, — покачал я головой. — Я к вам, собственно, по другому вопросу…
— Вот чего-то в этом роде я и ожидал, — поморщился Могилевский, доставая сигареты. — Понимаете, Слава, ваши отношения с начальником отдела собственной безопасности не превращают меня в подневольное существо, прыгающее по щелчку.
— И в мыслях не было.
— Но пришли?
— Вы ведь не особо загружены работой?
Дознаватель хмуро глянул в ответ.
— Чего вам надо, Хмелев?
— У вас когда день рождения? — спросил я. — У вас самого, жены, любовницы, просто нужного человека? Приходите, организуем в лучшем виде.
— Это взятка?
— Это проявление уважения.
— Уважение нужно заслужить, — понимающе улыбнулся следователь. — Чего вам нужно, Хмелев?
— Да сущий пустяк.
— Но Ханина о нем просить не хотите?
— Владимир Михайлович близко к сердцу воспринял вмешательство контрразведки. Боюсь, ему надо немного остыть.
Могилевский задумался.
— Банкет?
— Банкет, — подтвердил я.
Дознаватель вздохнул, постучал тупым концом карандашапо столешнице и в очередной раз спросил:
— Что вам нужно?
— Старое дело. Год или чуть больше назад сотрудника СЭС зарезали. Домой из библиотеки шел. Александром Панфиловым звали.
— Из библиотеки? — фыркнул Могилевский и покачал головой. — Ладно, от меня чего хотите? Убийцу найти?
— Смешно, — кивнул я. — Найти убийцу — это пять баллов.
— Что тогда?
— Да просто дело посмотреть. Дело ведь заводилось, так?
— И что вы рассчитываете там увидеть?
— Интересует круг знакомств убитого.
Следователь оценивающе посмотрел на меня, потом снял трубку с телефонного аппарата.
— Библиотека? Район Гимназии?
— Да.
— Значит, восточный участок. Год назад, Панфилов, СЭС?
— Все так.
Могилевский покрутил диск аппарата, набирая городской номер, потом требовательно произнес:
— Зубко пригласите к телефону. — И сразу рассмеялся: — О, привет, Петь! Не узнал, богатым будешь! Как служба?
Следователь перекинулся с собеседником парой обычных для хороших знакомых фраз, потом перешел к делу.
— Слушай, Петь. Ты такого Панфилова Александра помнишь? Зарезали его где-то у вас. Из библиотеки шел. Читатель, ага. Помнишь? А дело где? В архив сдали? То есть оно у нас? Отлично. Да озадачили просто. При встрече расскажу. Да, как обычно, распишем пульку, ага. Все, пока.
Могилевский положил трубку и задумчиво посмотрел в окно. Идти в архив ему не хотелось совершенно точно. Но вместе с тем он ясно понимал, что теперь я смогу отыскать закрытое дело и без его помощи. Ханин в такой малости точно не откажет.
В результате следователь снял с вешалки пиджак, выпустил меня из кабинета и запер дверь. Архив располагался в просторном подвале-бомбоубежище, туда мы и двинули.
— Раньше здесь вообще ничего найти нельзя было, — поведал мне Могилевский, — а теперь компьютер поставили, картотеку нормальную организовали…
— Раньше бумажной работой себя вообще не утруждали, — заметил архивариус и подтвердил: — Да, значится такой персонаж. Заявку на вынос дела давайте.
— А мы без выноса, — улыбнулся дознаватель. — Нам здесь пролистать. А то потеряется — потом хлопот не оберешься.
Сухопарый дядечка-архивариус снял очки с замотанной синей изолентой дужкой, с видом крайнего недовольства посмотрел на следователя и, не говоря ни слова, скрылся меж высоких стеллажей. Вернулся минут через десять, раздраженно бросил пыльную папку на стол и уткнулся в компьютерный монитор.
Мы с Могилевским отошли в дальний угол, где специально для таких случаев стоял стол с лампой, и принялись изучать дело. Точнее — изучал его следователь, я наскоро пролистывал страницы в поисках любого упоминания Милы, но ни Краснова, ни Красильникова в показаниях не упоминалась.
— Только он не домой из библиотеки шел, — заметил вдруг Могилевский. — Жил на Кривой, а пошел за каким-то чертом совсем в другую сторону, в трущобы.
— Не суть, — отмахнулся я, но сразу достал блокнот и переписал адрес убитого.
Возможно, Мила к нему домой заглядывала.
— Множественные колотые и резаные раны, — прочитал следователь. — Поверхностные в основном, травматическая ампутация ногтей и пальцев. А ведь его пытали, Вячеслав Владимирович! Умер от сердечного приступа, кто-то из санэпидстанции настоял на вскрытии.
— Не суть, — вновь повторил я. — Не суть.
— Точно?
— Абсолютно.
— Нашли, что искали?
— К сожалению, нет, — честно признался я и уверил дознавателя, лишь самую малость покривив душой: — Сам по себе убитый мне неинтересен, а нужный человек среди знакомых не засветился, увы. Но вы заходите. Будет повод — заходите, все организуем в лучшем виде.
— Зайду, не сомневайтесь.
Мы поднялись из подвала, Могилевский протянул на прощание руку; я ответил на рукопожатие и зашагал на выход, но сразу развернулся и спросил:
— Чисто для общего развития, реально получить два паспорта нового образца на разные имена?
— В этой жизни все реально.
— А без связей в Дружине?
Могилевский задумался.
— Тогда сложнее. Как минимум нужны обычные паспорта на эти фамилии. Всех, кто встает на регистрацию без документов, проверяют на предмет задвоения записей гораздо тщательней.
— Ясно. Спасибо!
История становилась все занимательней. Мила Краснова и Мария Красильникова — как звали подругу Клондайка на самом деле? Были у нее друзья в Дружине — или где-то раздобыла российские паспорта? Какие отношения ее связывали с убитым сотрудником СЭС и почему начала искать новую работу сразу после его смерти? От кого она скрывалась, и самое главное — зачем?
Впрочем, не так важно. Пусть Коля сам с этим разбирается.
Вряд ли я что-нибудь еще сумею разузнать. Если только по месту жительства Панфилова сходить…
Покинув Центральное отделение, я достал блокнот, в который записал адрес убитого, и заколебался, не зная, стоит ли продолжать собственное расследование. Ну какой из меня детектив, в самом деле? Но жил убитый буквально в паре кварталов, это и сыграло свою роль.
Я перебежал через дорогу и зашагал по окруженной высоченными сугробами тропинке вдоль фасадов выкрашенных желтой краской двухэтажных домов. Идти и в самом деле оказалось недолго, уже через пять минут на заржавелой вывеске мелькнуло название нужной улицы. Прошел пару дворов — и оказался на месте.
Дом был ведомственным; селились в него сотрудники санэпидстанции, о чем свидетельствовала надпись на закрытых воротах.
Я постучался в калитку, и вскоре на лязг железного листа вышел чистивший снег дворник.
— Старшего по дому как увидеть? — спросил я, небрежно махнув удостоверением резервиста.
Вид мой никакого подозрения у дворника не вызвал, он отступил в сторону и указал рукой.
— Клавдия Марковна вам нужна из первой квартиры.
— Благодарю, — улыбнулся я и направился к дому.
Клавдия Марковна оказалась тетенькой лет шестидесяти, муж которой работал слесарем в гараже СЭС.
— У нас семейный подряд! — рассмеялась она, пригласив меня пройти в квартиру.
Я с сомнением посмотрел на свои облепленные снегом ботинки и отказался.
— Много времени у вас не отниму, — пообещал, встав на коврике за порогом. — Меня Александр Панфилов интересует.
— А, Саша! — протянула Клавдия Марковна. — Он год уже как умер. Убили его, лиходеи. Ни за что зарезали.
— Знаю, — подтвердил я. — Меня его знакомые интересуют. Не ходила к нему девушка лет тридцати, невысокая, темноволосая. Мила или Мария, быть может?
— Нет, что вы! Саша к себе девушек не водил. По правилам одиноких в общежитие заселяют, а он себе комнату оформил. Другие бы личную жизнь наладили, а он вечно сидел в четырех стенах да по печатной машинке колотил. Жаловались на него даже из-за шума.
— А что печатал? Остались тексты?
— Какой! Давно все на растопку пустили. — Клавдия Марковна перехватила мой укоризненный взгляд и поспешила поправиться: — Да там одни черновики были, просто побросал все в углу, что с ними еще делать было?
— Одни черновики?
Старшая по дому задумалась.
— А давайте у Зинаиды спросим! — предложила она. — Им ту комнату отписали, когда Саши не стало.
Мы поднялись на второй этаж, и Клавдия Марковна без стука распахнула дверь коммунальной квартиры. Свет в коридоре с деревянным, крашенным краской полом не горел, сильно пахло квашеной капустой и чем-то жареным. И сразу с кухни выглянула женщина лет сорока.
— Зина! — указала на меня старшая по дому. — Товарищ из органов, имуществом Саши Панфилова интересуется.
— Вспомнили! — всплеснула руками Зина. — Давно выкинули это старье!
Дабы придать себе официальный вид, я достал блокнот и уверенно произнес:
— Не волнуйтесь, просто задам вам несколько вопросов.
— Ну задавайте…
Первым делом я спросил о Миле, но соседка убитого никаких девушек не помнила.
— А что он на печатной машинке набивал? — спросил я тогда. — Только черновики были?
— Да кто их разберет? — фыркнула Зинаида. — Целая куча листов в углу лежала, все в одной куче. Вроде бумага, а горит плохо. Дрянь, а не растопка.
— А карта? — вспомнила вдруг Клавдия Марковна. — Карту убрали уже?
— А чего ее убирать? За ней стена не штукатурена…
— Карта? — заинтересовался я. — Можно взглянуть?
— Ну смотрите…
Обив снег с ботинок, я прошел по коридору и заглянул в комнату.
Карта впечатлила — огромное, склеенное из листов формата А4 полотно закрывало большую часть стены. И вместе с тем больше ничего странного в ней не было. Обычная карта, несколько более подробная, чем стандартные, — и все. Область вокруг Форта вошла на нее полностью, территории Севера и Туманного, Города и Северореченска — лишь частично. Никаких дополнительных отметок на карте не обнаружилось, только местами желтели жирные пятна, но это просто грязными руками заляпали.
Не спрашивая разрешения, я подступил поближе и обратил внимание на верхнюю рейку, прибитую к стене. Из-под деревяшки выглядывала узенькая полоска прозрачной копировальной бумаги.
— А это вы отрезали? — спросил я. — Что там было?
— Было… что-то, — пожала плечами Зинаида. — Вроде как папиросной бумаги листы в несколько слоев. Я видела, когда заходила из-за шума ругаться. Стрекотал печатной машинкой — сил никаких не было.
— Листы куда дели?
— А не было листов, — объявила соседка убитого. — Не отрезали мы ничего. Вот как видите, так карта нам и досталась.
— Ясно, — задумчиво пробормотал я, присмотрелся и увидел, что плотные листы покрывают вдавленные черточки, словно кто-то писал тонким стержнем поверх копировальной бумаги.
Если соседка не врет — а зачем ей это? — папиросная бумага сначала была, а потом пропала. И по всему выходит, что женщинами покойный не увлекался, и Мила предоставляла ему некие данные, необходимые для научной работы.
Странно это все.
— Странно это, — сказал я вслух и повернулся к Зинаиде. — Карту я заберу.
— Как так? — вновь всплеснула та руками.
— Карту я заберу, — повторил я и достал бумажник. — Червонца хватит, чтобы купить нормальный ковер?
— Хватит, — быстро ответила Зина. — Забирайте!
Я отдал пару пятирублевых монет местной чеканки, достал из кармана нож и, выщелкнув лезвие, одну за другой отодрал крепившие карту к стене рейки. Потом уже куда более аккуратно разогнул загнутые в них гвоздики, отцепил бумажные листы и свернул полотно в длинный рулон.
— А что случилось-то? — заинтересовалась Зина, лишь когда я вышел в коридор.
— Ничего, простая проверка, — улыбнулся я, распрощался с тетеньками и спустился на первый этаж.
Там поправил сумочку с револьвером, но вопреки канонам жанра найденная мной карта не привлекла внимания злоумышленников, и никто не помешал мне беспрепятственно добраться с ней до дома. И в самом деле — да кому она нужна? Полагаю, самое интересное было отрезано вместе с листами копирки. И вовсе не удивлюсь, если сделано это было именно Милой…
На подходе к бару я заметил стоящий перед оружейным магазином знакомый автомобиль.
— Нет, ты посмотри! — обернулся ко мне стоявший на крыльце зампотех СЭС. — Гордеева просто не застать! Как ни придешь, нет его!
— Весь в разъездах, — развел я руками. — Зайдешь по маленькой пропустить?
— По маленькой? По маленькой можно, — согласился Васильич и спросил, указав на свернутую карту: — Это что у тебя такое?
— Художественное оформление менять буду, — отшутился я. — Меня эта новогодняя тема подзадолбала уже.
— Зря.
Мы прошли в бар, и Васильич грузно уселся на высокий табурет. Я убрал карту в подсобку, накачал ему бокал пива, налил и себе.
— И это по маленькой? — с укоризной взглянул на меня зампотех.
— Можно и по маленькой, — улыбнулся я и разлил по двум рюмкам настоянный на травах самогон.
Васильич шумно выдохнул и влил в себя настойку, потом отпил пива.
— Вот так и спиваются.
— Да ладно! — махнул я рукой и перешел к делу: — Слушай, насчет Милы. Тебя Панфилов сам с ней познакомил?
— Саша-то? — озадачился зампотех и даже почесал затылок. — Знаешь, нет. Ревновал, наверное. У нас рядом с работой кафе «Апельсин» было, я туда перед сменой обычно заходил. Спиртного там не подавали, что плюс. Даже двойной: искушения выпить нет, и коллеги стороной обходят. Что здоровью печени только способствует. Понимаешь?
— Понимаю.
— Мила там официанткой работала. Постоянно с Сашей шушукалась. Знаешь, я за него рад был. А то один да один, только работа на уме. Ну и не навязывался, чтобы не смущать… — Выпивка развязала Васильичу язык, он вытер покрасневшее лицо и отпил пива. — А с Милой просто разговорились как-то, вот и все, сам знаешь, как это бывает. Потом Сашу убили, а «Апельсин» к тому времени уже собирались в рюмашечную переделать, ну я и решил девушке помочь. Ну что ей с пьяными мужиками общаться? Обратился к тебе. Или она попросила, не помню уже.
— Правильно сделал, — кивнул я, запивая самогон пивом. — Не знаю, что у них там с Клондайком приключилось, пусть сами разбираются.
— Милые бранятся, только тешатся!
— Во-во.
Васильич влил в себя остатки пива, распрощался со мной и утопал в оружейный магазин. Я перекинулся парой слов с Грачевым и оставил его в баре, а сам поднялся наверх. Разделся, разулся, да так и завалился на кровать.
Из-за выпитого натощак самогона слегка кружилась голова, клонило в сон, не хотелось ничего делать. Видеть никого не хотелось тоже.
И я уснул. Зря, конечно, — ну какой сон в середине дня может быть? Только головную боль заработать…
Так оно и получилось. Разбудили меня уже через час — и не поспал толком, и голова гудит, пусть и не сильно, но противней некуда.
Ладно хоть разбудили по делу — посыльный принес документы от Гельмана по старому штабу Патруля. Я спустился вниз, прямо за стойкой вскрыл пакет и разложил перед собой бумаги. Особых вопросов по технической документации, планам и экспликациям не возникло, заставила поморщиться лишь рекомендованная сумма заявки для участия в торгах.
Требуемого взноса у меня не было даже близко. И если раньше можно было рассчитывать на дополнительные доходы от реализации таблеток и серебра, то теперь эти схемы откровенно подвисли. Если Гельман даст задний ход, у меня разразится натуральный финансовый кризис. Но с другой стороны — Артем всерьез заинтересован в покупке штаба, с чего бы ему передумывать?
Я прикинул, сколько смогу вложить собственных денег, высчитал сумму заемных средств, позвонил в ближайшее отделение Центрального городского банка и договорился о встрече с управляющим. Потом набрал Гельмана.
— Привет, это Слава, — представился, когда меня соединили с заместителем начальника Патруля. — Я тут решил ваш бывший штаб выкупить, сейчас поеду с банком о кредите договариваться.
— Документы с собой взять не забудь, — предупредил Гальман. — А лучше… — Он замолчал, будто просчитывал что-то в голове. — Да! Сейчас пришлю за тобой машину, после банка тебя ко мне забросят, не против? Не занят сегодня?
— Да нет, не особо. Присылай.
Я положил трубку и налил себе чаю. Никаких планов у меня на вторую половину дня и в самом деле не было. Ирина работала, Николай Гордеев еще ранним утром уехал сопровождать Платона в Лудино. Вот вернется завтра — тогда и потолкую с ним о Миле, а то как-то слишком много всяких странностей накопилось. Самому не разобраться.
Разговор в банке прошел без неожиданностей; кредит мне открыли. А почему не открыть? Чеки обналичиваю стабильно, собственных средств вкладываю очень немало. Даже если расплатиться не смогу, здание можно будет с хорошим дисконтом на торги выставить. Мне ведь наличка не требовалась — деньги сразу на счет Патруля уйти должны были. Никакого риска, все открыто и прозрачно. И пакет документов готов.
Даже ждать одобрения кредитного комитета не пришлось; управляющий просто кому-то позвонил и согласовал выдачу необходимой суммы. Дольше торговались по процентной ставке и комиссиям, но не поторгуешься — уважать не будут. А как договорились, сразу договор подписали. Здесь кредитные договоры не чета портянкам на двадцати листах из нормального мира. Очень все лаконично и без мелкого текста. На доверии практически. Ну почти на доверии — документы по зданию банкир оставил себе, пообещав подготовить договор ипотеки ближе к дате проведения торгов.
Из банка я поехал на новую базу Патруля, и там мы с Гельманом обговорили порядок компенсации платежей по кредиту. Заодно и сделку обмыли, поэтому обратно в бар меня доставили изрядно подшофе.
Эх, где бы запасную печень купить…
Но мысли о неизбежных последствиях злоупотребления алкоголем мигом вылетели из головы, стоило только заметить стоявшую на крыльце бара фигуру. Заехавший на парковку водитель насторожился, но я хлопнул его по плечу и успокоил:
— Нормально все. Мой поставщик.
Выбрался из салона, захлопнул дверцу и шагнул навстречу Лымарю.
— Не замерз? — спросил у него.
Изо рта при этом вырвалось целое облако пара. Семен помахал перед лицом ладонью, разгоняя перегар, и предложил:
— Пройдемся?
— А вот хрен, — отказался я. На улице уже стемнело, и мне меньше всего хотелось нарваться на очередных убийц. — Пошли в бар.
— Здесь лучше постоим, — отказался охранник химика.
— Постоим, — кивнул я, поднимая воротник. — Что решили?
— Решили? Решили устроить вам встречу.
— Очная ставка?
— Вроде того, — подтвердил Семен. — Твои слова подтвердились, но и Фомину у нас нет причин не доверять. Надо прояснить ситуацию.
— Кто арбитром будет?
— Я.
— Когда?
— Завтра в три.
— Поехали бы прямо сейчас, — предложил я, больше желая оценить реакцию собеседника, нежели срываться куда-то на ночь глядя.
— Завтра в три на перекрестке Южного и Терешковой, — отрезал Лымарь. — Приходи один. И ни одной живой душе, понял?
— Понял.
— До завтра, — коротко бросил на прощанье Семен и быстро растворился в серой пелене тихонько сыпавшегося с неба снега.
Я с минуту постоял на крыльце, потом зашел внутрь. Но оставаться в баре не стал, сразу поднялся к себе. Предупредил только Ивана, что может подойти завтра к двум, потом разделся и завалился спать.
Запасная печень? Да, было бы неплохо…
