Темная лохматая духота забивала мне ноздри, тяжело давила на грудь, мешая дышать, не позволяя открыть глаза… Я умирала. В голове все быстрее замелькали несвязные обрывки мыслей, воспоминаний. Неужели, это все? Губы раздвинулись в крике ужаса, но звука я не услышала. Шерстяная чернота забивалась в рот, царапала горло, проникала в легкие…

Мой теряющий силы организм отреагировал на вторжение взрывом рефлекторного кашля и… внезапно кошмар исчез. Послышался тяжелый шлепок, будто на пол свалился мешок с песком, и раздался истерический вопль.

– Ма-а-у!

Я резко села на постели и открыла глаза. За дверью моей спальни исчезающей тенью промелькнул пушистый хвост. Бонифаций! Кот моей квартирной хозяйки и мой злейший враг. Подозреваю, что до моего воцарения на этом диване, тот принадлежал этому зверю. И уже четыре долгих месяца он пытался разными способами отвоевать свою исконную территорию. Но такой изобретательности, как улечься мне спящей на лицо, я от него не ожидала.

За дверью раздался удар, звон бьющегося стекла и восклицание хозяйки. Спустя несколько минут, она появилась в дверях моей комнаты. Глаза ее сверкали праведным гневом, на щеке краснели следы от когтей Бонифация. Понятно, утратив надежду избавиться от меня, домашний террорист согнал злость на невинной хозяйке.

– Как тебе не стыдно издеваться над несчастным животным! – дрожащим от возмущения голосом запричитала женщина.

– Я его не трогала, – прошептала я, медленно приходя в себя после пережитого ужаса. Кроме того, ссориться с хозяйкой не входило в мои планы на ближайшие годы. Слишком много времени и нервов было потрачено на поиски квартиры.

– Неправда, ты его постоянно пытаешься выгнать из комнаты. До твоего появления бедное невинное животное было совершенно не агрессивно.

– Наверное, я ему просто не нравлюсь, – печально констатировала я факт и начала одеваться.

– Послушай, если мне придется выбирать между тобой и Бонифацием, ты знаешь, кого я выберу. Еще одна разбитая им старая ваза из китайского фарфора, и мы с тобой расстанемся.

Она исчезла за дверью так же внезапно, как и появилась. Я посмотрела на будильник – половина восьмого утра. Можно было еще полчаса поспать, но из соседней комнаты раздавались сдержанные всхлипывания, а сон уже улетучился. Впрочем, ничего необычного не случилось: ссоры по самым разнообразным поводам в последнее время стали нашим обычным утренним ритуалом. Возможно, они действовали на мою фрекен Бок тонизирующее и заменяли утреннюю чашку кофе. Далее следовало примирение, и весь оставшийся день мне больше ничего не угрожало. Однако в этот день я недооценила моего врага. При первой же моей попытке незаметно выскользнуть из спальни, Бонифаций молниеносно бросился мне под ноги, я поскользнулась и, не сумев сманеврировать, упала прямо на него. Кот ловко вывернулся, с боевым криком поцарапал мне руку и устремился вверх по ветхой оконной занавеске. Тяжести пятикилограммового обжоры она не выдержала – раздался треск разрываемой ткани, и звон бьющегося стекла. Когда мне удалось подняться на ноги, осколки китайской фарфоровой вазы валялись на полу, рядом с ними Бонифаций сражался с остатками занавески, а над этим апофеозом войны возвышалась полная фигура моей квартирной хозяйки. Лицо ее было бледным, губы плотно сжаты.

– Все. Мое терпение лопнуло, – сказала она сдавленным голосом. – Через две недели истекает срок нашего контракта. Больше я тебя в своем доме видеть не хочу, – исчерпав этой фразой остатки своего самообладания, она с отчаянием плюхнулась в кресло и снова принялась всхлипывать.

Две недели? Она шутит? Мне никогда не найти квартиру за две недели. Я уже открыла рот, чтобы снова извиниться, но, посмотрев на решительное и мрачное выражение ее лица, полные слез глаза, поняла, что спасти меня может только чудо. Раньше чудеса со мной никогда не случались, поэтому особо надеяться на будущее не имело смысла. Однако правда была на моей стороне, а, значит, стоило попытаться еще раз немного позже, когда оскорбленная сторона немного остынет. Требовалось только на некоторое время исчезнуть. Но только я начала медленно ретироваться в направлении своей спальни, как раздался звонок в дверь.

– Открой. Ты же видишь, в каком я состоянии, – сердито высморкавшись в кружевную салфетку из-под разбитой вазы, зашипела хозяйка. И я обреченно поплелась открывать. Разговор откладывался естественным образом, но ненадолго.

И все-таки, чудо произошло. Оно терпеливо ожидало меня за дверью в образе пожилой женщины-почтальона, в старой нелепой шерстяной кофте, стоптанных башмаках и сердитым лицом. Но кто сказал, что добрая фея должна быть красавицей?

– Мне нужна Марина Антонюк! – блеклым голосом буркнула она волшебную фразу.

– Это я.

– Вам заказное письмо. Распишитесь.

Фея не пожелала нарушать инкогнито и после моего торопливо росчерка, как и подобает приличной волшебнице, исчезла, оставив у меня в руке белый конверт. С чудом. Ибо как иначе можно назвать письмо, в котором пускай сухо и предельно коротко сообщалось, что я – счастливая наследница дома-особняка и могу вступить в права наследования сразу же после того, как явлюсь по указанному адресу в указанное время и докажу свою идентичность.

Я подняла голову и увидела вопрошающее лицо квартирной хозяйки.

– О чем там? – она уже забыла, что накануне выгнала меня из квартиры. Ее глаза волшебно высохли и блестели любопытством.

– Там? – улыбнулась я, указывая пальцем на конверт. – О том, что через две недели вам придется искать новую жертву вашему коту-садисту.

И больше не промолвив ни слова, я улыбнулась ей, погладила потрясенного моей наглостью Бонифация и заторопилась навстречу новой жизни.

Дом с колоннами на пересечении двух старых улиц привлекал внимание своей простодушной провинциальной классикой. Наверняка он был одним из первых гражданских построек нашего города, потому что на фотографии, датированной 1905 годом, уже выглядел достаточно обветшавшим и трогательно старомодным.

– Неужели это мое наследство? – я никак не могла поверить в свое счастье. Пожилой, лысый, и явно утомленный посетителями нотариус вяло улыбнулся.

– Нет. Это только его фотография, – пошутил он – Но уверяю Вас, дом существует в реальной жизни, и никто не сможет оспорить Ваших прав. У Клеопатры Ильиничной не было родных.

– Но я тоже не ее родственница. Я даже не была с ней знакома!

– Мотивы ее поступка мне неизвестны. Возможно, Вам стоит покопаться в своей родословной. Знаю только, что она предусмотрела даже оплату всех налогов.

Таких подарков от незнакомых людей я еще не получала. Возможно у кого-то, более трезвомыслящего, это и вызвало какие-то подозрения, но меня в эту минуту трудно было обвинить в трезвомыслии. Чудо есть чудо. Можно расслабиться и получать удовольствие. Для очистки совести я все-таки спросила.

– А если я откажусь?

– Тогда дом переходит в коммунальную собственность города. Желаете отказаться? – насмешливо спросил нотариус.

– Нет.

– Тогда отбросьте все сомнения и владейте. Поверьте мне, жизнь делает такие подарки исключительно редко.

Это мне было известно. Слишком давно, с тех пор, как поступила в университет в этом городе, я снимала квартиры и хорошо знала цену любого жилища.

– Вы правы. Дом замечательный. И я его уже люблю. Спасибо Вам.

– На здоровье. Однако особо не обольщайтесь. Дом очень старый. И говорят, – он усмехнулся – там водятся привидения.

– Ничего. Значит, у меня будет компания. А с привидениями мы обязательно подружимся – оптимистически отозвалась я.

Он меланхолично поднял кончики губ, что, должно быть, обозначало у него ироническую улыбку, и махнул на прощание рукой.

– Да. Если раздумаете там жить, позвоните мне. Я Вам помогу найти покупателя на дом, – догнал меня его голос уже за дверью.

Такая кощунственная мысль не могла прийти мне в голову. Продать дом! Да я его еще не получила! Я улыбнулась, отрицательно покачала головой и вылетела на улицу.

Хотя я летела навстречу своей удаче со всех скоростью, которую позволял городской транспорт, мое воображение двигалось значительно быстрее. За этот короткий промежуток времени оно успело не только выделить львиную долю моего скудного бюджета на ремонт, но и окончить его. Я так глубоко погрузилась в мысленное созерцание занавесок для спальной комнаты в салоне портьер, что едва не наткнулся на дряхлое строение с облупившейся штукатуркой, полуразрушенными колоннами и покосившейся крышей. Оно так же походило на шикарный особняк со старой фотографии, как потрепанный жизнью пожилой бомж на молодого плейбоя с обложки глянцевого журнала.

– Не может быть! – невольно воскликнула я. Но название улицы и номер дома на табличке, прикрепленной к углу строения, не оставляли места для сомнений. Увы, всегда нужно помнить, что любая карета, подаренная феей, в конце концов, превращается в старую тыкву. И никаких финансовых жертв с моей стороны не хватит для того, чтобы эта руина приобрела свое былое величие. Но жребий был брошен, горшки с моей квартирной хозяйкой безнадежно побиты, и передо мной маячила реальная перспектива кочевой жизни от одной знакомой к другой.

– Ну что ж, пожалуй, с покупкой занавесок придется повременить, – зачем-то вслух заметила я и решительно открыла двери в новую жизнь.

Едва переступив порог моего нового жилища, я поняла, почему старый нотариус пугал меня привидениями. В таинственном полумраке просторной с потрясающе высокими потолками комнате эти намеки уже не казались мне такими уж невероятными. Огромные окна заслоняли старые плюшевые портьеры, когда-то темно-зеленые, а в настоящее время сменившие цвет на серо-салатный. Поэтому узкий луч света, проникавший в щель между ними, освещал интерьер, выполненный в лучших традициях сюрреализма, потусторонним зеленоватым светом. Все внутреннее пространство было качественно и старательно покрыто густой паутиной. Она свисала с потолка серыми сосульками, покрывала ажурными кружевами полупрозрачные от пыли стекла, укрывала изящным покрывалом весь находившийся в доме хлам. Никакая армия пауков не справилась бы с таким объемом работ без помощи потусторонней силы. Так могло шалить лишь привидение или, на худой конец, барабашка. Однако они моего приподнятого настроения испортить не могли. У меня появился свой дом! А договориться с барабашкой, думаю, будет легче, чем с Бонифацием. Я улыбнулась и решительным жестом смела первый слой паутины. Поднялось легкое облачко пыли, я чихнула и вслух сказала:

– Ну, здравствуй, Барабашечка! Давай знакомиться.

К моему удивлению, в ответ на это бодрое приветствие в глубине квартиры почувствовалось какое-то неясное движение, и дверь соседней комнаты медленно приотворилась. Настолько явного и немедленного ответа я не ожидала. Особенно от существа мистического. Однако чудеса на этом не окончились, и в проеме двери материализовался долговязый немного сутулый силуэт. Мой дух был светловолос, растрепан и подозрительно похож на обычного юношу лет девятнадцати. Он застенчиво переминался с ноги на ногу и так же молча смотрел на меня, чуть припухшими ото сна светлыми глазами. «Обещала общаться, выполняй» – скомандовала я себе, пытаясь стряхнуть оцепенение.

– Привет, Барабашка, – кажется, мой голос прозвучал вполне естественно.

– Привет, – хрипловато ответило оно. – А барабашка – это что, ругательство?

– Нет. Это дух, который живет в доме без разрешения хозяев, пугает жильцов и всячески безобразничает.

– А-а, прикалываешься… – с явным облегчением ухмыльнулся новоявленный домовой и застыл в задумчивости.

Соображал он довольно медленно. Следующая фраза последовала через некоторый довольно продолжительный промежуток времени.

– А меня зовут Яша Пуха.

Имя домового было вполне реальным, хотя немного смешным.

– И как ты здесь оказался, Яша Пуха?

– А-а. Так я жилец тети Клепы.

От такого абсурдного заявления у меня вырвался нервный смешок.

– А тебе известно, что она умерла?

Мой вопрос его не смутил.

– Ну и что? Договор есть договор. Я деньги заплатил.

– Какой еще договор? – это уже было потрясение.

– А чего это я должен перед тобой отчитываться? – наконец, возмутился мой новый знакомый. – Ты-то кто?

– Я-то? Новая хозяйка твоего пятизвездочного отеля. Зовут меня Марина. Так что, тебе лучше со мной дружить и всячески мне угождать. Я, конечно, верю тебе на слово, но мне хочется увидеть этот договор.

– Ладно, – согласился он и исчез за дверью своей комнаты.

Слабая надежда уличить во лжи незваного гостя заставила меня последовать за ним. «Заодно продолжу осмотр своих владений», – ободрила я себя. Комната постояльца оказалась гораздо меньшей, чем предыдущая, но такой же пыльной. В небрежно освобожденном от паутины углу, стоял диван, на котором валялась смятая постель и одежда моего нового жильца. В это время он торопливо рылся в потрепанном и довольно грязном рюкзаке.

– Вот! – Яшка протянул мне измятый листок бумаги, на котором указывалось, что за комнату уплачено до октября нынешнего года. Внизу стояла подпись хозяйки. Я смотрела на проклятую бумажку и чувствовала, как мои мечты о «моем доме – моей крепости» и «личном пространстве» распадаются в пыль. Я снова оказалась в общежитии, только менее комфортабельном, чем предыдущее. Разочарование захлестывало меня и требовало выхода.

– А убрать у себя в комнате слабо? – нашла я удобный предлог, чтобы выпустить пар.

– А зачем? – флегматично спросил дух – Мне и так нравится.

– А мне нет. А ну, Барабашка, закатывай рукава, и начинай приводить помещение в жилое состояние.

– Меня зовут Яша, – терпеливо исправил мой собеседник – Можно, Яшка, если Яша для тебя слишком ласково звучит, – он помолчал и вполне миролюбиво добавил.

– Кстати, я ничего не имею против уборки. Идем, покажу, где у бабы Клепы тряпки и ведра. И воды принесу.

На такую покладистость я не рассчитывала, но она мне понравилась. Кажется, мой новый сосед, все-таки лучше Бонифация.

– Ладно, пусть будет Яшка. Показывай, где инвентарь.

Пытаясь охватить сразу весь фронт работ, я не рассчитала, что это займет весь день. По мере освобождения от паутины и толстого слоя пыли, как рифы во время отлива, начали обнажаться детали обстановки. К моему огромному удивлению квартира явно подверглась нападению варваров. Мебель была сдвинута. Ящики старого комода выдвинуты, дверцы шкафов открыты настежь. Все их нехитрое содержимое валялось в беспорядке на полу. Особенно пострадали книжные полки. Они были просто отодраны от стен и лежали поверх сваленных в кучу книг.

– Интересно, что ты здесь разыскивал? – обратилась я к Яшке. Однако он только недоуменно покачал головой.

– Честное слово, это не я. Я бы все на место поставил. Я этого даже не заметил, когда вернулся.

Смутное беспокойство шевельнулось во мне.

– То, что тебе лень было убирать в квартире, я понять могу. Но не заметить такого безобразия… Мне кажется, это слишком. Когда ты вселился в квартиру?

– Вообще-то, я живу здесь уже год. Но летом уезжал на каникулы домой. Приехал вчера вечером. Сразу лег спать. А утром встал – а ты здесь… Кстати, после смерти бабы Клепы мне здесь одному было бы страшновато. Хорошо, что ты приехала.

Он так искренне улыбнулся, что я немного успокоилась.

– А почему страшновато?

Он криво улыбнулся.

– Не знаю, как насчет барабашки, но привидения здесь водятся. Ночью видел.

Неужели я недооцениваю своего жильца, и он способен на иронию? Я посмотрела на его простодушное лицо, несущее на себе не столько отпечаток глубоких раздумий, сколько следы юношеских угрей, и решила подыграть.

– Ну, и кто же наши соседи по параллельной реальности – мужчина или женщина?

– Мужчина.

Яша был абсолютно серьезен. Я напрасно заподозрила в нем способность к розыгрышу.

– И что он говорил?

– Не знаю. Не мог понять. Но, возможно, баба Клепа понимала.

– Понимала привидение? Каким образом?

Я, кажется, начинала понимать, почему мне достался этот дом – у бабы Клепы была шизофрения. Она слышала голоса.

– Она понимала по-английски.

Потрясающая логика! Может, все-таки розыгрыш?

– Значит, кроме тебя, у меня еще один жилец, который говорит только по-английски, – попробовала подыграть я. Но в голову забралась еще одна неприятная мысль. Может, шизиком была не тетя Клепа, а Яшка?

Это было уже небезопасно. Я внимательно всмотрелась в моего собеседника.

– Ты думаешь, что я ненормальный? – заметил он мой подозрительный взгляд и улыбнулся. – Ничего, скоро познакомишься с ним сама. Он неплохой парень.

Я решила перейти на более безопасную тему разговора.

– А откуда ты знаешь, что баба Клепа знала английский?

– До пенсии она преподавала его в каком-то колледже. Говорят, суровая была женщина.

– А потом?

– В последние годы работала в городском краеведческом музее. То ли вахтером, то ли билетером. Не знаю точно, – он схватился руками за громоздкий мрачный комод. – Помоги мне.

Мы вдвоем начали возвращать мебель на прежние места. Комод поддавался нашим рукам с большой неохотой, как, собственно, и шифоньер.

– Не понимаю, зачем было двигать мебель? – раздраженно бурчал Яшка. – Что они искали?

– Может, привидение? – съехидничала я. – Слушай, а может, твоя баба Клепа сама стала привидением? Придет и все объяснит.

А все-таки, кто же из них шизик?

Нам оставалось совсем чуть-чуть: вернуть в прежнее состояние полки и расставить книги по местам, однако я внезапно почувствовала себя заводной игрушкой, у которой раскрутилась пружинка, и присела на ближайший стул. Яшка, глубоко задумавшись, все еще продолжал свое броуновское движение, хотя видно было, что его завод тоже заканчивается.

– Ты не знаешь, как она умерла?

Он вздрогнул и отрицательно покачал головой.

– Я не видел. Клепина подруга нашла ее уже без сознания и вызвала скорую помощь.

– Что за подруга? И где она живет? – вопрос прозвучал остро и мой собеседник обиделся.

– Не дави на меня. Тоже мне, следователь, – надулся Яшка. – Не знаю, где она живет. Я в личную жизнь бабы Клепы не вмешивался.

Он тоже шлепнулся на старое кресло в углу комнаты. Кресло крякнуло и выпустило облачко пыли из-под потертой обивки.

– Все. Больше не могу. Отпусти отдохнуть.

– Ладно. Отбой. Остальное завтра.

После трудов праведных у меня дрожали ноги и ныли мышцы во всем теле, зато в моей будущей спальне, которая располагалась напротив Яшкиной, вполне можно было устроиться на ночлег, не рискуя задохнуться от пыли. Я хлопнула дверью и свалилась на старый диван. Он возмущенно скрипнул и недовольно уперся пружинами мне в спину. Однако после бурного дня меня не испугали бы и торчащие из него гвозди. Гораздо неприятнее были вопросы, которые начали возникать в моей голове. Кто побывал в моем доме за эти полгода? Зачем двигали мебель? Какое отношение ко мне имела старая женщина? И что скрывал от меня Яшка? В том, что он что-то недоговаривал, сомнений не оставалось. А может, он все-таки псих, или беглый преступник? Я прислушалась, как мой постоялец гремит на кухне посудой. Потом раздался вежливый стук в мою дверь.

– Чаю хочешь?

– Нет, спасибо. Я сыта.

Мой желудок возмущенно буркнул в ответ на такую наглую ложь. Но его протесты не сломили моей гордыни.

– Как, скажешь, – вздохнули с той стороны дверей, и вскоре Яшкины шаги затихли.

Постанывая от усталости, я снова поднялась с дивана и заперла дверь своей комнаты. Все. Теперь спать. Кроме привидения, сегодня ко мне никто не сможет проникнуть. А в привидения я не верю. Все остальные ответы завтра. Я прошептала фразу, которую зачем-то всегда говорила, когда впервые где-то ночевала: «На новом месте приснись жених невесте…» – и закрыла глаза.

– Ты знаешь, я так явственно слышала шум волн и ощущала запах морской воды! И чувствовала на своем лице тепло солнечных лучей, и покачивание палубы судна… – я помедлила, немного задумавшись.

Рабочий день еще не начался, и я отчитывалась о своем первом дне в новом доме моему закадычному другу Володе. С Володей мы дружили с первого курса университета, и он был, пожалуй, единственным человеком, который понимал меня с полуслова. Поэтому именно ему в оставшиеся пять минут надо было успеть изложить сон, который мне приснился накануне. Сон, каких я еще никогда не видела.

– Но самым удивительным в этом сне был пират.

– Пират?

– Представляешь, ко мне подошел самый настоящий пират, в одеждах восемнадцатого века. Я никогда раньше не видела его лица. Знаешь, такое… немного грубоватое, загорелое. Глаза синие, сверкающие и белозубая улыбка. Как у голливудского актера. А волосы светло-каштановые, чуть рыжеватые. Он стоял рядом со мной, а мне совсем не было страшно. Было ощущение чего-то родного.

– Пират? Ты о фильме? – капризно надула ярко накрашенные губы Верочка, секретарша нашего босса, которая влетела на работу за минуту до звонка и была страшно разочарована, что что-то пропустила.

– О сне.

– Ого, девушка, это уже что-то по Фрейду. Может, повторишь свой рассказ на бис? – взмолилась она.

Верочка была из тех женщин, трудясь над которыми природа явно переусердствовала. Во всех необходимых местах ее было слишком много, и она любила это демонстрировать, наслаждаясь эффектом, который оказывали ее дефиле. А томный взгляд миндалевидных зеленых глаз и губы, которым позавидовала бы любая негритянка, были в состоянии смутить даже Володьку. А он, как правило, ничего, кроме своего компьютера не замечал. С момента моего появления в офисе Верочка старалась найти во мне родственную душу, так как я была единственной в организации особью женского пола, кроме нее самой. Множества наших интересов не пересекались ни в одной из точек, но Верочка никогда не сдавалась.

И на этот раз она смотрела на меня так умоляюще, что я вздохнула и повторила свой сон.

– Это значит, что тебе не хватает предмета воздыханий, – назидательно заметила моя сотрудница.

К моему большому сожалению этой «радости» мне хватало с головой. Предмет моих воздыханий был обаятелен, умен и положителен во всех отношениях, но давно и безнадежно женат. Кроме того, он был нашим боссом. К счастью, никто моей страшной тайны не знал.

– А я думаю, что Маринке просто на новом месте приснился жених, – засмеялся Володя. И я, кажется, даже знаю, как он выглядит!

Мы с Верой проследили глазами за его взглядом, и я увидела… пирата. Нет, на мужчине, который уверенной походкой вошел в наш офис, была современная одежда, и черты его лица не совпадали с теми, которые мне приснились прошлой ночью. Но загорелое твердое лицо с яркими голубыми глазами веяло той же страстной энергией, а волосы, хотя и коротко подстриженные, были того же каштанового цвета. Я мельком взглянула на Верочку. Глаза ее выпрыгивали из орбит, а рот был неромантично открыт.

Пират вежливо обратился к нам, демонстрируя в вежливой улыбке ровные белые зубы и твердое российское «г», такое редкое в наших краях.

– Здравствуйте. Не подскажете, где найти Данила Антоновича?

Так звался предмет моих воздыханий, и находился он в соседней комнате.

– Я Вас проведу к нему! – подскочила торопливо Верочка. И вскоре они вдвоем скрылись за дверью.

– Что это было? – спросила я Володю.

Он ехидно хмыкнул.

– Привидение из твоего дома. Решило познакомиться с условиями твоего труда.

Мы еще немного похихикали на эту тему и принялись за работу. Спустя некоторое время мысли о материализовавшемся пирате постепенно начали выцветать из моей памяти, их начали замещать более креативные идеи… Однако, когда я полностью погрузилась в творчество, из кабинета шефа выплыла раскрасневшаяся Верочка и завопила мне на ухо:

– Ну, подружка! Ты здорово над нами прикололась!

Я озадаченно посмотрела на нее, и она засмеялась.

– Вы с Артемьевым заранее договорились?

– О чем? И кто такой этот Артемьев?

Вера внимательно посмотрела на меня.

– Так ты его, действительно, не знаешь?

– Изъясняйся понятно, хорошо? Я никого не знаю.

– Тогда, сон был тебе в руку. Тот мужик, который спрашивал нашего шефа, заказал у нас проект виллы. И настаивает, чтобы ее дизайном занималась ты. Пошли. Данил Антонович приглашает в кабинет.

Как всегда перед встречей с шефом у меня ноги стали деревянными и перестали гнуться. И вот на этих негнущихся ногах я и переступила заветный порог. В кабинете меня встретили две пары глаз. Взгляд одних – ярко-синий, дерзкий. Других – спокойно-серый, немного удивленный.

– Здравствуйте, Данил Антонович, – по-овечьи проблеяла я, ненавидя свой голос за то, что он предательски дрожал.

Мой начальник коротко кивнул.

– Знакомьтесь, Антонюк Марина э… Анатольевна. Артемьев Виктор Филиппович.

Я рассматривала сидящих рядом мужчин и невольно сравнивала их. Предмет моих тайных воздыханий внешне явно проигрывал нашему новому заказчику – глаза неромантично-серые, волосы обычные русые, нос длинноват. Да и ростом он был ниже, более хрупкого сложения. И все же было в нем что-то, что заставляло мое глупое сердце стучаться быстрее. Что-то, чего не было в его собеседнике.

Человек, который занимал так много места в моих мыслях, достаточно холодно и испытующе посмотрел на меня.

– Виктор Филиппович хочет заказать нам проект довольно необычного здания. Он пожелал, чтобы этим проектом занялась именно ты. Потянешь?

– Я уверен в этом. Я видел работы Антонюк, прекрасные неординарные работы, – горячо вмешался в разговор Артемьев.

Где это он видел мои работы? Вид у меня, наверное, был настолько потрясенный, что мой заказчик поспешил объяснить свою мысль.

– Мне Вас рекомендовал Горнов.

Горнов – первый мой работодатель – действительно, был высокого мнения о моих способностях. И если бы не…

– Кстати, почему вы от него ушли? – перебил мои мысли мой собеседник.

– По личным причинам.

Не объяснять же, что я не могла ежедневно приходить на работу и смотреть на человека, который предал меня. Максим, мой друг и партнер, с которым нас связывали исключительно трепетные отношения, вдруг решил жениться на вдове своего товарища. И еще пытался мне это объяснить чувством долга. Он полагал, что виновен в гибели друга. Разве можно жениться из чувства вины? Этого я не понимала, но потребовать объяснений не позволяла противная гордость. Мне ничего не оставалось, как хлопнуть дверью и испариться в туманное никуда. Если бы не протекция Володьки, я бы до сей поры сидела без работы. Кому в наше время нужны молодые специалисты?

Мой собеседник не стал выяснять мотивы моего поступка. Он удовлетворенно кивнул головой и начал посвящать нас в детали своего заказа.

С работы я возвращалась окрыленной. Заказ был интересный и позволял мне самоутвердиться в своих глазах и глазах новых сотрудников. Все посторонние мысли и волнения выветрились из головы, а воображение уже начало вырисовывать очертания моего нового творения…

Начинало смеркаться. Я бессознательно выбрала кратчайший путь домой, чтобы успеть добраться до темноты, и, как оказалось, совершенно напрасно. Моя дорога пролегла по территории старых дворов и темных подворотен, которые я обычно обходила стороной из чувства брезгливости. В них хранилась слишком экзотическая коллекция запахов, настолько концентрированных, что они порой забивали дыхание и вызывали слезы в глазах. Зажав нос и прищурившись, я побежала, глядя строго под ноги, чтобы не вступать в груды старого мусора, и поэтому не заметила вовремя гораздо более ощутимое препятствие, внезапно возникшее на пути. Из темного полумрака последней подворотни вынырнули три неясных мужских фигуры и начали быстро приближаться ко мне. Сердце у меня на секунду остановилось. Бежать в обратном направлении было поздно. Спустя мгновение я уже была окружена. В полумраке лица нападавших казались почти детскими – подростки шестнадцати – семнадцати лет. У таких центральная нервная система еще не в состоянии управлять всплесками гормонов. Они могли быть опасными.

– Эй! – грубо заговорил хрипловатым еще не установившимся голосом один из подростков. Пахнуло спиртным. Шаг назад, и моя спина уперлась о стену подворотни. Мальчишки рассмеялись.

– Что Вам нужно? – попыталась я говорить спокойным мирным голосом.

– Чтобы ты исчезла, – с ненавистью прошипел все тот же подросток. – А еще лучше, сдохла, как твоя бабка.

– Не понимаю… – какая бабка? Да и откуда ты меня знаешь?

– Сейчас поймешь, – он попытался ударить меня, но координация движений его подвела, и он покачнулся. Я успела быстро отскочить в сторону, и пока он пытался вернуть равновесие, выхватила из сумочки баллончик со слезоточивым газом, который всегда носила с собой, выставила руку вперед, зажмурилась и нажала кнопку дозатора. В это же мгновение послышались чьи-то шаги, удары и что-то тяжело упало на землю.

Когда я решилась открыть глаза, мои обидчики корчились на земле, схватившись за лицо руками. А рядом с ними, так же закрыв лицо, сидел на корточках еще один человек.

– О боже! Простите! Я Вас не заметила – я подала ему руку и попыталась помочь встать. Ему это удалось с некоторым трудом.

– Всегда забываю, что время беспомощных Прекрасных дам прошло, – всхлипывая, пытался шутить новоявленный рыцарь, не отрывая ладоней от лица. – И милые особы отлично защищают себя сами.

Он всхлипнул и закашлялся.

– Пойдемте ко мне, умоетесь, – я взяла его под руку и повела за собой. Он подчинился, по-прежнему закрыв лицо руками и вслепую следуя за мной.

Наше путешествие было исключительно коротким – несколько шагов через двор. И вскоре я отправила моего невольного гостя прямо в помещение, которое называла ванной условно, потому что, кроме ржавого умывальника с холодной водой и нескольких старых полотенец никаких других признаков санузла там не было. Хотя на первое время моему неудавшемуся рыцарю должно было хватить и этого. Яшка выбежал к нам, словно любопытный нескладный щенок, и с удивлением наблюдал за моими действиями.

– Еще один жилец? – почему-то шепотом спросил он.

Из ванной послышались всплески. Наш гость мылся довольно энергично.

– Нет. Сейчас умоется и уйдет.

Яшка неопределенно кивнул головой, и мы прошли в главную комнату. Там ничего не изменилось со вчерашнего вечера. Полки все так же тоскливо лежали на куче старых книг, и я поняла, что эскизами сегодня мне заниматься не придется.

– Кто это? – оторвал меня от печальных мыслей мой собеседник.

– Моя невинная жертва.

– А-а, неудачно сложился штабелем у твоих ног, – ехидно заметил головой мой сосед.

– Почти.

– А если серьезно?

– На меня напали. Он пытался меня спасать. А у меня был баллончик со слезоточивым газом. Досталось и отморозкам, и ему.

– А что за отморозки? – Яшка явно напрягся.

– Подростки. У одного, глаза такие… Бешеные, что ли. То ли наркоман, то ли юный алкоголик. А может, просто псих.

И я подробно описала незабываемую встречу в подворотне.

– По моему описанию ты кого-нибудь узнаешь?

Яшка так яростно затряс головой, что, казалось, она сейчас у него оторвется.

– Хорошо. А на тебя кто-нибудь здесь нападал?

– Нет. А они чего хотели?

– Чтобы я исчезла, желательно, с лица земли. Скромно, да?

Яшкино лицо побледнело и нахмурилось. Вот уж трус!

– Ты теперь уедешь?

– Из-за троих пьяных подростков? Не смеши меня.

– Ого! – раздался мужской голос. – А здесь случилось землетрясение?

Мой гость стоял в дверях и удивленно рассматривал нашу комнату. Я впервые увидела его лицо, и мой рот глупо открылся от удивления. На меня смотрел мой…новый заказчик. Его лицо опухло и покраснело, а цвет глаз трудно было разобрать через щелки отекших век, но он был вполне узнаваем.

– Вы?!! Как Вы здесь оказались?

Он немного натянуто рассмеялся.

– Я немного задержался у Данила Антоновича, а когда вышел из его кабинета, Вы уже ушли. Хотел договориться с вами на завтра, догнал и вот…

– О чем вы хотели договориться? – растерялась я.

– Нужно показать вам место, где будет строиться здание. Мне хотелось бы, чтобы все получилось гармонично.

– Но у меня завтра еще рабочий день…

– Я уже обо всем договорился, – он чихнул, и из его глаз снова хлынули слезы. – Я завтра утром заеду за вами.

Он снова всхлипнул, снова чихнул, побледнел и схватился за косяк двери, чтобы не упасть. Я бросилась к нему и схватила за талию.

– Яшка! Помоги!

Яшка дернул плечом, показывая свою независимость, но помог мне довести нашего невольного гостя до дивана.

– В «скорую» звонить? – так же флегматично спросил он.

– Нет-нет, – слабо сопротивлялся наш больной. – Это всего лишь слезоточивый газ. Пройдет через пару часов.

Однако, было уже далеко за полночь, когда наш несчастный гость забылся на диване беспокойным сном.

– Веселая ты соседка, Маринка. Не жизнь, а сплошной экстрим, – ехидно заметил немного бледный Яшка. – Все. С меня на сегодня хватит. Я пошел спать.

Дверь в его комнату с шумом захлопнулась.

– Я тоже в полном восторге, – пробурчала я, укладываясь на свое спартанское ложе.

Завтра же выброшу баллончик. Сразу после того, как убью Володьку, который мне его подарил.

После этой умиротворяющей мысли я прикрыла глаза и постаралась заснуть, хотя бы на несколько часов.

Ноздри защекотал запах кофе. Смешиваясь в моем не вполне пробудившемся сознании со странным сном, создавал удивительное ощущение полуяви. Состояние, в котором невозможно определить, где заканчивается сновидение и начинается реальность…

– Какая прелесть! – вырвал меня из нирваны приятный мужской голос, доносившийся из соседней комнаты. Реальность грубо напомнила мне о вчерашних событиях, и я открыла глаза.

– Неужели это «Америка», семидесятипушечный флагман Американского флота? Точно. 1787 год. Откуда у вас этот рисунок?

– Он какой-то особенный? – это удивленный голос Яшки.

– Если это современная копия – то нет.

– Тогда неинтересно… А как это узнать?

На часах десять часов утра. Я с ужасом осознала, что вчера забыла завести будильник и проспала. Со сноровкой солдата срочной службы впрыгнула в свою незамысловатую одежду и вылетела из комнаты.

– Почему меня никто не разбудил! – ураганом ворвалась я на кухню. Оба моих соседа пили кофе и с удивлением посмотрели на меня, будто я только что высадилась на этой планете и забыла спрятать третью ногу или вторую голову. – Я же на работу опоздала!

– Не волнуйтесь, – успокоил меня Артемьев. – Данил Антонович знает, что сегодня мы едем на объект.

– На объект? – только сейчас до меня дошел смысл того, что он сказал перед тем, как свалиться накануне вечером в полубессознательном состоянии на диван.

– Но я не давала еще своего согласия…

Ненавижу, когда за меня что-то решают!

– Я вас приглашал не на свидание. Если вас не устраивают мои условия, еще не поздно отказаться – голос моего гостя стал холодным, как воздух в морозилке холодильника. Это меня отрезвило.

– Я не хотела вас обидеть.

– А я вас. Мне казалось, это обычная практика. Что вас смущает? – уже мягче спросил он.

– Все в порядке. Извините.

– Значит мир?

– Мир.

– Тогда вы не рассердитесь, когда увидите, что я натворил в большой комнате.

Мое сердце упало. Что еще мне неизвестно? Что он делал ночью в моем доме? А вдруг он и в мою комнату заглядывал? Мои щеки вспыхнули. Совершенно идиотская особенность – краснеть по поводу и без него. Я так же быстро выскочила из кухни, как до этого ворвалась в нее, влетела в общую комнату и остолбенела. Там царил ПОРЯДОК! Все книжные полки аккуратно стояли на своих местах. Основная часть книг находилась уже на полках, остальные лежали рядом, сложенные в ровные стопки. Для того, чтобы выполнить такую работу, он должен был работать половину ночи!

– Еще пару вечеров и в эту комнату можно будет заходить без опасения с чем-нибудь столкнуться.

– Но когда вы это успели? И…зачем? – он издевается, наверное. Что за человек! Мы познакомились только вчера, и с тех пор он умудряется постоянно держать меня в стрессовом состоянии. Я посмотрела на моего гостя. Без сомнения он не спал всю ночь. Лицо его было усталым, глаза еще красными, под глазами темные круги, на подбородке темная суточная щетина. К моему удивлению, это только добавляло некоего романтизма его грубоватой привлекательности.

– Очень рано проснулся, – извиняющимся тоном произнес он. – Не мог долго лежать на Вашем спартанском диване. А уходить домой, не согласовав с вами нашу поездку, не хотелось. Вот и искал, чем заняться. Кстати, нашел очень интересный набросок.

Он снял с полок сверток и показал мне его. Это был эскиз какого-то парусного судна.

– Вы о нем говорили с Яшкой?

– Да.

– Это ценная вещь?

– Если это подлинник, то для коллекционера он имеет определенную ценность. Вы не знаете, как он к Вам попал?

– К сожалению, я живу здесь только второй день. Я получила этот дом в наследство.

– С братом вместе?

– Нет. Этот юноша достался мне в нагрузку к дому.

Я коротко пояснила ситуацию. Мой рассказ почему-то очень развеселил собеседника.

– Забавно. Может, Вы и меня возьмете на постой? – засмеялся он.

– После ваших ночных подвигов – возможно. Только если вы сможете смириться с отсутствием горячей воды, «спартанским» диваном и Яшкой в роли соседа?

Артемьев засмеялся и покачал головой.

– Пожалуй, условия для меня слишком суровые.

Он неосознанно провел рукой по щетине и направился к выходу.

– Что ж поеду, приведу себя в порядок. Через час, жду вас в машине.

– Извините, за вчерашнее.

– Не за что извиняться. Сам напросился.

Он улыбнулся мне на прощание и исчез за дверью.

– Слушай, а как узнать, подлинник это или нет? – я обернулась. На меня испытующе смотрел Яшка.

– А почему тебя это так интересует?

Яшка пожал плечами.

– Просто любопытно.

Мне тоже было любопытно. Особенно то, как эскиз появился в доме у пожилой учительницы английского языка. Может, она что-то приносила из музея, в котором работала? А зачем? Рисунок был необычным. Он больше напоминал аксонометрический чертеж, а не рисунок. Такой мог бы рисовать дизайнер судна, а не художник. Да и бумага какая-то пожелтевшая и толстая, я такой никогда не видела, хотя постоянно работала с чертежами. И надпись внизу на английском языке. Может, она что-нибудь переводила для музея, а рисунок случайно выпал из книги или каких-то документов? Кстати, ни название судна, ни какая-либо дата в надписи не присутствовали. Странно, мне показалось, что Артемьев называл его как-то.

– Слушай, а ты уверен, что Клеопатра Ильинична работала в краеведческом музее?

– Нет, не уверен. Я же говорил. Меня ее личная жизнь не интересовала.

– Напрасно. Возможно, этот рисунок из музея. Может, она все-таки работала в музее Судостроения и Флота, а не в краеведческом?

Яшка виновато пожал плечами, но я уже была уверена, что рисунок был именно из этого музея, вне зависимости, подлинник это или копия. А значит, его нужно было вернуть. Правильно, будет дополнительный повод поговорить о самой Клеопатре Ильиничне. Решение пришло мгновенно.

– На всякий случай, заеду в оба музея, после того, как вернусь с объекта. Попрошу Артемьева подвезти.

Я решительно положила рисунок в сумку и пошла собираться.

Участок находился прямо на высоком крутом берегу залива. Стоя на самом краю обрыва и глядя куда-то за линию горизонта, я думала о том, как люблю море. И не только за тот щенячий восторг, который получала, когда часами болталась в ласковой соленой воде. Мне нравился его свежий и такой же, как вода солоноватый запах, его цвет в любую погоду и в любое время суток. Нравилось наблюдать за сменой его настроения, бродить по берегу и разговаривать с волнами, будто море – это живое существо. В этот теплый безветренный сентябрьский день оно лежало под моими ногами ласковое и присмиревшее, и только лучи солнца лукаво поблескивали на вершинах мелких волн, выдавая его холерический темперамент. Я настолько углубилась в созерцание, что вздрогнула, когда услышала голос Артемьева.

– Нравится?

Он незаметно подошел ко мне сзади и стоял сейчас за моей спиной настолько близко, что через тоненький свитер я чувствовала его тепло его тела.

– Красиво, – глядя далеко за горизонт, я вспомнила о своем сне, повторяющемся уже вторую ночь. – Мне кажется, я уже видела этот пейзаж. Недавно, во сне.

– А ты не видела во сне, как вон оттуда из далекой голубоватой дымки появляются корабли под белыми парусами? Их точеные силуэты окутываются дымом пушечных выстрелов. Некоторые из них горят, и дым пожара поднимается высоко над морем.

Бой мне не снился. Иначе я могла бы подумать, что Артемьев подсматривал мои сны.

– Ты знаешь, что где-то здесь, недалеко, давным-давно проходили морские сражения между российским флотом и турецким за крепость Очаков, – продолжал он. Его губы почти прикасались к моему уху.

– Это было давно. Двести лет назад.

– Значит, знаешь.

– Это есть в школьной программе.

– Правильно. Но я с детских лет мечтал побывать в этих местах. Увидеть все своими глазами.

– Вы поэтому решили построить дом именно здесь? – я повернулась к нему лицом.

– Угадала. Почему бы и нет. В финансовом отношении я вполне могу позволить себе дом около моря. Так почему не в том месте, которое притягивает меня?

Его голубые глаза улыбались мне вместе с голубым морем и небом. От такого обилия лазури, а может, от избытка кислорода моя голова начала кружиться, как от бокала шампанского. Я покачнулась и едва не свалилась вниз, лицо моего нового знакомого мгновенно стало встревоженным, и он быстрым движением обнял меня и оттащил от края. Я невольно схватилась рукой за его дорогую куртку спортивного покроя. Мгновение мы стояли, крепко прижавшись друг к другу, и Артемьев совершенно не собирался меня отпускать. Вместо этого он медленно опустил голову и чуть прикоснулся своими губами к моим. Прикосновение было настолько легким, что его даже нельзя было назвать поцелуем. И настолько неожиданным, что я залилась краской. Он засмеялся.

– Ты очаровательно краснеешь. За время нашего знакомства это уже второй раз.

Он заметил! Какая досада! Я быстро стряхнула с себя его корсарское очарование и, стараясь выглядеть как можно более официально, хотя сердце у меня колотилось, как после стометровки, быстро отошла от него. Он не пытался меня удержать.

– Вы настоящий романтик.

– Согласен, но с достаточной долей прагматизма. Люблю сочетать приятное с полезным. Кроме возможности воплотить мои детские фантазии, для меня имеет значение и то, что участки в этом месте относительно недороги и строительные расценки тоже вполне приемлемы.

Артемьев говорил совершенно спокойно и по-деловому, будто не пытался меня сейчас поцеловать.

– А значит за сравнительно небольшие деньги, я смогу наиболее полно воплотить мои архитектурные фантазии, – он внимательно посмотрел на мои губы и тихо прошептал – и, возможно не только архитектурные.

Я почувствовала, что сейчас последует еще один поцелуй, и уже собралась сообщить, что не собираюсь воплощать его неархитектурные фантазии, но в этот момент откуда-то раздался до боли знакомый мне голос.

– Архитектурные фантазии? Как я вовремя! – из-за кромки обрыва вдруг показалась голова… моего шефа. Вслед за головой и сам Данил Антонович словно вырос из-под земли, быстро поднимаясь по крутым, вырубленным в грунте ступенькам, ведущим от обрыва к берегу моря.

– Здравствуйте, а я едва вас нашел!

Он раскраснелся от крутого подъема, и глаза его необычно блестели. Зачем он приехал?

Неужели настолько не доверяет мне? Он всегда меня недолюбливал. Держался со мной сдержанно и официально. Наверное, жалел, что поддался уговорам Володьки и принял на работу девушку.

– Решил тоже бросить взгляд на ваш участок. Может, смогу уберечь Марину от каких-нибудь ошибок при проектировании, – его серые глаза смотрели на меня вопросительно, как будто он ждал от меня каких-то объяснений или вопросов.

Мое сердце сжалось от обиды, я нахмурилась и отвела глаза. Мы все ненадолго замолчали.

– Рад всех вас видеть, – взял инициативу в свои руки Артемьев, внимательно глядя на моего начальника, – я как раз объяснял Марине, что мои архитектурные фантазии несколько своеобразны. Мне бы хотелось, чтобы вилла напоминала корабль, повернутый носом в открытое море. А стоя на балконе, можно было испытывать чувство, будто ты находишься на его палубе. Я досконально знаю конструкции парусников, и буду помогать в этом вашей сотруднице. Так что, с вашей стороны требуется только помочь ей грамотно расположить виллу на этом обрыве.

– Вы хотите построить парусный корабль на суше? – потрясенно спросила я.

– Вот именно. Вы не только красавица, но и умница, – улыбнулся Артемьев, переходя со мной на «Вы». Мой шеф хмуро посмотрел на него, как будто ему было неприятно, что кто-то считает меня умницей, но промолчал.

– Ой! Еле добралась! Ну и лестница! – произнесла раскрасневшаяся и запыхавшаяся Верочка, едва ее округлости появились над уровнем обрыва. – Данил Антонович, вас не догонишь!

Она лучезарно улыбнулась Артемьеву, затем повернулась ко мне.

– Вы так классно смотрелись вдвоем на обрыве, просто обложка любовного романа! Кстати, почему вы так поздно? Мы вас с утра ждем.

Вопрос был задан Верочкой, но мой начальник испытующе посмотрел на меня. Я уже открыла рот, чтобы сознаться в своем грехе, но Артемьев меня опередил.

– Моя вина, я проспал, – поспешил взять на себя вину мой новоявленный рыцарь.

– Бывает, – вежливо улыбнулся мой шеф – в гостиницах всегда тяжело заснуть.

Артемьев посмотрел на меня, в его глазах прятался смех. Я почувствовала, как краска заливает мне щеки. Только бы никто не заметил! Тщетные надежды. Мои сотрудники внимательно посмотрела на мои багровеющие щеки. Верочкины капризно изогнутые брови удивленно поползли вверх. Серые глаза моего шефа потемнели, как штормовое море, на лице появилось выражение неодобрения. Прекрасно, я быстро продвинулась из нахальной выскочки в аморальные выскочку. Кажется, сразу после окончания этого проекта меня выгонят с работы.

– Если мы все выяснили, может, приступим к делу? – официально продолжил Артемьев, снова выручая меня. И не дожидаясь согласия собеседников, начал объяснять подробно, чего он ожидает получить в результате нашего тесного сотрудничества. Мой шеф моментально переключился на работу, и дальнейшее их общение носило сугубо деловой характер. Я старалась вникнуть в их разговор, но мои растрепанные чувства и любопытный взгляд Верочки сильно мешали. И когда мне, наконец, почти удалось подавить идиотское желание по-детски разревется, мужчины окончили обсуждать таинство размещения виллы на местности.

– Вас подвезти? – вежливо поинтересовался Артемьев у моих сотрудников.

– Спасибо. Мы на колесах, – скучно поблагодарил Данил Антонович, и на лице у Верочки моментально появилось выражение разочарования. – Марина, я надеюсь, ты поедешь с нами? Неудобно занимать время Виктора Филипповича.

Я покорно кивнула головой. От мысли, что в машине меня, скорее всего, ожидает головомойка, плакать внезапно расхотелось. Мой небольшой запас покорности катастрофически быстро заканчивался, и меня начинала разбирать спасительная злость. В конце концов, мне двадцать четыре года, и моя личная жизнь никого не касается! Скорее всего, после этой декларации прав человека я вылечу с работы еще до начала проектирования, но у меня тоже есть гордость. В то время, пока я моделировала ближайшее будущее, за меня снова все решил Артемьев.

– Нет-нет. Я привез человека в эту глушь, я ее и доставлю обратно, – его голос звучал категорично и мой начальник не стал возражать. Он посмотрел на меня взглядом инквизитора, у которого из-под носа уводят грешника, для которого костер уже разожжен, и кивнул в знак согласия головой. Мы с Артемьевым отправились к своей машине. За меня снова все решили без меня, и в моей душе вовсю бушевала гремучая смесь злости, смущения и…облегчения.

– Не принимай все так близко к сердцу, – сказал Артемьев, заводя мотор. Он внимательно посмотрел на меня и улыбнулся.

Я посмотрела на него, утонула в его глазах и вдруг почувствовала, что, по крайней мере, злость утихла. «Может, мне влюбиться в него?» – вдруг мелькнула в голове безумная мысль – «сколько я могу сохнуть по этому тирану? И Я Артемьеву, кажется, тоже нравлюсь».

– Куда едем? – вернул меня в грубую действительность его низкий голос. – Сразу в офис?

– Нет-нет, подбросьте меня сначала в музей Флота, – мне ужасно не хотелось представать перед великим Торквемадой, поэтому я торопливо объяснила, куда ехать и добавила – а я потом сама доберусь до офиса.

– Ты заинтересовалась рисунком корабля, который я нашел? Решила проверить его подлинность?

– Я думаю, он из музея. Его нужно вернуть. Кстати, я слышала отрывок вашего разговора с Яшей. Мне показалось, что вы упоминали название корабля? Откуда вы его знаете? Я не нашла в надписи никакого намека на название.

– Во-первых, этот корабль особенный, а во-вторых, в те времена на борту корабля не писали его имени. Вместо названий использовали в декоре кораблей геральдические образы. Ими могли служить вензеля императора или общегосударственные символы. Очень часто названием вполне могли служить носовые фигуры. Например, на фрегате «Святой Николай» вполне могла быть установлена фигура этого святого.

– Но на рисунке нет ни украшений, ни носовых фигур. Как вы его могли узнать по немому чертежу? Хотя я, конечно, не эксперт. Для меня парусные суда отличаются друг от друга только размерами.

Артемьев довольно рассмеялся. Ему польстил мой вопрос.

– Обещаю, задолго до окончания нашего плодотворного сотрудничества ты начнешь неплохо разбираться в парусниках. Во всяком случае, первый боевой корабль морского флота США «Америка» сможешь отличить от любого другого наверняка.

– Звучит угрожающе, – засмеялась я, хотя была совершенно не уверена, что хочу подробно изучать конструкции морских судов, давно вышедших из употребления. – Но откуда в нашем местном музее чертеж первого боевого корабля США?

– Мне кажется, мы получим ответ на этот вопрос, как только доберемся до музея.

– Мы? Вы хотите поехать со мной?

– Меня тоже заинтересовала история этого рисунка. Давайте считать нашу экскурсию первым уроком в изучении декоративных особенностей моей будущей виллы.

– Хозяин-барин, – кивнула я.

– Вот именно, – улыбнулся он.

Я подумала, что со времени моего переселения в новое место, я еще ни одной минуты не оставалась в одиночестве. Один голубоглазый пират повсюду сопровождал меня наяву, другой – во сне. Мысль показалась мне забавной, но вскоре я забыла о ней. Машина шла ровно, игнорируя многочисленные ухабы и выбоины в асфальте, мотор убаюкивающе урчал, и мы надолго умолкли, не мешая друг другу думать.

– Так это ты наследница Клеопатры Ильиничны? – улыбнулась маленькая полная старушка, едва скользнув по рисунку острым взглядом непропорционально больших, из-за толстых линз очков, глаз.

Я кивнула и представилась. Старушку звали Татьяной Дмитриевной, и она оказалась той самой подругой Клеопатры Ильиничны, о которой упоминал Яшка. Может, моя поездка в музей будет гораздо более плодотворной, чем я ожидала?

– Этот рисунок – не музейный, – продолжала Татьяна Дмитриевна – он принадлежал Клеопатре. Она приносила его к нам на экспертизу. Кстати, подлинник. Середина восемнадцатого – начало девятнадцатого века. Отправлять в Киев для более точного анализа она не захотела. Боялась, что там его затеряют.

Артемьев задумчиво рассматривал старые фотографии на стенах и, казалось, не прислушивался к нашей беседе. Однако после этой фразы в его глазах зажглось любопытство, и он присоединился к нам. Моя собеседница поздоровалась с мужчиной, как со старым знакомым.

– Как успехи, молодой человек? Нашли то, что искали?

– Возможно, – задумчиво сказал он, бросив украдкой взгляд на меня.

– Удачи.

Когда это Артемьев успел здесь побывать? И что он искал? Ладно, потом выясним.

– А как этот рисунок оказался у Клеопатры Ильиничны?

Глаза смотрительницы непонятно блеснули. Странные у нее были глаза. Слишком проницательные для ее возраста.

– У нее было много тайн. Неужели вас волнует только история этого рисунка?

– Вы правы. У меня много вопросов. Скажите, а вы хорошо знали Клеопатру Ильиничну?

– Мы были подругами много лет.

– Так это вы нашли ее, когда ей стало плохо? Что с ней случилось? Инсульт?

Служительница нахмурилась.

– Я ее нашла, лежащей на лестнице без сознания. Что с ней произошло до этого и как, к сожалению, мне неизвестно.

– На лестнице? – насколько мне память не изменяла, дом тети Клепы был одноэтажным. И три ступеньки парадного входа вряд ли могли послужить причиной смерти даже такого пожилого человека, как Клеопатра Ильинична.

– Да. В доме есть лестница, которая ведет в подвал. Вы, наверное, еще там не были.

– Нет. Я только третий день живу в этом доме.

Она кивнула головой.

– Лестница очень крутая, металлическая. В последние годы она не пользовалась подвалом. Ноги не те. Почему она оказалась там, я не знаю. И лежала она так, будто упала спиной вниз. Затылком на нижней ступеньке.

Картинка лежащей затылком на нижней ступеньке старушки моему воображению представляться не хотела. Что-то в этом положении тела было неестественным.

– А вы милиции это рассказали?

– Милиции? – старушка грустно засмеялась – смерть одинокой семидесятипятилетней пенсионерки в ее собственном доме, без признаков взлома и грабежа? Вы еще такой ребенок. Вызвали скорую помощь, составили акт о смерти от несчастного случая.

– А она рассказывала, почему завещала дом мне?

– Татьяна Дмитриевна! Вас ждет группа, – полноватая женщина лет тридцати пяти с брезгливым лицом. – Я думаю, что побеседовать со знакомой вы можете и в нерабочее время.

– Вы не хотите прийти ко мне в гости? Скажем, сегодня? – торопливым шепотом спросила я.

– Хорошо, девочка, – вздохнула моя собеседница. – Пусть так и будет. Сегодня приду.

Она тяжело поднялась со стула и собралась идти, как вдруг остановилась.

– Да. Чтобы я не забыла. Пусть это будет у тебя. Это было в руках Клепочки, когда я ее нашла, – она торопливо отодвинула ящик стола и вынула небольшой, очень старый ключ.

– Что это? – удивленно спросила я.

– Татьяна Дмитриевна! – послышался резкий голос. – Мы вас ждем!

– Я приду. В семь. А пока, всего доброго.

И она заторопилась к группе детей, шумной стайкой окружавших свою учительницу.

– Что открывает этот ключик? – с любопытством спросил Артемьев, когда я забрасывала ключ в свою непомерно огромную, зато супервместительную сумку.

– Понятия не имею, – совершенно искренне ответила я.

– Сколько тайн в одной девушке! – несколько иронично пошутил мой спутник. Он мне явно не верил.

– Кто бы говорил! – возмутилась я – А что Вы выясняли в музее? Только не говорите, что повышали свой образовательный уровень, я все равно не поверю.

– Туше! Ладно, ты не отвечаешь на мой вопрос, я – на твой, – засмеялся он, и мы отправились в наш офис.

Проклятый чайник не хотел отчищаться. Так и не узнав его первоначальной расцветки, я отказалась от попыток привести его в цивилизованное состояние и устало села на старый стул. Баба Клепа, по всей вероятности, следовала старинной традиции русской интеллигенции игнорировать на быт. Ее кухня находилась в состоянии, от которого у немецкой домохозяйки случился бы обширный инфаркт. Я, к счастью, не была немецкой домохозяйкой, и это определенно спасло мне жизнь. Кроме того, мое рвение происходило вовсе не от маниакального стремления к чистоте и не от желания потрясти воображение Татьяны Дмитриевны. В конце концов, она была подругой бабы Клепы, и была знакома с ее чистоплотностью. Все было гораздо хуже.

– Эй! Ты просто от уборки кайф ловишь или ждешь кого-то? – заглянула в кухню растрепанная голова Яшки.

– Тебе-то что?

– Заканчивай. Я есть хочу.

– Потерпи. Голодный студент – умный студент. Лучше помоги мне найти хотя бы две целые чашки.

Яшка вздохнул, и его голова скрылась за дверью. У меня складывалось впечатление, что мой сосед никогда не уходит из дома. Когда я уходила на работу, он еще был дома. Когда возвращалась – он уже был дома. А когда он находился дома, то постоянно путался у меня под ногами, как неуклюжий щенок большой собаки и мешал моим наполеоновским планам осмотреть дом, в особенности подвал. Этот загадочный и зловещий подвал просто гипнотизировал меня. Однако что-то мешало исследовать его в присутствии Яшки. Любопытство буквально распирало меня, и я чувствовала, что скоро лопну, как воздушный шар, приземлившийся на кактус. Поэтому и старалась направить свою агрессивность в мирное русло очистки чайника. Но как бы мне заставить Яшку хотя бы на полчаса отлучиться?

– Ты сама знаешь, что целых чашек у бабы Клепы не было. А кого ты ждешь? – поинтересовался мой раздражитель, снова показываясь из-за двери.

– Подругу Клеопатры Ильиничны. Ту, которая ее нашла.

Глаза у моего собеседника округлились.

– И скоро она придет?

– Угу.

– Слушай, может, сбегать за чем-нибудь съедобным?

Мое сердце радостно забилось. Неужели я избавлюсь от Яшки? Нужно заслать его подальше.

– Да, ты сходи… – За конфетами… – я суетливо закивала головой, постаралась сунуть ему в руки деньги и торопливо объяснила, где и что продается. Через минуту нетерпеливого ожидания Я была свободна и одинока не менее чем на сорок минут.

Ориентировочно предмет моего поиска располагался в коридорчике рядом с кухней. Во всяком случае, половица там всегда отзывалась металлическим звуком, когда на нее наступали. Моя интуиция не подвела, и через минуту я уже боролась с достаточно узкой металлической крышкой в полу. С негромким возмущенным скрипом она поддалась моим нетерпеливым рукам, и я заглянула внутрь.

Вниз вела металлическая, очень крутая лестница с узкими высокими ступенями. Бабушки-старушки по таким предпочитают не ходить. Зачем же она сюда пошла? И что она открывала тем ключом, который оттягивал мне карман, и с которым я не нашла в себе сил расстаться даже на время уборки в кухне. Вперед. Я глубоко вздохнула и опустила ногу в густую темноту. Холодный стоячий воздух мгновенно окутал мне голые плечи, прикоснулся полоске тела между джинсами и немного коротковатым гольфом… Моя рука торопливо щелкнула выключателем, и чувство присутствия чего-то потустороннего исчезло.

Подвал был величиной с туалет в малосемейке, но еще более компактный – несколько узковат в плечах. Кроме того, к моему великому сожалению, он был совершенно пуст за исключением небольшого посудного шкафа, который располагался впритык к торцевой стене. Фанерные дверцы не имели никаких отверстий для ключа, только пару ручек. Шкафчик, скорее всего, не содержал ничего интересного, но для очистки совести стоило в него заглянуть. Я сделала пару шагов, отделяющих меня от предмета исследований, и торопливо распахнула дверцы. В основном, шкафчик был так же пуст, как весь подвал. Только в самом нижнем отделении находился какой-то объемный целлофановый пакет, величиной с мешок для картофеля, завязанный старым шнурком от ботинок. Что же там? Картофель? Я торопливо нагнулась и тут же почувствовала, как волосы на моей голове поднялись вверх. Из-под прозрачного целлофана на меня ямами-глазами смотрели… человеческие мощи.

Так вот откуда этот кладбищенский запах в подвале! Не такого рода тайны я ожидала раскрыть в этом доме! Кто это сделал? Кем когда-то были эти мощи? И как связано ЭТО со смертью Клеопатры Ильиничны?

Не знаю, сколько времени я изображала скульптуру под названием «Ужас», но когда мне удалось выйти, наконец, из каталептического состояния и броситься к выходу, крышка подвала вдруг заскрипела и стремительно захлопнулась, едва не ударив меня по голове. Звук защелкивающегося замка наверху совпал с треском перегорающей лампочки, и я осталась в полной темноте внутри комфортабельного двухместного гроба наедине с его владельцем и мыслями, вполне соответствующими текущему моменту. Крышка не могла упасть на место самостоятельно. Кто меня запер? И зачем? Неужели я настолько Яшку достала? И что мне теперь делать? Ждать, когда он поумнеет или подобреет?

Я начала колотить по крышке моего импровизированного гроба и кричать. Ответа не было, как и особого выбора. Когда голос у меня окончательно охрип, мне оставалось только сесть на ступеньку, наиболее близкую к выходу и ждать.

Время в темном герметично запертом помещении не подчиняется законам физики. Оно материализуется и растягивается в пространстве наподобие хорошо разжеванной жвачки. Тем, кто этому не верит, советую поэкспериментировать в застрявшем лифте. Наблюдая за волшебными пространственно-временными превращениями и вдыхая сухой затхлый воздух, я уже почти сроднилась со своим молчаливым соседом и была готова к потустороннему общению, когда внезапно по крышке подвала прогрохотали чьи-то шаги. Яшка! Я снова возобновила попытки привлечь к себе внимание, и на этот раз более удачно. Крышка заскрипела, и я на минуту ослепла от яркого света. Чьи-то руки вытащили меня из подвала.

– Козел! Идиот паршивый! – заколотила кулаками я в теплую грудь своего спасителя и заплакала злыми слезами, – За такие шуточки убивают!

– Чшш… Все хорошо, – кто-то крепко прижал меня к себе и начал гладить по голове.

Я еще пару раз трепыхнулась и подняла голову.

– Вы?!! – прохрипела я частично от того, что горло у меня саднило от крика, частично от удивления. Передо мной стоял мой шеф, собственной персоной, и в его чудесных серых глазах впервые светилось нечто похожее на сочувствие.

– Но как Вы здесь оказались?

Он улыбнулся своей очаровательной улыбкой и помог мне встать на ноги. Волшебный момент полного взаимопонимания ушел.

– Верочка решила подарить Вам посуду в качестве подарка на новоселье. И, кажется, не рассчитала свои силы. Мне пришлось ее подвезти.

Я посмотрела на два объемных ящика рядом с Данилом Антоновичем и вспомнила, как вчера жаловалась Верочке на неустроенный быт. Нужно отдать ей должное, действовала моя сотрудница оперативно. И ее энтузиазм спас мне жизнь.

– А как Вы вошли? – не унималась я.

– Дверь была распахнутой настежь! – услышала я из-за спины шефа голос Верочки. – И в доме – никого! Если бы ты не начала колотить в крышку подвала, мы поставили бы покупки, написали бы записку и ушли. Данил Антонович торопится.

– Да-да, – заторопился, вдруг оживившись, Данил Антонович. Он схватил одну из двух больших коробок, стоявших рядом с ним. – А где кухня?

Я молча указала ему направление. Рассказать о притаившемся в подвале трупе моему грозному шефу даже не пришло мне в голову.

– В этом ящике тарелки и стаканы. А в этом, – она показала на ящик поменьше, который взяла сама – чайный сервиз.

Они сгрузили подарки и повернули к выходу. Я принялась горячо благодарить моих спасителей и благодетелей, пытаясь задержать их у себя как можно дольше.

– Может, обновим Ваши подарки? Давайте, я чайник поставлю. – Скоро прибудет торт.

– Ты кого-то ждешь? – сразу оживилась Верочка.

– Всего лишь подругу Клеопатры Ильиничны. Она вас смущать не будет.

Глаза Верочки сразу погасли, а Данил Антонович отрицательно покачал головой и двинулся по направлению к выходу.

У двери он повернулся ко мне и, улыбаясь, посоветовал.

– Надеюсь, ты больше не будешь запираться в подвале и придешь завтра на работу вовремя.

– Кстати, как ты умудрилась запереть крышку снаружи? – полюбопытствовала Вера, открывая дверь.

– Мне помогли, – нахмурилась я, потому что этот вопрос был для меня отнюдь не праздным. Тот, кто это сделал, мог прятаться в доме. И перспектива снова остаться с ним наедине меня не особо вдохновляла.

– И кто же это мог быть? – серьезно спросил мой шеф.

– Привидение, конечно, же! – раздался из-за двери знакомый голос. – Что оно еще натворило?

В дверном проеме появился сначала торт и шампанское, а после появился сияющий жизнерадостной улыбкой Артемьев.

– Подруга Клеопатры Ильиничны? Как интересно… – послышалось у моего уха мурлыканье Верочки. Глаза моего шефа сразу стали ледяными. Наверное, он уже жалел, что спас меня из подземелья. Мой образ легкомысленной недотепы моментально трансформировался в неприглядный образ хитроумной соблазнительницы. Нужно было срочно спасать свою репутацию. Я уже раскрыла рот, чтобы сообщить, что не приглашала Артемьева, но он, как всегда, меня обогнал.

– Я просто хотел поблагодарить Татьяну Дмитриевну. Она была очень внимательна ко мне. Думаю, торт ей понравится.

«И особенно шампанское» – ядовито подумала я.

– А ее еще нет?

Я покачала головой.

– Наверное, я не буду ее ждать. Передайте ей мой привет.

Он посмотрел на меня в надежде, что я буду уговаривать его остаться. Однако меня в этот момент захватил такой приступ бешенства, что для своего же блага стоило молчать. Верочка возмущенно смотрела на меня, ожидая от меня каких-то действий. Она не могла понять, как можно добровольно упустить такой чудесный шанс пофлиртовать. Быстро сообразив, что помощи от меня не последует, Вера жизнерадостно предложила.

– Оставайтесь, мы пришли к Маринке отметить новоселье. Думаю, Татьяна Дмитриевна не будет возражать?

Она смотрела на меня невинными голубыми глазами, будто и не собиралась только что уходить. Артемьев сделал вид, что получил приглашение от меня, а Данил Антонович тоже вдруг волшебным образом забыл свою «кучу дел». И мои незваные гости уверенно прошествовали внутрь дома. Ошеломленная таким поворотом дел, я поплелась за ними. Смысла возмущаться не было, так как моя проблема одиночества на этот вечер была решена. И хотя мои ноги все еще подгибались от последних потрясений, я постаралась задвинуть мысли о полуистлевшем трупе и тайном злоумышленнике, тихо притаившемся в моей квартире, в самый потаенный уголок своего сознания и отправилась развлекать своих неожиданных гостей.

Вечер был сплошной катастрофой. Рисунок «Америки» спровоцировал беседу о судах и флоте, мнение о которых у собеседников были диаметрально противоположными. Мужчины сдержанно доказывали свою точку зрения, пересыпая свои аргументы историческими фактами, обменивались прохладными взглядами и демонстративно посматривали на часы. Однако никто не уходил. Верочка была в ударе, и ее легкомысленный щебет позволял нам, не давясь, пить чай. Ситуацию разрядил только Яшка, когда под занавес появился со связкой бубликов в руках. Мужчины как по команде заторопились к выходу. Разочарованная скоропостижным окончанием вечера Верочка немного покапризничала, но Артемьев предложил отвезти ее домой, и это решило проблему.

– А где же Татьяна Дмитриевна? – глупо удивился Яшка, когда я провела гостей. И этот вопрос был последней каплей в чаше моего терпения.

– А она умерла. От голода. Пока мы ждали, когда ты принесешь «чего-нибудь вкусненького».

– А-а, – кивнул он, как будто что-то понял. – А кто…

Окончание вопроса я уже не слышала, потому что скрылась в своей комнате, предварительно хлопнув дверью. Так бесславно окончился вечер, и началась бессонная ночь.

– Ты уверена, что видела в подвале труп? – недоверчиво поинтересовался Володька, когда я на следующее утро попыталась последовательно изложить ему события вчерашнего вечера.

– Ты думаешь, что у меня паранойя? Да я на кухню боюсь теперь заходить, потому что мне приходится по крышке подвала пробираться!

Володька хихикнул.

– А может, действительно, стоит обратиться к врачу? Новая обстановка, новая работа, с парнем своим поссорилась… Стресс.

– Слушай, сейчас тебе придется обращаться к врачу-травматологу! Ну, будь человеком! Это же недолго, пойдем ко мне, и все увидишь! Поможешь мне этот мешок куда-нибудь убрать.

– Может, лучше в милицию обратиться?

– Ты что? Они опечатают дом. Надолго. И где мне тогда жить? А если на меня это преступление повесят? Мне что-то говорит, что это не самоубийство. Очень трудно самому залезть в целлофановый мешок и сверху повязать его шнурком от ботинка! Пожалуйста, Володенька, помоги. Я больше никому не могу довериться. А сама я этот пакет не выволоку.

Володька тяжело вздохнул.

– Ладно. Что с тобой сделаешь. Кстати, Что тебе твоя Татьяна Дмитриевна о смерти твоей тети Клепы рассказала?

– Она не пришла, – нахмурилась я. Этот факт меня почему-то очень беспокоил, и я твердо решила позвонить ей на работу, как только у меня появится свободное время.

Входная дверь распахнулась, и в комнате возникла Верочка. Ее глаза сияли. Наверное, она не спала всю ночь, пыталась угадать, зачем Артемьев приходил ко мне в гости. И сейчас намеревалась поделиться своими умозаключениями. Торопливо поздоровавшись, наша сотрудница вклинилась в нашу тесную компанию и сразу же зашептала.

– Слушайте! По-моему Артемьев на нашу Маринку глаз положил!

– Серьезно? – очки на носу у моего друга подпрыгнули от удивления – Ты уверена?

– Точно, – зачем иначе ему вваливаться к ней с тортом и шампанским?

– У тебя вчера был Артемьев, а ты мне всякую ерунду рассказываешь? – возмутился Володька. Возникновение у меня поклонника было для него животрепещущей новостью. Полгода назад мой друг женился и мой холостой статус воспринимал как личное оскорбление. Его жена Зоя полностью вжилась в роль доброй феи и каждую нашу встречу «совершенно случайно» представляла мне все нового кандидата в принцы. Подозреваю, что ее рвение не было полностью альтруистическим – еще со времен наше совместной учебы в университете она отчаянно ревновала меня к Володе.

– Не радуйся раньше времени! У Веры просто богатое воображение.

– Воображение? – возмутилась Вера и начала подробно анализировать поведение Артемьева во время памятного чаепития. Умозаключения Верочки были так же логичны, как и неверны. Я точно знала, какая страсть привела Артемьева в мой дом. Отнюдь не мою божественную красоту он восхищенно созерцал весь вечер, а старинный рисунок замечательного корабля, который он называл «Америкой». Поэтому на все аргументы Верочки я отвечала просто снисходительной улыбкой.

– Слушай, неужели он совсем тебя не привлекает?

Как мог меня привлекать простой и незатейливый мачо, если за дверью в кабинете начальника сидел наш шеф, недостижимый и загадочный, как египетский сфинкс. Я вздохнула.

– О чем вздыхаем? – заискрился улыбкой в мою сторону человек, о котором мы только что говорили. – Почему бледная, плохо спала?

– Все в порядке, просто немного болит голова.

«Интересно, как бы выглядел он, если бы ему пришлось спать под одной крышей с трупом» – подумала я.

– Это хорошо. Потому что у меня не очень хорошее известие. Я звонил в музей, – вдруг посерьезнев, сообщил мне Артемьев. – Татьяна Дмитриевна в больнице.

– Что с ней?

– Вчера вечером на нее напали.

Я вздрогнула и представила себе нездоровые глаза мальчишки, который пытался напугать меня в подворотне.

– Кто?

Артемьев пожал плечами.

– Ее ранили?

– Не знаю. Мне дали адрес больницы, в которой она находится. Если хочешь, можешь после работы составить мне компанию. Я собираюсь туда наведаться.

– Да-да, – торопливо кивнула я. – Конечно.

Меня его сообщение не удивило. В глубине души я была уверена, что без достаточно серьезной причины такой обязательный человек, как Татьяна Дмитриевна, не мог бы пропустить условленную встречу.

– Тогда договорились, – резюмировал наш разговор Артемьев. – В конце рабочего дня я буду ждать Вас у выхода. А сейчас, извините, у меня дела, – и он вышел из нашего помещения, даже не заглянув к моему шефу.

Володя с Верой обменялись ехидными взглядами.

– Он приехал только для того, чтобы сообщить тебе о человеке, с которым едва знаком. Как интересно! – невинно удивилась Вера.

– Да-да. И подвезти в больницу. Какая учтивость! И все совершенно бескорыстно! – восхитился Володька. Они захихикали. Потом Верочка спохватилась, махнула рукой и скрылась за дверью кабинета.

– А ты чего радуешься? – возмутилась я, – Наш уговор не отменяется. Я не собираюсь еще одну ночь провести с трупом. И учти, чем позже я вернусь из больницы, тем позже ты вернешься домой. Понимаешь теперь, чем это тебе грозит?

Володя загадочно улыбнулся и принялся за работу. Я тоже сделала вид, что увлечена своими идеями, но сосредоточиться не могла. В голове вертелось множество мыслей, но ни одна из них не имела ничего общего с работой. Особенно докучал вопрос: кто напал на Татьяну Дмитриевну? Случайные хулиганы? Зачем им нужна была семидесятипятилетняя старушка? Мне почему-то в такие случайности не верилось. А если не хулиганы? Если кто-то не хотел, чтобы с ней встретилась я? Например, Артемьев не захотел мне рассказывать, какие дела связывают его с этой пожилой женщиной. Может, это он… А зачем он предложил мне навестить ее? Хотел присутствовать при разговоре? Он мог контролировать разговор и у меня дома. А кто еще? Убийца того человека, который лежал у меня в подвале? Татьяна Дмитриевна знала о трупе? Нет. Она бы наверняка рассказала милиции. Яшка? А зачем?

К концу дня голова у меня заметно распухла. Мне казалось, это можно было заметить даже визуально. Не продвинувшись ни на пиксель в моем новом проекте, я едва дождалась окончания рабочего дня и проскользнула к выходу. Машина Артемьева уже стояла у входа. Усаживаясь в вежливо открытый автомобиль, я зачем-то подняла голову и посмотрела на окна моего офиса. Из-за слегка раздвинутых жалюзей на меня холодно смотрели глаза моего шефа. Ну и пусть. Я решительно захлопнула дверцу и скомандовала.

– Поехали!

– Слушаюсь! – дьявольски улыбнулся мне мой пират, и машина сдвинулась с места.

– Нет-нет. Телесных повреждений не было, – заверил нас пожилой врач из кардиологии. – Но она сильно испугалась – у нее предынфарктное состояние. Так что Вы там особо не задерживайтесь и постарайтесь не задавать ей неприятных вопросов.

В последних лучах сентябрьского солнца палата казалась уютной и просторной. Татьяна Дмитриевна выглядела бледной и осунувшейся, но ее глаза смотрели так же остро, как и накануне.

– Хорошо, что пришли, – слабым голосом приветствовала она нас. Я все беспокоилась, что вы там ждете меня. А я… – она вздохнула.

– Ничего. Мне не в тягость подождать еще. До Вашего выздоровления, – бодро возразила я.

– Ты осторожней ходи по вечерам. Если они нападают на старух, – она вздрогнула. – То молодым девушкам и вовсе опасно.

– Не волнуйтесь за Марину, – вмешался в разговор Артемьев. – Я ей не позволю ходить одной по ночам.

Я задохнулась от возмущения и почувствовала, как краска заливает лицо. Негодяй! Он позволяет бедной женщине думать, что мы…

Артемьев с удовольствием наблюдал, как я меняю окраску, и скромно улыбался. Теперь Татьяна Дмитриевна будет со мной осторожна в разговоре. И никогда не скажет того, чего не сказала бы Артемьеву.

– Вы лучше расскажите, кто на Вас напал. Вы кого-нибудь запомнили? – продолжал проявлять инициативу мой назойливый компаньон.

– К сожалению, нет. На улице уже смеркалось. А я неважно вижу даже при дневном свете, – с сожалением сказала она. – Хотя, в одном из них, было что-то знакомое. Нет. Внешность я не рассмотрела. Знакомой была манера двигаться, что-то в голосе… Но, сколько ни стараюсь, не могу вспомнить. Может, показалось.

– А что они хотели?

– Хотели, чтобы я им что-то «отдала» или «отвалила». Но я не поняла, что именно. Они подскочили ко мне с ножом, этот, чей голос показался мне знакомым, начал шептать, что-то вроде «Ну, бабка, если ты сейчас не от…», а дальше я потеряла сознание. Очнулась уже в этой палате.

Хорошенькое дельце! Эти бандиты не хотели, чтобы мы встретились? А как же они допустили меня к ней сегодня? Их напугало присутствие Артемьева? Он невольно меня защищает? И так ли невольно?

– Вы в милицию не жаловались?

– Я уже рассказала милиции. Милиционер, кстати, меня и нашел. Обещали охранять.

– А как Вы чувствуете себя сейчас? – мне так хотелось задать хотя бы часть вопросов, которые не давали мне спать по ночам.

– Достаточно хорошо, чтобы ответить на твои вопросы, – улыбнулась пожилая женщина.

Неужели я так прозрачна для окружающих? Безобразие.

– Расскажите о Клеопатре Ильиничне.

– Она была умным и интересным человеком. Образованным. Кроме того, что работала в музее, подрабатывала тем, что давала уроки английского в частном порядке.

– Так у нее были ученики? А кто?

– К сожалению, я их не видела. По-моему, последней была, кажется, девочка.

– А она Вам не рассказывала, какое отношение к Клеопатре Ильиничне имею я? Я ведь не знала ее никогда.

– Я понимаю Ваше любопытство. Я была свидетелем, который заверял это завещание. И этот вопрос я ей задавала.

Я затаила дыхание.

– Но она ответила, что не хочет раньше времени, что-либо говорить и сама тебе все объяснит. Она не собиралась умирать так скоро. К сожалению, это все, что мне известно.

– А были ли у Клеопатры Ильиничны еще какие-нибудь рисунки кораблей? – вставил свои пять копеек Артемьев.

– Других рисунков я у нее не видела. Но историей судостроения в нашем городе она интересовалась всерьез. Она вообще была очень любознательным и неравнодушным человеком. Добрым человеком.

– А Вы не знаете, откуда у нее этот рисунок? – не унимался мой настырный компаньон.

– К сожалению, в отличие от Клепочки, меня история флота не очень интересовала. Для меня это был какой-то безликий чертеж и только. Я ничего не спрашивала ее по этому поводу.

Татьяна Дмитриевна на минуту прикрыла глаза. Было заметно, что даже за то недолгое время, которое мы беседовали, она успела утомиться. Мы с Артемьевым переглянулись и, не сговариваясь, начала прощаться. Наша собеседница устало кивнула нам, и мы направились к выходу. Уже открывая дверь, я вспомнила еще об одной проблеме.

– Татьяна Дмитриевна, а у Клеопатры Ильиничны жильцы были?

– Жильцы? – задумчиво переспросила моя собеседница – Да-да, мальчик… Точно, точно… Как же я о нем забыла?

Значит, Яшка не врал. Я помрачнела.

– Он, по-прежнему, живет в доме? – моя собеседница с удивлением посмотрела на меня.

Где же ему еще быть!

– Он заплатил до конца года.

Пожилая женщина покачала головой и снова прикрыла глаза. Она явно намекала, что нам пора уходить. Мы попрощались и вышли.

– Довольна визитом? – небрежно спросил Артемьев, когда мы садились в машину.

– А Вы? – вопросом на вопрос ответила я.

– Не совсем, – дипломатично ответил он.

– Аналогично.

Я задумалась, и некоторое время мы молчали. Наконец, Артемьев не выдержал.

– А почему ты не спросила о ключе?

– Вы тоже не задали вопрос, ради которого пришли, – парировала я наугад.

– Снова туше, – он тонко улыбнулся, будто ему наш словесный спарринг доставлял удовольствие. Но тему изменил. – Однако, согласись, ты была слишком лаконична.

– А что мне оставалось! Вы старались за нас двоих. Зачем вам нужно, чтобы Татьяна Дмитриевна считала нас парой? Вы боитесь, что иначе она мне наедине может сказать что-то лишнее?

– Какая подозрительность у такой юной особы!

– Мне двадцать четыре года, и я вполне вменяемый человек.

– Тем более, такая зрелая личность должна понимать, что я просто успокаивал больного человека. О том, что мы, как ты говоришь, пара, речи не велось.

– Какой альтруизм! Ложь во спасение.

– Почему ложь? Разве в данный момент я не отвожу тебя домой? – голос его стал прохладным. Моя настырность начала ему надоедать.

– И Вы собираетесь делать это ежедневно?

– А ты как думаешь?

– Надеюсь, нет.

– Первая здравая мысль за весь вечер. Или ты, действительно, подумала, что я за тобой ухаживаю? – сказа он еще холоднее.

«Молодец» – подумала я – «Поставил меня на место».

– Подозреваю, что у Вас и без меня разнообразный выбор объектов.

– Я рад, что мы друг друга поняли. Когда люди друг друга понимают, им легче сработаться, – голос его стал вовсе арктическим – А нам еще придется работать вместе, не правда ли?

Его автомобиль остановился около моего дома, и я пулей вылетела наружу. Не сомневаюсь, что вареным креветкам никогда не добиться такого цвета, какой был в этот момент у меня на лице.

– Спасибо, что довезли. До свидания, – заставила я себя сказать.

– Подожди, – он тоже вышел из машины. – Извини за резкость. Обычно меня очень тяжело вывести из равновесия. Особенно женщине.

– Вы их, как полноценных людей, не воспринимаете, – о мои щеки можно было зажечь не только спичку, но полноценный костер.

Он засмеялся.

– Я их воспринимаю, как цветы. Ты, например, напоминаешь мне… – он насмешливо посмотрел на мое пылающее лицо – цветущий кактус.

Потом положил мне на плечи руки и добавил.

– И это будет для меня очень интересным опытом.

– Что именно? – тупо спросила я, потому что его руки на моих плечах меня очень смущали.

– Поцеловать кактус, – и он быстро поцеловал меня в губы. Я дернулась, но вырваться не успела. Он отпустил меня сам и засмеялся. – Удивительно! Не колется!

Он быстро сел в машину.

– Не переживай! Всего лишь поцелуй на прощанье!

– Вы… – я задохнулась от возмущения – Просто несчастный Пират!

– Пират… мне нравится – задумчиво согласился он, – но не несчастный.

Он помахал мне рукой, и вскоре его машина тронулась с места. Артемьев играл со мной, как кошка с мышкой, похоже, просто ради удовольствия. Меня же эта игра выводила из равновесия настолько, что я не сразу смогла попасть ключом в замочную скважину. «Как хорошо» – хмуро подумала я – «Что Володька не успел еще прийти» – повторяя попытку за попыткой, и раздражаясь все больше. Наконец, мне удалось повернуть ключ в замке, и… моя ярость моментально исчезла. Дверь была отперта.

Куда деваются все рыцари, когда они нужны? В радиусе нескольких сотен метров не просматривалось ни одного. Я стояла у двери собственного дома и не могла заставить себя войти. Призрак таинственного убийцы, запершего меня вчера в подвале, зловеще витал надо мной.

– Ну, где же ты, Володя! – вслух довольно громко проговорила я. И дверь, вдруг распахнулась.

– Где же мне еще быть, мы же договаривались, – услышала я знакомый голос, и передо мной прекрасным виденьем возник мой друг. – Только в следующий раз, когда ты бросишь дверь открытой настежь, тебя может встретить кто-нибудь менее гостеприимный, чем я.

Володя старательно хмурился, но глаза его блестели хитро, а на губах то и дело появлялась ехидная улыбка. «Он видел наше с Артемьевым трогательное прощание» – догадалась я. – «Что ж, будет чем задобрить вечером Зою, если она устроит ему допрос с пристрастием».

– Привет! – вдруг выплыла из комнаты Зоя собственной персоной. Голос ее звучал бодро, а глаза сияли. Я поняла, что Володе не придется ничего объяснять. – А мы сначала думали, ты нас ждешь. Зашли, а дома никого нет.

– Даже Яшки?

– А кто это? – удивилась Зоя. – У тебя еще кто-то живет?

– Барабашка один, – не стала углубляться я. Яшки не было, на улице уже начали сгущаться сумерки, и момент для выноса тела был самый подходящий. В том, что Зоя была посвящена в наше с Володей дело, я не сомневалась. – Пойдем?

– А-а, за трупом? – насмешливо переспросила Зойка – Как романтично: прекрасный мужчина, таинственная мумия, загадочные рисунки парусников. И, главное, какое шикарное неожиданное наследство. Какая у тебя богатая личная жизнь, Маринка.

Это должно было означать: «Зачем тебе еще мой Володька? Живи и радуйся».

– Еще бы! Особенно по части трупов в подвале.

Володя хихикнул.

– Ну, где это?

Мы подошли к подвалу и открыли крышку.

– Я первый спущусь, – мужественно согласился мой друг. – Я и фонарик взял.

– Кстати, ты подумала, как и куда мы его должны выносить? – едко поинтересовался он.

– Завернем в мешок из-под картофеля и отвезем на свалку.

– Альтруистка ты наша, – нервно усмехнулся Володя и осторожно спустился вниз, бормоча под нос «человека на свалку – как остроумно».

– Ну? Что там? – заглянули мы с Зоей в затхлую темноту.

– А то, что тебе нужно хотя бы иногда прислушиваться к моим советам! – сердито отозвался из подвала Володя.

– То есть? – не поняла я. – Ты шкаф нашел?

– Посудный шкаф здесь, конечно, есть. А вот труп твой сбежал.

– Как?!!

– Ну, развязал целлофановый пакет, повертел пальцем у виска и исчез.

Я спустилась вниз, но ничьего тела, кроме вполне живого Володькиного, в подвале не оказалось.

Остаться на чай мои друзья не захотели. Володька был непривычно молчаливым, только посматривал на меня задумчиво и немного грустно, как на тяжело больную, от которой скрывают диагноз. Зойка и вовсе обращалась со мной, как с диверсантом, тайные планы которого были разоблачены, и изъяснялась только колкостями. В отличие от Володи, она безоговорочно поверила в труп в подвале и теперь чувствовала себя обманутой. Я чувствовала себя хуже, чем обманутой, поэтому молча сносила все замечания в свой адрес, пытаясь сообразить, кто хочет свести меня с ума и зачем. С этими невеселыми мыслями я провела друзей.

– Ты уверена, что тебе не нужно, чтобы мы остались у тебя? – спросил, прощаясь, Володя. Я посмотрела на возмущенную таким предложением Зойку и молча отрицательно покачала головой. Мне нужно было побыть одной и разобраться в своих проблемах самостоятельно.

Я видела этот труп при свете довольно яркой лампочки. Это был настоящий труп! Тогда, куда же он девался? А может, мне все-таки это просто показалось? А может, я, действительно, немного не в себе? Странные еженощные сновидения, в которых со мной общался пират, трупы, которые убегают из подвалов…

Не поддаваться панике и не думать о том, что не имеет логического объяснения. Нужно отвлечься. Посмотрим на ситуацию позитивно. Впервые за все время проживание в этом доме Я нахожусь в нем одна. А значит, могу покопаться в вещах прежней хозяйки без посторонних глаз. С чего начать? Я с надеждой посмотрела на старый письменный стол, стоявший в общей комнате. Может, там мне удастся найти какие-нибудь подсказки?

Стол основательно потрудился на своем веку. Его ободранные дверцы и кривые ящички, заскрипели, как артрозные суставы, но не сопротивлялись моим попыткам их открыть. Внутри царил такой же порядок, как и на кухне. Стоило только немного приоткрыть любой из ящичков, как из него тут же начинали вываливаться старые бумаги, тетради и другой хлам, который до того чудом там помещался. Разбирать бумаги, тем более, чужие – одно из самых ненавидимых мной занятий. Но других способов раздобыть хоть какую-нибудь информацию не было. И я углубилась в старые ученические тетради по английскому языку…

Голова уже начинала болеть, половина ящичков аккуратно просмотрена, а никаких посланий будущим поколениям мной найдено не было. Нужно будет попросить Татьяну Дмитриевну постараться вспомнить имя ученицы Клеопатры Ильиничны. Возможно, девочка знала что-нибудь о «парижских тайнах» моей благодетельницы. Я сладко потянулась и попыталась задвинуть нижний ящичек на его законное место. Но он вдруг закапризничал и не пожелал двигаться с места. Никакие силовые действия с моей стороны результата не принесли. Наконец, я вытянула ящик из ячейки и заглянула внутрь. Внизу, скромно прижавшись к задней стенке стола, лежала толстая старая тетрадь. Сердце у меня почему-то застучало. Неужели это то, что мне нужно? Спустя несколько мгновений, я уже торопливо листала желтые странички, исписанные нетвердым стариковским почерком. Yes! Записи, вопросы, какие-то адреса. Кажется, это ключи к моим загадкам! Я вздохнула и открыла первую страничку.

«Корабль «Америка» – 70-пушечный флагман первого флота США Спущен на воду в августе 1783 года. Построен под руководством старшего морского офицера Пола Джонса. После признания Англией независимости США флот был распущен, а корабль «Америка» уже в сентябре того же года подарен дружественной Франции.» Далее стояли знаки вопроса.

Я задумалась. Без сомнения Клеопатра Ильинична где-то нашла этот рисунок, а не унаследовала его как семейную реликвию. Иначе все эти данные для нее не были бы новыми. Как и где она нашла его? Скорее всего, рисунок хранился в доме, в котором она прожила всю свою жизнь. Странно. Может, она нашла рисунок в подвале? Татьяна Дмитриевна говорила, что Клеопатра Ильинична раньше не часто наведывалась туда. Связано ли это с тем загадочным ключом, который был при ней в день ее смерти?

А что дальше?

«Спросить у Манечки, не сможет ли она отослать письмо?» – это уже пометка на полях.

Кому письмо? Я постаралась представить себе ход мыслей Клеопатры Ильиничной. Вот каким-то образом в руки мне попался чертеж, который, как указывают эксперты, имеет вполне значимую историческую ценность. Обычный человек, для которого никакой ценности в этом рисунке нет, постарался бы его продать. Это первый вариант. Кому этот чертеж интересен? Музеям? Возможно. И скорее всего музеям США или Франции. Исходя из этих умозаключений, некая Манечка должна была отослать письма-запросы именно туда. А почему Клеопатра Ильинична не послала письма самостоятельно?

Второй вариант. Клеопатра Ильинична не совсем обычный современный человек. Мое воображение рисовало мне неисправимую идеалистку. Ей должно было быть нестерпимым владение чужой вещью. Следовательно, ее волновали другие вопросы. Во-первых, кому принадлежал рисунок и, во-вторых, как он попал в ее дом. Куда должна послать письма Манечка в этом случае? Ответы можно было бы с легкостью получить от самой Манечки. Но кто это, и где ее искать?

Я снова уткнулась в стариковские каракули, однако углубиться в вожделенное чтение мне не пришлось. Резкий оглушительный звук, похожий на гудок старинного автомобильного клаксона, заставил меня подскочить. Так я впервые услышала, как звонит в моем новом старом доме входной звонок, и поторопилась открыть дверь.

– Здравствуйте, – передо мной стоял нотариус. Его усталое лицо было бесстрастным. – Я пришел узнать, не решили ли Вы еще продавать ваш дом.

Я была настолько потрясена неожиданностью предложения, что не нашлась, что ответить.

– У меня есть прекрасный покупатель. Вы обязательно должны обдумать это предложение. Никто не даст Вам больше за Вашу развалину. Но он требует оформить сделку срочно.

– Вы настолько заинтересованы, что пришли ко мне вместо того, чтобы просто позвонить по телефону?

– Не скрою. Он обещал мне неплохие проценты.

– Но я не думала продавать дом!

– Я знаю. Поэтому и не советовал ему приходить к Вам лично. И не прошу Вас дать мне ответ немедленно. Подумайте.

И он начал описывать мне радужные перспективы моей жизни в новой замечательной квартире, которую я приобрету на деньги, вырученные за старую развалину без удобств. Сумма была внушительной, мой собеседник – логичен и очень убедителен. Но зачем за такую неадекватную сумму покупать мою «развалину без удобств»? Это имело бы смысл только в том случае, если бы под моим домом был обнаружен нефтеносный шельф. Другие причины приобретать дом в голову не приходили. А значит, все было не так просто. И мой дом хранил еще много загадок, которые просто требовали моего внимания.

Я пообещала нотариусу подумать. Это был единственный способ быстро от него избавиться, но как только дверь за ним захлопнулась, твердо решила: если я буду продавать этот дом, то только тогда, когда сама этого захочу. А пока у меня такого желания не было.

– Мы еще нужны друг другу, правда мой милый дом? – спросила я куда-то в глубину комнаты. И оттуда что-то утвердительно скрипнуло в ответ.

Убежавший труп и внезапно объявившийся претендент на дом настолько озадачили меня, что позднее возвращение Яшки прошло почти незамеченным. Меня хватило только на один вопрос, который гвоздем сидел в моей голове в данный момент.

– Слушай, Яшка, а ты знал Маню, ученицу Клеопатры Ильиничны?

Яшка почему-то позеленел, отрицательно затряс головой и исчез за дверью своей комнаты. Удивляться Яшкиному поведению у меня уже сил не хватило. Я просто кивнула в ответ и тоже поплелась спать. Голова была тяжелой, в висках пульсировала боль. Я улеглась на свое скрипучее ложе, положила под подушку толстую тетрадь в твердом переплете и закрыла глаза в надежде хотя бы пол ночи поспать без пиратских сновидений. Утром все станет на свои места.

И все-таки, труп существовал или это всего лишь глюк?

– Ну, рассказывай! – подлетела ко мне Верочка, как только я утром переступила порог своей комнаты.

– О чем? – не сразу поняла я, но тут же заметила скромно преклоненную над бумагами голову Володьки. Ага, информация о моем африканском романе с Артемьевым уже распространилась по отделу. Оставалось только надеяться, что она еще не просочилась сквозь толстые двери кабинета Данила Антоновича.

Однако мои надежды осыпались, даже не успев расцвести. Дверь в кабинет шефа отворилась.

– Марина! – послышался его голос – Зайдите ко мне, пожалуйста.

– Большое спасибо, Володенька! – от звука моего зловещего шепота Володька еще ниже склонился над чертежами – Пока меня с вами не будет, подумай на досуге, где еще мне искать работу.

И я гордо скрылась в кабинете моего шефа, готовая отразить любой упрек по поводу своего фривольного поведения с клиентом. Я ожидала ледяного приема, но меня встретил усталый, даже немного печальный взгляд серых глаз. Он попросил меня присесть и заговорил спокойным обыденным голосом.

– Марина, я хотел бы поговорить о проекте. У Вас уже есть какие-то мысли по этому поводу?

Мысли? Мысли были, но они не имели ничего общего с проектом. Его вопрос застал меня врасплох. Готовых ответов в голове не было. За эти три дня у меня не нашлось времени для проекта. Я срочно начала импровизировать, но экспромт получался не очень удачным, слишком большое влияние его присутствие оказывало на мою способность соображать. Однако шеф внимательно слушал этот детский лепет и кивал головой. После того, как звук моего голоса смущенно растаял в тишине кабинета, Данил Антонович пригласил меня сесть за стол.

– Давай вместе подумаем над этим эскизом.

И мы склонились над чертежами. Шеф оказался волшебником. Мои скороспелые нечеткие идеи под его руководством быстро приобретали вполне определенные очертания. Он незаметно руководил моим творческим процессом. И его внимание настолько вдохновило меня, что вскоре я полностью сконцентрировалась на проекте.

Не знаю, сколько благословенного времени прошло в совместном творчестве – счастливые часов не наблюдают. Но, к сожалению, все когда-нибудь кончается. Когда основные наброски были сделаны, мой шеф собрал их в папку и достал из стола дополнительные листы с какими-то расчетами.

– У вас, по всей вероятности, еще не было времени подумать о размещении объекта на участке. Вы уже, наверное, заметили, что обрыв требует определенной осторожности…

И он начал подробно излагать свои соображения по поводу Артемьевского участка, показывать расчеты. Данил Антонович успел хорошо поработать над ним за эти три дня! Все, что он говорил, было профессионально и талантливо. Я слушала его, и мою душу заполняла… даже не любовь – благоговение.

К середине нашей беседы до меня, наконец, медленно дошло, насколько сложную задачу поставил передо мной Артемьев. Кроме того, я вынуждена была признать, что мой шеф вовсе не следил за мной в то утро, когда мы с Артемьевым посещали его участок. Он также не переживал по поводу моего неподобающего поведения – просто пытался вникнуть во все детали проекта.

К концу нашей беседы я полностью осознала, что совершенно не интересую своего шефа, даже в качестве возмутителя спокойствия и нарушителя его высоких моральных устоев. Я для него не существовала, существовал только распроклятый проект! Поэтому чувство благоговения сменила обида на несправедливую судьбу и искренняя жалость к себе. Мою горечь разочарования не подсластила даже последняя фраза, сказанная заботливым и даже почти теплым тоном.

– И еще, Марина, это, конечно, совершенно не относится к делу, но будьте, пожалуйста, осторожней с Артемьевым. Он не так прост, каким может показаться. Как бы он ни старался Вам понравиться, не забывайте, что он заказчик. И будет требовать, чтобы Вы успели все сделать к оговоренному сроку. Контракт очень жесткий. Если что-нибудь будет не так, санкции по отношению к нам будут суровыми.

С этим нельзя было не согласиться. Я не видела контракта, но этот проект был большой головной болью, и чтобы успеть его к условленному сроку мне придется ночевать не в своем доме, а на работе за компьютером. Но совсем не это, а тот факт, что наши с Артемьевым внерабочие отношения совершенно не раздражают Антона Даниловича, полностью выбивало меня из равновесия. Смущенно схватив все предложенные мне бумаги, я поблагодарила шефа за помощь и за совет и стремительно вылетела из комнаты, чтобы слезы обиды не брызнули из глаз прямо перед Бесчувственным Айсбергом.

Дверь кабинета захлопнулась, и мои сотрудники хором посмотрели на меня. На моем лице, по всей вероятности, было написано такое глубокое отчаяние, что Володька тоже погрустнел.

– Так все плохо? Действительно, нужно искать работу? – почему-то шепотом спросил он.

– Нет, это можно пока отложить на будущее, – хмуро ответила я – Но если ты будешь продолжать трепаться по моему поводу…

Я глотнула воздух, и подождала некоторое время, прислушиваясь, как мой пульс возвращается к привычному ритму.

– Ты меня убьешь? – с облегчением хихикнул Володька, наблюдая за изменениями моего лица.

– Это слишком легкое наказание, – зловеще прошептала я, чтобы он не очень радовался – Если ты не прекратишь болтать, я скажу Зойке, что у нас с тобой роман. И тогда посмотрим, кто будет смеяться последним.

– Лучше убей, – вздохнул Володька. – Ладно, больше ни слова. Клянусь.

– То-то, – удовлетворилась я своей угрозой, искренне радуясь, что еще способна скрывать свои настроения. – А сейчас, садись ко мне. Данил Антонович подключил тебя к проекту.

– А моя работа?

– Все претензии к шефу, – неумолимо отрезала я.

Володька вздохнул и углубился в бумаги. По мере переваривания нового задания в его глазах появилось выражение искреннего восхищения.

– Круто! Это твои идеи?

– Скажем, очень общие идеи. Все остальное его.

– И это за пару часов совместной работы! – Володька был в восторге.

– Но ты не надейся, что рабочий проект мы сделаем с такой же скоростью. Думаю, если мы будем ваять все чертежи даже вдвоем, нам нужно забыть о светской жизни. Иначе к концу срока придется искать себе другую работу.

Ни светской, ни личной жизни у меня в последнее время не наблюдалось, но это не значило, что времени на проект прибавлялось. Дом забирал все мои силы и занимал все помыслы, как вилла «Алая роза» в одноименном ужастике. Я тяжело вздохнула.

– Не ной, ты справлялась с заданиями и посложнее, – тут же отреагировал на мой вздох бесчувственный Володька. – Включай свои мозги.

Как ни бессердечен был мой друг, он был прав, и я постаралась направить свои мокрые от непролитых слез мысли в нужное для работы русло.

– Нет-нет. Это все не годится, – раздался над нашими головами недовольный голос Артемьева. – Вы, Марина, либо неправильно меня поняли, либо не поняли мою мысль вообще.

Мы с Володей оторвались от созерцания плодов своего ударного труда и оторопело уставились на заказчика. Целый день беспрерывного мозгового штурма, такое красивое решение, рациональное использование особенностей ландшафта, архитектурных форм и материалов!

– Почему? Разве Вам не нравится? – удивился Володя. Он не мог понять, как, кому-то может не понравиться плод нашего вдохновенного труда.

– Учтены морские мотивы, использованы соответствующие материалы. Не понимаю, – когда дело касалось моей работы, я была тверда и готова защищать свои достижения. Тем более, что наша работа, по моему глубокому убеждению, заслуживала уважения.

Артемьев высокомерно улыбнулся и вынул из своего дипломата папку с рисунками.

– Вот. Посмотрите, – он положил один из них на стол. Это был великолепно исполненный эскиз… парусного судна. – Я хочу что-то похожее на это.

– Если Вы хотите построить яхту или другой парусник, Вы обратились не в ту организацию, – я рассердилась всерьез, сейчас меня трудно было смутить. – У нас проектируют дома.

– А я хочу что-то похожее на этот корабль, но только на суше. Включите свою фантазию. Именно из-за этого Вашего качества, я и выбрал Вас. Если ваша организация не способна выполнить заказ – откажитесь.

Я не видела подписанного контракта. Но он существовал. И если мы сейчас разорвем его, нас ждут штрафные санкции. И подмоченная репутация.

– Ну что, мне идти к Вашему начальнику? – холодно дожимал меня Артемьев.

– Нет, – хмуро ответила я, удивляясь прозорливости Данила Антоновича по поводу акульей сущности нашего заказчика. – Я попробую еще раз.

– Не затягивайте. После создания концепции, Вас ждет еще весь рабочий проект, – так же резко продолжал свою линию Артемьев. Однако после этой грозной фразы лицо его утратило жесткость, а в глазах заиграло дружелюбие. – Я тут в помощь Вам принес кое-какие справочные материалы. И он вытащил из своего дипломата папку.

Что-то меня сегодня грузят не только в фигуральном смысле, но и в прямом. Обе подшивки и Артемьевская, и моего шефа были достаточно полновесными. И тащить их домой мне будет сложновато. Артемьев посмотрел на меня и мгновенно понял.

– Мне кажется, Ваш рабочий день уже окончен. Давайте я Вас отвезу, – его голос прозвучал уже вполне мирно. Трудно было поверить, что минуту назад над моей головой гремел гром, и сверкали молнии.

– Выполняете обещание, данное Татьяне Дмитриевне? – хмуро поинтересовалась я. От этого человека на меня со всех сторон валились одни неприятности.

– Кстати, заодно навестим ее по дороге, – согласился он. – Собирайтесь. Я Вас буду ждать в машине.

И не дожидаясь моего согласия, мой мучитель подхватил бумаги и быстро двинулся к выходу, не заходя поздороваться с Даниилом Антоновичем.

– Ты что-нибудь поняла? – спросил у меня Володя.

– Я поняла, что сейчас поеду в свой дом, по которому блуждает труп в целлофановом мешке, а по ночам витает призрак средиземноморского пирата в сопровождении заказчика-маньяка, который хочет построить дом, по корабельным чертежам. Может, у меня бред, а я этого не осознаю? Может, ущипнешь меня?

– Думаю, это лишнее. У двоих одинакового бреда не бывает. Так, что расслабься и постарайся получить удовольствие от нештатной ситуации, – улыбнулся мой друг. – Где твоя склонность к авантюризму?

– А, действительно, где? – я обернулась, поискала ее глазами и, который раз за этот день, вздохнула. Затем попрощалась с Володей и вышла на улицу, где меня ждал мой мучитель-пират в своем вполне современном внедорожнике.

На улице зловеще чернел вечер, когда я, наконец, добралась домой. Остаток дня был таким же неудачным, как и его начало. Татьяна Дмитриевна ничего не слышала о Манечке. Кроме того, весь наш визит над нами нависал Артемьев. Поэтому вообще ничего нового, кроме «наметившейся положительной динамики в ее состоянии», я не узнала. Вместо того, чтобы вести со мной конструктивную беседу, она с любопытством рассматривала меня и моего спутника. Очевидно, что ее мысли были заняты более животрепещущими темами, чем вопросы о знакомых покойной подруги.

– А что это за Манечка? – спросил мой злой гений, когда мы уезжали из больницы.

– Просто еще одно имя, которое ни о чем мне не говорит, – отмахнулась я.

– А откуда оно возникло? – его голос не выражал особого любопытства, и лицо оставалось бесстрастным. Почему же у меня появилось ощущение, что для него этот вопрос вовсе не праздный? Я решила провести разведку боем.

– Из ее дневника.

Он так же безразлично кивнул головой и переключился на обсуждение своего проекта. И все же, ощущение чего-то фальшивого осталось.

От подробного описания корабельных деталей в экстерьере будущей виллы Артемьев плавно переключился на особенности построения линейных парусных судов Первого, Второго и Третьего периодов петровских времен. И к тому времени, когда Артемьев вежливо помогал мне выйти из машины, в моей голове сказочными заклинаниями кружились бом-блинды, бизань-мачты, бушприты, юты, форкастлы и шканцы. Эти слова не вызывали во мне никаких зрительных образов. Они просто порхали в моем мозгу, как случайно залетевшие экзотические бабочки, и действовали на меня завораживающе. Из гипнотического транса меня вывел неожиданный поцелуй Артемьева, нежный и трепетный. Он, вообще, весь вечер был пушист и мягок, как лист подорожника. И это после утреннего холодного душа!

– Не ждите, что я позову Вас на чашку чая, – бросила я прямо в его невинные голубые глаза.

– Не смею, – вдруг засмеялся он. – Но бумаги свои не забудь.

Потом отдал мне мои документы, сел в машину и вскоре я осталась перед дверью своего дома наедине со своими мыслями. Артемьев зачем-то весь день изображал душ Шарко: холодное равнодушие – горячее участие с примесью нежности. Хотел вывести меня из равновесия?

Глубоко задумавшись над психологическим своеобразием поведения моего первого, единственного, и потому неповторимого заказчика, я зашла в квартиру и в удивлении застыла. За столом Клеопатры Ильиничны сидел Яшка и скрупулезно исследовал его содержание. Занимался этим увлекательным делом он, по всей вероятности, давно, так как тетради из ящичков в беспорядке валялись вокруг. На звук шагов мой жилец не отреагировал – в его наушниках громыхала музыка. Поэтому, когда я положила руку на его плечо, он подпрыгнул и посмотрел на меня с ужасом, как на привидение.

– Ты?!!

– Нет. Тень Клеопатры Ильиничны, возмущенная вторжением в ее личную жизнь. Что это ты делаешь?

– Ищу ручку, – нагло солгал он.

– Какую?

– Любую, чтобы писала. У меня чернила кончились. А все магазины уже закрыты. Может, У тебя есть?

– Я надеюсь, что в мою комнату еще не успел наведаться? – я протянула ему одну из своих гелевых ручек.

– За кого ты меня принимаешь? – пожал плечами Яшка. После торопливо поблагодарил меня и быстро скрылся за своей дверью.

– Эй! А убрать? – бросила я вслед.

– Завтра, – услышала я из-за двери Яшкиной комнаты.

Объяснение было неуклюжим, он явно что-то искал. И, судя по разочарованной физиономии моего жильца, этого чего-то он не нашел. Интересно, новоявленный Эркюль Пуаро уже побывал в моей келье или не успел? И я поторопилась к себе.

Моя комната внешне не носила следов взлома. Тетрадь Клеопатры Ильиничны покоилась, как ей и было положено, под моей подушкой. Рисунок корабля лежал на тумбочке. На этом перечень моих сокровищ заканчивался, хотя… А где ключ, который мне дала Татьяна Дмитриевна? Я лихорадочно осмотрела все известные мне укромные места в моей комнате. Ключа не было.

Яшка? Я быстро побежала к его комнате, но она была намертво заперта. Постучала, но Яшка признаков жизни не подал. Воришка! Я начала колотить по двери кулаком. После того, как кулаки у меня покраснели и начали болеть, мне пришлось отступить.

– Если завтра ключ Татьяны Дмитриевны не будет лежать на этом столе, ты – труп, – устало предупредила я и вернулась в свою комнату.

– А может, он и не виноват, – подумала вслух, лениво наливая в чашку кефир. – Зачем ему рыться в столе, если он уже все нашел в моей комнате?

Прошедший день был бурным, усталость все сильнее давила на виски, а мне еще нужно было подготовиться к завтрашнему объяснению с Антоном Даниловичем по поводу громкой беседы с заказчиком. Что ж, господин начальник, Вы боитесь, что я не справлюсь? Посмотрим.

Удобно устроившись на своем скрипучем диване, с чашкой кефира в руке я принялась читать гору материала, которым снабдил меня Артемьев.

Боже мой, что же это за рев? – я с трудом разлепила веки, но голова подниматься не хотела. После моего вечернего мозгового штурма в области проектирования парусных судов мне всю ночь снились фок– и грот-мачты с ярусами прямых парусов, бизань-мачты на наклонной рее с прямым парусом над ними, бушприты и прямые паруса блинды, бом блинды и еще множество деталей, которые Артемьев считал совершенно необходимыми для проектирования его небольшой виллы на берегу моря. Мой пират из сновидений помогал мне их разбирать, и в конце своего тяжелого сна я уже знала, как называется каждая выпуклость и каждая впадина на парусном судне.

Резкий отвратительный звук снова повторился, и меня вдруг осенило. Это звонит телефон! Интересно, Клеопатра Ильинична нарочно все свои сигналы сделала такими оглушительными? Мои праздные размышления прервал еще один душераздирающий звонок, и я покорно двинулась к телефону. Все равно Яшка не встанет в такую рань.

– Мариночка? – услышала я в трубке голос Татьяны Дмитриевны. – Я вспомнила того парня, который пытался меня напугать. Помнишь? Я еще говорила, что он мне знаком? Так вот. Это бывший Клепочкин жилец. Так что, будь с ним осторожнее. Я еле утра дождалась, чтобы тебе позвонить.

Яшка хулиган?

– А в милицию Вы сообщили?

– Я хочу сначала с ним поговорить сама. Не хочу мальчику портить биографию. Может, у него были совершенно мирные намерения? А я, старая дура, испугалась до смерти. Может, ты сначала осторожненько спросишь у него. Понимаешь, он не какой-нибудь незнакомец с улицы. Клепочка взяла его к себе по просьбе своего хорошего знакомого.

– А зачем?

– В воспитательных целях. Отец решил оградить ребенка от дурного влияния. А Клепа жила в удаленном от их района конце города. Кроме того, она опытный педагог. Лучший вариант трудно было придумать.

Конечно, таким образом, папочка мог успокоить свою совесть и забыть о проблеме. А вот бедная пожилая женщина приобретала большую головную боль.

– Клеопатра Ильинична была чем-то обязана этому приятелю?

– Нет-нет. Просто она всегда была безотказной.

– Судя по тому, что «бедный ребенок» напал на Вас не в одиночку, оградить его от «дурного влияния» не удалось.

Да и когда переезд из одного конца города в другой кого-то от чего-то ограждал?

На другом конце провода вздохнули.

– А может, лучше поговорить с папой «бедного ребенка»?

– Я с ним, к сожалению, не знакома.

– Ну, хорошо. Я поговорю с моим жильцом, – согласилась я, не слишком понимая необходимость этой беседы, – Но если результат будет нулевой, вы заявите в милицию. Думаю, Клеопатра Ильинична Вас бы поддержала. Договорились?

– Посмотрим, – последовал не по-старушечьи твердый ответ. – До свиданья.

И в трубке раздались короткие гудки.

Я не склонна была обвинять своего жильца в смерти Клеопатры Ильиничны. Что касается остального… По мере того, как из головы выветривался сон, мне моментально припомнились Яшкины недомолвки, попытки уклониться от любых прямых ответов, устрашающие рассказки о привидениях. Картинка вырисовывалась вполне простая и понятная. Яшке понравилось жить подальше от родительского всевидящего ока. Единственное небольшое препятствие, которое мешало его полной свободе – мое назойливое присутствие. Для полного счастья оставалось выжить меня из этого дома. Для этого все средства оказывались хороши! Сначала его друзья пытались запугать меня в подворотне. Когда же ничего не получилось, он решил действовать по-другому. Надо же придумать, – запереть меня с муляжом трупа в подвале! (В том, что это был муляж, у меня сомнений уже не было.) А за время, пока я получала заряд адреналина, постарался разобраться с несчастной старухой, которая могла открыть мне глаза на некоторые подробности его биографии. В моей душе поднималась волна праведного гнева. Ну, Яшка, погоди. Сейчас ты мне дашь ответы на все мои вопросы. И я решительным шагом направилась в Яшкину комнату.

Дверь, которую я собиралась брать штурмом, сдалась без боя. От легкого моего прикосновения она бесшумно отворилась. Со времени моего первого визита в Яшкину келью здесь мало что изменилось. Вокруг царил все тот же хаос. Обитаемые участки были завалены бумагами, CD-дисками и обертками от всевозможных сладостей. Нежилые – покрыты все тем же вековым слоем пыли. Все было как всегда. Для полноты картины не хватало только одной маленькой детали – самого хозяина. Его смятая, далекая от требований санитарных норм постель была пуста.

– Удрал! Понял, что я вытрясу из него правду. Ничего. Далеко не убежит, – мстительно подумала я, усевшись на корточки и присматриваясь к бумагам на полу. В основном, это были тетради по английскому языку. Скорее всего, Яшка изъял их из письменного стола Клеопатры Ильиничны. Ничего интересного. Обычные тетрадки с упражнениями. Мельком пролистав некоторые из них, я сосредоточилась на старой газете полугодичной давности, небрежно брошенной рядом. Сложена она была так, чтобы видна была одна страница. Карандашом были обведены небольшая заметка и объявление.

Заметка повествовала, что три дня назад вышла из дома и не вернулась некая Маша Солдатова, пятнадцати лет. Всех, кто мог что-либо сообщить о местонахождении девочки, просили позвонить по указанному телефону или отправить сообщение по электронной почте. Под заметкой улыбалась с фотографии милая девочка, кого-то смутно мне напоминавшая.

В следующем обведенном объявлении сообщалось время похорон Клеопатры Ильиничны. Почему Яшка выделил эти два объявления? Что связывает исчезновение незнакомой мне девочки с похоронами Клеопатры Ильиничной? В тщетных усилиях заставить свой не до конца проснувшийся мозг работать я уставилась взглядом в обложку одной из тетрадок и…остолбенела. Тетрадка была подписана ученицей 9 класса Марией Солдатовой. Девочка, которая пропала, была ученицей Клеопатры Ильиничны! Я взяла в руки тетрадь, которая лежала рядом с газетой, и снова пролистала ее. На последней заполненной почерком девочки страничке с карандашом Яшки была подчеркнута дата классной работы. Дата! Она совпадала с днем исчезновения девочки! Но Клеопатра Ильинична умерла тоже в этот день! Удивительно. Девочка пришла к учительнице, позанималась с ней и исчезла. И это стоило жизни бедной женщине. Подозрительная девочка.

– Яшка, Яшка, что же ты искал? – вслух спросила я тишину в доме.

Дом ответил мне скрипом двери и тихими шагами за спиной. Я резко повернулась, не удержалась на корточках и шлепнулась на пол. Опираясь о дверной проем, надо мной тучей нависал Артемьев.

– Вы?

– А ты кого ожидала увидеть? Своего…э… постояльца? – переключатель настроений Артемьева находился в позиции «отвратительное» – Он сбежал. Даже дверь забыл за собой закрыть, – Он окинул меня оценивающим взглядом, и в его глазах зажглись плотоядные огоньки.

– Если бы я знал, что в перечень услуг для жильцов у тебя входят и сексуальные, то согласился бы даже на проходную комнату и отсутствие горячей воды. Может, еще не поздно все переиграть? – теперь он еще и высокомерно улыбался!

Более унизительной ситуации представить себе было трудно. Сидеть на полу в ночной пижаме и слушать инсинуации и грязные предложения своего собственного заказчика! Я вскочила на ноги, будто меня ужалил каракурт, и вдруг оказалась стоящей вплотную к Артемьеву.

– Намек понял, – усмехнулся он. Его руки молниеносно прижали меня к его телу еще плотнее. Он наклонился и начал целовать меня в губы, шею и лицо. Я находилась слишком близко от него, и не могла использовать приемы, которым обучали меня на курсах самообороны. Ощущение полной беспомощности парализовало и вызывало панику. Я молча пыталась оттолкнуть его руками и вырваться, но он только еще крепче прижимал меня к себе и тихо подталкивал к дивану.

– Марина! Вы дома? – вдруг раздался из глубины квартиры голос моего шефа. – Двери у Вас настежь! Я забыл вам отдать еще одну папку, а меня сегодня на работе не будет. Вот, я и решил Вам ее завезти…

К концу своей речи мой шеф, наконец, достиг дверей Яшкиной комнаты, и последние свои слова договаривал по инерции. Глаза его округлились, а лицо как-то нехорошо побледнело.

– Простите… – пробормотал он, однако не отвернулся, а продолжал остолбенело смотреть на нас. Артемьев тоже замер, что позволило мне оттолкнуть подлого насильника. Я была спасена. Некоторое время мы изображали детскую игру «на месте фигура замри». И первой из состояния каталепсии удалось выйти мне.

– Пойду, переоденусь, – буднично сообщила я своим незваным гостям и гордо вышла из комнаты на негнущихся ногах.

Прекрасно, Артемьев считает меня любовницей Яшки, а мой шеф считает меня любовницей Артемьева. Замечательно. Ни один из них не испытывает ко мне нежной страсти, но ни один не откажется от удовольствия указать мне на мое ничтожество. Пережитые унижение и чувство безвыходности, которое я ненавижу еще больше, сменились во мне холодным бешенством. Какое право они имеют судить меня!

Мое сердце колотилось, как после пробежки за трамваем. Я торопливо переодевалась и лихорадочно искала слова, чтобы в краткой и остроумной форме облить презрением этих мужских шовинистов и показать свою полную независимость от их мнений. К моменту, когда я в последний раз заглянула в зеркало, чтобы удостовериться в совершенстве своего макияжа, пара холодных фраз, полных сарказма, наконец, сформировались в моем мозгу. Дабы не забыть драгоценные слова я заторопилась в комнату, где находились оба мужчины, чтобы застать их врасплох и насладиться своим триумфом. Даже если мне этот сладкий миг мести будет стоить заказа и, возможно, работы.

За дверью Яшкиной комнаты звучали мужские голоса. Их тон показался мне несколько повышенным. Неужели Данил Антонович все-таки вступился за меня? Вдохновение зажгло мои глаза, и, поправив прическу, прекрасной Валькирией я ворвалась в их беседу.