Глава 15
У Стаса вдруг образовался выходной день. На жаргоне медиков – «отсыпной». («Только вот никто нам ничего не отсыплет», – сокрушалась Зоя Ивановна.) Настоящий целый выходной, когда можно хоть до двух часов лежать в постели!
Стас так и сделал, отсыпаясь за целую неделю, и, если бы не сосед по комнате, наверное, вообще не встал бы. Но сосед, вернувшись с занятий, решил пообедать и так загремел кастрюлями, что Стас проснулся.
Угостившись тарелкой супа, он оделся и вышел на улицу. Первым делом зашел в библиотеку и обменял давно просроченные книги. Других дел в городе не было, но возвращаться домой не хотелось. Стас остановился возле Дома тканей на улице Комсомола и, размахивая пакетом с книгами, стал думать, куда бы направиться. Прохожие, спешившие мимо, толкали его, разойтись на узком тротуаре было трудно.
Вдруг он услышал стук электрички со стороны расположенного в двух шагах Финляндского вокзала. Когда на пятом курсе у них была психиатрия, Стас ездил с этого вокзала в психиатрическую клинику в Удельной. У них в группе даже песня была на мотив «Соловьиной рощи» про эту больницу, сейчас Стас помнил только припев: «Из палат несется дружный мат».
Удельная – это же недалеко от Любиного дома. Несколько остановок на маршрутке. Стас решительно зашагал на вокзал и купил билет. Он не пойдет в гости, просто погуляет возле дома. Вдруг встретит?
Поговорит с ней немножко. Скажет: «Видите, Люба, судьба все время сталкивает нас».
Он неудачно выбрал маршрутку – не доезжая двух кварталов до Любиного дома, она сворачивала в другую сторону. Стас пошел пешком.
Он решил срезать дорогу через парк, вошел в тенистую аллею, вдохнул свежего воздуха и почувствовал себя так, словно попал на другую планету. Многие месяцы до этого его мир ограничивался лампами дневного света и жирно блестящими стенами больницы, выкрашенными голубой масляной краской. Он и забыл, что на свете есть солнце, деревья и люди, одетые не в белые халаты или больничные пижамы. С удовольствием Стас разглядывал хорошеньких нарядных девушек и молодых мамаш с колясками.
Стоял теплый летний день, но в воздухе уже ощущалось скорое приближение осени. Солнышко пригревало мягко, ласково, и небо было по-осеннему хрустально-прозрачным. В густых зеленых кронах деревьев проглядывали пожухлые листочки, в воздухе летали паутинки, и, приглядевшись, Стас увидел смешные ежики каштанов.
На лужайке два крепких, загорелых, как индейцы, мужика в грязных джинсах со страшным треском косили траву. И эта трава пахла тоже по-осеннему – горьким, терпким ароматом печали и скорой разлуки.
Стас купил в палатке мороженое и на ходу съел вафельный рожок, ловя языком стекающие капли. Мимо, громко топая, пронеслась группа бегунов в шортах, со старомодно привязанными к груди большими полотняными номерами. Во время учебы в академии Грабовский тоже бегал кроссы. С тех пор прошло всего два года, а казалось, целая жизнь.
Парк кончился, и Стас оказался прямо возле Любиного дома, высокой серой девятиэтажки с нарядными балконами красного кирпича. Вспомнив расположение Любиной квартиры, Стас сориентировался, на какую сторону выходят ее окна, и устроился в скверике – так чтобы она могла увидеть его из окошка. Вдруг выйдет на балкон и крикнет: «Поднимайся, я жду тебя!»
Заварит ему свежего чаю, и в кухне, тесной и уютной, они, стесняясь, сядут по разные стороны стола, но сразу возьмут друг друга за руки и будут сидеть, не поднимая глаз. Закипая, зашумит чайник, но они не смогут разомкнуть рук... Он столько всего хочет сказать ей... О том, как любит и скучает без нее, как хочет, засыпая, знать, что она рядом... О том, как на работе ему было бы приятно думать, что она ждет его дома... Но он, конечно, ничего этого не скажет, просто стиснет ее руки в своих покрепче. Он не скажет и того, что секс с ней не самое главное. Что видеть ее глаза и нежную, робкую и в то же время немного ироничную улыбку гораздо важнее...
И она поймет. Она понимает его без слов, хоть ничего о нем не знает. Когда они целовались в беседке, когда встретились в академии на уборке класса и потом у Зои – она прекрасно понимала его.
Она понимает, что его интерес к ней не просто желание, не сиюминутная страсть, а нечто более серьезное. Поэтому она так жестко отказала ему.
И Стас был благодарен Любе за этот отказ.
Вечерело, кое-где стали зажигать свет, но Любины окна оставались темными. Если, конечно, он не ошибся в расчетах и это именно ее окна. «Когда я вижу свет в твоем окне, то на душе спокойно мне, хоть ты зажгла его, маня, совсем не для меня», – вспомнились вдруг строчки из старой песни.
Он не знает номер ее телефона. Подняться, что ли, сказать через дверь: «Люба, я сижу в сквере возле вашего дома, выгляньте в окошко!» Смешно.
Стас покурил, устроился поудобнее и незаметно для себя задремал. Проснулся через час таким бодрым и свежим, словно проспал целые сутки.
Встал, помахал руками, попрыгал, чтобы согреться. Он провел хороший день в мыслях о любимой женщине, и не страшно, что не повидались.
Обратно он снова шел через парк, и по темнеющим аллеям рядом с ним незримо шла Люба...
Как она? Здорова ли, счастлива ли? Как у нее с мужем, и что это за муж такой, что не ходит с ней вместе по гостям, а вечерами не бывает дома? От этой мысли Стас остановился как вкопанный. В командировке, что ли? Люба пустила его в свой дом, проявив редкую для замужней дамы неосмотрительность. Пусть она не ждала его тем вечером, но соседей, всегда готовых доложить супругу о похождениях его половины, учесть должна была. На третьем курсе академии Стас крутил роман с замужней женщиной, так вот она никогда, ни при каких обстоятельствах не приглашала его к себе. У них был упоительный секс в квартирах Стасовых друзей, на природе, в подвале академии, на чердаке жилого дома и даже несколько раз в машине «скорой помощи». Стас работал фельдшером на «скорой», и дружески настроенный шофер давал ему ключи. Та женщина была большая экстремалка и выдумщица. Вспомнив ее, Грабовский невольно улыбнулся.
Интересно-интересно! Он напряг память. В Любиной квартире он был слишком возбужден, чтобы обратить внимание на обстановку. Но ведь обычно признаки жизнеобитания мужчины сразу бросаются в глаза. Наверное, если бы он увидел мужскую куртку, или портфель, небрежно брошенный возле столика с телефоном, или, допустим, набор гаечных ключей, то задержался бы на них взглядом.
Дальше. Ему очень нравились Любины руки – немного великоватые для женщины, с длинными пальцами красивой лепки и безупречным скромным маникюром. Особенно ему нравилось, что она не носит накладных ногтей в три сантиметра длиной и с картинками. Эта «хохлома» ужасно раздражала Стаса. В общем, он с удовольствием разглядывал ее руки и уверенно может сказать – обручального кольца она не носила, хотя какие-то колечки у нее всегда были.
Получается, она соврала про мужа? Зачем? Стас присвистнул и нервно закурил.
– Ну ты и баран, Грабовский, – сказал он себе сердито, – мегабаран! Она же думает, ты женат! А ты, придурок жизни, так рад был ее видеть, так счастлив, что забыл сказать ей: на самом-то деле ты свободен.
Женская гордость, куда деваться! Люба в своем невинном хвастовстве показалась ему очень трогательной.
Что же делать? Бегом вернуться? А вдруг он ошибается, выдает желаемое за действительное? Что скажет муж, увидев на пороге разгоряченного молодого человека?
Единственный выход – завтра откровенно поговорить с Зоей Ивановной. Рассказать ей все как на духу, и так уже его любовь тонет в море недомолвок и неясностей! Он объяснит начальнице про Варю, расскажет, что да, хотел на ней жениться, а теперь чувствует, что она для него – чужой человек, что всем сердцем он тянется к Любе. Он не станет просить Зою ни о чем, пусть только скажет, замужем Люба или нет. И если нет... Он немедленно вернется сюда тем же маршрутом, на электричке до Удельной, бегом по парку, и будет ждать ее у порога и не уйдет, пока они во всем не разберутся.
Стас достал кошелек и пересчитал наличность. На рыночке возле железнодорожной станции он заметил здоровенный букет из нежных белых роз, приправленный пальмовыми ветками и еще какими-то мелкими белыми цветочками, настоящее буйство гламура. Завтра он купит Любе такой же. Да что там цветы, он луну с неба достанет, лишь бы только она не была замужем и приняла его.
Ах, как не вовремя тогда его дернули на операцию! И как глуп был он сам, что, растерявшись, забыв обо всем, кроме предстоящего наркоза, не взял у Любы номер телефона. Просто у него было ощущение такого полного единения с ней, такой уверенности, что наконец он нашел женщину, предназначенную ему судьбой... Да что там, ему казалось, он все о ней знает, вот и не спросил номер.
А потом... Почему вдруг он так обиделся на ее приветствие, почему оно показалось ему равнодушным и холодным? Оказывается, она просто не узнала Стаса, она близорука и на дне рождения была без очков.
«Если ты нашел женщину, предназначенную тебе Богом, если твое сердце рвется к ней так, что ломит в груди, хватай ее и не отпускай!»
Зоя занималась совершенно несвойственным ей делом – она интриговала против Максимова. Метод ее борьбы заключался в том, что она призывала всех желающих ознакомиться с документом, где была приведена статистика операций профессора.
– Сидел же он тихо много лет, – сокрушалась Зоя, – занимал должность главного специалиста и заведующего кафедрой, пока ему вдруг в голову не стукнуло, что он гениальный хирург. Откуда у него взялась такая идея? Почему он позориться не боится?
– Власть меняет человека, – заметил Колдунов философски.
Стас сидел в углу Зоиного кабинета и подпрыгивал на стуле от нетерпения. Весь день Зоя Ивановна летала по клинике, как баллистическая ракета, притормозить ее и увлечь в тихий уголок для откровенного разговора было невозможно. А теперь, когда рабочий день кончился, она гоняет чаи в обществе вечного дежурного Яна Александровича, и шанс остаться с ней наедине появится только, если его вызовут к больному. Несмотря на неловкость ситуации, Стас твердо решил не уходить, пока не вытрясет из Зои все.
– Пусть он у себя творит, что хочет, – возмущалась начальница. – Пусть превращает старейшую кафедру нейрохирургии в неизвестно что, это при всем моем сочувствии к больным не наше дело. Но к нам-то зачем вязаться? Прямо как вредная свекровь, которая бегает проверять, из чего невестка борщ варит. Ведь хорошая у вас с Миллером работа, перспективная. С такой не стыдно на любой международной конференции выступить.
– Наверное, Максимов сам хочет на международную конференцию, – пожал плечами Колдунов. – Я слышал, он постоянно туда свои работы посылает и ни разу даже стендового доклада не получил. Решил со мной прицепом пойти. Самое смешное, что если мы с ним напишем совместную работу и ее вдруг примут, на конференцию поедет именно он. Оргкомитет ни дорогу, ни проживание не оплачивает, а я со всеми своими детьми такие расходы себе позволить не могу. Так что представлять методику будет Максимов, а мне такое представление, сама понимаешь, не нужно.
Зоя отогнула обшлаг белой блузки с романтичным пенно-кружевным жабо и посмотрела на часы.
– Торопишься?
– Да, еду к Розенбергу в гости. Пить сухое вино, валяться в гамаке и вспоминать бурную молодость. А то Яша с Дианой на днях уезжают в деревню.
– Жаль. А я с этой сволочной работой толком с Розенбергом и не повидался. А ведь он много сделал для нашей семьи. Катя у него в прошлом году целый месяц с детьми гостила, вернулись толстые такие, румяные.
– А сейчас что ж не едут?
– Розенберги звали, – грустно сказал Колдунов. – Только я не выдержу столько без жены. Ни спать, ни есть не могу без нее, вот ведь какое дело. Вроде я сутками на работе пропадаю, но как подумаю, что она дома ждет, сразу спокойно становится на сердце. Нет, больше я ее не отпущу от себя надолго.
– Эгоист несчастный! А дети? Им свежий воздух нужен.
– Так я же кредит взял, купил шесть соток в Систо-Палкино. На дом, правда, не хватило, но ничего, мне в учебном отделе палатку выделили, знаешь, в таких курсанты на сборах живут. Тусуемся там в хорошую погоду. Зато туалет я шикарный построил, ты бы видела!
Стас в своем уголке засмеялся. О том, что Ян Александрович превратился в видного землевладельца, знала вся академия. Чья-то дружеская рука в графике дежурств приписала после фамилии Колдунова через запятую «эсквайр». Та же самая рука приукрасила изображение шикарного рыцарского замка на календаре в ординаторской. На полноводной Луаре было начертано «река Систа», а к замку тянулась жирная стрелка с надписью – «Дача Колдунова».
Скорее всего это сделал Анциферов, но не пойман – не вор.
Стоило его вспомнить, как Люцифер, оправдывая свое прозвище, появился на пороге.
– Лимузин у подъезда, – сказал он, улыбаясь.
Раньше Стас не видел у него такой улыбки.
– Поехали, поехали, – заторопилась Зоя. – Ян Александрович, возьми кофе, сушечки еще есть. И конфеты мне сегодня подарили, детям забери.
– А что за лимузин, вроде у тебя не было машины, Ваня? – удивился Колдунов, принимая в растопыренные руки Зоины дары.
Анциферов гордо вздернул подбородок:
– Мотоцикл взял у соседа по общаге.
– Опасный вид транспорта.
– У меня права с шестнадцати лет. Не волнуйтесь, доставлю Зою Ивановну целой и невредимой. Только волосы придется распустить, а то шлем на прическу не налезет.
– Представляю, на что я буду похожа, – рассмеялась Зоя.
Видя, что она собирается уходить, Стас поспешно поднялся со стула:
– Зоя Ивановна, я хотел с вами поговорить...
– Давай завтра? – сказала она уже с порога. – У меня отгул, правда, но вечером я буду дома. Извини, Стас, мы опаздываем. Нужно по пути заскочить в двадцать шестую больницу. Возможно, Миллеру с Яном Александровичем там удастся оперировать, если Максимов тут житья не дает.
Так что же это – еще целый день ждать? Правда, сейчас мысли начальницы заняты другим. Станет ли она прислушиваться к его словам? Ведь прежде чем спрашивать о Любе, придется убедить ее, что Варя осталась в прошлом.
Стас сам удивился, с какой легкостью вычеркнул невесту из собственной жизни. Сейчас он с удивительной ясностью понял, что, как бы ни сложилось у него с Любой, Варя больше ему не нужна.
– Тебе не очень срочно, Стасик, правда?
Пришлось подтвердить, что не очень.
– Тогда или завтра приходи ко мне домой после десяти вечера, или в клинике встретимся на другой день.
– Я завтра дежурю.
– Жаль. Я бы с удовольствием приняла тебя дома. Возможно, даже покормила бы.
За разговорами Зоя заперла кабинет, и компания направилась на улицу. Яну Александровичу и Стасу хотелось посмотреть, как Зоя с распущенными волосами сядет на мотоцикл.
– Знаешь, Ян, что я сделаю? – решительно сказала Зоя по дороге. – Я поговорю с Максимовым. Скажу: «Оставь нас в покое, иначе я так ославлю тебя на весь город, что мало не покажется!»
– Ты бы лучше не ругалась с ним. Не стоит из-за нас подставляться.
– Да мне самой надоело уже за ним переделывать! Ведь после его визитов весь оперблок воет, сестры требуют им моральный ущерб возместить. Нет, завтра же предъявлю ему ультиматум.
Текст шел удивительно легко. Обычно Люба подолгу думала над каждой фразой, а тут пальцы еле успевали за полетом ее мысли. Делая паузу, чтобы сварить чашку кофе, Люба понимала, что у нее выходят слащавые, ненатуральные диалоги, но ничего не исправляла. Если сценарий не примут, что ж, так тому и быть, но сейчас она ощущала потребность в мелодраматическом надрыве.
Полностью погрузившись в сцену знакомства героини и героя, она не сразу сообразила, что звонит ее мобильный телефон.
– Ты еще встречаешься с этим упырем? – напористо спросила Зоя, не поздоровавшись.
– Зоя, я не готова...
– Послушай, речь не о твоих брачных планах. Просто мне самой очень надо встретиться с Максимовым.
– Зачем?
– Поговорить. Боюсь, официально он на контакт не пойдет, вот я и подумала действовать внезапно, через тебя. Максимов появится у тебя в ближайшие дни?
– Вряд ли. Завтра я сама к нему поеду, а потом мы, наверное, дня три не увидимся. Он же сильно занят на работе.
В трубке оглушительно фыркнули – таким образом Зоя выражала свое отношение к максимовским занятиям.
– А можно, я с тобой к нему пойду? Это невежливо, но мне очень надо, Люба!
– Ну, если очень надо... – Люба немного помолчала. – Тогда пойдем, конечно.
Обговорив в деталях легенду, почему они заявятся к Максимову вдвоем, они распрощались. Люба предполагала, что Борис будет недоволен, но чего не сделаешь ради подруги?
