Глава 1
С детства Сонечка Мальцева обладала хорошим воображением. Подпитываемые книгами фантазии легко переносили в иллюзорные миры, в дома с колоннами и широкими лестницами, по которым гуляют дамы в кринолинах и турнюрах; их кольца цокают по деревянным отполированным перилам, когда дамы дотрагиваются до них тонкими изящными пальцами. За дамой шествует слуга, с левреткой на руках. Собачка трясет прозрачными острыми ушками, вдыхает запах духов хозяйки блестящим мокрым носом, похожим на коричневую пуговку…
Сегодняшнее воображение Софьи Тихоновны уже Савельевой подпитывали еще и кинофильмы-сериалы-мелодрамы из жизни нуворишей и пространный рассказ Марьи, с которой они проговорили до поздней ночи, готовясь, по словам Вадима Арнольдовича, к «чудовищной авантюре».
И несмотря на все описания, данные Марьей, упрямое книжное воображение противилось действительности из рассказа. Упорно рисовало старинную усадьбу, дом с мезонином и колоннами, лужайки с клумбами вокруг ротонды, прудик с кувшинками и даже лебедями, осанистого дворецкого, а было б знойное лето, добавились еще и девушки под липами, над тазами с кипящим на костерке вареньем. Такой обман воображения легко объяснялся тем, что шеф Марии шутливо именовал свой дом – поместьем. И был во многом прав.
Громадная территория с лужайками и парком досталась господину Васильеву в наследство от жены, которая, в свою очередь, получила территорию в качестве свадебного подарка от папы-олигарха.
Игорь Николаевич, тогда более молодой и до одурения гордый, пытался отказаться. Мол, сам, все сам, и Таню обеспечу, и дом построю, и деревьев насажаю. Но тесть в этом случае оказался непреклонен, заявил, что поместье было куплено и благоустроено задолго до того, как в жизни единственной дочери появился пиарщик Игорек. Так что не брыкайтесь, господин хороший, берите, что дают в придачу к молодой жене.
Игорь Николаевич и взял. Парк, озерцо в форме полумесяца, дом в три этажа и взвод недремлющей охраны.
Когда-то, по словам Марьи, этой охраны было куда как меньше. Но после гибели дочери Владимир Сергеевич так стал бояться любой неожиданности, способной лишить его еще и внучки, что появление вокруг поместья наращенной ограды, хитрой сигнализации и кучи бодигардов Игорь Николаевич скрепя сердце принял как должное. Вынужден был принять. Но только не в дом. Охрана базировалась в небольшой кирпичной постройке возле ворот, и ее обилие и облик неприятно поразили тишайшую Софью Тихоновну.
А в остальном все было почти как ей представлялось: вычищенное от растительности озеро без кувшинок и лебедей – присутствовало, беседка, отдаленно напоминающая приснопамятную ротонду, – имела место быть, и даже две колонны поддерживали черепичный свод над ступеньками плавно изогнутого крыльца.
И даже дворецкий – или мажордом? – имелся в наличии. Мария отрекомендовала его Николаем Николаевичем, чуть-чуть электриком, чуть-чуть сантехником (кран если капает, подправит), немного шофером и совсем большим начальником над остальной прислугой. Суровый дядька-домоправитель с выправкой старорежимного фельдфебеля и внешностью опереточного героя-любовника: седой пышный чуб-над гладким лбом, прямые плечи, взгляд зоркого орла.
Николай Николаевич встретил пропущенное на территорию такси с новой гувернанткой, и по тому, как с неуловимой брезгливостью изменился рисунок его губ, после слов:
– Я Софья Тихоновна Савельева, новая гувернантка Валерии Игоревны, – жена профессора мгновенно уяснила: поведение новой пассии хозяина на род не одобряет.
Фельдфебель свысока кивнул:
– Вас ждут, – и в дальнейшем чистейше выбритое лицо мажордома не позволило ни малейшего намека на недовольство.
Он просто оставил Софью Тихоновну одну дожидаться сумасбродную невесту хозяина. Оставил в холле, разноцветном от световых пятен огромной витражной двери, вышел в боковую дверь и явно отказался от присутствия на встрече новой гувернантки – кому она нужна? – и глупой выскочки-невесты.
Это о многом говорило.
На пару минут Софья Тихоновна осталась в тишине. Стояла, незаметно озираясь, в центре большого холла перед плавно извивающейся лестницей с коваными перилами и начинала чувствовать себя прислугой.
Для человека ее формации, жены ученого – черт побери! – ощущение сие нелепое, досадное и, что тут говорить, постыдное: холопка ожидает появления барыни. Софья Тихоновна гордо вздернула подбородок и, изгоняя из себя робость, придала лицу выражение каменной гостьи.
Луиза изображала хромоту. Единственное ее колечко (с нехилым бриллиантом) таки позвякивало о деревянный поручень, насаженный на железное кружево перил; длинное, скрывающее обмотанную бинтом ногу платье с натяжкой принималось за кринолин. За десять секунд, что потенциальная хозяйка дома потратила на притворное «ковыляние» по лестнице, две женщины успели рассмотреть друг друга и вынести суждение.
Вид седовласой дамы с поджатыми губами произвел на невесту впечатление благотворное: строгое серое платье с кружевом у ворота, сколотого камеей, приличные удобные туфли и весь прочий облик вполне дворянский. Небольшой кожаный ридикюльчик – подарок мужа на Восьмое марта – Софья Тихоновна поставила на кресло возле двери и стояла, невозмутимо сцепив пальцы чуть ниже талии.
Парад был принят. И одобрен. Луиза улыбнулась, и Софья Тихоновна поняла, что с новой гувернанткой намерены дружить.
– Добрый день! – прожурчала мисс Шефилова. Девушка не столько миловидная, сколько умеющая себя подать. Хороший цвет лица, отличный макияж, блестящие смоляные волосы, постриженные в хорошо продуманном беспорядке, лежали на плечах, но убери все хорошо продуманное, взгляд это личико не остановит. Простенькие черты, нос-пуговка, капризные губки – наверняка вскоре надует их какой-нибудь химией, но пока, до свадьбы, умненько остережется, – и только глаза безусловно хороши. В них ум, приветливость, отсутствие малейшего намека на стервозность. Луиза Шефилова умела себя преподать. И вероятно, умела быть совершенно обворожительной. – Как я рада, Софья Тихоновна, что вы согласились приехать! Меня зовут Луиза. Прошу.
В просторной, обставленной под старину гостиной они проговорили не более пяти минут. Софья Тихоновна, не преувеличивая, но и не скромничая, описала свои заслуги – воспитывала двоих детей итальянского диплома, учила их русской разговорной речи и немного грамматике, но как долго, не обмолвилась, – наличие хорошо оплачиваемого мужа-профессора и вовсе обошла молчанием. Луиза слушала внимательно, но было видно, что на тот момент она готова принять в этот дома хоть Мери Поппинс, хоть фрекен Бок в придачу с Карлсоном, лишь бы дите не плакало.
– Меня все устраивает, Софья Тихоновна, – сказала в итоге невеста и назвала свои условия, в иные времена и при других обстоятельствах заставившие бы жену профессора задуматься: а не пожить ли в самом деле на природе пару месяцев под такую зарплату?
Но времена действительно другие. Теперь у Сони Мальцевой (Савельевой) были средства и муж.
– Пойдемте, я познакомлю вас с Валерией.
Как по рассказам Марии знала Софья Тихоновна, на первом этаже дома были, так сказать, представительские помещения: гостиные, обеденный парадный зал, библиотека, кухня. Спальни, будуары, детская располагались выше. Третий этаж был отдан под гостевые апартаменты и жилье прислуги, в число которой временно попала профессорская жена.
…Крошечная белокурая девочка – кудряшки-туфельки-оборочки – сидела на ковре перед домиком Барби и пыталась надеть на кукольную лошадку чепчик какого-то пупса.
Невдалеке подремывала в кресле рыжеволосая девушка в форменном платье горничной, делавшая вид, что за ребенком всесторонне приглядывает.
– Лерочка, – мелодично пропела Луиза, – по смотри, кого я тебе привела…
Девочка развернулась на голос всем корпусом, посмотрела на вошедших серыми неулыбчивыми глазами и снова отвернулась к лошадке и чепчику.
А Софье Тихоновне немедленно захотелось дать невесте хороший подзатыльник. Какая страшная жестокость! Лишить ребенка, и так оставшегося без мамы, близкой женщины!
– Ну, Лерочка, – выводила Луиза, – это Софья Тихоновна. Она побудет с тобой, пока не вернется Вера.
– А когда вернется Верочка?
Этот вопрос, скорее всего, набил оскомину.
Луиза присела рядом с девочкой и, ласково сюсюкая, залепетала:
– Ну мы же говорили с тобой, малышка. Ты уже большая девочка и должна понимать – у взрослых тоже есть дела…
– А когда она вернется?! – В голосе бедняжки послышались слезы, и Луиза беспомощно оглянулась на Софью Тихоновну.
– Скоро, Лерочка, скоро, – ответила госпожа профессорша, Валерия строго исподлобья глянула на противную говорливую тетку и упрямо надула губы.
Но Софья Тихоновна не собиралась ничего доказывать и набиваться в друзья к разобиженной девочке. Она села на маленький диванчик в углу рядом с кукольным «поместьем», включающим в себя гараж, конюшню и, кажется, жилище друга-Кена. Поставила на колени ридикюль и достала из него вязальный крючок и клубочек тонких ниток.
– Принеси мне, пожалуйста, свою лошадку, – сказала Лере.
Девочка ершисто спрятала скакуна за спину и наклонила лобастую голову, посверкивая на прилипалу-тетю упрямыми глазенками.
Не обращая внимания на капризы ребенка, Софья Тихоновна начала вывязывать крючком первый ряд петелек.
Расспрашивая Марью о Валерии, она узнала, что няня девочки большая рукодельница и выдумщица. Развивая у ребенка не только трудолюбие и вкус, но и мелкую моторику пальцев, Вера постоянно придумывала какие-то занятия: они вязали, шили куклам платья, составляли мозаики и пазлы, рисовали, лепили из пластилина. И потому, уезжая в этот дом, Софья Тихоновна прежде всего захватила с собой любимое рукоделие: крючок и нитки. (Все кружевные воротнички и манжеты для своих нарядов, салфетки и накидки Софья Тихоновна вывязывала только сама.)
Она удобно сидела на мягком диванчике, пальцы ловко набирали ряд за рядом, все остальные – рыжеволосая горничная, Луиза и Валерия, – вытягивая шеи, смотрели, как из-под пальцев возникает крохотная круглая шапочка.
– Лерочка, принеси, пожалуйста, лошадку. Мне нужно мерку снять. – Потом, когда девочка бегом принесла игрушку, появились волны кружев. – Ну вот. Теперь коню голову не напечет. Ты ведь шапочку от солнца задумала, Лерочка?
Луиза, пятясь к двери, показала новой няне большой палец.
– А может быть, свяжем и попонку? У меня ниток много, все разноцветные…
Вязать крючком, судя по заинтересованности ребенка, няня Вера не умела. Предпочитала спицы. Валерия быстро забралась на диванчик рядом с Софьей Тихоновной и, наклонив голову, наморщив лоб, смотрела на чудное рукоделие, наблюдала, как из-под легких, чуть сморщенных пальцев появляются зеленая полоска, затем оранжевая…
Маленьких девочек стоит отвлекать от глупостей взрослого мира.
Первые два часа знакомства с домом вместе с Софьей Тихоновной и Валерией всегда была горничная Инна, неразговорчивая конопатая девица с глазами снулой рыбы. Она – Лерочка уже вовсю участвовала в обустройстве новой приятельницы-гувернантки – показала ей дом, уютную комнатку на третьем этаже (Лера сама открыла и показала дверцу каждого шкафчика), немного ознакомила с поместьем, сводила к детской игровой площадке, сама, вероятно, с удовольствием прогулялась по парку и лужайкам.
Когда Леру уложили-уговорили на дневной послеобеденный сон, отвела Софью Тихоновну на кухню.
Это была вотчина Маргариты Ниловны: румяной полной поварихи, знатока кулинарии и людских страстей. После того как Инна ушла к себе, она сказала:
– Лера крепко спит, часа два.
И Софья Тихоновна наконец-то задала вполне ре зонный в ее случае вопрос:
– А почему прежняя няня Валерии отказалась от места?
– Отказалась! – фыркнула повариха. – Ее – отказали!
– Игорь Николаевич? – помешивая ложечкой сахар в чае, спросила Софа.
– Как же, Игорь Николаевич, – оглянулась на дверь и добавила шепотом: – Луиза…
– Но она ведь… еще не жена, не мачеха…
– Ну да, – согласилась Маргарита Ниловна, – не жена, не мать. – Отложила в сторону кусок сырого мяса, села напротив Софьи Тихоновны за уголок стола и, держа руки на весу, посетовала: – Вроде умная, Верочка-то наша, а дура. Не знает, что ночная кукушка завсегда дневную перекукует. Чего, спрашивается, на рожон лезла?
– Так Вера сама в увольнении виновата?
– А кто их разберет, – вздохнула повариха, которую горничная называла попросту Ниловна. – Луиза вроде бы девка хорошая – моему Петровичу путевку в санаторий купила, когда того радикулит скрутил. Пусть, говорит, съездит, болезни запускать нельзя… Или вот шофер, Толька, машину поцарапал. Так Луиза сказала Игорьку – она виновата, она за руль попросилась. А с Верой… невзлюбила прям с первого взгляда! Все-то цапались они, все-то цапались… И это не то, и то не эдак… А ведь хорошие. Обе.
– Соперничали? – откусывая кусочек пирога, не винно спросила Софья Тихоновна.
Повариха уперла запястья в край стола, отодвинулась:
– А ты того… тоже умная…
Софья Тихоновна посмотрела в карие навыкате глаза стряпухи, и женщины без слов поняли друг друга: скромная миловидная гувернантка когда-то имела надежды…
– Игорек-то, – шепотом проговорила Маргарита Ниловна, – только-только после смерти Танечки отходить стал… Только-только глаза заблестели… А тут –эта. Задрыга. Ну Верочка-то и того…
– Понятно, – кивнула жена профессора.
– Я тебе зачем все это рассказываю, – пристально глядя на новую гувернантку, сказала Ниловна, – чтоб ты, значит, разумение имела – порядки тут хорошие, платят вовремя, а что две бабы мужика не поделили, нас не касается. Тебя то есть не коснется. Поняла?
– Да. Спасибо.
– Ну вот и хорошо. Не бери лишнего в голову. Лизка девушка хорошая, добрая, а что с Верой так получилось… так это не нашего ума дело. Сами разберутся. Мог ведь вообще в дом какую-нибудь стерву привести, дело молодое, неразумное…
– Мне показалось, Николай Николаевич не очень доволен моим появлением в доме.
– А кто доволен? Ты уж прости… Верочку тут любили, она нам – своя. Но ничего, привыкнет понемногу. Ты меньше на Кольку внимания обращай, он в Лере души не чает. Беспокоится, чтоб не обидели.
«Я тоже беспокоюсь», – подумала Софья Тихоновна, допила чай и сама помыла за собой чашку.
После сна Валерия забыла, что уже успела подружиться с новой няней. Все время куксилась, спрашивала о Верочке, и Софья Тихоновна, с некоторой мстительностью подумав о Луизе, сказала так:
– А пойдем-ка, дорогая, отнесем Луизе чай в кабинет. Она работает весь день, устала, даже на обед не выходила… Пойдем? Ты повезешь сервировочный столик с чаем, я его накрою…
Катание по дому сервировочной тележки оказалось идеей хорошей и тоже слегка мстительной: Луиза едва смогла заставить себя оторваться от работы, руки ее невнимательно покачивали слишком полную, налитую Лерочкой чашку, и несколько капель чая пролилось на светлое бежевое платье.
– Ой, – оторопело-восхищенно пролепетала девочка. – Ты грязная…
– Немного, – отряхивая капли, сказала потенциальная мачеха.
– Надо переодеваться…
Наверное, Валерию поругивали за пятна на одежде, и теперь она, ожидая от взрослого нормальной реакции, выжидательно закусила губу.
– Конечно, надо, – согласилась Луиза. – Замарашкой быть некрасиво. – Потягиваясь, встала из-за письменного стола: – Поможешь мне выбрать другое платье?
Валерия быстро-быстро закивала и вперед Луизы унеслась к ее гардеробам.
Софью Тихоновну с собой будущие родственницы не пригласили. Луиза Шефилова умная девушка: контакт с ребенком стоит перерыва в работе и не требует свидетелей…
Софья Тихоновна несмело подошла к включенному ноутбуку – в гнездо была вставлена розовая перламутровая флеш-карта, – посмотрела на монитор и… поняла, что ничего сделать не сможет.
Луиза и Валерия вряд ли вернутся быстро, девочка наверняка попросит папину невесту перетрясти кучу нарядов, Луиза протестовать не станет…
Но к тому, что так внезапно придется воровать чужие тайны, жена ученого оказалась не готова.
Стояла в ступоре, смотрела на монитор и не могла даже рукой двинуть по направлению к карману, в котором лежала приготовленная заранее флешка. Все предварительные умозаключения – ты действуешь во благо, спасаешь хорошего человека – вымели из головы впитанные с материнским молоком приличия: для воровства нет оправданий.
«А если это корка хлеба для голодного?»
«Щит для поверженного?!»
«Лекарство для больного?!»
Нет, нет, нет, нет!!
Руки налились многопудовой тяжестью, Софья Тихоновна не сделала даже слабой попытки достать из кармана карту и перенести на нее чужую информацию. Есть, бывают вещи, несовместимые с ее натурой.
Да и момент упущен…
Наверное…
Софа сделала шаг к чайному столику, потом, решившись, опять подошла к компьютеру и неверными, трясущимися пальцами несколько раз перевернула электронные страницы.
Все. Это все, на что оказалась способна пожилая разведчица из старославного дворянского рода.
О времена, о нравы, о жизнь, которую не перелистнуть.