Оксана Николаевна Обухова
Темная лошадка

Не так уж редко всяческие женские неприятности начитаются со слов мужчины — ты мне нужна.

Такие слов пылкий юноша говорит доверчивой романтической девушке. Подобными словами заканчивает тост предусмотрительный супруг на праздновании серебряной свадьбы. Нечто похожее скулит спившийся интеллигент, когда супруга в пятнадцатый раз собирает чемоданы и уходит к маме. Тоже самое предлагает шеф своей секретарше. Радиус применения волшебной фразы волнительно широк и разнообразен, мой случай стоит где-то между вызовом личного секретаря на дом и авансом нежной дружбы. Я не романтическая девушка (к двадцати пяти годам успела разочек неудачно замуж сбегать), Туполев не относился к разряду спившихся интеллигентов и верных мужей.

По большому счету, я — девушка по вызову в критические дни. «Ты мне нужна», было сказано единожды, весомо и в деловом порядке. Что читалось в подстрочнике, зависело только от моего настроения, воображения и личных амбиций.

И когда рефрен данной фразы снова прозвучал спустя почти год:

— Софья, ты дома? Я еду. Ты мне нужна, — я минут на десять потеряла дар речи.

Впрочем, никакой речи Назар Савельевич от меня и не ждал. Позвонил, сообщил и дал отбой без лишних сантиментов. Я же молча и бестолково кинулась приводить в порядок себя, квартиру, мысли и единственные в доме мужские тапочки, которые Диана, — большая любительница просторной обуви, — вчера обильно оросила соусом «Кальве».

— У моего друга неприятности, — без экивоков, привольно расположившись в кресле, сообщил Туполев. (Бархатные тапочки он призрел и сидел, покачивая одной ногой в шелковом носочке.) — И я хочу, чтобы ты приняла участие в расследовании обстоятельств, послуживших причиной убийства его бывшего компаньона.

Я всегда была внимательна к деталям и формулировкам и потому, как за спасательную соломинку ухватилась за уточнение:

— «Обстоятельств послуживших»? А не самого убийства?

— Нет.

— Уже легче, — смело улыбнулась я и выдала далее: — Назар Савельевич, а ты часом адресом не ошибся? Я не милиционер. Я — бухгалтер.

— Ты девушка с хорошими мозгами и свежим взглядом, а это именно то, что в данной ситуации требуется. Только взгляд и мысли, выводы за тебя другие делать будут.

— Уточни. — Деловые предложения я привыкла выслушивать прежде, чем начинать брыкаться.

— Месяц назад, а конкретно двенадцатого апреля, в наш город приехал некто Якова Семенович Коваленко — бывший компаньон моего старинного приятеля Михаила Петровича Кутепова, — обстоятельно приступил к изложению событий Назар Савельевич. — За неделю до этого он откинулся с зоны. — «Откинулся» и «зона» царапали слух, но прекрасно попадали в такт с третьим ключевым словом «убийство». — Он сидел по экономической статье и к Кутепову приехал, когда тот предложил ему помощь. Дружескую и материальную. За несколько минут до того, как Михаил вошел в номер гостиницы, где была назначена встреча, Коваленко убили. Два выстрела в голову, оружие убийца унес с собой, но пули и гильзы с места преступления сравнили с пулями и гильзами из тира на даче Кутеповых, и следствием было установлено — выстрелы произведены из пистолета, зарегистрированного на имя моего приятеля.

— Пистолет так и не нашли? — быстро вставила я.

— Нет. Когда следствие стало интересоваться личным оружием Кутепова, Миша сам предложил им изъять пули и гильзы с полигона. Он был уверен — пропажа его пистолета, и убийство Коваленко никак не связаны между собой.

— Как он потерял свой пистолет?

— Он пропал из его дома. Михаил обратился в частное сыскное агентство, и когда детективами и милицией было однозначно установлено — никто из посторонних не имел доступа к оружию, — он испугался. Разорвал контракт с сыскарями и вызвал из Москвы хорошего адвоката по уголовным делам.

— Твоего Кутепова обвиняют в убийстве?

— Нет. По многим объективным причинам его не могут обвинить. Дело в другом. Он пытался научиться жить с мыслью, что кто-то из его близких причастен к убийству, но не смог. Убийцу надо найти, Софья. Иначе Миша сойдет с ума.

«Убийцу надо найти». Это мы уже проходили год назад в апреле. Но тогда у меня не было выбора, я не могла отказаться. Добровольно встав в центр мишени, я едва не схлопотала пулю, предназначенную Назару Савельевичу. Чуть не поседев от ужаса, выловила на себя, как на живца сумасшедшего киллера-профессионала Самоеда, и в награду за спасение олигарха, получила приз — восемьсот тысяч евро, — поскольку именно в эту сумму Назар Савельевич оценил свою жизнь.

И вот, уже богатая и независимая, я тринадцать месяцев ждала повторного призыва — ты мне нужна.

Надеялась, черт знает на что, — Туполев меня даже с матушкой Ириной Яковлевной близко познакомил и, как мне показалось, делал некоторые авансы, — и в результате получила:

— Убийцу надо найти, Софья.

— Назар, такие предложения ни ко мне. Я — бух-гал-тер.

— Ты вычислила Самоеда.

— Это случай. Стечение обстоятельств.

— Нет. Это закономерность, — Туполев развел руками, и я закончила мысль:

— Требующая подтверждения. Чего конкретно ты от меня хочешь?

— Михаил х о ч е т разобраться в этом деле.

— Для себя? Или для того, чтобы сдать убийцу в прокуратуру?

Назар мрачно повращал глазами. На его лице одновременно читалось — на глазах подметки рвете, девушка, и — некоторые вопросы лучше не обсуждать.

— Понятно, — вздохнула я. — Все зависит от личности убийцы. Так? — Туполев не ответил и я таки начала брыкаться: — Назар Савельевич, но чем я-то могу вам помочь? Я про убийства только по книжкам знаю, здесь профессионалы нужны.

— Профессионала работали по этому делу две недели, пока Миша с испугу не свернул расследование. Результат был — нулевой.

— Ага. А я сразу приду и всех поймаю.

— Ты вот именно что — придешь. Выслушай меня. В доме Михаила постоянно находятся восемь женщин и каждая из них, в разной степени вероятности, могла взять пистолет…

— Он что один в этом бабьем царстве крутится? — вредно вставила я.

— Нет, — нахмурился Туполев. — Не перебивай. Тебе просят конкретно присмотреться к женщинам. Изнутри и свежим взглядом.

— А сам-то твой Михаил к ним присмотреться не может? Он их уже вдоль и поперек знает!

Назар усмехнулся:

— Кутепов сын генерала и сам отставной полковник. Ему легче порядок в казарме навести, чем со своими дамами разобраться. Как бы я к Мише не относился, но он — солдафон и ретроград. У него к женщинам своеобразное отношение.

— Утилитарное?

— Примерно.

Работать с солдафоном домостроевцем мне как-то не шибко хотелось. И потому, беря паузу, я предложила:

— Кофе хочешь?

— Хочу, — кивнул Туполев, и я быстро смылась на кухню. Заправлять кофеварку и шевелить мозгами на свободе, так как пристальный взгляд Назара Савельевича моему мыслительному процессу никогда не способствовал. Родная мама Ирина Яковлевна зовет сынулю — Человек-Топор. А размышлять об убийствах под лезвием топора, согласитесь, малоприятное занятие.

Расставив на столике чашки с кофе, я уселось в кресло напротив и, придирчиво разглядывая гостя, спросила в лоб:

— А какой твой интерес в этом деле, Назар? Только дружеское участие или вы ведете совместный бизнес, и душевное нездоровье Михаила Петровича стало отражаться на делах?

Презрев два предложенных, подразумевающихся ответа, Туполев, как всегда, выбрал третий вариант. Исконно свой.

— В том, что произошло с Михаилом, есть и моя доля вины. Мы были знакомы с детства — наши отцы дружили. Даже когда лет двадцать назад генерала Кутепова перевели на Дальний Восток, продолжали хоть и редко, но встречаться. — Назар отхлебнул кофе, закурил и продолжил: — Генерал ушел в отставку, занялся бизнесом, крайне удачно, надо сказать. И после его кончины Миша стал единственным наследником огромного состояния. Кофе превосходный, спасибо, — отвлекся гость.

— Спасибо кофеварке, — кивнула я.

— Так вот. Миша всегда мечтал перебраться на «большую землю», мы уже начали вести переговоры, готовить почву, но тут… это было четыре с половиной года назад, убили моего отца… Ну, ты же все знаешь…

Знаю. Четыре с половиной года назад началась пресловутая вендетта, и первым в списке из семи покойников стоял Туполев Савелий Назарович, убитый Самоедом по ошибке.

— Знаю, Назар. Ты уехал, — мягко проговорила я.

— Да. Я был за границей и, хотя и предлагал Михаилу помощь в переезде, тот все же медлил. Ждал моего возвращения. А может быть, я был не слишком настойчив… — немного растеряно, пожав плечами, проговорил Туполев. — Михаил к тому времени уже продал свой бизнес компаньону…

— Покойному Коваленко? — быстро уточнила я.

— Да. Ему. Но у Коваленко не хватало собственных средств, он залез в долги, наделал глупостей и, мягко выражаясь — «кинул» Государство. Государство в свою очередь определило его в лагеря на четыре года. Чуть больше недели назад Коваленко освободился, и Михаил, чувствуя свою вину, пригласил его к себе…

— Подожди, — перебила я. — Почему Михаил Петрович чувствовал себя виноватым перед бывшим компаньоном?

Назар поморщился:

— Миша струсил. На суде он мог отказаться от своих показаний — Коваленко умолял его это сделать, — и тогда бы адвокаты развалили дело. Но Михаил — элементарно струсил. Яков даже угрожал ему, прямо в зале суда… Коваленко местный, у него на Дальнем все схвачено… И вот еще что. Спустя год после вынесения приговора, день в день, жену Михаила сбила машина. Жену и любимую собаку. Белочку, кажется. Еще спустя год, тоже в апреле, его сын Марат скончался от передозировки.

— Бог мой, какой ужас, — проговорила я. — Ты намекаешь, что Коваленко отомстил за предательство?!

— А черт его знает. Доказать ничего не получилось. Но совпадения, согласись, невероятные.

— А… получается, что Коваленко тоже убили в апреле?

— Тоже, — кивнул Назар. — Апрель, знаешь ли, заколдованный месяц для семейства Кутеповых.

— Странно. Как все странно.

Незаметно для себя я уже всеми лапами стояла в центре дикой, интригующей паутины.

— Это не странно, Софья, это страшно. Если бы четыре года назад я выполнил обещание и помог Михаилу перебраться на «большую землю», его жена и сын были бы живы. Я виноват перед ним, Софья. И сейчас, когда он снова попросил у меня помощи, я не могу ему отказать.

— Назар, сын Кутепова был наркоманом? — тихо спросила я.

— Да.

— Тогда в его смерти нет твоей вины.

— Марат умер на следующий день после выхода из наркологической лечебницы. Его погубило окружение. Ближний круг. Происходи все это в м о е м городе, от парня отсекли бы каждого, кто попадал бы под подозрение как распространитель героина. Мы бы спасли его.

«Это еще бабушка надвое сказала», — могла бы возразить я, но промолчала и сказала совсем другое:

— В чем конкретно ты видишь мою помощь?

— Вчера я разговаривал с Михаилом. Он полностью растерян, и на мое предложение — ввести в их дом тебя, — ответил согласием.

«Кто бы отказал Человеку-Топору», — мысленно добавила я.

— А то, что я женщина, не сильно смущает господина ретрограда?

— Сильно, — неожиданно согласился Назар. — Но я сказал ему, что ты вычислила Самоеда.

— Случайно, — вставила я.

— Закономерно, — напомнил хитрый воротила. — Привести тебя в дом под видом горничной или кухарки, пустая затея. Дамы у Михаила Петровича с гонором, с прислугой не общаются, так что Миша предложил иной вариант — ты его троюродная племянница из Саратова. Точнее, из Вероны.

— Откуда?!

— Из Вероны. Дочь покойной двоюродной сестры Михаила вышла замуж за итальянца и лет шесть живет за границей. Вы ровесницы и немного похожи, последний раз эта племянница приезжала к Кутеповым в пятилетнем возрасте, так что никто подмены не заметит. У вас даже имя одинаковое — Софья. Устраивает?

— Как-то не очень, — призналась я. — Запутанное дельце… Можно я сначала с детективами, операми или прокуратурой поговорю? С теми, что месяц назад начали вести дело.

— Можно. Но лучше это сделать после знакомства с семейством. Оглядись на месте, получи представление и беседуй на здоровье. С детективами. Опера и прокуроры не слишком разговорчивы с «любителями».

— Назар, ты говоришь так, словно я уже дала согласие.

— А разве нет?

— Нет. Сколько времени ты мне дашь на раздумье?

— Завтра. Я приеду за ответом завтра.

Проводив Назара Савельевича, я немного погуляла по квартире, проветрила извилины на балконе и поняла, что мне нужен совет. Дельный, толковый и отстраненный.

К маме мудро решила не ездить. У нее стойкая идиосинкразия на слово «убийство». Погуляв по балкону еще немного, я отправилась к Диане.

Диана, как и миллионы в рублевом эквиваленте, досталась мне в подарок от семейства Туполевых. (Точнее от отставной жены туполевского брата Кирилла — Беллы.) Диана была продвинутой журналисткой и печаталась под смешным псевдонимом «Дуся Колбасова» почти во всех губернских газетах. Двадцать лет «Дуся» положила на создание и м е н и, теперь и м я работало на нее.

— Я не девочка, чтобы с диктофоном по кабинетам шнырять, — говорила журналистка. — Авторитет достался потом и кровью, теперь имею право расслабиться. — В каждом хоть чуточку серьезном учреждении у Дуси был свой осведомитель, она никогда не сдавала свои источники, и порой мне казалось, что мадам Колбасова могла свободно делать прогноз политических метеоусловий нашего Города на ближайший год.

Каждая история, поведанная Диане подругой, пропадала в стадвадцатикилограммовом теле журналистки как в могиле. Дуся жила информацией, а не сплетнями, и рассказать ей можно — все.

— Один раз предашь, считай наработанный потом и кровью авторитет спустила в унитаз, — говорила журналистка и угощала водкой или чаем очередную неприкаянную душу.

На люди Диана не ходила. (Ко мне вчера залетела случайно пробегая от стоматолога до дома). Обустроила на кухне «уголок откровений» и прием вела в исключительной близости от холодильника и чайника. Иногда Дуся казалась мне толстой доброй паучихой, запустившей сосисочные пальчики в мягкое нутро интриги и лишь слегка подергивающей некоторые ниточки.

При встречах со мной, о Назарее она говорила так — «этот твой карликовый олигарх…»

Я обижалась на все сразу. И на «этот», и на «твой», и на «карликовый». По поводу «олигарха» апеллировала к толковому словарю и требовала вслух зачитать расшифровку.

— На политику губернии Назар влияет?! Влияет. Деньги на выборы дает? Дает. Статьи в т в о и х газетах проплачивает?! Проплачивает. Так кто он после этого? Не олигарх, скажешь? — Если бы не приставка «карликовый», я бы, честно говоря, плевать хотела кто по сути Туполев. Магнат ли, олигарх, какая разница? Я сама его звала и так и эдак.

Но мою дружбу Диана ценила. И надеюсь не только из-за близости Софьи Николаевны к окружению городского Хозяина.

…В тот понедельник, добежав до дома подруги, я ворвалась на ее кухню, в темпе изложила последние события и, пригорюнившись, закончила:

— Как я все это понимаю, господин Кутепов не хочет форсировать следствие, не хочет теребить детективов, но желает чтобы совесть была спокойна. Я, так сказать, — компромиссный вариант. Если что и нарою, то в его огороде. Ферштейн? А Туполев так вообще меня использует…

— А то, — кивнула Дуся. — Проблема-то в чем? Не хочешь снова таскать для него каштаны из огня?

— Не особенно.

— Тогда плюнь.

— Неловко.

— Интеллигентские комплекс девочку мучают, — усмехнулась Колбасова. — Свалившееся богатство надо отрабатывать… — Прищурилась на мою пригорюнившуюся персону, подруга стала вдруг серьезной: — Выпей водки и выдохни. На мой взгляд, все нормально и логично. Туполев обязан людей грамотно использовать. Грамотно подбирать исполнителей и заставлять их работать. Или… ты считаешь, что у вас исключительные отношения? — Я покраснела и опустила голову. — И не надейся, у Назара не бывает исключений. Он прогматик, а не лирик. Кстати, давно хотела с тобой поговорить на эту тему, да все руки не доходили… — Толстые руки Дианы сложили внушительный бутерброд — белый хлеб, майонез, ветчина, снова майонез, сыр и пучок зелени. — Как думаешь, почему он подарил тебе «лимон» баксов?

— Восемьсот евро, — скромно поправила я.

— Без разницы, — чавкнула Дуся и задумчиво пробасила: — Не думала, что все так запущено… Давай-ка выпьем, подружка.

Мы приняли на грудь, закусили кто чем — я долькой огурца и сардиной, Диана половиной бутерброда, — и минут несколько благотворно пропитывались градусами.

— Так вот, подруга. Этот «лимон» Назар не тебе подарил, а отнял его у Белки. Сечешь? Деньги Кирилла он не мог взять себе.

— Почему? — вскинув голову, вступила я.

— Не комильфо. Но Белку наказать стоило. А тут и ты подвернулась кстати.

— А мама?! Деньги Кирилла могла взять Ирина Яковлевна…

— А отдать деньги маме, все равно, что отдать себе, — отчеканила Диана. — Туполев единственный наследник. Так что еще не известно кто кому больше должен. Ты вполне геройски заслужила мильён и избавила его от головной боли, — никто в городе не пикнет «Назар бывшую родственницу ограбил!» — а Белка наказана. — Дуся любовно посмотрела на бутерброд и буркнула: — Каков паршивец, а? Блеск, а не паршивец!

И принялась за закуску.

Я же тупо смотрела на пустые стопки и привыкала к новому положению вещей. Колбасова редко ошибалась в прогнозах и анализе. Она наблюдала за мной повеселевшим взглядом и, наконец, произнесла:

— Очнись, дуреха. Я для чего тебе все это говорю? Для того чтобы ты прекратила чувствовать себя обязанной. Назар классически разрулил ситуацию. Развел.

«Какое емкое современное слово-понятие — „развел“, — почему-то отстраненно подумалось мне. — Как две половинки моста — вроде все разрушил, а вроде и нет — временное состояние…»

— Кстати, — донеслось из дусиного уголка. — Ты об Ульяне слышала?

Я оторвала от стопок мигом потяжелевший взгляд и метнула его в Колбасову. Ульяна была табу. Запретная тема. Я знала, что у Туполева есть, как бы сказать, «карманная девушка», но никогда и ни с кем этого не обсуждала. Попробовала как-то спросить самого Назара, но тот ответил кратко — мы друзья и никаких обязательств, — и показал взглядом, что распространяться далее не намерен.

— Знаю, — задрав подбородок, ответила я. — Он нормальный мужчина и не бегает по проституткам.

— Нормальный, — легко согласилась Дуся. — И всех — имеет.

Диана была хорошо знакома с семейством Туполевых через ту же Беллу. Но я впервые слышала от нее нечто серьезно негативное о Назаре, если не в словах, то хотя бы в интонации. Видимо, Колбасова всерьез прониклась моими «комплексами» и изо всех сил лечила их оплеухами.

— Ты хочешь, что б я послала Туполева к черту? Не старайся так, Дусь, а? Я к тебе не за психоанализом пришла, а за советом. Скажи лучше, ты сама согласилась бы поселиться в чужом доме, совать нос в чужие дела…?

Дуся отложила второй недоеденный бутерброд, подумала полторы секунды и честно ответила:

— Я бы согласилась. Но это я. У нас с тобой разные весовые категории, ты в коленках слабее…

— Ты меня дразнишь или снова обидеть хочешь?

— Прости. Я плохо выразилась. Сонечка, я дышу интригой, это моя стихия. Меня и звать не надо, я сама напрошусь.

— Значит — соглашаться.

— Хочешь чего-то доказать? — слабо усмехнулась Диана. — Тоже мне, Дон Кихот выискался. Подумай еще немного…

«Дон Кихот» после «слабых коленок» добил меня окончательно — ну что за мерзкий характер, вечно все из меня наперекор лезет! — и решительно тяпнув из наполненной Дусей рюмки, сказала:

— «Безумству храбрых», это про меня.

Несколько лет назад в нашем городе построили первую высотку — двадцать семь этажей из красного кирпича плюс пентхауз, напоминавший снизу плоскую коробку из-под торта «Птичье молоко». Снизу пентхауз казался лилипутским, насквозь стеклянным домиком для игрушек. Эфемерным и несерьезным.

На самом деле современные Карлсоны обустроили свою крышу с пятизвездочным шиком. Отвечаю за каждую звезду, поскольку имею право судить, — меня десатировали непосредственно на крышу. С полным набором «итальянских» чемоданов, вызубренной легендой и толстой тетрадкой в клеточку, в которую я, как всякий путный детектив собиралась поименно заносить фигурантов, их привычки, несуразности и подозрительные странности. Позже, эта тетрадка предполагала быть украшенной хитроумными схемами, стрелочками и вопросительными знаками. Но в первый день я лишь начертила схему непосредственно жилища. (Дабы детектив не запутался в дверях и коридорах. Не перепутал спальни и не бегал вместо туалета в кладовую.)

Так что, следствие я начала с дома.

Пентхауз и весь последний этаж целиком Кутепов выкупил еще три года назад. На крыше он поселился с женой, дочерью, сыном и его няней, «подвал», то есть две объеденные трехкомнатные квартиры на двадцать седьмом этаже отдал родственникам по линии первой жены Елены — семье Стрельцовых. После всех «апрельских» несчастий Михаил Петрович решительно превратил свой дом в неприступную крепость. У жильцов пентхауза имелся отдельный лифт, черная лестница оканчивалась железной дверью на двадцать седьмом этаже, заселенном исключительно доверенными людьми. Еще одну, купленную в расчете на замужество Ренаты двухкомнатную квартиру сдавали знакомым второй жены Михаила Петровича — Хорским.

Побегав по закоулкам «подвала» и крыши и начертив план, я, буквально сразу пришла к мысли — стащить отсюда что-либо, включая пистолет, практически невозможно. Если ты не свой.

Придя к такому выводу, я засела за клетчатую тетрадочку и принялась скрупулезно вносить в нее данные.

И так. Хозяин крыши — Михаил Петрович Кутепов. Крупный, лысоватый мужчина лет пятидесяти, настоящий полковник. Ретроград. Как подозреваемый — абсолютно бесперспективен.

Его новая жена — Бьянка. Тридцати шести лет (сказать по правде, на вид — все тридцать семь), жгучая брюнетка, отставная танцовщица фламенко. Средний рост, весьма крепкое телосложение и гладкая прическа из блестящих смоляных волос. Лицо довольно грубой лепки, но положение спасают огромные черные глаза в пушистых ресницах и алая помада.

Рената — дочь Кутепова от первого брака. Темпераментная девица вороной масти с поразительно светлой матовой кожей и голубыми глазами. Красива. Рост примерно мой — метр семьдесят пять, надменна и вспыльчива.

Рената, как объяснил мне во вторник Туполев, самый богатый человек в семье Кутеповых. За полгода до гибели Елены, Михаил Петрович, дабы доказать ей нерушимость брачных уз, — он тогда сильно подозревался в шашнях с Бьянкой, — перевел на ее имя большую часть своих активов. Елена же никак не собиралась умирать в сорок лет и составила завещание в пользу сына и дочери, при чем оба они наследовали друг другу. Таким образом, после смерти мамы и брата Рената стала богаче своего отца раза в полтора. А то и больше.

После женитьбы на Бьянке у Михаила Петровича родился еще один ребенок сын Миша, но о нем я в своей тетрадке ничего не писала, так как подозрений он у меня не вызывал.

Няня Миши-маленького — Светлана. Розовощекая деревенская деваха лет двадцати двух, которую Бьянка присмотрела еще будучи беременной: Светлана приходила в пентхауз с бригадой маляров и очень понравилась будущей мамаше разговорами о детках, — ах, какие карапузики! — и своем многочисленном семействе — я братишек и сестренок кучу вырастила! Пригласив маляра в качестве няни, отставная танцовщица ничуть не прогадала. Няня из Светланы, просто — блеск.

Спускаемся ниже. «Подвал» пентхауза. Семья Стрельцовых.

Глава семейства — Георгий Павлович. Полноватый в залысинах субъект с глазами перепуганной лани. Кто напугал? Пожалуй, жизнь в примаках и супружеские обязанности с женщиной, замораживающей куски льда одним взглядом.

Непосредственно «снегурочка» — Наталья Александровна Стрельцова. Таша. Несгибаемая дама с тростью в руках, домоправительница-экономка семейства Кутеповых. Именно ей, посылая меня на дело, Туполев посвятил небольшой вводный доклад.

Таша была актрисой и родной сестрой Елены Кутеповой. Одиннадцать лет назад, — театр закрыли на реконструкцию и труппу отправили в «отпуска», — Наталья Александровна нанялась в офис генерала Кутепова секретарем.

На офис произошло нападение. Бандитам под горячую руку попалась родственница-секретарша владельцев фирмы, и от Таши стали требовать шифр замка сейфа. (У налетчиков был наводчик в офисе, сообщивший, что Стрельцова шибко осведомленное лицо.) Ташу били, прострелили колено, но код замка она не сказала даже под пытками. Бандиты ушли несолоно хлебавши.

Что такое хромота для актрисы, поймет каждый — профнепригодность. Была бы Таша Комиссаржевской или женским воплощением Зиновия Герда, карьера состоялась бы и при хромоте, но Наталья Александровна не солировала на сцене. Она была вторым составом.

Пораженный героическим поведением родственницы генерал пригласил Стрельцову в экономки и объявил самым преданным человеком на веки вечные. Кутепов младший был с этим абсолютно согласен и, переехав на «большую землю» взял Наталью Александровну с собой.

Сын Натальи Александровны и Георгия Павловича — Митя. Шустрый молодой человек с хорошим аппетитом, приличными способностями и задатками настоящего бизнесмена. Страшно обаятелен, сверкающе остроумен, почему-то не бабник. Дамы на таком Мите должны гроздьями висеть.

Еще один член семьи Стрельцовых — няня Нюся. Милейшее создание. Любит поболтать чай с плюшками. Сама из себя маленькая, круглая и уютная как любимая диванная подушка. Воспитала еще Георгия Стрельцова, позже приложила руку к воспитанию Дмитрия, сейчас, пока Таша правит «крышей», руководит «подвалом».

Приходящая прислуга дома Кутеповых: повар Сидор Поликарпович (заслуженный кулинарный гений) и горничная Таисия (лет пятидесяти, скромная, непритязательная, неболтливая). Их, как возможных подозреваемых я практически не рассматривала — типаж не тот.

Далее следует упомянуть чету Хорских — Валерию и Алексея. Друзья Бьянки, танцоры, я их видела один раз издали и могу сказать — пара необычайно красива. Двухкомнатную квартиру в «подвале» они сняли на полгода благодаря протекции Бьянки. Кутепов им не сильно доверяет и кажется ревнует жену к их обществу.

Заселив два этажа фигурантами, — имеется в виду живописная схема в клетчатой тетрадочке, — я попробовала добиться расположения «родственников» и потерпела сокрушительное фиаско. Даже усилия «дяди Миши» Кутепова ни к чему не привели. «Итальянская» племянница на фиг не была нужна современным Карлсонам.

Лебезить я не стала, заняла позицию стороннего наблюдателя и начала рыть землю по порядку.

И если уж рыть по порядку, то стартовать следует от места преступления и знакомства с детективом Андрюшей.

На следующий день после того, как я поселилась в свободной гостевой спальне пентхауза, ко мне в комнату зашел «дядя Миша» и, обведя помещение и мои чемоданы взглядом, спросил:

— Ну, как устроилась?

— Спасибо, хорошо.

— Помощь нужна?

Я пожала плечами:

— Пока расправляюсь только с ручной кладью.

— Вот возьми визитку, — Кутепов протянул картонный прямоугольник, — здесь телефон детектива, занимавшегося расследованием убийства Яши. Его зовут Константин Федорович, он предупрежден о твоем звонке.

Никакой Константин Федорович встречаться со мной не стал. К назначенному месту вместо себя он отправил помощника. Невысокого, худощавого и очень серьезного паренька:

— Андрей Витальевич, — представился он, — можно просто Андрей.

Парнишка был так непростительно молод, что я невольно прозвала его про себя «Андрюшей».

Встречались мы в холле гостиницы, где произошло убийство Якова Семеновича Коваленко. Я чувствовала себя неуютно, Андрюша выглядел тоже не убедительно, в своей стихии пребывал только администратор, сопровождающий нас до нужных апартаментов. Он оставил ключи на пластмассовой бомбочке с вензелем из трех цифр, с едва заметной усмешкой, пожелал успехов и быстро потопал по длинному, укрытому ковровой дорожкой коридору.

— Константин Федорович очень занят сегодня, — прежде чем приступить к рассказу, оправдал коллегу Андрюша, — но я работал вместе с ним, так что смогу ответить на все ваши вопросы.

Мир мужчин-профессионалов категорически отвергал женщин-сыскарей.

«Интересно, в каком качестве им была рекомендована Софья Николаевна?» — подумала я, но спрашивать не стала, так как сама не любила пустой болтовни и сразу приступила к делу:

— Расскажите, пожалуйста, по порядку обо всем, что здесь произошло.

Андрюша достал блокнот и, сверяясь с записями, начал:

— Коваленко поселился в этом номере одиннадцатого апреля. — Мы бродили по просторному двухкомнатному номеру люкс, состоявшему из спальни и гостиной-кабинета. Спальня меня интересовала мало, а вот комната с письменным столом и комплектом мягкой мебели, расставленной вокруг низкого овального столика, требовала самого внимательного отношения. Как обмолвился раньше Туполев, тело Якова Семеновича было обнаружено именно здесь — в кресле за письменным столом. — Труп приятеля обнаружил Михаил Петрович Кутепов, явившийся сюда ровно в 18:00, по предварительной договоренности.

— Он не опоздал? — я ходила по комнате, шевелила гардины и чувствовала себя ищейкой, принюхивающейся к старым следам.

— Нет. Он пришел минута в минуту. Медэксперт сказал, что убийство произошло примерно в это время, по словам самого Кутепова, когда он вошел в номер, кровь, еще пульсируя, вытекала из ран на голове. Когда Михаил Петрович вошел, вероятно, Коваленко был еще жив.

— Он успел что-то сказать? — быстро спросила я.

— Нет. Точнее, врядли. Оба выстрела были произведены в голову, лицевые нервы сильно повреждены, так что при всем желании Яков Семенович не смог бы произнести ничего членораздельного.

— Убийцу кто-нибудь видел? Точнее, кто-нибудь заметил какое-либо подозрительное лицо?

— Нет.

— В гостинице ведется видеонаблюдение?

— Только в холле на первом этаже. На остальных этажах, нет.

— Запись видеонаблюдения что-нибудь дала?

— Нет. В тот день, в шесть часов вечера в гостиницу заселялась группа иностранных туристов, и выезжали две группы соотечественников. Там такой бедлам был… — Андрюша махнул рукой, — Все ходили туда обратно, вносили-выносили вещи…Человек шестьдесят бродили по холлу… бесполезные усилия. Туристы разъехались, никого, ни к чему не привязать.

— Но ведь на каждом этаже напротив лифта сидит горничная! Как она могла проглядеть визитера?

— Пойдемте, я вам кое-что покажу, — вяло сказал Андрюша, вывел меня из номера и повернул в сторону, противоположную лифту. Буквально через две двери, коридор заканчивался выходом на пожарную лестницу. — Убийца мог пройти здесь, и хотя горничная утверждает, что никуда не отлучалась со своего места, убийцу она могла просто не заметить. Выход на пожарную лестницу почти не просматривается от ее столика.

— Двери на лестницу всегда открыты? — разглядывая широкие пролеты, спросила я.

— Конечно. Это предусмотрено планом эвакуации людей на случай пожара.

Мы вернулись в номер, я приказала себе быть показательно храброй и невозмутимой, приблизилась к столу и села в кресло, на котором почти месяц назад был обнаружен труп мужчины.

Села, внутренне содрогнулась и поймала в глазах собеседника смешинку.

— Андрей, покажите, пожалуйста, на мне, откуда и как были произведены выстрелы.

Детектив взял с дивана довольно пухлую подушку-думочку, — к этому углу дивана я оказалась почти спиной, — прошел сзади вдоль штор и, приложив подушку пониже скулы, два раза сказал «бах!».

— Вот так или примерно, все и произошло.

— Я слышала, что наволочка лопнула и засыпала пухом весь номер?

— Да. И благодаря этому, с Михаила Петровича сняли все подозрения. Пух успел осесть на пол. А когда Кутепов закричал, дежурная по этажу вбежала в номер буквально через пару секунд. Она видела, как гость прошел от лифта до двери, за это время он не успел бы ни избавиться от пистолета, ни, тем более, очистить костюм от перьев.

— Интересно, — пробормотала я, — а почему она не слышала выстрелов?

— Ну, во-первых, рядом с ней на столе всегда тихонько играет радио, а во-вторых, проводился следственный эксперимент — заглушенные подушкой выстрелы можно услышать от ее стола, только внимательно прислушиваясь. Коридор-то длинный, звукоизоляция в гостинице хорошая…

— Но появление на этаже Кутепова она точно заметила?

— Конечно. Ее столик стоит напротив дверей лифта.

— А весь коридор до пожарной лестницы она видит плохо…

— Да, — кивнул Андрей и добавил, — кстати, по словам оперативника из бригады, на столике дежурной лежала раскрытая книга обложкой вверх. Она, Софья, в этот момент детектив читала.

Россия продолжает держать лидерство среди самых читающих стран мира. Большинство дамочек-вахтеров на работе не носки вяжут, а книжки в мягких обложках на коленях держат.

— Андрей, вы знаете, кому Михаил Петрович говорил о предстоящем свидании с Коваленко?

— Только своим домашним, — четко ответил парень. — Его племянник Дмитрий Стрельцов заказывал этот номер и встречал Коваленко в Москве в аэропорту.

— Коваленко и Дима были так хорошо знакомы? — тут же заинтересовалась я.

— Конечно. Все семейство хорошо знало Якова Семеновича, и было осведомлено о его приезде.

— И все? Больше никаких знакомых Коваленко в нашем городе разыскать не удалось?

— Нет. Ни одного знакового.

— Значит, все таки свои, — тихо пробормотала я и спросила громче: — Когда пропал пистолет Михаила Петровича?

Андрей картинно почесал в затылке, оглядел номер и, не ответив на вопрос, внес предложение:

— Может быть, спустимся вниз и поговорим в баре? Смотреть здесь больше нечего, а меня просили быстрее вернуть ключи…

С невыразимым облегчением я вылезла из кресла мертвеца, подхватила сумочку, и мы вышли в коридор.

…В холле гостиницы было многолюдно. На диванах и в креслах сидели постояльцы, везде стояли сумки и чемоданы, бегали дети.

Андрей уверенно обогнул толпу и провел меня в неожиданно пустой бар. Мы попросили кофе и пока не получили заказ, сидели молча. В баре тихо играла музыка, две скучающие девицы потягивали коктейли у стойки, бармен усердно полировал бокалы.

— Я могу узнать, чьи интересы вы представляете, Софья? — сделав первый глоток кофе, сказал Андрей.

— Я представляю исключительно Михаила Петровича, — ответила я и достала из сумочки сигареты. Андрюша поднес мне горящую зажигалку, и я поблагодарила его кивком головы. — Разве Кутепов вас не предупредил?

— Предупредил, — Андрей мрачно посмотрел на меня. — Но все же странно. Вы задаете мне вопросы, которые могли бы задать и Михаилу Петровичу. Почему?

— Ему больно вспоминать. — Не отводя взгляда, глядя в глаза, ответила я. — Он ежится от каждого лишнего вопроса. Есть вещи, которые лучше лишний раз не ворошить, тем более, если это касается твоих близких. Вы согласны?

— В принципе… да. Но все же, как-то странно. Вы частное лицо?

— Можно сказать и так, но скорее, я лицо доверенное. Так что там с пистолетом?

Андрей откинулся на спинку стула, побарабанил пальцами по столу и высказался:

— Как доверенному лицу, могу сообщить — за день до приезда Коваленко, то есть одиннадцатого апреля Кутепов проверял свой пистолет. Предполагаю, что приезд опального компаньона его тревожил, вероятно, с этим и связана проверка оружия. Но после телефонного разговора состоявшегося между бывшими партнерами поздним вечером одиннадцатого апреля, толи беспокойство улеглось, толи Михаил Петрович попросту не решился взять на встречу пистолет. Иногда люди неожиданно сердятся, теряют голову, и оружие начинает стрелять. Я ясно излагаю? — задавая последний вопрос Андрюша рассматривал потолок над стойкой бара.

— Вполне. И прошу вас, Андрей, спрячьте недовольство. Я не отнимаю у вас кусок хлеба, давайте поговорим нормально. Я ничем вас не обижаю. — Андрюша вздохнул и перевел взгляд на мое лицо. — Напомните мне, пожалуйста, о чем шел последний разговор между Кутеповым и Коваленко?

— Коваленко был весел и обещал удивить Михаила Петровича некими сведениями, — уже не так сухо, сказал Андрей. — Но какими именно, даже не намекнул.

— А Михаил Петрович не догадывается, о чем могла идти речь?

— Он уверяет, что нет.

— А вы? Как думаете вы?

Андрей положил локти на стол и какое-то время пристально изучал мою физиономию. Кажется, она ему не понравилась.

— Софья, как много вам известно о семье Кутеповых? — спросил наконец.

Мы были близко, чувствовали дыхание друг друга, и я ответила честно:

— Не многим больше чем вам, когда вы только начинали расследование. Но у меня есть серьезный источник.

— Но не Михаил Петрович? — подняв брови, произнес Андрей.

— Но не Михаил Петрович.

Сыщик снова откинулся на стул, пошевелил губами и бровями и с полным недоумением выпалил:

— Тогда мне вообще не понятна ваша роль!

— Давайте не будем углубляться в мою роль, — мягко проговорила я. — Достаточно того, что Михаил Петрович лично попросил вас быть со мной откровенным. Или я ошибаюсь?

— Отнюдь. Именно так он и выразился. Но у меня упорно складывается впечатление, что вы представляете третье лицо. Коваленко еще кому-то перешел дорогу?

— Вы очень любопытны, Андрюша, и очень догадливы, — усмехнувшись, вильнула я. — На самом деле я действительно представляю Михаила Петровича, но направило меня, как вы правильно догадались, — третье лицо.

— Кто?

— Если бы я могла, я бы вам сказала.

— Интересно! — фыркнул детектив, достал из кармана пачку сигарет, выудил оттуда одну штуку и долго мял ее в пальцах.

— Вас что-то смущает? — поторопила я.

— Я думаю с чего начать, — произнес детектив и, так и не прикурив, медленно, подбирая слова, повел вступление: — Две недели из трех, что нам дали на расследование, мы провели на Дальнем Востоке. Я имею в виду себя и Константина Федоровича. В нашем городе Кутеповы живут около двух лет, Коваленко вообще провел меньше суток, так что корни всего следовало искать на другом конце страны. — Андрей чиркнул зажигалкой, долго смотрел на пламя и еще дольше раскуривал сухую сигарету. — Мы собирали слухи. Михаил Петрович дал нам координаты людей, имеющих информацию о делах Коваленко…

— Подождите! — перебила я. — Какие дела? Яков Семенович освободился из мест лишения свободы за неделю до приезда сюда!

— Через полгода после объявления приговора, Коваленко перешел на поселение и раз в год по маршрутному листу приезжал в родной город, — скупо бросил Андрей.

— По какому листу? — переспросила я.

Брови Андрюши взлетели вверх:

— Софья, дорогая, вы знакомы с системой ГУИНа?

— Нет, а что? Что такое ГУИН?

— Нда, — пробормотал Андрей. — Главное Управление Исполнения Наказания — так расшифровывается аббревиатура. У вас вообще, какое образование?

— Экономическое, — вякнула я и почувствовала себя эскимосом в гостях у профессора палеонтологии. Вроде как, меня исследовали, хорошо, что только взглядом.

Исследование продолжалось секунд двадцать.

— Тогда понятно, — непонятно чему обрадовался Андрюша. — Разъясняю специально для доверенных лиц. Коваленко остаток срока провел на поселении. Это… как бы экономисту объяснить подоходчивей… — детектив, кажется, слегка надо мной издевался, — почти свобода, но под надзором. Раз в год, отбывающий срок наказания гражданин имеет право на поездку домой или куда там еще. Главное, по прибытии на место зарегистрировать факт прибытия…

Я испугалась, что сейчас Андрюша, искореняя правовую безграмотность, прочтет экономисту целую лекцию о системе ГУИНа, и перебила:

— Все ясно. Спасибо. Вы выяснили, чем Коваленко занимался в дни отпусков?

— Встречи с друзьями, рестораны, женщины… Ничего сверхъестественного. Мы задержались на Дальнем по другой причине, — Андрюша многозначительно посмотрел на меня.

— Ну, ну! — поторопила я, вдруг заскромничавшего сыщика.

Андрей перешел на доверительный тон, склонился над столом и объяснил:

— Есть вещи, которые мы не включали в официальный отчет. Конкретно — слухи.

— А почему не включали? — немного удивилась я.

— А потому, что слухи не всегда достоверны и относительно этих слухов Михаил Петрович осведомлен не хуже нас. Это подтвердилось в частной беседе, и в отчете об этом ни слова.

— Поделитесь, пожалуйста, — тоже подаваясь вперед, попросила я и от нетерпения и любопытства легла грудью на стол.

Андрюша слегка отпрянул, усмехнулся столь усердному вниманию и сказал:

— В городе Кутепова и Коваленко считали ходоками. По женской линии. И слухов, а точнее непроверенной информации набралось достаточно. С чего начать?

— Если можно по порядку, — проблеяла я.

— Тогда отталкиваемся от временного фактора, — выдохнул детектив. Он уже простил экономисту правовую безграмотность, подозревал, что бухгалтера не просто так на расследование кинули, и старался быть дружелюбным. — Одиннадцать лет назад, когда Кутепов и Коваленко были еще компаньонами, на их головной офис произошло вооруженное нападение.

— Я в курсе, — с некоторой гордостью, вставила я.

— Отлично. Тогда ты знаешь, что нападающие тяжело ранили сестру покойной жены Кутепова…

— Знаю, знаю, она была актрисой и так далее.

— В точку. Но ты знаешь, — незаметно мы переходили на «ты», — что в то время, когда бандиты пытали секретаршу, Коваленко сидел, спрятавшись в подвале? Он все слышал, все понимал, но не вышел ей на помощь…

— Опаньки, — тихо произнесла я и откинулась назад. — Ну и гад.

— Не совсем согласен, но ситуация неприятная, — кивнул Андрей. — Сам успел спрятаться, а женщину оставил на растерзание бандитам.

— Это слухи? — уточнила я.

— Нет. Это милицейские протоколы. Коваленко сам вызывал наряд милиции в офис. В принципе, все, даже Наталья Александровна понимали — помочь бы он ей ничем не смог, но… — Андрей развел руками, — ситуация, как я уже говорил, некрасивая.

— И Таша… Наталья Александровна могла затаить обиду? Ты по этому мне все рассказал?

— Я думаю, это любопытное дополнение к общей картине, — уклончиво ответил детектив.

— Что вы еще узнали?

— Со второй женой Бьянкой Кутепова познакомил все тот же Яков Семенович. Бьянка танцевала фламенко в одном из фешенебельных московских клубов, Коваленко и Кутепов часто приезжали в столицу по делам, но первым с танцовщицей познакомился все же Яков Семенович.

— У них была связь? — быстро вставила я.

— Ни подтвердить, ни опровергнуть этот факт не удалось, — казенным тоном ответил Андрей. — Михаил Петрович уверяет, что друг и жена были просто приятелями.

— Когда произошло знакомство?

— Чуть менее пяти лет назад, — скупо ответил Андрей.

— Понятно, — протянула я. — Примерно в это время Михаил Петрович решил перебраться на «большую землю». Поближе к Москве. Они сразу стали любовниками?

Андрей не ответил. Он подозвал официанта и бросил в мою сторону:

— Что-нибудь выпьешь?

— Да, — в глубокой задумчивости, ответила я, — сухой мартини.

Андрей сделал заказ, и пока официант менял пепельницу и приносил напитки, мы снова молчали.

— Когда я слышу об убийстве состоятельного человека, — отряхивая оливку от капелек, сказала я, — прежде всего на ум приходит мотив — деньги. Коваленко оставался богатым человеком?

— Все относительно. Но, вероятно, — да.

Я положила оливку в рот.

— И тем не менее, появляется другая версия — мотивом послужило что-то личное. Я права?

— Пожалуй, да, — грея в ладонях фужер с коньяком, согласился Андрей. — Деньги в эту схему как-то не вписываются. Мы проверили наследников Коваленко, все сплошь тихие, невзрачные люди, их потолок — кусочек пирога, а не весь пирог.

— Он был женат?

— Очень давно и в браке не было детей. Жена сейчас живет в Австралии, достаточно богата и никаких претензий к погибшему не имеет.

— Конкуренты? Какие-то старые долги?

— Нет, нет и еще раз нет. Пытаясь уйти от суда, Коваленко расплатился со всеми кредиторами, но это его не спасло, так как обидел он государство. Никаких таких следов финансовой вендетты мы не обнаружили.

— Михаил Петрович в этом списке?

— А зачем тогда ты здесь сидишь? — резонно заметил Андрей. Он поднял пузатый бокал на уровень глаз и посмотрел на меня через стекло: — Несколько раз на поселение к Коваленко приезжали женщины. Мы установили всех, кроме двух. Одна дама навещала Коваленко примерно два с половиной года назад, в середине зимы, вторая приехала буквально через месяц. Возможно, и в первом, и во втором случае приезжала одна и та же женщина. Время приблизительно совпадает с переездом семьи Кутеповых на «большую землю».

— Приезжала молодая женщина? — оживилась я.

— Не установлено.

— Но ведь на зону, — начала я, и Андрей тут же перебил:

— Не на зону, а на поселение. Там работают безконвойные, визитеров не регистрируют и не опрашивают. Представь себе такой приличных размеров заводик в чистом поле, к воротам подъезжает машина, из приоткрывшегося на секунду окна высовывается женская рука в перчатке и с купюрой, и подзывает вахтера — старого подслеповатого деда. «А пригласите-ка мне, пожалуйста, господина Коваленко, уважаемый». Уважаемый рысью на территорию, приводит Коваленко, тот усаживается в машину и она отъезжает на двести метров. Все. Потом Коваленко подвозят обратно, машина уезжает.

— Может быть, любовница приезжала? — неуверенно предположила я.

— Может быть. Но оба раза свидания происходили днем, и Коваленко возвращался через полчаса. А надо сказать, что отбывал Яков Семенович в ста пятидесяти километрах от родного города. Путь не такой уж близкий, ради получасового свидания, трястись по ухабам три часа туда обратно? Врядли это была любовница. Это было деловое свидание.

— Для кратких деловых разговоров существуют телефоны, — не согласилась я. — Тут что-то личное было.

— Соображаешь, — уважительно буркнул Андрей. — Мы думали так же. Жаль только получить описание женщины не удалось. Вахтер сказал, по голосу, вроде молодая дамочка была. И рука в перчатке тонкая. Но что такое для деревенского старика тонкая рука, понятие растяжимое.

— Номер или хотя бы марку машины он не запомнил?

— Нет. Говорит, иностранная, вроде черная, но грязная.

— Это могла быть Бьянка?

— Да, — серьезно кивнул Андрей. — Мы разговаривали с ней и с Михаилом Петровичем, примерно в это самое время она летала к новоиспеченному мужу на Дальний. Но, во-первых, она категорически отрицает факт свидания, а во-вторых — посетительницей приехавшей месяц спустя, она никак быть не могла. В то время она была уже здесь и занималась обустройством пентхауза. — И добавил: — Так же остается возможность того, что мы попросту не смогли разыскать неизвестную дамочку. Но круг знакомых женщин Коваленко мы очертили довольно четко. У Якова Семеновича была постоянная любовница, она уверяет, что Коваленко бросили все, кроме нее. Первое время, пока тот был на зоне, и свидания регистрировались, к нему действительно приезжала только она. — Андрей прикурил очередную сигарету, помог прикурить мне, и все в дыму и недоумении, мы продолжили разговор:

— Тем не менее, приезжать к Коваленко могла и незнакомка.

— Да. Но мы старались.

— И теперь ты предполагаешь, что информация, которую Коваленко собирался преподнести Кутепову, могла касаться этих визитов?

— Я могу это предположить, — осторожно сказал Андрей. — Как могу предположить и следующее — эта женщина все же имеет отношение к семейству Кутеповых, она испугалась предстоящего разговора и решила сыграть на опережение.

— Кто из домашних знал о часе свидания в гостинице?

— Все. Михаил Петрович ждал встречи, очень волновался и беспрестанно говорил об этом. Когда и нами, и милицией было установлено, что никто из посторонних не мог похитить оружие, он сразу свернул наше расследование. Думаю, что продолжил он его только потому, что не смог выдержать неизвестности. Так?

— Да, так. Он решил, что лучше знать что предал кто-то один, чем подозревать всех и всю жизнь. Это тяжелое решение.

— Согласен. Но почему он думает, что его кто-то предал? Может быть, как раз наоборот — защитил? Не исключено, что информация, которую готов был сообщить Коваленко, при небольшом извращении становилась совершенно губительной. Я много думал об этом деле, Софья, я с головой ушел в события пятилетней давности, и мне кажется, что ситуация тут обратная — ни Кутепов ненавидел бывшего партнера, а Коваленко собирался отомстить и потому был убит. Как? Кем? Не знаю. Добиться хоть какого-то доверия от домочадцев Михаила Петровича мне не удалось, но вот чует сердце — искать надо там.

— Константин Федорович с тобой согласен?

— Нет. Он старый розыскной зубр и считает пистолет не женским орудием. Тем более, что убийство было задумано и выполнено с абсолютным хладнокровием.

— Насчет пистолета, прав твой зубр. Дамочки стрихнину в кофе подливают, — вздохнув, кивнула я.

— Или, как максимум, подсвечником по голове, — вставил Андрей.

— Скорее сковородой, — добавила я и сняла тему. — Вариант заказного убийства вы рассматривали?

— А как же. Обкатали по все показателям. И если бы не пропавший пистолет Кутепова, эта версия, пожалуй, устроила бы всех. Но в связи с пропавшим стволом, остаются лишь два варианта — либо убийца живет в доме Кутепова, либо имеет там сообщника. Что согласись, для Михаила Петровича почти одно и тоже.

— Тогда поговорим об алиби родственников? — мне уже давно расхотелось называть молодого детектива «Андрюшей». Сидя лицом к лицу, я заметила, что вокруг глаз собеседника собрались морщинки усталости, возле губ залегли тяжелые складки и молодость его, всего лишь видимость. Пожалуй, он старше меня года на три, а то и на четыре.

— Самое занятное, — усмехнулся Андрей, — что алиби есть у всех. Непробиваемое, абсолютное, и даже коллеги из милиции не смогли разыскать ни малейшей дырочки. Все были на глазах у кого-то. В эту минуту, в эту секунду, в этот час.

— Значит в доме сообщник, — убежденно сказала я.

— Значит сообщник, — согласился Андрей. — Но не надо забывать, что никто кроме самого Михаила Петровича крепких связей в нашем городе не имеет.

— А вдруг? Вдруг успели обзавестись или столько денег предложили, что потенциальный убийца не смог отказаться?

— Тогда убийство Коваленко стопроцентный висяк, — мрачно проговорил Андрей.

— Если только мы не найдем человека, вынесшего из дома пистолет, — добавила я.

— Да, — с видимым одобрением, согласился детектив. Мы начинали понимать друг друга, мы почти ровесники, мы пели в детстве одни песни, и взгляды на жизнь у нас одинаковые. Вероятно, мы поладим.

— Расскажи, пожалуйста, подробно об алиби каждого.

— Начну с мужчин, — хлебнув коньчку, сказал Андрей и пошутил: — И с «подвального» этажа. Старший Стрельцов весь день двенадцатого апреля провел на работе. Свидетелей много, машина не покидала стоянку перед офисом ни на минуту. Дмитрий Стрельцов… кстати, ты знаешь, кем он работает?

Я знала. Первым приобретением Кутепова в нашем городе, стала погибающая при советском оборудование мебельная фабрика. Кутепов выиграл торги, купил завод и поставил во главе предприятия племянника. Мите в то время едва исполнилось тридцать, он был образован, энергичен и, как я успела заметить, весьма и весьма умен. Незаурядный молодой человек быстро поправил дела фабрики. Купил новое оборудование, наладил производство «итальянской» мебели и сейчас каждый житель города знает — лучшие шкафы, гарнитуры и кухни производят на фабрике «Кутепов и К*». Сроки и цены назначались разумные, качество соответствовало хитрому обещанию — «итальянская мебель каждому россиянину».

— Дмитрий Стрельцов дважды покидал офис фабрики, но обе отлучки произошли до обеденного перерыва. Потом, с двух до половины седьмого, он не выезжал с территории завода.

— Дырочек в заборе нет?

— Ты знаешь, — нет. И на проходной не бабушка-божий-одуванчик, а три цербера с глазами рептилий. Мимо них шурупа не пронесешь.

— Понятно. Но все же о том, что церберы Митины подчиненные, забывать не стоит.

— Можешь поверить, я не забыл. Дмитрий Стрельцов не покидал территорию завода до половины седьмого.

— Хорошо. А что делала Наталья Александровна?

— Она и дочь Кутепова время с четырех до семи вечера провели в пентхаузе на глазах друг друга.

— Повар и горничная это подтвердили?

— Скорее нет, чем да. Горничная Таисия ушла в половине пятого, повар приготовил ужин, его в тот день подавала сама Наталья Александровна, так как Михаил Петрович и его жена ужинали вне дома, и ушел примерно пятнадцать минут шестого. Оба прощались с Натальей Александровной и получали у нее указания на следующий день.

— Где была няня Кутеповых и Миша-младший?

— Няня Света уходила на прогулку с ребенком. Ее не было как раз в интересующее нас время. Но оставить где-то двухлетнего, не совсем здорового ребенка одного, она не могла. Миша-маленький ее алиби.

— И у Светы нет мотива, — тихо добавила я. — Чем занималась Рената?

— Писала реферат в своей комнате. Наталья Александровна несколько раз заходила в комнату племянницы, та не отходила от компьютера часа два. Примерно с половины пятого до половины седьмого.

— Отлично. Что делала Бьянка?

— Бьянка была на даче за городом вместе с друзьями Валерией и Алексеем Хорскими.

— Это может подтвердить кто-то еще? Друзья не самое надежное алиби…

— Две машины — Бьянки и Хорских, — видела соседка Кутеповых по даче. Они приехали еще днем, около часу, уехали где-то после восьми.

— Машины прибыли вместе, одновременно?

Андрей немного замялся.

— Соседка не может быть в этом уверена. Угол дома почти скрывает от нее вторую машину, надо приглядываться.

— Чью машину она видела не всегда?

— Хорских. Но машина Бьянки загораживала им выезд.

— Не совсем надежное алиби, — заметила я. — Уехать можно и на такси…

— Тебе чем-то неприятна Бьянка? — Андрей откинулся немного назад и внимательно посмотрел на меня.

Я не стала отвечать и подвела итог:

— Судя по твоему рассказу, получается так: Стрельцовы были на работе, Таша и Рената дома, Бьянка на даче с друзьями. Алиби нет только у двух нянь — старой нянюшки Нюси и молодой беби-ситтер Светланы. Горничная и повар знали о том, что в доме есть пистолет?

— Они уверяют, что нет, и я склонен им верить.

— Почему? Они прекрасно подходят на роль сообщника-осведомителя. Тем более, что горничная свободно передвигается по дому, убирается в кабинете Михаила Петровича…

— Его стол, где в верхнем ящике хранился пистолет, всегда заперт. Экспертиза установила, что замок не был взломан и всегда открывался только родным ключом.

— А сколько вообще этих ключей?

— Три. Один всегда на брелке Михаила Петровича, два запасных находятся в домашнем сейфе.

— А почему пистолет тоже не лежал в сейфе? — удивилась я.

— После нападения на офис одиннадцать лет назад, Кутепов вообще лет десять с оружием не расставался. Везде с собой носил. Последнее время как-то успокоился и начал оставлять оружие дома. Но предпочитал иметь его под рукой, в верхнем ящике письменного стола.

— Горничная или повар могли утянуть как-то ключи от ящика?

— Софья, я же тебе говорил — эти люди здесь ни причем.

— Интуиция?

— Можно сказать и так. Горничной Таисии Валентиновне пятьдесят два года, она уже трижды бабушка и по прежним местам работы имеет отличные, безукоризненные рекомендации. Это тихая, трудолюбивая и не любопытная женщина. Я достаточно повидал подозреваемых, так что поверь, — если такой человек, как Таисия Валентиновна что-то учудит, то на лице его тут же все отпечатается. Домработница из нее отличная, актриса никакая. И потом, пистолет пропал в период с вечера одиннадцатого апреля, до пяти часов следующего дня. Одиннадцатого Таисия Валентиновна ушла с работы раньше, чем Кутепов начал начищать оружие. То есть в тот день, взять она не могла. А на следующий день… Ну, представь — если кто-то изготовил для нее дубликаты ключей от ящика стола, то значит что преступление готовилось заранее? Так получается? Но о точном времени приезда Коваленко сам Кутепов узнал только утром одиннадцатого. И то на работе. Сутки, ты понимаешь, сутки!

— А если ключи все же изготовили раньше?

— Зачем? Денег в ящике стола нет, они в сейфе лежат…

— Что бы украсть пистолет.

— Просто так? Кто знал, что Коваленко решит приехать? Яков Семенович сам не был уверен, не то, что его убийца. И потом, если преступление готовилось загодя, то не проще ли было купить «чистый» ствол? Пистолет не был оставлен на месте преступления, то есть, явного намерения подставить Кутепова не было. Мне кажется, что выбор оружия ограничивался исключительно временем, а не способом его получения.

— То есть ты хочешь сказать, что преступник конкретно решился на убийство в те самые сутки, когда пропал пистолет, и стало известно о точном времени приезда Коваленко? Кстати, как домашние известие об его прибытии?

— Бьянке было все равно, Наталья Александровна сказала, что предпочла бы с ним вообще не встречаться, Рената предупредила, что спустит «компаньона» с лестницы.

— Вот как? Я понимаю, почему Таша не хотела встречаться с Коваленко — мужик прятавшийся в подвале, когда тебя пытали, не лучшее воспоминание из жизни. Но почему так негативно отреагировала Рената?

— Девушка до сих пор уверена, что Коваленко приложил руку к несчастному случаю с ее матерью. Она не может слышать его имени.

— А как считаешь ты? Вы проверяли результаты расследования наезда на Елену?

— Да. Обычное дорожно-транспортное пришествие. Владелец джипа уверял, что машину у него угнали, доказать обратное не получилось, но следователь уверен, что эта скотина нажралась как следует, натворила дел и скрылась. Кстати, машину так и не нашли.

— И Рената по-прежнему уверена, что ее маму убили по заказу Коваленко?

— Да.

— Девушка не могла решиться отомстить Коваленко? Она богата и вполне могла оплатить заказ на убийство.

— Оплатить заказ мог любой из семьи. Но вот за сутки найти наемного убийцу…?

— Может быть, потому и воспользовались пистолетом Михаила Петровича? Убийцу нашли, но оружия не было, и стащили то, что оказалось под рукой?

— Правильно соображаешь, — вздохнул Андрей. — Но где за сутки найдешь убийцу? Киллеры не грибы, в лесу не растут.

— Окружение домочадцев проверяли?

— Более чем тщательно. Сотни две человек и не у всех есть алиби. Могу перечислить их по списку. Но вот найдется ли среди этих друзей человек способный без раздумий пойти на убийство? Не знаю. Не забывай, что все решилось за сутки. Кутеповы живут в нашем городе два года и за это время врядли успели обзавестись проверенными друзьями. Как можно быть уверенным в малознакомом человеке, отдаться в его руки и жить, не опасаясь в последствии шантажа? Все, о ком мы только что говорили, далеко не глупые люди. Подставляться просто так, не будут. Пойми, настоящий заказ дело тонкое, щепетильное, идет через цепь посредников и киллер никогда не знает, кто конкретно оплатил работу. А нанимать знакомого — огромный риск. Всю жизнь будешь платить, платить и платить.

— Но убийцу тоже потом можно убрать. Не торопясь найти хорошего профессионала и сделать все чисто.

— Тебе не кажется, что мы сейчас придумываем какой-то сериал? — усмехаясь, вздохнул Андрей. — Может, напишем сценарий и включим туда еще парочку трупов?

Знал бы тогда Андрей, что Яков Семенович далеко не последний и, кстати, не первый включен в список жертв… Может быть, тогда не стал опытный детектив шутить так глупо.

Я в тот момент обиделась только на шутку.

— Но ведь убийство в самом деле не ординарное! У всех, кто лично желал смерти Коваленко есть алиби, киллера найти не успевали. Кто же тогда убил?!

— Не знаю. Из всего преложенного, самым простым вариантом является действительно знакомый.

— Возвращаемся в исходную позицию. У кого есть более или менее доверенные люди?

— Более или менее, у всех. Но, повторяю, это недавние знакомы, уверенности в их преданности нет.

Минут сорок мы так и эдак прикидывали различные варианты. Сверяясь с записями в блокноте, Андрей перечислял наиболее приближенных к семье Кутеповых-Стрельцовых, их привычки, странности и алиби, и когда число подозреваемых начало переваливать за сотню, я сдалась:

— Мартышкин труд. Нам вдвоем не осилить, тут и без нас глубоко копали да мало нарыли. — Просмотрела еще раз список и ухмыльнулась: — Больше всех на роль исполнителя подходит Туполев. Он дольше всех знаком с семьей, шантажировать не станет… но воровать пистолет тоже. У него своих, как грязи.

— Почему ты в итоге выделила именно Туполева? — насторожился Андрей.

— Да так, не бери в голову.

— А ты знаешь, что Туполев кровно заинтересован в бизнесе Коваленко? Два года назад он уступил старому другу нешуточный кусок пирога и теперь, думаю, очень заинтересован в делах партнера.

— Назар Савельевич здесь ни при чем, — твердо сказала я. — Лучше скажи, на кого поставили официальные органы?

— Конкретно на всех, точнее ни на кого. Проверили самых отвязных из окружения Ренаты. Студенты, как ты понимаешь, народ шустрый, безденежные студенты шустры вдвойне. Но все оказалось не то чтобы чисто, а как-то по-детски. Таких «крутых парней» тряхни, как следует, до задницы расколются.

— Трясли?

— С ленцой. Алиби проверять замучились. Кто где, кто с кем, шустрые ребята. Но вот убить… — нет. Кишка тонка, однозначно. Визгу много, шерсти мало. Проверили приятелей Бьянки…

— Подожди, а могла Бьянка вызвать какого-нибудь старого околокриминального приятеля из Москвы? Здесь езды-то два часа…

— Тогда зачем красть пистолет Кутепова? У криминала свои пистолеты имеются.

— Резонно, — опечалилась я.

— Давай-ка закругляться, — вздохнул Андрей. — Я рассказал тебе все, что знал.

— Последний вопрос — кого подозреваешь ты? — настойчиво проговорила я.

— Ну, прежде всего, подтвержденное несколькими свидетелями алиби, для меня является определенным доказательством, — уклончиво начал детектив. — Если в момент убийства человек находился там-то и там-то, его видели, и он может это доказать. Искать надо человека взявшего пистолет, и мои личные подозрения здесь ни при чем.

— А интуиция?

— Какая к черту, интуиция, когда кому-то требовалось найти убийцу в почти незнакомом городе за сутки! Включи воображение! Как ты представляешь себе такой телефонный разговор — «Ваня, друг хороший, не мог бы без десяти шесть завалить одного гада в гостинице». А?

— Бывает и не такое.

— Бывает. Но среда должна быть определенной.

— А у кого такая есть?

— Ни у кого. Что бы уговорить приятеля по телефону пойти на преступление (вечером одиннадцатого все Кутеповы-Стрельцовы сидели дома), ни у кого. Все ясно?

— Бьянки не было.

— Она была этажом ниже и два часа даже с ребенком.

— А где была Света?

— Дома! У Кутеповых! Мальчик закапризничал, она отнесла его матери и все время была — дома!

— Говори, пожалуйста, тише. На нас оглядываются.

— А ты не заставляй меня повторять одно и тоже по пять раз! У них здесь нет проверенных людей, они не бегали по городу, уговаривая кого-то убить дядю Яшу, они весь вечер провели дома, а утром разъехались по местам, где их видели. На работе, в институте, на даче. Пойми, уговорить, даже близкого человека, — предположим, что мы кого-то проглядели, — убить… надо время. Да, двенадцатого апреля до обеда Стрельцов покидал фабрику два раза по полчаса. Как думаешь, он мог за это время договориться об убийстве?

— Если у него есть какая-то случайно образовавшаяся подвязка с криминалом, то да.

— Фиг тебе. Мы знаем, куда он ездил и с кем был в эти полчаса. Теперь понимаешь, что такое алиби? Есть вещи, на которые надо опираться, а не отталкивать. Иначе все расследования вообще фикция…

— Все. Успокойся. Я поняла. Рисковать с наймом неподготовленного человека никто из умных Кутеповых-Стрельцовых не станет, профессионала найти не успевали, хорошие знакомые кратким уговорам не подлежат. Все?

— Слава богу. Начинаешь мыслить грамотно, — похвалил Андрюша. Но, несмотря на комплимент, в глазах стояло ядовитое недоумение — «и кто додумался прислать ко мне эту простофилю?!». — Иногда, Софья, подобные дела можно расследовать годами и наткнуться на разгадку лишь случайно. Но, надеюсь, тебе повезет. — В глазах читалась — «как всем дуракам».

Я совсем не обижалась, так как понимала, что выгляжу наивной дурочкой. Предполагала, что когда-нибудь смогу сыщика удивить, но в бой не рвалась. Пока.

Уже прощаясь с Андреем на автомобильной стоянке, я пожаловалась, что никак не могу найти контакта с женщинами Кутепова.

— Их надо чем-то удивить, — с усмешкой посоветовал детектив.

— Чем? — без всякой оригинальности насупилась я.

— Вы женщины существа особые: кого-то можно удивить фразой из Омара Хайяма, кого-то позой из Камасутры. У всех свой подход. Но, поверь моему опыту, заинтересуешь один раз, начнут ждать продолжения. Если говорить о женщинах, иногда ожидание длиться годами. Но прояви оригинальность один раз и они твои.

— Занятно, — пробормотала я и подивилась столь мудрым мыслям в столь молодой голове.

На следующий день утром, когда Рената была в институте, Бьянка пропадала в массажном салоне, а Наталья Александровна уехала с поваром на рынок, я спустилась на двадцать седьмой этаж и позвонила в дверь Стрельцовых. Наступил третий день моей жизни в стеклянной коробке на крыше, «родня» стойко и дружно продолжала игнорировать «итальянскую племянницу», и кроме беседы с няней Нюсей, мне ничего не оставалось. Все расследование сводилось к разговорам и, к сожалению, отнюдь не с основными подозреваемыми. Я попросту собирала информацию, как рекомендовал Туполев, и ждала какого-то толчка, всплеска интуиции или хотя бы приветливого «доброе утро, Софья». Пока же «даму из Вероны» удостаивали лишь сухого кивка головы, несмотря на все старания Михаила Петровича.

Няня Нюся существовала в ином измерении. В этом измерении любили разговоры по-душам, неспешные чаепития и пироги с начинками. Раздельное питание, в приказном порядке предписанное Бьянкой всем обитателям крыши, Нюся считала опасным помешательством и причисляла к вредным привычкам. Повара Сидора Поликаповича — идола кулинарного промысла — Нюся регулярно обзывала «скупой поварешкой» и «обормотом в переднике».

Затяжная гастрономическая война верхов с низами — крыши с «подвалом» — сделала из Нюси ценнейший источник информации, поскольку милейшая нянюшка набирала рекрутов. Обольщала их на родимой кухне ватрушками и ставила под свои знамена. В награду за хороший аппетит волонтер из детективов имел возможность получить помимо добавки еще и несколько часов (на сколько выдержит пищеварительный тракт) доверительной беседы:

— Кушай, деточка, кушай. Пироги свежие, утрешние…

— Ням, ням, ням.

Кулинарные происки повара Поликарповича на первое время оставались основной темой предводительницы кулебяк и расстегаев:

— Я тебе так скажу. Какой это повар, когда он каждый грамм считает? Ты его талмуды видела?

— Какие талмуды? — вежливо интересовалась я.

— А толстые. Он же — бухгалтер! — а не повар. Каждую селедку в тетрадку записывает. Кто что съел, кому чего готовил, утро, вечер, — все бутерброды считает.

— Бутерброды? — задумчиво чавкнула я. — А они при раздельном питании не запрещены?

— Так Ренатке разве запретишь чего? Она пареную рыбу с огурцом есть не будет. Посидит для форса и ко мне — «дай, няня Нюся, пирожок».

Я посмотрела на тарелку со свежими ватрушками взглядом перекормленного бегемота, — эх, тяжела ты сыщицкая доля! — и отважно надкусила четвертую булку.

— Няня Нюся, я слышала, у вас тут какая-то жуткая история с убийством произошла? — Если не подойду к главной теме немедленно, воинственная щедрость Нюси доведет до несварения! — Дядя Миша рассказал мне кое-что, но я так ничего толком и не поняла. Кто такой этот Коваленко-покойник?

— Прохвост, — пригвоздила нянюшка и добавила более сердечно: — Царствие ему небесное.

— Так уж и прохвост? — недоверие слушателя лучший катализатор, провоцирующий неконтролируемое словоизвержение у милых старушек.

— Совсем и есть — прохвост. Врать не стану. И вообще…

Вообще и далее никаких наводящих вопросов от меня не потребовалось. Няню понесло не хуже аналитического обозревателя итоговых воскресных новостей, я только успевала провокационные вопросы вставлять. И если выжать диалог до сухого сыщицкого остатка, то выглядел он примерно так: аттестовав мне покойного Якова Семеновича в ярких выражениях (кои я позже занесла в клетчатую тетрадочку) — лихоимец, бабник, казнокрад, врун и сплетник, — няня приступила к обработке шкуры новоиспеченной мадам Кутеповой:

— Плясунья, — фыркнула Нюся. — Большое дело в кабаках ногами дрыгать, да голыми ляжками сверкать! Окрутила Петровича и не охнула! — Упрекать, пардон, дремучую Нюсю в предвзятости, я не стала. Объяснить ей, что танцы фламенко не стриптиз, а искусство, пожалуй, невозможно. Молодость Нюся провела под кадрили и вальс бостон. — Это ж Коваленко их познакомил!

— Еще до гибели первой жены дяди Миши? — быстренько вставила я.

— Раньше, — сказала бабушка и пригорюнилась: — Как познакомил, так Петровичу голову и снесло — почитай каждую неделю начал в Москву шатать. Уж Леночка-то натерпе-е-е-елась… Врагу не пожелаешь. — Нюся сложила на столе речки, оплела пальцами локти и, пристроив поверх сооружения объемную грудь, доверительно склонилась ко мне: — Это ж сколько надо терпения иметь? Леночка — чистая душа! А у него, то одна профурсетка, то другая, а сам кобелюка — седой да лысый!

— Мужчины, что с них взять, — глубокомысленного согласилась я. — А как Рената и Марат приняли известие о женитьбе отца на Бьянке?

— Маратик, царствие ему небесное, так и не узнал ничего. Это уж когда сын помер, Петрович расписаться надумал. Говорит, законный наследник ему нужон. У них, — няня ткнула пальцем в потолок, — у Кутеповых, наследник завсегда на переднем месте. Что генерал покойный все твердил «род Кутеповых не должен угаснуть», что Миша. Продолжатели рода, говорят, нужны. Это уж потом мы все высчитали, когда Миша маленький зачат был — аккурат в тот месяц, когда Марата не стало. Как Марат умер, так, стало быть, Петрович и давай наследников делать. Только фигуру для этого дела не ту выбрал…

— В каком смысле?

Няня внимательно посмотрела на меня, убедилась, что нет во мне лукавства, и пояснила:

— В смысле науки. Этой… генетической. Как Мишенька народился, не сразу распознали, что он хворый. А уж как распознали, Петрович Бьянку в Швейцарию повез, в клинику. Там им и сказали — не может быть у них здоровых детей. Ген какой-то не такой у обоих.

— Вот оно как, — протянула я. — Какая жалость…

— Ты бы видела, что с Петровичем творилось! Месяц тучей ходил, ни с кем не разговаривал.

— А когда это было?

— Да, почитай, полгода прошло. Он сначала никому о гене-то не сказал, скрывал, стало быть. Переживал очень, что наследников не будет.

— Так у него Рената есть.

— А зачем ему дочка? Ему парень нужон.

— Странный народ эти мужчины, — пробормотала я. — Как в каменном веке живут.

— У нас в деревне случай был, — подняв глаза вверх, Нюся приступила к экскурсу в древнюю историю: — Муж жену чуть до смерти не прибил, когда она ему пятую девчонку народила…

— Так то в деревне, — мгновенно перехватив инициативу, перебила я. — Там пахать и строить надо.

— Ну, может и так, — неожиданно легко согласилась няня. — Дочка-то завсегда родителей приветит, не то что невестка… Ой! Тут к Бьянке родитель в гости приезжал. Чистый цыган, я тебе скажу. Волосы кучерявые, зубы золотом блестят…

— Цыган?! — искренне удивилась я. — Настоящий?!

— Нет, этот, как его… — румынец!

— Румын? — поправила я.

— Да. Настоящий румынец из Румынии. Богатый. Дома в Москве строит. Он в студентах-то с бьянкиной мамой познакомился. Расписались они. А потом, значит, как институт закончил к себе в Румынию вернулся.

— Один?

— Один. А тут, видишь, через тридцать лет родную кровь вспомнил.

— И как Бьянка?

— А никак. Каменная вся. Что есть папаша, что нет его. Она у нас вообще — холодная. Как танцы-то свои танцевала?

— Говорят, замечательно, — прокручивая в голове шустрые сыщицкие мысли, невпопад вякнула я.

Мысли у меня клубились, роились и множились. Появление бьянкиного отца-румынца ненавязчиво легло на разговор о младшем сыне Михаила Петровича: все это завязывалось в одну большую проблему для мадам Кутеповой.

Сын Кутепова и Бьянки не был дауном, но в развитии отставал так заметно, что, глядя на него, я отчего-то чувствовала себя неловко. Мальчик был довольно толстым, с крупной головой и как бы размазанными чертами лица. В два года он с трудом ходил, и няне Свете запрещалось брать его на руки, чтобы ребенок совсем не обленился.

— Только ножками, Света, только ножками. Его надо заставлять ходить самостоятельно.

Няня Бьянку побивалась и выполняла предписания. К Мише каждый будний день приходили то врач-дифектолог, то логопед, то массажист, они занимались с ним, тренировали, а после их ухода ребенок оставался в добрых и мягких Светиных руках. Такая няня — превосходный выбор или редкая удача.

Отношение Бьянки к сыну, я некоторое время понять не могла. Она входила в детскую, прислонялась спиной к стене и, скрестив руки на груди и зябко кутаясь в шаль, долго-долго смотрела на сына. На ее лице застывало непонятное выражение, и пока я его не расшифровывала, то чувствовала полную дезориентацию — любит ли мать сына? Нужен ли он ей?

Потом поняла. Глядя на Мишу, Бьянка чувствовала растерянность. И недоумение. Как у нее, здоровой, молодой женщины мог родиться такой ребенок?! Холодности в ее глазах не было, только растерянность и усталость. Скорее всего, она изводила себя вопросом: «Что и где я сделала не так?!»

Рената же младшего брата обожала. Она плевать хотела на все запреты врачей, таскала ребенка на руках, без усилий подбрасывала вверх, ловила и хохотала вместе с ним. Она могла часами ползать с ним по полу, строить дом из кубиков, листать книжки и вообще — разговаривать, общаться. В первый же вечер в этом доме я видела, как, прижимая к себе дремлющего брата, Рената больше часа сидела в неудобной позе перед чуть слышно работающим телевизором, ждала пока ребенок уснет окончательно и лишь потом передала его Свете. Не забыв чмокнуть в теплую макушку.

Бьянку эта любовь слегка раздражала. Людям свойственно завидовать тому, чего они лишены сами.

…Теперь у одной из подозреваемых, — Бьянку я смело занесла в этот список одной из первых персон, — помимо нездорового ребенка, появился еще и батюшка-проходимец. (Золотые зубы и сказки о «домах в Москве» проходят только у нянюшек-кухарок.) Ребенок требовал расходов и ухода, батя тоже мог на иждивение претендовать… Что если у мадам Кутеповой есть тайны и финансовые трудности?…

— О чем пригорюнилась, девонька? — ласковый голос Нюси вывел меня из задумчивости.

— Да вот… все о жизни. Был человек, и нет его. А правду говорят, что пистолет, из которого этого Яшу убили, из вашего дома пропал? — Возвращение к основной теме далось нелегко, но округлившиеся глаза и текст на едином выдохе, произвели на Нюсю благотворное впечатление.

— Правда, — понизив голос до шепота, сказала она. — Петрович совсем весь извелся. Нелегко своих-то подозревать.

— А почему своих? — совершенно «удивилась» я. — У них прислуги полный дом.

— Прислуга, — фыркнула няня. — Это Поликарпыч что ли? Да он окромя своих поварешек и не видит ничего. А Таська дальше швабры.

— А Света?

— А Светка простодырая. За дитем хорошо смотрит и только-то. Она и из дома-то только с коляской выходит — туда и обратно. Она ж из деревни в город приехала, десять месяцев на маляра поучилась и сразу на крышу в ремонтники попала. Там Бьянка ее и разглядела. Поговорили они про деток, — Светка с десяток братишек и сестренок вынянчила, — Бьянка ее и разыскала после родов.

— Ой, ну и дела, — покачивая головой, протянула я. — Как страшно жить… Это что же — пистолет мои родственники стащили?!

— Ну, насчет т в о и х родственников сказать ничего не могу, а вот м о и, — я сразу поняла, что речь идет о двух няниных воспитанниках — Георгии Павловиче и сыне его Мите, — этого сделать не могли. Митя в тот день вообще наверх не поднимался. Петрович его по телефону попросил Яшу в аэропорту встретить и в гостиницу определить.

— А Георгий Павлович?

Нюся словно уксуса глотнула:

— Ходил. К Мише в кабинет, о чем-то они там разговаривали.

Спрашивать о том, находился ли Георгий Павлович один в кабинете хотя бы какое-то время, я не стала. Нюся врядли об этом знает, это, во-первых, а во-вторых, не стоит надеяться на крепкую дружбу, если я начну лезть с расспросами об ее любимцах. Пока мы только мило перетираем кости ближним и плюшками балуемся.

— Няня, а дядя Миша сильно испугался, когда труп Коваленко в гостинице нашел? Я бы наверное в обморок упала…

— Куда там, в обморок ему, — отмахнулась Нюся. — Бесился. Дом вверх дном перевернул — сам, никакой милиции не угнаться, — Ренатку наказал. Посадил под замок, она до сих пор гулять никуда не ходит. А ты разве не заметила? — няня удивленно посмотрела на меня.

Как ни поразительно, но нет

— Я думала, что Рената у вас домосед…

— Думала она, — растягивая гласные, с укором буркнула Нюся. — Да Ренатка дня дома просидеть не может! Прибежит из института, покрутиться, к отцу поластиться и фью-ю-ю-ють, только ее и видели. То на дискотеки, то на дни рождения…

— А за что Михаил Петрович ее наказал? Может быть, просто зло срывал?

— А кто его поймет. Я Ренатку тогда два дня не видела, она ко мне даже за пирогами не спускалась. Может натворила чего, может, просто так орал. Ренатака тогда первую недельку тихо как мышка просидела, а потом давай бесноваться — отпусти ее на гулянку, да отпусти. Но Петрович тут выдержку проявил — сидеть, я сказал и точка!

— И что Рената?

— Смирилась. Несколько дней голодную забастовку делала, потом смирилась.

Странная ситуация. Почему Кутепов запер дочь дома?! Девятнадцатилетняя девушка, живая как ртуть, яркая, общительная — и под замком. Финансовых рычагов у Кутепова нет, дочь гораздо богаче отца, допрыгается Михаил Петрович до открытого бунта…

— Может быть, они из-за Якова Семеновича поссорились? Мне сказали, что Рената его терпеть не могла.

— А кто его терпел-то? Петровичу все домашние, как один, сказали — видеть Яшку не желаем.

— И Бьянка?

— И Бьянка, — твердо произнесла Нюся. — Зачем он ей? О танцульках напоминать? Бьянка нарочно с соседями на дачу укатила, что б с Семенычем, значит, не встречаться.

— Соседи это Хорские?

— Ага, они прилипалы. Крутятся возле Бьянки словно она медом намазана…

Чету Хорских — Валерию и Алексея — я видела только один раз и то мельком. Меткое словечко няни Нюси «прилипалы» как нельзя лучше характеризовало эту парочку.

— А давно они здесь квартиру снимают, няня Нюся?

— Да почитай полгода уже. Как только Петрович Бьянку из Швейцарии привез, так и они нарисовались.

— Мне показалось, дядя Миша их не очень жалует…

— Не жалует, — согласилась няня. — Но куда ж денешься? Бьянка после клиники шибко расстроенная ходила, а э т и все же развлечение, старые друзья, стало быть…

— Благородно, — кивнула я и добавила: — Досталось Бьянке от жизни. Детей больше не будет, со сценой рассталась…

— Сцена, — махнула ладошкой Нюся. — Да разве ж это сцена! Вот наша Ташка, — артистка! — когда из театра ушла чуть умом не тронулась.

— Да что вы говорите? Ни за что бы не подумала. Наталья Александровна такая уравновешенная женщина.

— Много ты понимаешь в уравновешенных. Артистка она была настоящая. Когда ей колено прострелили она ни сколько ногу, сколько голову лечила. Полгода к мозгоправу ходила, во как переживала!

Судя по последнему тексту, мелкая кулинарная война «верхов с низами» доходила до абсурда. Психические проблемы своей Таши Нюся возводила в ранг добродетели — почти гордилась, — Бьянке в тех же переживаниях было категорически отказано. «Не актриса и все!»

(Посоветовать что ли «дядя Мише» привлечь няню Нюсю для работы на кухне пентхауза? Нюсины пироги могут стать гвоздем любого банкета, поди не разучились еще россейские негоцианты расстегаи кушать…)

Поговорив еще немного на всяческие отвлеченные темы — погода, здоровье, производственные успехи Георгия Павловича и Дмитрия Георгиевича, лишний вес как таковой и зачем нужны диеты(!?) — мы нежно выразили обоюдную приязнь и Нюся отправилась провожать гостью до порога.

Открыв мне дверь квартиры, няня потянула носом и тут же зажала его двумя пальцами:

— Крыса, что ли в мусоропроводе сдохла? Чуешь, как воняет?

Я чуяла. На площадке перед двумя квартирами и мусоропроводом стоял дикий, тошнотворный запах.

— Надо домоуправу звонить, — произнесла нянюшка с явным французским прононсом. — Задушат совсем.

Я согласилась, что до удушения осталось совсем не долго, пожелала Нюсе доброго здоровья и шустрым Карлсоном взлетела на крышу.

Пробежав до своей комнаты, — полученная информация жгла пятки и окрыляла — я тут же набрала на сотовом номер Андрея:

— Вы знали, что Наталья Александровна два года после ранения посещала психоаналитика?

— Нет, — быстро ответил детектив.

— Жаль. Не плохо было бы выяснить, как глубока ее ненависть к Коваленко. Не считает ли она его виновным в крахе сценической карьеры?

— В смысле, из-за того, что во время налета он в подвале отсиделся, и пытали ее, а не директора фирмы?

— Да. Хорошо бы переговорить с этим психологом.

— Это врачебная тайна, — напомнил Андрей.

— Когда речь идет об убийстве, не до профессиональной этики, — буркнула я.

— Ну-у-у, не знаю, — пропел Андрей.

— Если я устрою тебе командировку на Дальний, ты согласишься слетать?

Андрей ответил, почти не задумываясь:

— Согласен.

— Тогда договорились. Жди звонка.

Туполев отозвался моментально:

— Слушаю тебя.

— Надо отправить одного человека на Дальний, — сразу вступила я.

— Зачем? Что-то проясняется?

— Не знаю. Для того и надо.

— И все же…

— Назар, — перебила я, — если ты против, так и скажи. Я сама в состоянии командировку оплатить.

— Ладно. Присылай человечка ко мне, Антон все сделает.

— Не человечка, — буркнула я, — а очень хорошего, ответственного товарища. Кстати, советую — обрати на него внимание. Парень с мозгами. Зовут Андрей. И денег дай в дорогу побольше, не исключено придется взятку давать.

— Дам. Что еще?

— Все, — сказала я и попрощалась, не забыв передать координаты Андрея.

Я шагала вверх по черной лестнице и думала о том, что сегодня вечером, до или после ужина, нужно спросить Михаила Петровича, почему двенадцатого апреля он посадил свою дочь под замок. И отчего-то у меня было предчувствие, что легким этот разговор не станет.

Андрей позвонил через час и не скажу, что и с ним разговор сложился приятно. Мужчины, как сговорившись, решили в тот день портить мне настроение.

— Значит, ты все же работаешь на Туполева? — не очень любезно, произнес детектив.

— Почему «все же»?

— А предчувствие было. Кто еще мог заставить Кутепова вновь начать расследование…

— Он не заставлял! Он помочь хочет!

— Ну-ну. А ты та самая девушка, которая поймала Самоеда?

— Это он меня поймал, — вздохнула я. — А потом спецназ подключился.

— Расскажешь? А то слухи разные ходят…

— Обязательно.

— Приятно будет поработать вместе, — с каплей яда, произнес Андрей.

— Прекрати, пожалуйста. Что по делу?

— Денег дали. Билет заказали. Так же дали кое-какие подвязки.

— Не кутеповские?

— Нет. Когда подключается Назар Туполев, все приобретает исключительность, — и вздохнул. — Не думал, что придется когда-нибудь на него поработать.

— Почему?

— Не важно.

— Почему ты злишься?

— Сам не знаю. Но спросить хочу — ты уверена, что Туполев не замешан в этом деле? Что нет у него здесь своих интересов?

— Уверена.

— Тебе виднее. Но в нашем городе, везде, где замешаны большие деньги есть интересы Туполева…

Большая поклонница поговорок, я всегда была согласна с утверждением, что путь к сердцу мужчины лежит через желудок. Но мало быть согласной, важно еще следовать полученной рекомендации — сначала накорми молодца, потом приставай с расспросами. Но почему-то у женщин часто получается до смешного наоборот, — знать знаем, другим советуем, сами в нужный момент упускаем такую важную деталь как полный мужской желудок. Я выловила «дядю Мишу», в момент, когда у того от голода звенели голова и желудок, а соответственно и нервы. Кутепов ворвался в дом голодным ураганом. Пробежал по передним комнатам, поцеловал жену, клюнул в щеку дочь, потрепал сына по макушке и, получив от Таши извести — ужин будет готов через двадцать минут, — закрылся в кабинете.

Мое нетерпение было понятным. Шесть часов я так и эдак прикладывала наказание Ренаты к разным обстоятельствам, и в любой схеме всплывал наиболее очевидный ответ — воспитательный момент, вероятнее всего, связано с событиями в гостинице. Иначе, двенадцатого апреля, отец, несколько часов назад обнаруживший в номере труп хорошего знакомого, врядли взялся бы за воспитание дочери. В противном случае, или Рената натворила что-то из ряда вон, или у Кутепова нервы крепче стальных тросов.

А в простые совпадения я давно перестала верить.

— Михаил Петрович, — заходя в кабинет и плотно прикрывая за собой дверь, сказала я, — нам надо поговорить.

Кутепов сидел за столом и проглядывал какие-то бумаги.

— Что-то важное? — без тени заинтересованности, не отрывая глаз от бумаг, спросил он. Иногда мне казалось, что «дядя Миша» начинает считать меня настоящей итальянской племянницей. Бурчит совершенно по-родственному и не особо лакируется. — Что-то выяснилось?

— Почему вы в тот же день двенадцатого апреля накричали на Ренату и посадили ее под домашний арест? — в лоб спросила я.

Кутепов снял очки, отложил их в сторону и устало потер лицо ладонями:

— Это не имеет отношения к интересующим нас событиям.

— Можно об этом буду судить я? — с некоторой ласковостью, спросила я.

— Занимаясь Ренатой, ты теряешь время, — тихо сказал Михаил Петрович.

— И все же.

— Я еще раз повторяю, — с нажимом произнес хозяин дома и повысил голос, — занимаясь Ренатой, ты теряешь время!

Честно говоря, я слегка опешила. Ни окрика, ни отпора я не ожидала, так как считала свой вопрос весьма тривиальным — отца спросили, за что он наказал свою дочь? Если он так уверен, что Рената не имеет отношения к убийству, то не лучше ли объясниться?

— Это какая-то тайна?

— Это семейная тайна, — делая упор на слове «семейная», проскрипел Кутепов.

— Она может иметь какое-то отношение к убийству Коваленко?

— Категорически — нет. Поверь. Категорически — нет! Рената наказана совсем по другой причине, и оставим эту тему.

Он нацепил на нос очки и сделал вид, что погружен в работу. Но бумаги в руках Кутепова слегка подрагивали, щеки побагровели, и я всерьез испугалась сердечного приступа.

Получалось так, что меня — выставили. Прикрыв за собой дверь кабинета, я прижалась спиной к прохладной стене и некоторое время стояла без движений. Ощущение было мерзопакостное. И если бы не некоторая упрямая злость, я бы тут же побежала в свою комнату и начала паковать чемоданы.

«За кого он меня принимает?! За девочку для битья?! — стучало в висках. — Пошел он к черту! Не хотите, что бы я копалась в вашем белье, увольте. Напрашиваться не стану».

Мимо, с подносом в руках прошла Таисия. Из кухни доносилось позвякивание посуды, Сидор Поликарпович колдовал над раздельными блюдами. Ужин, как всегда, оформлялся с некоторой претензией на снобизм.

Ужин. Таисия. Привередливый повар. Разговорчивая Нюся, как катализатор мыслительной деятельности.

Догадка ударила так, что я чуть не задохнулась от предчувствия удачи. Вот. Вот где я получу подтверждение своих подозрений!

Неприятный разговор с хозяином дома и нетерпение, совершенно лишили меня аппетита. Я бы с удовольствием вовсе отказалась от ужина и заперлась в своей комнате, — «дядю Мишу» видеть не хотелось! — но манкировать традициями принявшего меня дома, не решилась. Этот ритуал соблюдали показательно прилежно. Как ужин в казарме.

Рената трепалась о студенческой жизни, Кутепов был мрачен, Бьянка необыкновенно рассеяна, и когда муж обратился к ней с обыденным вопросом, растерялась и ответила невпопад.

Наталья Александровна редко садилась за стол с Кутеповыми. Она предпочитала ужинать у себя дома с мужем и сыном. Она лишь отслеживала сервировку, очередность поступления блюд, и, отдав повару распоряжения-пожелания относительно меню следующего дня, уходила к себе. На этом ее работа заканчивалась.

Бьянку такие отношения с сестрой первой жены Михаила Петровича вполне устраивали. Хотя иногда казалось, что, скорее всего, она предпочла бы вообще не встречаться с этой родственницей своего мужа. Когда-то его так поразила преданность Натальи Александровны, что в некотором смысле он считал ее эталоном настоящей женщины. Согласитесь, жену это должно напрягать.

За ужином я как обычно молчала. Ко мне не обращались, даже когда надо было передать солонку. Но сегодня такое невнимание меня устраивало. Я отбывала повинность и ждала вечера. Когда опустеет кухня, когда все разойдутся по своим комнатам, и я, наконец, утолю любопытство. Я предчувствовала, что в записях Сидора Поликарповича может скрываться бомба.

Сразу после ужина Кутепов заперся в кабинете, женщины собрались в детской, я выждала некоторое время и на цыпочках, незамеченная никем, прокралась к кухонному шкафу, где шеф-повар держал журналы для записей. Специальную книжечку с детским меню оставила на полке, толстенный поварской талмуд, а попросту амбарная книга, с трудом уместился под кофтой. Юркой мышью я проскользнула до своей комнаты, раскрыла журнал и погрузилась в чтение.

Нюся оказалась права. Если бы среди поваров проводился конкурс на звание «сухаря-формалиста», Сидор Поликарпович занял бы там все призовые места. Сидор Поликарпович оказался педантом в кубе.

Переворачивая страницы, я с полчаса привыкала к манере повара вести дневник трудовых достижений, и вникала в суть.

Когда, наконец, вникла, раскрыла страницу, обозначенную как «12 апреля». Обед присутствует, количество едоков — хозяева два человека, Рената и Михаил Петрович, — прислуга стоит отдельно, на месте ужина прочерк.

Решила проверить еще раз. Записки Сидора Поликарповича выстраивались в строгом порядке, каждая графа на каждой странице стояла на своем месте, список едоков был обязателен, даже если за столом ожидалось присутствие одного человека.

Двенадцатого апреля присутствие за ужином Ренаты даже не ожидалось. Вероятно, именно по этому, если вспомнить слова Андрея, повар ушел из дома пятнадцать минут шестого. И если судить по книге, он не нарезал для девушки даже бутербродов.

Получается, что, пообедав, дочь Кутепова шесть часов сидела дома, писала реферат и ни разу не попросила чашки чаю. Это за работой-то? Редкое упорство. А если верить записям Сидора Поликарповича, то вообще небывалое. Как любитель «перекусов» Рената чаще всего встречалась в его отчетах.

Рената была сыта? Она собиралась ужинать вне дома?

Или ее вообще там не было?

Вопросы. Предположить можно всякое. Например, голодную забастовку или визит к няне Нюсе за чебуреками…

Нет. Нюся говорила, что она вообще два дня Ренату не видела.

Значит ужин с друзьями? Ресторан? Забегаловка? День рождения?

Черт, как же это выяснить?!

Пригласить Кутепова, сунуть ему под нос талмуд и потребовать ответа, почему-то не хотелось.

Ренату и Наталью Александровну тоже не спросишь. Для них я бедная итальянская племянница, а не резвый, российский сыщик.

Слепо глядя перед собой, я нашарила на столе сотовый, все так же, не глядя на телефон, пробежала большим пальцем по кнопкам, и после возникновения в трубке глухого баритона, поздоровалась:

— Привет, Антон. Как дела? Мне нужна твоя помощь. Очень нужна. — Андрея я отослала на другой конец страны и кроме как к Антону мне обратиться было не к кому.

Начальник личной охраны Туполева, почему-то всегда очень серьезно относился к моим словам и потому, произнес деловито:

— Какая конкретно?

— У тебя есть связи в службе противоугонного спутникового слежения за автомобилями?

— Разумеется.

Кто бы сомневался. Дорогие, охраняемые тачки олигарха, думаю, обеспечивают неплохую прибыль этой службе.

— Ты не мог прямо сейчас съездить к этим ребятам и узнать, где находилась машина дочери Кутепова двенадцатого апреля в шесть часов вечера? Я слышала, что ее «Рено» снабжен этой системой, и, по-моему, у них какое-то время хранятся записи передвижения объектов…

— За ограниченный период времени, — вставил Антон. — Хорошо, съезжу. Прямо сейчас?

— Если можно. А то я рехнусь от скорбных мыслей, и решу, что меня тут все дурят.

— Уже поехал, — сказал Антон и отключился.

Начальник личной охраны Туполева был показательно немногословен. Говорливость, на моей памяти, нападала на него трижды, и каждый раз по моему поводу. Его необыкновенно удивляло, почему разгадка некой тайны давалась неопытной Софье, существу с помадой на губах, а не ему или ребятишкам из нормальных органов?! Мне трижды удавалось удивить этого, пожалуй, единственного друга Туполева. И как мне кажется, Антон начал питать ко мне некие ч у в с т в а.

Как я пережила час до его ответного звонка, рассказывать не буду. Я с трудом отучилась от детской привычки грызть ногти, и весь этот час только и дела, что уговаривала зубы не вцепиться в ноготь большого пальца.

Говорливость Антона била все рекорды. Он был неплохо осведомлен о ситуации вокруг убийства в гостинице и поэтому имел повод снова впасть в стыдливое недоумение:

— Ты не поверишь. Но все записи относительно передвижения машины дочери Кутепова не просто сохранены, а фиксируются по личному распоряжению папаши. И указание это поступило именно двенадцатого апреля. Каково, а?

— Где была машина Ренаты? Дома? — почти крикнула я.

— Нет. Пиши адрес. — Пока я записывала, Антон продолжил разговор вопросом: — Почему ты решила еще раз проверить алиби дочери Кутепова?

— Была причина. Встретимся, расскажу.

— Кстати, хочу добавить, Кутепов позвонил на пульт в девять вечера. Примерно через полчаса, после того, как его отпустил следователь из гостиницы. Мне повезло, двенадцатого апреля дежурил знакомый оператор, он принял звонок, и, по его словам, Кутепов был в ярости.

— А этот твой знакомый не догадался стукнуть куда следует об этом пришествии? Очень бы парень следствию помог…

— Шутишь? Как он мог связать звонок взбешенного клиента с каким-то убийством в гостинице? И как ты догадалась о том, что дочери Кутепова не было в тот вечер дома?

— Ох, до чего ж ты, Антоша, парень въедливый, — усмехнулась я. — Ладно, слушай. — Я быстро рассказала о наказании Ренаты, об отсутствии в поварском талмуде записей относительно ужина и закончила словами: — Недавно я услышала, что машину Ренаты уже угоняли, и сейчас Кутепов поставил ее на спутниковое слежение. В общем, все просто.

— Понятно, — протянул Антон. — Пробить для тебя полученный адрес?

— Если можно. Я завтра же туда съезжу.

— Одна? Может быть лучше сообщить следователю о новых обстоятельствах, а он оперов пошлет?

— Антон, — медленно начала я, — я живу в этом доме. Я разговариваю с его обитателями. Хоть и не радушно, но меня приняли в семью. Михаил Петрович твердо сказал — наказание Ренаты не имеет отношения к убийству Коваленко. Как я буду выглядеть, если настучу следователю, заложу семейку, а история выеденного яйца не стоит и наказание Ренаты лишь постыдная семейная тайна?

— Думаешь? — задумчиво пробормотал Антон.

— Скажем так — предполагаю. Будет лучше, если прежде чем бежать с докладом к следователю, я все проверю сама. Договорились?

— Хорошо. Только в адрес я поеду с тобой.

— Буду рада. Действительно. А Туполев отпустит?

— Отпустит. С тобой, отпустит.

— Тогда договорились. У тебя есть список приятелей Ренаты, сравни на всякий случай…

— Учи ученого. Сегодня уже поздно, завтра утром позвоню ребятам из опергруппы и узнаю, не живет ли кто из знакомых дочери Кутепова в означенном месте. Когда за тобой заехать?

Я задумалась. Ехать в незнакомое место и расспрашивать соседей лучше всего после десяти утра. Самый словоохотливый контингент — старушки-кумушки-нянюшки, — появляется во дворах не раньше, чем весеннее солнце качественно прогреет скамейки.

— Встретимся в сквере у дома Кутеповых в десять. Устроит?

— Устроит.

— Тогда до завтра.

Мы распрощались, и я на цыпочках поволокла талмуд в конторку повара. Не знаю, смогу ли я когда-нибудь отвыкнут от стыда за подобные деяния, но в ту ночь, пробираясь на кухню, я чувствовала себя засланным казачком.

Возле дома, к которому меня подвез Антон, не было ни нянюшек, ни кумушек. Частный сектор почти в центре города, избушки вперемешку с дворцами, и никаких соседей у плетней. Я сама не так давно жила в похожем месте, о чисто деревенской подозрительности обитателей одноэтажной России знала не понаслышке и, говоря честно, — приуныла. Тут с расспросами близко не подпустят. Предпочтут спустить собаку и лично облаять из-за забора.

Однокурсница и подруга Ренаты с напевным именем Любава жила в одном из кирпичных, но не чрезмерно шикарных домов. Оштукатуренное здание не изобиловало башнями и минаретами, на крыше не стоял букет из ромашек спутниковых антенн, в общем, впечатление домик производил приятное и ненавязчивое. Тихий переулок впечатление усиливал. О Любаве я уже неоднократно слышала от Ренаты.

— Ну, что будем делать? — выплескивая голосом уныние, сказала я.

— Закон нарушать, — буркнул Антон.

— Серьезно?

— Сейчас увидишь, — ответил бодигард, вышел из машины и направился к пожилой женщине, медленно бредущей по переулку с огромной сумкой в руке, из которой торчал пучок зелени и перья зеленого лука. Судя по направлению и запасам, тетушка топала от Центрального Рынка и явно была местной — она на ходу доставала из кармана жакета связку ключей.

Когда один из них был вставлен в скважину замка ворот нужного нам дома, Антон встал у нее за спиной:

— Добрый день. Следователь городской прокуратуры Антон Сергеевич Ковальчук.

Женщина охнула и едва не выронила сумку. Прижавшись спиной к воротам, она испуганно смотрела на красную корочку, предъявленную глазам, и заметно бледнела:

— Я так и думала, — вздохнула, наконец. — Долго же вы до нас добирались…

Антон сурово оглядел тетушку, забор и прилегающую территорию:

— Однако добрались, — буркнул.

— Ну, проходите, коли так, — оправившись от неожиданности, пропела женщина и пригласила нас в дом.

Поднимаясь по крыльцу за спиной «следователя прокуратуры Антона Сергеевича», я уткнулась носом в его воротник и ехидно прошептала:

— Где удостоверение спер?

— Где спер, там уже нет, — в тон ответил охранник и, сняв куртку, повесил ее на оленьи рога, прибитые над шеренгой тапочек в прихожей. — Вы, если я не ошибаюсь, тетя Любавы, Антонина Яковлевна?

— Не ошибаетесь, — вздохнула женщина.

Как приятно работать за спиной профессионала! Я только успела выстроить извилины в боевой порядок, а Антон уже выбрал из списка жильцов наиболее подходящую кандидатуру и штурмует бастион.

Антонина Яковлевна провела нас в гостиную, обставленную с шиком расцвета брежневского застоя, и усадила в кресла, расставленные вокруг журнального столика. Потом вдруг спохватилась и предложила:

— Чаю, кофе? Или сока хотите?

— Спасибо, не стоит беспокоиться, — с суровой мужественностью (сериал «Следствие ведут знатоки» рыдает от зависти) сказал Антон. — Думаю, вам не надо напоминать о неразглашении и конфиденциальности нашей беседы?

— Не надо, — опять таки вздохнула Антонина Яковлевна. Каждое слово и даже знак препинания вылетали из нее на выходе и полу выдохе.

— Вы не будете возражать, если при нашей беседе будет присутствовать, приписанный ко мне стажер? — доставая из кармана блокнот и ручку, спросил Антон.

Женщина испуганно посмотрела на «приписанного стажера», то есть на меня, и по коровьи шумно выдохнула:

— Не буду. Чего уж там.

— Тогда поговорим о событиях вечера двенадцатого апреля. Что вы можете добавить или рассказать следствию?

Я мысленно аплодировала Антону. Он ловко обыгрывал слова, словно знал обо всем и приехал лишь уточнить некоторые детали.

— А что рассказывать-то? — Антонина Яковлевна опустила глаза и вцепилась в угол кофты, перебирая его пальцами. — Набедокурили детки…

— Угу, — невнятно буркнул Антон. — Расскажите, пожалуйста, все, что вы видели, с самого начала.

— А что я видела?! — вспыхнула женщина. — Я ж их сумки не проверяю! Родители целый день на работе… вы ведь знаете, кем они работают?

— Безусловно, — кивнул Антон и поразил меня в самое сердце. Не сверяясь с записями в блокноте, тут же выдал текст: — Андрей Иванович коммерческий директор станкостроительного завода, Инесса Викторовна зав отделом в администрации…

— Вот! — не дав договорить об Инессе Викторовне, выпалила Антонина Яковлевна. — Целый день до вечера в своей администрации! А потом ко мне с претензиями, — что да как…

— Успокойтесь, пожалуйста, Антонина Яковлевна, — любезно произнес «следователь Ковальчук». — Я лично, вас ни в чем не обвиняю.

— И на том спасибо, — вздохнула женщина. — Мне и без следователей обидчиков хватает.

— Вернемся к событиям двенадцатого апреля. Когда пришли дети?

— Так, сразу после занятий, часа в четыре. Приехали и сразу в Любкину комнату — шасть. Заперлись. Я тут, на этой половине была, ужин готовила, телевизор смотрела. Они там что-то пошумели сначала, а потом, уже около шести угомонились. Ну, думаю, наконец-то заниматься начали.

— Понятно, — кивнул Антон. — Что было дальше? Вы к ним заходили?

— Была разочек. Но Любаша мне сказала «не мешай, теть Тонь, мы заниматься будем». Я говорю — ужинать будете? Она говорит, нет, мы чипсов с собой купили. Потом музыка у них тихонько играла, Любава всегда уроки под музыку готовит… Я и думала — занимаются они.

— Можно будет позже взглянуть на комнату Любавы? — спросил Антон.

— Так, глядите. Там прибрано.

— Когда вернулись с работы родители Любавы? — уверенно продолжил «следователь Ковальчук». И тут же получил в лоб:

— Так, не вернулись они, — удивилась Антонина Яковлевна. — Они ж в Таиланде были. Две недели.

— Конечно, конечно, — сконфузился «следователь». — Извините, совсем запутался, столько дел, столько дел…

Я посчитала, что не лишним будет выручить друга и вернуть достоверность нашей беседе:

— Когда приехал отец Ренаты? В половине десятого?

— Даже раньше, — задумалась женщина. Думаю, минут двадцать было…

— Он сразу прошел в комнату к детям?

— Конечно. Ренаткина машина перед домом же стояла. Он как вошел, сразу к ним. — Вспоминая вечер двенадцатого апреля, женщина покачала головой. — Ну и крику было… До сих пор перед соседями стыдно. Он Ренатку чуть не за волосы к машине волок. Думала, убьет.

— А она? — быстро спросила я. — Сопротивлялась?

— Куда там! — Антонина Яковлевна махнула рукой. — Они себе столько этой дряни вкололи, Любава сутки после как чумная ходили…

Мы с Антоном переглянулись, и я осторожно задала вопрос:

— А что именно они себе вкололи, вы знаете?

— Об этом лучше у Михаила Петровича спросить. Любава сказала, что он сразу от нас дочь в наркологическую лечебницу повез, анализы делать. До сих пор, каждую среду туда мочу на анализы лично возит — сторожит, значит, дочь-то.

— Это тоже вам Любава рассказала?

— Да. Родители теперь запрещают девчонкам встречаться. В институте видятся, никуда не денешься, а после ни-ни. Сразу домой.

— Понятно, — кивнул Антон. — А вы знаете, кто в тот день купил и принес наркотики?

Антонина Яковлевна опустила глаза:

— Так, разве они скажут правду. Все друг на дружку валят. Наша на Ренату, Рената еще на кого.

— А сколько всего в тот день было ребят?

— А четверо. Две девочки и два мальчика. Один Денис из нашего института, другой Саша из технического, он с Ренатой дружит.

— Кто-нибудь из детей выходил из дома? — делая вид, что заносит данные в блокнот, спросил Антон.

— Нет. Когда Михаил Петрович-то, значит, приехал, они все как мертвые, вповалку лежали. Еле он их растолкал. Не церемонился.

— Можно пройти в комнату Любавы? — поднимаясь, спросил Антон.

— Пойдемте, — сказала Антонина Яковлевна и повела нас, на «половину Любавы». — Родительская спальня в мансарде на втором этаже, я рядом с кухней обитаю, — на ходу объясняла она, — а Любаша вот здесь.

Обитель Любавы состояла из двух больших смежных комнат и незастекленной веранды. В первой комнате была гостиная-кабинет, во второй уютная девичья спальня с огромным плюшевым пандой в углу и затейливыми занавесочками. Стеклянная дверь на веранду шла из гостиной и скрывалась за плотными, сверкающими шторами и тюлем в едва заметную полоску. Я раздвинула все это великолепие, полюбовалась чисто прибранной верандой и обратила внимание на крыльцо, спускающееся прямо в зеленеющий сад.

Я и Антон обошли комнаты Любавы, сунули носы в тетрадки, разложенные на столе, в расписание занятий, и пошли к вешалке из оленьих рогов.

Наблюдая, как мы одеваемся, Антонина Яковлевна нервно облизывала губы, теребила край кофты и все никак не отваживалась о чем-то спросить.

— Вы хотите что-то сказать, Антонина Яковлевна? — помог Антон.

— Да. Что мне сказать Андрею и Инессе?

— Ничего, — застегивая молнию на ветровке, сказал Антон. — Наш визит не имеет к ним никакого отношения. Мы ищем дилера, продающего студентам наркотики, и разговор наш, так сказать, был дежурным, для галочки в рапорте.

— Ага, ага, — обрадовано закивала тетушка.

— Зачем снова родителей расстраивать? — продолжал Антон. — Поговорили и забыли. Так?

— Как скажите, — первый раз улыбнулась женщина. — Мне эти разговоры тоже ни к чему. Опять начнут нервы трепать — не уследила, да не уследила…

— Ну, и что ты думаешь относительно золотой молодежи? — уже в машине, заводя двигатель, сказал Антон.

— Нечего добавить, — нахохлившись, я угрюмо смотрела на стайку воробьев, купающихся в прогретом песке. — Скоро лето, скоро тепло, уеду к чертовой матери в Ялту.

— Почему в Ялту? — усмехнулся охранник.

— Потому что пошью костюм с отливом, — буркнула я.

— А-а-а, — протянул «следователь Ковальчук» и вывел машину на проспект. — С Кутеповым будешь говорить?

— Еще не решила, — не меняя сердитого тона, ответила я. — Что я могу ему сказать? Ваша дочь наркоманка и вы изо всех сил это скрываете?

— Тебе виднее, — согласился Антон. — Но результатами ты довольна?

— Шутишь? — буркнула я. — У меня такое ощущение, что, копаясь в грязном белье, я наткнулась на кучку какашек. У Кутепова уже один ребенок от наркотиков погиб… теперь вот дочь на иглу садиться…

— Успокойся, — примирительно произнес Антон. — Если он месяц таскает ее мочу на анализы, значит еще села.

— Но все равно уже в группе риска, — вздохнула я. — И кто только эту дрянь придумал?!

— Дьявол, — хмыкнул бодигард. — Тебя куда отвезти?

— Высади где-нибудь в центре у кафе. Хочу посидеть, кофе выпить. С коньяком.

— Составит компанию?

— Нет, спасибо. Надо одной побыть, все обдумать.

Думалось мне необыкновенно плохо. Не смотря на видимые результаты, удовольствия от собственной прозорливости не было. Да и работали больше другие — Антон разговорил тетушку, Андрей рыл землю на другом конце страны, — я так, хвосты самолетам заносила. Ничего общего с делом Самоеда. В принципе, вся моя заслуга сводилась в умении слушать. А тут бы любой справился.

Глотая горячий кофе с ложкой коньяка (судя по цене, «Арманьяк», судя по вкусу, что-то из подвалов Малой Арнаутской), я могла думать только о том, какой ужас испытал Михаил Петрович, найдя дочь в невменяемом состоянии, со следом укола на локтевом сгибе. Даже напрягая все воображение, я не смогла бы вообразить этого ужаса. Три года назад, тоже в апреле он потерял сына и вот… снова… та же трагедия.

Я понимала, почему вчера Кутепов был резок со мной, и совсем простила. Любой намек на пристрастие девушки к наркотикам, может поставить крест на ее будущем. Эту тайну берег Михаил Петрович и потому создал дочери другое алиби — дом, Таша, его честное слово.

Но поговорить нам все же придется. Пусть после этого я уйду, пусть тайна похищенного пистолета останется нераскрытой, но если я не уговорю Кутепова быть полностью со мной откровенным, мое пребывание в его доме уже станет бесполезным.

Была пятница, и Михаил Петрович раньше вернулся с работы. О своем приезде он предупредил по телефону, сказал, что не успел пообедать, очень голоден и попросил накрывать на стол.

Таша сегодня ужинала с нами. Сидор Поликарпович изобразил вкуснейшую семгу под фирменным соусом, и этот кулинарный шедевр, бесспорно, перекрывал многое из шедевров няни Нюси.

По причинам хоть и раздельного, но весьма сытного ужина, Михаил Петрович был настроен благодушно. На какой-то момент я даже расхотела портить ему настроение. Кутепов расположился в гостиной перед телевизором, листал какую-то местную прессу и искоса наблюдал, как Света и Рената уговаривают Мишу-маленького отцепиться от кубиков и идти в столовую. (Час назад я сама видела, что Рената тайком сунула брату шоколадку и теперь пожинает плоды — ребенок категорически не хочет творожную запеканку.)

Я подсела к Кутепову и тихо сказала:

— Михаил Петрович, мне необходимо с вами поговорить.

Он наклонил голову и взглянул на меня поверх очков:

— Прямо сейчас?

— Да. Это важно.

— Ну что ж, пошли, — он тяжело поднялся и потопал к кабинету. Там сел в кресло и сказал: — Я тебя слушаю, — хозяин кабинета вольно расположился на сиденье и, закинув ногу на ногу, оплел колено пальцами рук. Я сидела напротив на кожаном диване.

— Михаил Петрович, — осторожно и медленно начала я, — хотелось бы поговорить о вечере двенадцатого апреля. Мне стало известно, что в тот день Ренаты не было дома. Я знаю, где она была и что делала. Но мне необходимо знать, кто из четырех ребят принес наркотики и предложил уколоться. Я должна это знать, так как в убийстве Коваленко могли использовать кого-то из окружения вашей дочери… — Данную формулировку можно назвать чрезвычайно щадящей.

По мере того как я говорила, пальцы Кутепова расцепились, закинутая нога сползла с колена и со стуком опустилась на пол.

— Кто…? — выдавил он. — Кто тебе сказал?

— Никто. Я догадалась сама. И главное — я хочу вам сказать, дальше стен этой комнаты, наш разговор не выйдет. Я умею хранить чужие секреты.

— И от Назара? — хмуро спросил Кутепов. Растерянность постепенно покидала его.

В принципе, я могла бы ударить себя в грудь и слезно поклясться, но, избегая пафоса, только кивнула. Михаил Петровичу этого показалось мало:

— Ты понимаешь, что от этого может зависеть будущее моей дочери? — настойчиво произнес он.

— Понимаю, — серьезно ответила я. — Если бы не понимала, то разговаривала сейчас не с вами, а с кем-нибудь из окружения Ренаты — задавала бы вопросы, на которые без лишней шумихи, можете ответить и вы.

Михаил Петрович встал, обошел письменный стол:

— Сколько еще человек в курсе дела? — спросил, разглядывая семейную фотографию на стене.

— Только участники, — немного слукавила я. Антон наверняка доложит Туполеву о результатах поездки, но знать об этом Михаилу Петровичу совсем не обязательно. Мы только время потратим объясняя друг другу, что Назар, как человек порядочный трепаться на всех углах не будет.

— Попробовать наркотики предложила Рената, — стоя полу боком ко мне и так тихо, что я решила, что ослышалась, сказал Михаил Петрович.

— Откуда вы это знаете?

— Она сама сказала.

— А может быть, она покрывает кого-то другого?

— Может быть и так. Но я ей верю.

— Почему?

— Потому что это месть. Мне, — опустив голову, почти прошептал Кутепов.

— Откуда вдруг? — удивилась я. — И почему именно двенадцатого апреля?

Михаил Петрович вернулся на диван и, нажимая пальцами на виски, сказал:

— Это длинная история…

— Я готова ее выслушать. И, прошу вас, Михаил Петрович, — я на вашей стороне, будьте откровенны.

— Десятого апреля позвонил Яша, сказал, что освободился, и как-то так получилось, что вроде бы я сам предложил ему приехать сюда. Рано утром одиннадцатого он перезвонил, сказал, что вылетает, и я сообщил о его приезде семье. Рената встала на дыбы. «Если ты снова начнешь встречаться с этим типом, — сказала она, — то потеряешь меня».

— Почему она так ненавидела Коваленко?

— Мне кажется, Рената до сих пор не верит в случайность гибели Елены. Она подозревала и подозревает Коваленко.

— Вы это обсуждали?

— Нет. После появления в нашем доме Бьянки, Рената несколько замкнулась.

— А как она вообще относится к мачехе? Я не заметила в них особенного отчуждения…

— Скорее так, — согласился Михаил Петрович. — Особенно в последнее время их отношения потеплели. Но когда я только женился на Бьянке… вы должны понять… девочка только что потеряла мать и брата и считала, что, женившись, я тоже ухожу от нее. Тем более, что Бьянка ждала ребенка…

— Ситуация более чем ясная, — кивнула я и смутилась. В подростковом возрасте, после развода родителей, я сама пережила нечто подобное и прекрасно знала, какие мысли бродят в детских головах. Кажется, что тебя предают, вероломно и навсегда. — Значит, Рената решила ни сколько вам отомстить, сколько напугать этим поступком. Так получается?

Кутепов удивленно посмотрел на меня и снова перешел на «ты». Что показало, доверие удалось вернуть.

— Ты точнее выразила суть поступка Ренаты. Именно, именно — напугать! Она знала, что я с ума сойду от страха, и совершила этот…этот поступок.

Не знаю почему, но было заметно, что измененная мною формулировка поступка Ренаты, обрадовала Кутепова. Видимо, само понятие «месть», не укладывалось у него ни в голове, ни в сердце. Не умещалось оно там. Раз пять Михаил Петрович повторил: «Напугать, именно напугать!»

И как он раньше не смог подобрать этого слова?!

Так зациклился на собственных несчастьях? Или стал так далек от детских проблем, что совершенно ослеп? Месть — взрослое слово.

Кутепов уронил с души кусок кирпича, несколько оживился, но разговор пришлось вернуть в прежнее русло:

— Вы знаете, где Рената достала наркотики? Или кто ей их достал?

Михаил Петрович помрачнел, но отвечал уже охотнее:

— Она сказала, что рядом с институтом у какого-то торговца.

— Вы возили дочь в наркологический диспансер. Что вам там сказали по поводу дозы?

— Я понимаю суть вопроса, — усмехнулся Кутепов. — Ты хочешь знать, могла ли Рената соображать нормально и действовать? Да? Так вот отвечу — не могла. И более того скажу, она даже не смогла сделать сама себе укол, опыта не было, а уколов она с детства боится. Иглу в вену ей ввел какой-то приятель по имени Саша. Теперь ты понимаешь, почему я тебе сказал, что у дочери абсолютное алиби? Когда я приехал за ней, они все лыка не вязали… не то что там… до гостиницы дойти и так далее. Все эти друзья Ренаты совершенно вне подозрений и потому я обеспечил ей алиби.

Дверь кабинета тихонечко приоткрылась, и на пороге показалась причина нашего разговора — старшая дочь Кутепова.

— Папа, — упрямо наморщив лоб и косясь в мою сторону, сказала она, — ты мне нужен.

— Закрой дверь с той стороны!! — рявкнул Кутепов. — Не видишь, я занят!

Опешившая Рената широко распахнула глаза:

— Ты… ты… меня выгоняешь?!

— Во-о-он!! — заорал отец. — Закрой дверь!

На главную: Предисловие

Оксана Николаевна Обухова Темная лошадка

Оксана Николаевна Обухова
Темная лошадка