Книга: Если свекровь - ведьма
На главную: Предисловие
На главную: Предисловие

Лилия Касмасова
ЕСЛИ СВЕКРОВЬ — ВЕДЬМА

«Дорогие Михаил и Виктория!
Приглашаю вас на семейный обед, который состоится 14 сентября, в субботу, в 4 часа дня.
Место проведения: „Золотые тополя“.
Дресс-код: все, что душе угодно.
С уважением и любовью,
Далия Георгиевна Реймс».
Реймс — фамилия моего Миши. Кто эта Далия Георгиевна?
Миша не хочет ничего рассказывать о своих родственниках. Мы знакомы целый год и уже полгода живем вместе, а я даже не знаю, как зовут его родителей, не говоря уже о каких-нибудь тетушках-дядюшках.
Приглашение было написано пером, черными чернилами, на картонке сливочного цвета с золотым узором. Белый конверт — соответствующий: тисненые цветы, витиевато, тем же почерком с завитушками, написанный адрес, на большой марке — маргаритки.
Придет Миша с работы, покажу приглашение, и он будет вынужден хоть что-нибудь, да рассказать.
А вдруг он разорвет открытку на кусочки и выбросит? Хорошо еще, что я сегодня дома и посыльный отдал приглашение мне.
Лучше пока спрячу конверт и спрошу, кто такая Далия Георгиевна…
Интересно, что за семейный обед такой? И почему на него так официально приглашают? Я понимаю — свадьба, юбилей, выигрыш в лотерею…
Я снова взглянула на приглашение. Никаких намеков на то, в честь чего обед, не было — ни в тексте, ни в оформлении.

 

Я собиралась огорошить Мишу всякими вопросами, но Миша сам меня огорошил. Одним-единственным вопросом.
Миша зашел, разулся, взял меня за руку и утянул в зал. А там вдруг опустился на колено и спросил:
— Выйдешь за меня, Вик?
— Чего?
— Замуж, — сказал он, нахмурив брови.
— С чего это вдруг? — Нет, я люблю Мишу и хочу провести с ним всю жизнь, и планы уже строила насчет свадьбы, и даже когда покупала на той неделе кроссовки, то… ну, не важно.
— Почему «вдруг»? — переспросил за мной Миша.
— Почему сегодня?
— Сегодня… Да так получилось. И день хороший, подходящий. Пятница, тринадцатое, — произнес он.
А, шуточки. У программистов, мне кажется, странное чувство юмора. Половину Мишиных шуток я не понимаю и смеюсь, только чтобы его не обидеть.
Эх. Мне казалось, предложение руки и сердца будет более… романтичным. Ну, знаете, ресторан, скрипки, розы и все такое… И вообще, разве он не должен сначала сказать, что любит меня и жизни без меня не представляет? А уж потом просить руки… И к тому же…
— А кольцо? — спросила я.
— Так ты согласна или нет? — с досадой произнес он.
— Ну… согласна, — сказала я. Как-то все не возвышенно вышло. Надо было мне растрогаться, что ли. Руками там всплеснуть. Завизжать от радости. А может, еще не поздно?
— Тогда… — он вытащил из внутреннего кармана узкую и длинную красную бархатную коробочку. В таких не дарят кольца. В таких бывают авторучки. Он мне авторучку, что ли, в честь помолвки подарит? А может, в ювелирном просто коробочки для колец закончились?
Но кольца там не оказалось. Авторучки, к счастью, тоже.
На черном бархате лежал браслет. Миша взял его, обернул вокруг моего левого запястья и застегнул. Скромный, симпатичный браслет из плоских квадратиков — золоченых снизу, эмалевых снаружи. На каждом квадрате был изображен цветок: роза, василек, ромашка, мальва…
— Симпатичный, — сказала я.
— Он золотой и старинный, — слегка обиженным тоном сказал Миша, поднимаясь. — И стоит целое состояние.
— Ну да, — не поверила я.
— Может быть, не меньше, чем эта квартирка, — лукаво сказал он.
Опять его программистские шутки.
— Теперь ты моя невеста, — сказал он.
— Да, — я улыбнулась. И спрашивать, почему не кольцо, было в этот момент как-то неудобно. В конце концов, какая разница, кольцо, браслет. Главное, суть.
Невеста. Тили-тили-тесто.
— У меня для тебя тоже небольшой сюрприз, — сказала я. Из-за этого трепыхания я позабыла о хитростях и просто принесла приглашение. — Нас зовут на обед.
— Кто? — Он заинтересованно взял открытку.
— Похоже, твоя родственница.
— Мама! — сказал он.
Это такое испуганное восклицание или нас и правда его мама приглашает? Я забрала у него картонку:
— Далия Георгиевна — твоя мама?
— Да. — Он озадаченно почесал макушку.
— И мы пойдем? — Я спрятала приглашение за спину.
— А тебе бы хотелось? — неуверенным голосом спросил он.
— Конечно! — Я подпрыгнула от радости и даже в ладоши хлопнула.
Пожалуй, вот так следовало бы принять предложение руки и сердца. Но тут ведь другое дело. Год умалчиваний и жгучего любопытства! И вот я их увижу, его родственников!
— У меня как раз завтра выходной, — радостно сказала я.
— Ну, ты вообще могла бы уволиться, — сказал Миша.
— Почему это?
— Женщины в нашей семье не работают кассиршами. Мы тебе что-нибудь получше подыщем.
Шутит опять?
— Директором художественной галереи, например? — поддержала я его шутку. Видела я в американском кино девушку — директора галереи. Ходи себе, полотна рассматривай, собирай тусовки и слушай комплименты, какой у тебя вкус замечательный.
— Почему бы нет? — усмехнулся он.
Да ну его с его дурацкими шутками. Я перевела тему:
— А что это за обед? День рождения у кого-то?
— Н-нет, насколько я помню.
— А ты помнишь дни рождения своих? — Может, он с ними уже сто лет не виделся и позабыл.
— Разумеется помню, — сказал Миша. — То есть у всех-то не упомнишь… Но это же мама приглашает.
— А что, у тебя много родни?
— Достаточно. — Миша ослабил галстук и подошел к шифоньеру, чтобы переодеться в домашнее.
— А кто из них там будет? Кстати, где этот ресторан? — Я присела на подлокотник кресла.
— Откуда мне знать, кто будет, — отозвался Миша из-за дверцы шкафа. — Почему ресторан?
— «Золотые тополя», — сказала я.
— Наше поместье так называется.
— Поместье?
— Ну, наш дом на Клязьме.
— Большой дом? — Ведь никто не назовет маленький домишко поместьем?
— Двухэтажный.
— Они у тебя богатые, твои родители? Поэтому ты не хотел о них ничего рассказывать? — И тут до меня вдруг дошло: — Ты думал, меня заинтересуют деньги, а не ты сам?!
— Вовсе нет! Сдурела, что ли?
— Тогда почему?
Ах, ты молчишь? Очень занят напяливанием на себя футболки! Значит, я угадала, дело в деньгах? Да за кого он меня принимает?!
Я ушла на кухню, поставила чайник на газ.
Да, конечно, за аренду квартиры платит Миша. Но ведь и зарабатывает он больше меня раз в пять. И браслет этот дурацкий! Я стала его расстегивать, но застежка не поддавалась.
На кухню зашел Миша.
— Тут застежка неудобная, — сказала я. — Не расстегивается. И почему браслет, а не кольцо?!
Он подошел, взял меня за руку:
— Не расстегивай. Потому что у нас так принято.
— У кого это — у вас? — подняла я на него глаза.
Он замялся:
— В нашей семье. И браслет фамильная драгоценность, бабуля мне дала. Для тебя.
— Да? — Теперь я заметила, что браслет и правда не новый, эмаль местами поцарапана.
— Моя семья, они — не обычные люди, — сказал Миша. — Моя мама… — он слегка запнулся, потом договорил: — … ведьма.
Я ожидала чего угодно, любой информации о его семье (среди версий значились убийства в трех поколениях из-за наследства, а также гены, из-за которых некоторые члены семьи имеют хвост). Но чтобы прятать семью от меня всего лишь из-за дурного нрава его матушки! Это уж слишком!
— Слушай, — сказала я, — может, она у тебя и не подарок, но с твоей стороны обзывать ее так, знаешь, нехорошо…
Брови Миши поползли вверх, и он вдруг расхохотался.
— Ты чего? — не поняла я.
— Она правда ведьма, — сказал он, продолжая смеяться, — самая настоящая.
— Ну да-а, — кисло протянула я. Снова его несмешные шутки.
— Прислушайся к браслету.
— Что?
— Будто шелест, слышишь?
Я приложила браслет к уху. Нет, ничего не слышится. Хотя… может быть, и слышится.
— Да это чайник шумит, — сказала я.
Миша выключил газ:
— А теперь?
Ну, вроде бы шелестит.
— Там что-то в пластинках внутри? — спросила я.
— Нет, — покачал головой Миша. — На самом деле это не шелест, браслет произносит нашу фамилию, «Реймс».
Я снова послушала — нет, он меня дурачит! Шелест и шелест, но ничего похожего на слово «Реймс».
— Услышать могут только ведьмы или сыновья ведьм, — сказал Миша.
— Ну да, ха-ха, смешно, — сказала я, скривившись.
— Идем. — Он взял меня за руку и потащил за собой в зал.
Открыл шкаф, достал с полки свой серый свитер домашней вязки и подал мне:
— Пощупай.
Я не понимала, чего он хочет, но свитер взяла. Приятный, мягкий, теплый.
— Чувствуешь? — спросил Миша.
— Что?
— Он теплый.
Свитер был и вправду точно с батареи сняли.
— Бабуля связала, — сказал Миша. — И слегка наколдовала, чтобы он всегда меня согревал.
Я хмыкнула. Заглянула в шкаф — ни грелки, ни утюга какого-нибудь там не обнаружилось.
— Погоди, так бабушка твоя тоже, что ли… — Не то чтобы я поверила полностью, но мне всегда хотелось, чтобы такие вещи существовали: ну, волшебство, магия…
— Бабушка, и тети, и двоюродные сестры… Все женщины в семье, — и он добавил чуть тише: — И жены моих братьев тоже.
Тут мысли мои вдруг переключились на другое.
— Значит, я не вписываюсь?
— Не вписываешься? — сказал он, будто бы не понимая. Но глаза опустил.
— Ну, все женщины ведьмы, и жены твоих братьев тоже… У тебя сколько братьев, кстати?
— Двое.
— Ну вот, а я просто человек.
— А мне бы и не хотелось, чтобы моя жена была ведьмой.
— Правда? — улыбнулась я.
Он сгреб меня в объятия:
— Ты бы колдовала, была бы могущественной, делала бы все, что захотела…
Мне прям захотелось быть ведьмой, честное слово. Но Миша продолжил:
— А я? Я был бы вроде твоего верного глупого пса.
— То есть ваши мужчины, они…
— Они обычные люди, — сказал Миша. — Жены вертят ими как хотят. А мне бы хотелось равноправных отношений.
А теперь мне очень даже нравилось, что я просто человек.
После его слов о равноправных отношениях я почему-то полностью поверила, что ведьмы существуют.
— А мы сообщим твоей семье, что собираемся пожениться? — спросила я.
— Само собой! — сказал Миша.
Я представила, как Миша скажет: «А это моя невеста — Вика», и все кинутся меня целовать в щеки, обнимать, будут поздравлять нас и поднимать за нас тосты на этом званом семейном обеде.
— А если спросят, когда свадьба? — обеспокоилась я. Месяца два-три на подготовку, пожалуй, хватит.
— К Новому году? — спросил Миша.
— Да, — покивала я. Можно будет подобрать прелестную белую шубку из пушистого искусственного меха. И весь город будет нарядный и сияющий, будто нарочно для нас.

 

Весь вечер я выбирала одежду. Спросила Мишу, что могут значить слова «все, что душе угодно», он ответил:
— Все, что душе угодно.
Шуточки ему. А я еду с родителями жениха знакомиться! Надо выглядеть милой, скромной, но в то же время и не серым воробышком — а то решат, что Миша мог бы найти кого и повиднее.
Вопрос первый — платье или брюки? Платье, конечно, и наряднее, и женственнее. В ушах звучали слова мамы: «Викуля, ты же девочка! Снова эти драные штаны! Тебя воспитательница в группу не пустит!» (Ах, какие это были чудесные розовые джинсики с цветочками! До сих пор ищу похожие!)
Наверное, все матери ждут, что их сыновья придут с невестой, одетой в симпатичное платьице длиной чуть ниже колена, в мелкую клеточку и с расклешенной юбкой, или вот в это скромное мини, бледно-розовое в узорах. Надеть туфли, трикотажную кофту, и я буду вся такая романтичная, нежная, как героиня старых фильмов. Я им определенно понравлюсь. И я решительно вытащила из шкафа вешалку с розовым платьем.
Но с другой стороны — что такое поместье? Это пастбища, поля и леса. Ну, мне так кажется. А в чем люди ходят на пастбищах? Мне вспомнились почему-то американские киношные ранчо, где обитают лихие ковбои в джинсах и кожаных жилетках. Джинсы! В них можно лазать по холмам и долинам, прыгать, бегать и спокойно перемахивать через изгороди. Ведь после обеда мы наверняка отправимся на прогулку!
Хороша же я буду в своих коротеньких миленьких платьицах, цепляющихся за колючий кустарник, и в туфлях, увязающих в земле!
Я вернула платье в шкаф и вытащила оттуда свои любимые темно-синие джинсы. Романтизирую их блузкой в мелкий цветочек, а для тепла возьму… пожалуй, кофту, которую сама связала из остатков разных шерстяных ниток.
Бабуля Миши тоже вяжет, да и мама, наверное. Они увидят, что я вписываюсь в их семью, как родная. И к тому же заметят, что я творческая натура.
И кроссовки, разумеется. Белые. Совершенно белые. В магазине было полно белых со всякими синими и черными полосками, но я увидела эти и поняла, что могу их надеть даже со свадебным платьем. Это было бы оригинально и очень удобно! Стоять весь день, принимать поздравления, танцевать, участвовать в конкурсах, которые придумывают ведущие свадеб — все это можно выдержать только в кроссовках!
Потом я вспомнила, что половина Мишиной семьи — вовсе не обычные люди. Я спросила его, ведьмы одеваются по-другому, чем мы? Он оторвался на миг от журнала про компьютеры, наморщил лоб и сказал:
— Да вроде бы нет.
Ох уж эти мужчины! Им совершенно плевать на одежду!
— Может, они носят все черное? — Мне вспомнилась семейка Адамс.
— Вот это уж точно нет, — прозвучало из-за журнала.
Ага, значит, совсем наоборот — цветное. Уж чего-чего, а цвета в моем наряде будет предостаточно. Особенно если станет прохладно и я надену кофту.
Коробка с белыми свадебными кроссовками была на шкафу. Я не хотела их носить до свадьбы, но завтра же особенный повод.
Я поставила к шкафу стул и залезла на него. Коробка была далеко, я могла достать до нее только кончиками пальцев. Да кто ж ее так далеко засунул?! А, ну да, помнится, летом я убирала на шкаф пакет с зимней курткой. Пакет, видимо, толкнул коробку.
Я встала на цыпочки, потянулась, и вот уже, почти… Рука моя скользнула по коробке…
— Хотя, да, вспомнил, тетя Орхидея одевается во все черное, — произнес Миша.
— Почему? — Я попыталась взглянуть на него из-под руки, потеряла равновесие, зашаталась и как-то неудачно спрыгнула на пол, вскрикнув: — А-а!
Нога! Ох, как же больно!
Сверху с шуршанием свалились коробка и пакет с курткой. Хорошо, что не на голову.
Миша вскочил с дивана, подбежал ко мне:
— Ты чего?
— Все нормально. — Я плюхнулась на стул. — Так почему?
— Что почему?
— Почему она носит черное? — Я ощупывала левую лодыжку.
— Кажется, потому что черный стройнит, — озадаченно произнес Миша. — Что с ногой?
Я попробовала повертеть стопой. Ой, ой!
— М-да, — сказала я.
— Что? — испуганно спросил Миша.
— Имя у нее странное.
— У ведьм всегда такие.
— Какие?
— Цветы, растения. — Он пожал плечами.
Я снова осторожно повела стопой вверх-вниз. Да уж. Вывиха вроде нет, но танцевать и скакать через изгороди я завтра наверняка не смогу.
Может, все же надеть платье?

 

В общем, на утро, в субботу, я хромала, а лодыжка была припухшей.
Но свадебная кроссовка на ногу все же налезла!
Все утро я размышляла, что купить в подарок. Неудобно же являться с пустыми руками! Цветы его маме — это понятно. А еще что? Тортик, наверное, будет в самый раз к чаю.
— Розы? — переспросил Миша, когда я ему об этом сказала. Мы усаживались в его «Фольксваген Гольф». — Ни в коем случае.
— Почему? — удивилась я.
— Ведьмам дарят цветы только по их имени.
— Да? — Как интересно. — Но твою маму зовут Далия. Я не знаю цветов с таким названием.
— Вообще-то ее настоящее имя — Георгина.
— Да что ты!
— В молодости она некоторое время жила в Англии и сменила имя на его английский вариант.
— Ах, английский вариант! Значит, подарим ей георгины. Может, даже бывают какого-нибудь английского сорта.
— Н-ну, я не уверен, что она обрадуется.
— Почему?
— Хм. Недавно сосед подарил маме букет георгинов из сада. Она ему этот букет на голову надела.
— Может, дело было не в георгинах, а в соседе, — сказала я и подумала, что георгины по крайней мере не такие травматичные, как розы.
— Ну, не знаю, — сказал Миша.
— Купим ей большой букет георгинов!
— Я лично их дарить не рискну.
— Я подарю, — сказала я. — И еще заедем в ту кондитерскую на Фрунзенской, купим торт?
— Если мама приглашает на обед, торт там будет, — сказал Миша, — можешь не сомневаться.
— Она сама их печет? — поинтересовалась я.
— Нет, у нас есть повар.
— Правда? — У меня челюсть отпала от изумления. — Свой личный повар?
— Кхм. Ну да. До этого все время попадались неважные повара и поварихи, а тут пару недель назад мама нашла какого-то супершефа, француза.
Да-да. Проблемы с этими поварами, представляю. То недосолят, то пересолят. То вместо пирога с мясом пирог с рыбой подадут.
Я спросила:
— Может, у вас и слуги имеются?!
— Да.
— Твои родители такие богатые?
— Ну, не бедные. Средние.
Ага. Средние. Средние в моем представлении — это те, кто может себе позволить в Турцию раз в год съездить. А не те, у которых дворец и повар!
Мне так и хотелось спросить, на чем же они так разбогатели. Но это было как-то… неудобно. А вдруг на чем-нибудь нелегальном?
За тортом мы все же заехали. Я подумала, что тортов много не бывает. Тем более шоколадных.
До поселка, по соседству с которым находилось поместье, от Кольцевой добирались больше часа.
Гладкая асфальтированная дорога проходила через поселок и сворачивала к берегу Клязьмы. Машин почти не было, только трактор куда-то полз по краю асфальта.
Я удивилась, что дорога такая хорошая, хотя это вовсе не шоссе и никто по ней, похоже, не ездит.
— Мама постаралась, — коротко отозвался Миша на мое замечание.
— Наколдовала? — восторженно спросила я.
— Бригаду асфальтоукладчиков наняла.
— А-а, — разочарованно протянула я.
— А потом что-то и наколдовала. Говорит, теперь эту дорогу и танк не поцарапает.
— Ух ты!
Мы ехали вдоль реки, но она едва угадывалась за кустарниками и стройным рядом тополей. Потом свернули налево и въехали под сень тополиной рощи. Начавшие желтеть листья тихо звенели на ветру. Понятно теперь, почему поместье называется «Золотые тополя».
Здесь было тихо, красиво и уединенно. Вскоре впереди за светло-серыми стволами показалась высокая ограда из камня. Кованые ворота были распахнуты, но Миша перед ними притормозил. Проворчал:
— Ну вот, я часы забыл надеть. — И повернулся ко мне: — Ты приглашение, надеюсь, взяла?
— Да, — сказала я, придержала торт, чтобы он не свалился с колен, открыла свою сумку-почтальонку, и… оказалось, приглашение я забыла. — Оно на комоде осталось! А что, — улыбнулась я, — нас без него не пустят?
— А браслет на тебе? — вместо ответа снова спросил он.
Я помахала рукой с браслетом, пластинки звякнули.
— Ну и прекрасно, — он тронул машину с места.
— А при чем тут браслет? — спросила я. Наверное, хочет похвастаться нашей помолвкой с порога.
— Это вроде пропуска, — сказал Миша. — Ворота заколдованы, как и вся ограда. Чтобы чужие не проникли.
Когда мы поравнялись с каменными столбами ворот, снаружи раздалась тихая переливчатая трель, и браслет на моей руке неожиданно отозвался двумя нотами в ответ. Я чуть торт на пол не смахнула.
— Ничего себе, — пробормотала я. — А почему ты спросил про приглашение, оно что, тоже пропуск?
— Угу, на сегодняшнюю дату. И мои часы — пропуск, но они — постоянный.
Мы ехали по аллее, которую обрамляли густые заросли деревьев и кустов.
— А если бы у нас не было пропуска? — продолжала допытываться я. Интересно, как ведьмы незваных гостей встречают.
— Сирена, сеть, слабый разряд тока. Только чтобы вырубить на время.
— Да?! — Вот ужас.
— Но сейчас, наверное, только сирена. Сегодня же гости. Оборона по минимуму. Вдруг кто по рассеянности приглашение забудет.
Я хотела еще о чем-то спросить, но все вопросы забылись, потому что из-за поворота аллеи на нас выплыл дом.
Хотя просто домом назвать его было трудно. Особняк, вилла — эти слова подошли бы куда лучше. Передо мной возвышалось двухэтажное строение, очень современное — часть стен была сплошь из стекла.
Перед особняком раскинулась огромная ровная асфальтированная площадка. Машин на ней не было. Похоже, мы прибыли первыми.
Мы подъехали к самому крыльцу. На бетонных ступенях сидел седовласый мужчина в бархатном бордовом пиджаке и серых полосатых брюках. Когда Миша остановил машину, мужчина поднялся и сошел со ступенек нам навстречу.
Я передала Мише торт, взяла с заднего сиденья букет огромных бордовых георгинов и выбралась из машины.
Мужчина похлопал по плечу подошедшего к нему Мишу:
— Здорово, Мишаня.
— Привет, пап, — отвечал Миша.
«Пап»?! Так это Мишин отец! Хотя я могла бы и так догадаться: у мужчины были такие же, как у Миши, карие, широко раскрытые, будто удивленные, глаза и точно такой же аккуратный четкий профиль.
— Стив и Алекс не приедут, — сообщил мужчина. — Женушек делегировали. Мама сердится, что мальчики не нашли время.
— Ясно, — сказал Миша.
Когда я приблизилась, мужчина взглянул на георгины в моей руке и сказал:
— Зря.
— Познакомься, пап, — сказал Миша, — это Вика. Вика, это мой папа, Дмитрий Васильевич.
— Очень приятно, — сказал его папа и улыбнулся: — Красивая походка.
Я растерялась. Это он так шутит, что ли?
— Да, — говорю, — это я вчера неудачно на ногу приземлилась.
— А-а, — разочарованно протянул он. — Значит, скоро пройдет?
— Надеюсь, — сказала я.
— Жаль, — сказал он, — что не навсегда.
— Папа, — сказал Миша, — она не ведьма.
— Правда? — удивился папа.
— Да, — сказала я.
Дмитрий Васильевич кивнул на георгины и сказал:
— Тогда тем более зря.
Мне захотелось избавиться от букета. Может, просто выкинуть его за перила, в кусты?
Но тут входная стеклянная дверь открылась, и из дома вышла женщина — высокая брюнетка лет пятидесяти, в синем шелковом платье в пол, с тяжелым золотым ожерельем на шее и огромными перстнями на пальцах.
— Я пойду пройдусь, покурю, — сказал Мишин папа и быстрым шагом направился прочь по аллее.
Брюнетка, слегка прищурив один глаз, скользнула по мне взглядом и недовольно спросила Мишу:
— Кто это?
— Здравствуй, мам, — сказал Миша, поднимаясь к ней.
— Привет, сын, — она приобняла его и поцеловала в щеку.
Так вот они какие, ведьмы! Женщина как женщина. Наряд, конечно, немного экстравагантный, но мне нравится.
Я тоже поднялась на крыльцо и, улыбнувшись, поздоровалась.
— Мам, — сказал Миша, — это Вика, — и сразу же добавил: — Она из… простых…
— Я заметила, — коротко бросила Далия Георгиевна.
— Но она все знает, — договорил Миша.
Далия поджала губы, ее лицо стало еще более высокомерным и властным. Потом она кивнула на браслет на моем запястье:
— Значит, уже?
— Да, — сказал Миша замирающим голосом.
— А разрешение?
— Бабуля должна была уже…
— Ах, вот оно, значит, что, — процедила Далия Георгиевна. — Это она перебила.
Что перебила? И вообще, о чем это они толкуют? Я протянула Мишиной маме букет:
— Это вам.
Она взяла цветы и выбросила их за перила, как собиралась сделать я. Потом развернулась и зашла в дом. Я даже не успела ничего сказать.
— Извини ее, — примирительно сказал Миша, — она просто немного в шоке.
— Я тоже.
— Ты сама хотела с ними познакомиться.
— Да. — Но я уже начинала жалеть об этом.
— И я ведь предупреждал насчет цветов, — виновато сказал он.
— Да. Но почему она так?
— Потому что не любит имя Георгина, — раздался из-за деревьев голос Дмитрия Васильевича. — Особенно в сочетании с отчеством Георгиевна. — Потом прозвучало совсем тихое бормотание себе под нос: — Хорошо, что я не имею привычки дарить ей букеты.
Да, может быть, Георгина Георгиевна и правда звучит не очень… Но на мой вкус, вполне себе ничего. И потом, не обязательно из-за этого букетами швыряться!
— Она оттает, вот увидишь, — сказал Миша.
— Она поняла по браслету, что ты сделал мне предложение, да?
— Да.
— А что за разрешение?
— На брак с… простыми, — сказал Миша.
— Да? И кто его дает?
Миша слегка запнулся, потом сказал:
— Министерство Магии.
Ответ меня почему-то так ошеломил, что я ничего не сказала. А Миша открыл стеклянную дверь, пропуская меня вперед, и сказал:
— Идем в дом.
Внутри было светло и просторно. Никаких пучков травы, стеклянных банок с зельями и сушеными змеями или хотя бы ступы с метлой я не заметила. Может, они прячут все это в дальних комнатах?
Тут не было и следов колдовства. Мягкий свет солнца беспрепятственно проникал сквозь стеклянные стены. Мебель — современная, как и сам дом, и, похоже, супердизайнерская: серые квадратные пуфы, белый диван, по форме похожий на глыбу льда, стеклянные столики.
На второй этаж вела скромная, со стальными перилами, лестница.
Я никогда не была в таких красивых домах, только в фильмах их видела, да и то в заграничных.
Лучше бы они жили в избушке, но отнеслись ко мне хоть чуточку теплее.
— Почему твой папа огорчился, что моя хромота скоро пройдет?
— А, это, — сказал Миша, — ты извини его. Дело в том, что для ведьмы хромота — это плюс.
— Правда?
— Угу… — кивнул Миша.
— А Стив и Алекс — это твои братья? — смешные имена, будто из мультика Диснея.
— Угу, — сказал Миша. — Первый муж мамы был англичанин. Она училась в Уэльсе, в Институте ведьм.
— А-а, понятно.
— Да, у нас разные отцы… Я отнесу торт на кухню, а ты пока проходи, — он махнул рукой в сторону глыбы льда, — присаживайся… И вообще, будь как дома.
Он ушел. «Будь как дома!» Он, наверное, шутит. Я прошла в глубь гостиной, прислушалась. Откуда-то из дальних помещений слышался голос Миши и мужской бас — наверное, повара.
Далия, видимо, решила не мучить нас своим гостеприимством и скрылась где-то. Ну и хорошо. Если при первой встрече она швыряется букетами, то во вторую, возможно, захочет зафинтилить торт в лицо. А мне неохота снова макияж наносить.
У дивана лежал белый ковер с ворсом чуть не по щиколотку. Напротив было возвышение, вроде эстрады. Там стоял небольшой черный рояль, рядом высился контрабас, а на трех стульях лежали дудки — одна здоровенная, золотая, и две небольшие, черные, с серебряными кнопочками.
Я не умею играть ни на одном музыкальном инструменте, но попробовать мне всегда хотелось. Я поднялась на эстраду и взяла смычок, который валялся на полу около контрабаса.
Вокруг стояла тишина. Многочисленные слуги, о которых говорил Миша, не показывались, как и Далия. Или у слуг сегодня выходной? А может, они пошли на рынок за продуктами к обеду?
В общем, я неуклюже обняла контрабас и провела смычком по струнам.
Более жуткого звука я в жизни своей не слышала. Таким только детей пугать и слабонервных женщин. Можно еще фильмы ужасов озвучивать — изображать скрип двери на чердаке ночью.
Ну, ничего, Москва не сразу строилась. Я стала водить смычком туда-сюда. Но ничего похожего на музыку у меня не получалось. Ах да! Надо же еще прижимать струны пальцами. И как я забыла!
Я прижала струны. Замахнулась смычком. Но тут он выскользнул из моей руки, взлетел в воздух и стеганул меня по заду.
— Ай! — Я подскочила.
Было довольно больно. Я попыталась поймать смычок, а он взял и хлестнул меня по ногам, отчего сломался и упал на эстраду.
Ну и инструменты у них! Волшебные!
Я наклонилась и с опаской потрогала смычок. Подняла его. Два обломка висели, соединенные волосом.
— Что за наглость! — раздался возмущенный голос с лестницы. Со второго этажа спускалась Далия. — Ломать мои музыкальные инструменты!
— Это не я! Оно само. — Я осторожно положила обломки смычка на пол. — Он стал меня бить и сломался.
В ответ на мою фразу совсем близко раздался звук, похожий на завывание ветра в темную страшную ночь. По спине моей поползли мурашки. Да ладно, это же просто сквозняк, окно где-то приоткрылось!
А Далия расхохоталась и сказала, подходя:
— Браво!
Это она мне? Но я не то чтобы хорошо играла. А, это она саркастически!
А Далия договорила:
— Сегодня же куплю новый смычок… Хорошо, два… — потом пожала плечами и сказала: — Не могу же я сторожить ее день и ночь.
У меня появилось чувство, что она ведет с кем-то диалог. И, по-моему, с этим самым подвывающим сквозняком. Смотрела она куда-то мимо меня, на эстраду. Я оглянулась — никого там не было. Мне стало совсем жутко.
А может, Мишина мама просто немного не в себе?
— Кхм, — сказала я. — Вы — мне?
Далия бросила на меня презрительный взгляд:
— Разумеется, нет. — И обратилась уже конкретно ко мне: — А где Миша?
— На кухне. Наверное.
Она резко развернулась и направилась к широкой прямоугольной арке, куда ушел Миша. А мне стало до того страшно оставаться здесь одной (то есть, может быть, как раз таки вовсе не одной), что я осторожно обошла другие инструменты, чтобы их ненароком не задеть, и побежала вслед за Далией.
Арка выходила в коридор, наискосок от нее находились черные двойные распахнутые двери кухни. Длинные рабочие столы со столешницей из черного мрамора, черные и белые дверцы шкафов, окна во всю стену — кухня была под стать всему дому: шикарная и суперсовременная. Но первое, что я заметила, были не шкафы, а торт. Трехэтажный торт, покрытый белым кремом, украшенный вишенками, дольками абрикосов и мандаринов и еще какими-то экзотическими фруктами. Поверх фруктов там и сям сидели ажурные шоколадные бабочки.
Чудо-торт стоял на столе, а рядом с ним примостилась ма-ахонькая рифленая коробочка. Неужели это тот самый торт, который я привезла? Вроде бы он был нормального размера…
Миша стоял у рабочего стола, почти скрытый от глаз пирамидой-тортом, и резал на доске копченую колбасу. С другой стороны стола, слева от меня, со скоростью света крошил лук повар, толстый брюнет в белом колпаке. Кончики его чернющих усов казались завитыми.
— Сказал бы Жану-Натаниэлю, он бы для тебя приготовил тальятелле с пармезаном, — говорила Мише его мать.
Дробный стук прекратился — повар замер с поднятым ножом в руке.
— Да зачем я буду отрывать месье Дюбри от работы, — сказал Миша.
— Тем более что тальятелле вкуснее с сыром бри, а не с пармезаном, — заметил повар и недовольно поглядел на Мишу: — Возьмите другой нож, господин. Специальный для колбас.
— Да ничего, — ответил Миша, — и этим хорошо.
Повар сморщился, будто съел дольку лимона, и вернулся к работе.
— Кухня — царство Жана-Натаниэля, — произнесла Далия.
Миша сказал:
— Да мы только перекусим бутербродами и уйдем. — Тут он увидел меня. — Да, Вик?
Я кивнула. Далия тоже меня заметила, процедила сквозь зубы:
— Как хотите. — Потом обратилась к повару: — Жиэн, как видишь, у нас дополнительно две персоны.
Мне в первый момент почудилось, что она обратилась к повару «Джи-ин». Потом я поняла, что «Жиэн». И что это сокращенное от Жана-Натаниэля.
Но почему это «дополнительно»? Как будто она и не рассчитывала, что мы приедем.
— Где пятьдесят, там и пятьдесят два, — ответил повар, без паузы переходя к нарезанию сладкого перца.
Да он просто машина! И никакого кухонного комбайна не надо!
Далия тихо шепнула повару:
— И безо всяких фокусов.
— Разумеется, — мрачно ответил месье Дюбри.
О каких фокусах речь?
Далия вышла из кухни. Из гостиной донесся голос Дмитрия Васильевича:
— Что, опять навещала своего драгоценного повара?
— Я слежу за подготовкой к обеду на пятьдесят персон! — отвечала та. — Ты что, ревнуешь?
— Еще чего не хватало, — равнодушным голосом отвечал ее муж.
Далия что-то еще пробубнила в ответ — я уже не расслышала.
Но — пятьдесят? Будет пятьдесят гостей? В моем представлении семейный обед — это нечто гораздо, гораздо более скромное!
Потом я поняла, что торт таких размеров повар не готовил бы для скромного семейного обеда. И не украшал бы его так шикарно.
Да я рядом с этим тортом просто Золушка! Не та, которой уже дали платье и карету, а та, которая чистит казанок, в грязном переднике!
И я даже боюсь подумать, как будут одеты другие гости! Уж наверняка такие торты не пекутся ради непричесанных хиппи в джинсах. Не то чтобы я не была причесана, но — никакой укладки, ни лака, ни мусса. Просто длинные, распущенные по плечам волосы.
Может, мне лучше спрятаться где-нибудь в доме и отсидеться там весь обед? А потом выйти под вечер и сказать, что я заблудилась и не смогла найти столовую.
— О чем задумалась? — тихо спросил меня Миша.
Он стоял рядом и протягивал мне тарелку с бутербродом.
— Да так, — сказала я и понизила голос: — Слушай, я ведь совсем не одета для обеда:
— Ну и не раздета же, — засмеялся он.
— Я имею в виду, все, наверное, будут при параде, а я…
— Необязательно, — сказал Миша и улыбнулся: — Да хоть на меня посмотри.
Это да. Миша поехал в джинсах и футболке. Но он-то родной сын. Ему позволительно.
— Что пить будешь? — спросил Миша. — Чай, кофе, воду?
— Чай, если есть, — сказала я, устраиваясь у торца стола на высоком барном табурете.
— Какой? — Повар перестал мешать руками что-то в большой фарфоровой чаше, подошел к раковине и сполоснул ладони. — Я сам приготовлю.
— Зеленый, — сказала я.
Повар с быстротой молнии подал нам чашки и блюдца, потом взял с деревянной подставки фарфоровый чайник и спросил:
— С каким-нибудь ароматом, может быть?
Из носика чайника пошел пар.
— А у вас с каким там? — спросила я.
Повар сморщил лоб:
— Желаете, чтобы я сам нафантазировал?
— Фантазируйте, — разрешила я.
Он улыбнулся, провел рукой над чайником и налил чай в мою чашку.
— А вам, Миша? — спросил повар.
— А мне простой, — сказал Миша.
Повар снова провел рукой над чайником, налил чай во вторую чашку, глянул на наши тарелки, сказал:
— А бутерброды были бы вкуснее с бри. — Унес чайник и вернулся к работе.
Я шепотом спросила Мишу, когда повар отошел на приличное расстояние:
— Почему он всюду хочет добавить бри?
— Это его любимый сорт сыра, — ответил Миша, — он поэтому и псевдоним себе такой взял.
А! Значит, Дюбри — это псевдоним?
— Так он не настоящий француз? — спросила я.
— Почему? Настоящий, — удивился Миша и понизил голос: — Ну, по крайней мере, так мама говорит. А уж она-то все о нем разузнала, прежде чем взять на работу, поверь мне.
— А разговаривает почти без акцента, — сказала я. Единственное, что выдавало в поваре иностранца — легкое ударение на последнем слоге. Поэтому во многих словах он делал как бы два ударения — русское и иностранное.
— Ну, наверное, давно живет в России, — сказал Миша.
Я осторожно отхлебнула чай. Ух ты, какая вкуснотища. Мягкий вкус зеленого чая расцвечивали ароматы апельсина, шоколада, меда и даже чуточку мяты! Мои любимые ароматы. Совпадение, может быть?
Что за пассы руками повар производил над чайником?
Миша был занят поеданием бутерброда. Я взяла его чашку и попробовала чай. Никаких дополнительных вкусов. Чистый зеленый!
И ведь француз при мне налил чай из одного чайника! Как же у них тут чудесно! Но получается, что мужчины тоже могут колдовать? А Миша говорил…
— Миша, а ты говорил, — шепчу я тихо, — что колдуют у вас только женщины.
— Тебе не много две чашки? — засмеялся Миша. Я отодвинула его чашку обратно к нему. — Ну, иногда, очень редко, мужчины тоже рождаются одаренными. Все же ведьминская кровь. Мы их называем шаманами.
— Значит, ваш повар — шаман? — прошептала я.
— Нет, конечно! Шаманы не будут заниматься… — Он договорил совсем тихо: — … таким скучным делом, как готовка!
Ну надо же.
— А как же два чая из одного чайника? — не сдавалась я.
— Я думаю, у него просто посуда с фокусами, и все дела.
Может быть, может быть. Повар-фокусник. И Далия, похоже, фокусы не одобряет — видимо, как все, что доставляет радость людям. Типа цветов. Или улыбок.
Мы доели бутерброды. Повар-фокусник стоял у плиты и что-то жарил в огромной сковороде. Миша сказал ему:
— Спасибо за чай, месье Дюбри!
Повар только кивнул.
А Миша сказал:
— Пойдем прогуляемся, я тебя кое с кем познакомлю.
— У меня кофта на диване в гостиной осталась…
— Сейчас принесу. — Миша вышел из кухни, я тоже вышла, подошла к арке и следила за ним.
Мне было несложно сходить за кофтой самой, но вдруг там все еще смычок бесится?
Но инструменты не подскакивали и вроде бы даже не шевелились. Миша взял кофту и вернулся.
Мы обошли угол кухни и оказались в небольшом стеклянном холле. На лужайке позади дома, среди аккуратных круглых деревьев, я увидела белый с золотом прямоугольный шатер.
Через стеклянную дверь мы вышли на улицу.
У дома была ровная площадка, а дальше газон полого спускался к небольшому озеру. Ух ты, у них и собственное озеро есть!
Шатер был открытым со всех сторон — шторы-стены были подвязаны к столбам. Внутри стоял длиннющий, накрытый бежевой скатертью стол. Возле него шныряло полтора десятка мужчин и женщин в черно-белой униформе. Они расставляли стулья, тащили пышные букеты, фигурно выкладывали салфетки. Так вот где все слуги!
— Столько слуг! — удивилась я. — Почему же никто из них не помогает готовить вашему повару?
— Потому что Дюбри прекрасно справляется сам, как ты могла заметить. И не терпит посторонних на кухне. Думаешь, стал бы он самолично наливать нам чай? Он просто хотел поскорее от нас избавиться!
Рядом со столом возвышался огромный старинный буфет, женщина брала из него тарелки.
Посреди всей этой суматохи стояла Далия и, скрестив руки на груди, наблюдала.
Этот обед, похоже, по масштабам близок к празднику в честь дня рождения какой-нибудь английской королевы, никак не меньше.
— Миша, — сказала я, — у вас семейные обеды всегда такие э-э… роскошные?
Миша пожал плечами:
— Когда как.
Краем глаза я заметила, что буфет будто подвинули. Я повернула голову. Не подвинули! Буфет сам двигался — он послушно, как пес за хозяйкой, семенил на своих коротеньких изогнутых ножках за женщиной, расставлявшей посуду. Ничего себе! Да я словно в сказку попала.
Буфет остановился, женщина снова стала доставать из него стопки тарелок.
Значит, и служанки у них ведьмы! Ну разумеется! Если бы они были простыми людьми, давно разболтали бы всему свету, у кого работают. К тому же служанка-ведьма наверняка успевает делать больше работы, чем обычный человек! Ей же не надо бегать к шкафам, например. Она только свистнет — или что там нужно сделать, — и шкафы сами за ней бегут.
По вымощенной бетонными квадратами дорожке, вдоль которой стояли стальные с круглыми плафонами фонари, мы спустились к озеру. На берегу, в некотором отдалении от воды, стояли плетеные кресла и диваны, на них сидели дамы и болтали, нас они и не заметили. Миша сказал:
— О, Стрелиция и Акация.
— Что?
— Жены братьев.
— Кто из них?
— Да ладно, потом познакомишься. Те две блондинки в зеленых платьях.
Я чуть шею не свернула, высматривая их. Блондинки были обе длинные, тощие, с очень смуглой, как после солярия, кожей, и обе в узких зеленых платьях почти по щиколотку — правда, разного оттенка. Но лиц отсюда было не разглядеть.
Дорожка привела нас почти к самой воде и побежала вдоль нее. На середине озера плавали утки, они крякали и ныряли, смешно выставив хвостик вверх и становясь похожими на большие поплавки.
— А куда мы идем?
— В гости, — сказал Миша и указал рукой вперед.
Там над деревьями виднелась черепичная крыша. Дорожка отклонялась от озера вправо и шла около белого забора. Мы проследовали вдоль него, поднялись по двум ступеням к калитке и вошли в сад.
Крыша принадлежала небольшому кирпичному домику. Возле него вовсю цвели кусты белых и красных роз. Дорожка, что вела к домику от калитки, была выложена камнем. По обеим сторонам ее, среди деревьев и кустов, красовались самые разные цветы: огоньками полыхал шафран, томно покачивались гофрированные шары георгинов, россыпью желтых, белых и бордовых звезд сияли хризантемы. На открытых солнечных местах виднелись небольшие грядки, будто составленные из лоскутов зелени разных оттенков — похоже, здесь выращивали разные травы, я узнала укроп, петрушку, фиолетовые листья базилика, бархатную мяту…
— А кто здесь живет? — спросила я Мишу, хотя уже догадывалась об ответе.
— Я здесь живу! — внезапно раздался голос, и откуда-то из густых зарослей вышла старушка в соломенной, с потрепанными полями, шляпе, зеленой кофте, клетчатых брюках, пузырившихся на коленях, и в рабочих перчатках. В руках у старушки был секатор.
— Бабуля, привет! — расцвел в улыбке Миша.
— Мишаня! — радостно воскликнула старушка, целуя Мишу в обе щеки. — Сколько ж ты не приезжал!
— Неделю, — сказал Миша.
Старушка кивнула.
Неделю! Миша ездил к своим родственникам тайком от меня! Только бы не рассказывать их секрет. Выходит, он мне не очень доверяет?
А старушка глянула на мою левую руку и сказала Мише:
— Что же ты молчишь?
Миша улыбнулся робко:
— Мы помолвились.
— Поздравляю. — Старушка меня тоже расцеловала в обе щеки и сказала: — Меня зовут Маргарита Петровна.
— А я Вика.
— Знаю, — кивнула она.
Значит, Миша обо мне рассказывал?
— Бабуля — глава нашего клана, — сказал мне Миша.
— Да ладно, — отмахнулась старушка, — не пугай ее так сразу.
— Глава клана? — переспросила я.
— Ага, — сказала старушка. — Командую всеми этими недотепами, — она ласково потрепала Мишу по голове.
Миша неловко засмеялся, сказал:
— Бабуля — самая сильная ведьма в семье.
— Это пока, — сказала бабуля. — Но, похоже, пора власть передавать. Просят.
— А вам не хочется? — спросила я.
— Да не в этом дело. Быть главной утомительно. Да только передавать вот некому. Ладно, это старая история, тебе ни к чему. — Потом она спросила: — А дочурка моя уже всех собак на тебя спустила?
— Н-нет, — смутилась я.
— Еще спустит, — сказала старушка, а потом объявила: — Будем пить чай в беседке.
Ажурная деревянная беседка белела среди деревьев неподалеку.
— Да мы только что поели, — сказал Миша.
Бабуля сказала:
— Да? Чудесно!.. Викуня, ты, я смотрю, ногу ушибла…
— Да, — сказала я. — Вчера спрыгнула со стула неудачно.
— Если хочешь, можешь вон там, на скамейке, посидеть отдохнуть. А ты, Миша, поможешь мне подстричь малину. — И старушка уронила секатор на землю. В тот момент, когда он стукнулся о камни дорожки, то будто рассыпался — и секаторов было уже два.
Миша поднял их и один отдал своей бабушке. Я сказала ей:
— Но вы же… — Я замялась. Как назвать человека ведьмой ни с того ни с сего?
— …ведьма, — решительно кивнула она.
— Да, — сказала я. — И могли бы, наверное, раз и… — я щелкнула пальцами, — все уже выстрижено.
После того как я увидела шагающий шкаф, ничто мне не казалось невероятным.
— Могла бы, — сказала старушка и посмотрела на меня: — А ты, например, могла бы запросто купить готовую трикотажную кофту в магазине, правда? Вместо того чтобы тратить кучу времени на это м-м… бесполезное занятие. Ты ведь не из экономии ее связала?
Какая там экономия! Я начала вязать ее, потому что в шкафу валялись остатки ниток, да. Но ведь не все из них сочетались! Да и цветов было маловато. И чтобы кофта получилась суперской, мне понадобилось докупить еще с десятка два мотков. Сейчас, конечно, в моем шкафу остатков ниток еще больше, и я подумываю связать плед.
— Не из экономии, — ответила я.
— А почему же? — Ее прозрачно-голубые глаза проницательно глядели на меня.
— Хотелось создать что-то особенное, — сказала я.
Старушка довольно кивнула:
— Ну а я создаю этот сад. Да. — Она хлопнула в ладоши, и в руках ее возникла пара рабочих перчаток. — Лови.
Миша поймал перчатки. А если бы ей понадобились не перчатки, а, скажем, новое вечернее платье, оно бы тоже — раз и появилось?
Я присела на деревянную скамейку недалеко от кустов малины, под старой яблоней. А Миша и его бабушка взялись каждый за свой ряд.
— А прадед уже там? — спросила старушка.
— Не знаю, — ответил Миша.
— Я не видела, — сказала я.
— Естественно, не видела, — улыбнулась старушка. — Но, может, слышала?
— Что слышала? — не поняла я.
— Контрабас, — сказала старушка.
— Я на нем… попробовала играть, — призналась я, — но меня смычок побил.
— О, дорогая, он никому не позволяет притрагиваться к контрабасу! — Старушка выпрямилась и посмотрела на меня сквозь ветки кустов. — Я однажды вытерла с него пыль, так что было! Вредный старикан!
— Старикан? — Я ничего не понимала. Но вспомнила, как Далия пообещала воздуху купить новый смычок.
— Миша, — сказала старушка укоризненно, — ты что, ничего девочке не объяснил?
Мишина темная голова возникла из-за веток.
— Я не хотел пугать заранее.
Нет, Миша, похоже, считает меня самым пугливым созданием на свете! Ну ладно, визжу я при виде пауков. И даже паучков. Их, кстати, в малине должно водиться предостаточно. Хорошо, что мне не приходится соваться в эти дебри.
— Тебя побил не смычок, — сказал мне Миша. — А прадедушка. Он привидение.
— Да? И он… оно… живет тут… то есть где?
— Будет он здесь жить, как же! Он и при жизни-то все время норовил сбежать от семьи, — с сожалением сказала старушка. — Он прилетает на семейные праздники поиграть в оркестре. А где его носит остальное время — никому не известно. Думаю, он наслаждается своими возможностями.
— Так в вашей семье все… потом становятся привидениями? — спросила я.
— Разумеется, нет! Только такие неугомонные люди, как мой папа!
Тут я вспомнила, как Далия разговаривала с привидением, и спросила:
— А привидения… они когда разговаривают, это как такое ву-у, ву-у, — изобразила я подвывания.
Миша засмеялся:
— Для людей — да.
— А для ведьм? Они же их как-то понимают?
— Ну да, — сказал Миша. — И понимают, и видят. С помощью ока.
— С помощью чего?
— Перстень такой, — отозвалась старушка. — Гляделка.
— Как интересно, — сказала я. — И я могу увидеть?
— Ты не ведьма, — сказал Миша.
Эх. Жаль. Видеть и слышать всякие волшебные вещи! Невероятно!
— А что можно увидеть, например? — полюбопытствовала я. — Ну, кроме привидений?
— Кроме привидений, — усмехнулась старушка и ответила непонятно: — Мир.
Мир. Хм. Как это понять? Мир все видят. Наверное, гляделка вроде лупы помогает увидеть мелочи, которые люди не замечают.
Издалека, со стороны озера, донеслись веселые крики, визг и смех.
— О, — бабуля обернулась на шум, — уже играют в плюшки! Значит, все дамы уже прибыли.
— В плюшки? — повторила я.
— Ну да, — кивнула старушка, — кто дальше забросит в озеро плюшку. Но! Без рук! Магией взгляда!
— Как интересно! — воскликнула я и сказала Мише: — Пойдем посмотрим!
— Идите-идите, — отозвалась бабуля. — Ох, я в молодости тоже любила играть в плюшки. Всегда выигрывала, между прочим.
— А сейчас — не любите?
— Сейчас, детка, — сказала она, — я взглядом могу заслать плюшку на Луну. А это уже неинтересно.
Нет, она же образно про Луну, да?
Мы с Мишей поспешили к озеру. Издалека виднелись группки цветных платьев, на берегу, у самой воды.
Мы подошли ближе. Играли дамы самого разного возраста: и старушки вроде Мишиной бабули, и женщины средних лет, и мои ровесницы, были даже две девочки дошкольного возраста.
— Нечестно, Лаванда! — крикнула шатенка чуть старше меня. — Мы же видим футбольный мяч!
— И ногу! — сказала другая девушка.
Все захохотали. Мяч? Где? Сколько ни всматривалась, мяча я не увидела.
У Миши зазвонил мобильный. Он взял трубку, подакал туда и сказал мне:
— Папа просит проследить за парковкой машин. Ты развлекайся. Игра и правда веселая.
— Хорошо.
Миша поспешил к дому, а я приблизилась к играющим.
Недалеко от диванов и пуфов, в паре метров от воды, теперь стоял столик, а на нем — большое блюдо с горой плюшек.
Дамы одна за другой подходили к столику, пристально глядели на верхнюю плюшку, и она вдруг — бац! — взмывала в воздух и летела над озером. Хотя иногда шлепалась в траву, даже не достигнув воды.
У одной дамы плюшка долго выписывала узоры в воздухе, пока очень плавно не приземлилась на шляпку другой дамы. Та завопила:
— Ты нарочно, Стрелиция!
Стрелиция! Одна из жен Мишиных братьев. Высокая блондинка в темно-зеленом трикотажном платье.
— Вовсе не нарочно, — ответила Стрелиция. — Это плюшка бракованная! Не идеально круглая!
— Все плюшки одинаковые, — безапелляционно заявила Далия, сидевшая в одном из кресел. — Жан-Натаниэль измерял их циркулем.
К столику подошла толстая дама в черном платье, черных кружевных перчатках и ярко-розовом газовом шарфе. Может, это тетя Орхидея, которая любит одеваться в черное? И точно, несколько голосов ей крикнули:
— Орхидея, нет, не бросай!
— Но я хочу тоже, — обиженно сказала дама и уставилась на плюшку.
Все остальные отпрянули в разные стороны. Я тоже отступила на несколько шагов, хотя стояла достаточно далеко. Хотя для чего достаточно?
Несколько плюшек поднялись вверх и вдруг — взорвались! Но крошки не разлетелись в стороны, а остались висеть в воздухе странным облаком, похожим на рой крупных снежных хлопьев.
— А вы боялись! — торжественно сказала Орхидея.
И тут крошки рухнули вниз.
Орхидея отплевывалась, отряхивала волосы, платье. То же самое делали две дамы, не успевшие отойти подальше. Одна из них сказала:
— Хорошо, что в этот раз они не с повидлом!
— А с чем? — удивилась Орхидея и облизнула губы, к которым прилипла хлебная крошка: — О, с творогом! — и она снова принялась отряхивать волосы: — А к волосам липнут, будто с повидлом!
— Вот всегда ты так, Орхидея! — сказала блондинка в светло-зеленом платье. (А, это вторая невестка, Акация, кажется. Как же они со Стрелицией похожи — как две спички, выпавшие из коробка!)
Акация подошла к неудачливой метательнице и стала водить рукой над ее волосами, будто красила их невидимой малярной кистью. Крошки поднимались и улетали прочь, словно их уносила струя воздуха.
— Что там, что? — запрыгали девчушки около Орхидеи.
— Пылесос, — сказала Далия.
— Ух ты! — они захлопали в ладоши и засмеялись.
Пылесос? Это магическое заклинание так называется?
— Разве я виновата, — говорила между тем Орхидея, — если в детстве мне запрещали играть в плюшки!
— Потому что играть с едой нехорошо, — наставительно произнесла сидевшая на диване старушка в лиловом платье и лиловой шляпе.
Орхидея отозвалась недовольно:
— Да, мама. — Потом сказала даме, махавшей рукой над ее головой: — Спасибо, Акация.
А старушка в лиловом продолжила:
— Зато я обучила тебя управлять ступой! Сейчас редко кто учит этому детей!
— Потому что редко кто на ступах летает, — заметила Далия.
— А мы вот на ступе к тебе прилетели, — сказала старушка.
— Ну, вам тут рядом совсем, — повела плечом Далия.
— Только крадут их частенько, — сказала старушка.
— Разве? — без всякого интереса проговорила Далия.
— Ну мою-то еще ни разу, — заявила старушка. — На ней замок. С места не сдвинется, пока ей пару слов особых не скажешь.
— Так же как некоторые мужчины, — тихо бросила Далия.
Тут старушка заметила меня и поинтересовалась:
— А это чья деточка?
И все обернулись, чтобы на меня посмотреть. Я подошла ближе и сказала, неловко улыбнувшись:
— Здравствуйте.
— Да она хромая! — восхищенно воскликнула Орхидея.
— И зеленоглазая! — всплеснула руками одна из жен братьев (в светлом, значит — Акация).
— Брюнетка! — сказала другая жена восторженно.
— Кудрявая! — показала пальцем на мою лохматую шевелюру старшая девчушка, у которой и у самой были кудряшки, но светлые.
— Завивка, наверное, — произнес кто-то.
— Свои, — с гордостью сказала я. Похоже, в мире ведьм я была первой красавицей!
— Это подружка Миши, — сказала Далия.
Подружка? Вообще-то невеста. И Далия это знает!
— И она из простых, — будто припечатала меня к стенке Далия.
На секунду все онемели. Потом кто-то охнул, а кто-то воскликнул:
— Не может быть!
Некоторые покосились на мой браслет.
— Ты могла бы сделать внушение Мише, Далия, — заметила мама Орхидеи.
— Я впервые увидела ее сегодня, Сирень Аркадьевна, — ответила ей Далия.
Старушка тоже уставилась на мою левую руку и сказала:
— Так они уже помолвились.
— Как видите, — с пренебрежением глянула на меня Далия.
Нет, они говорят обо мне так, будто меня здесь нет! Или даже еще хуже: будто я — предмет, а не человек.
— Ну, может быть, в ней есть что-нибудь хорошее, — предположила Орхидея.
— Ох, я тебя умоляю, Орхидея, — лениво произнесла темно-зеленая Стрелиция, — что может быть хорошего в простушке!
— Но я не понимаю, Далия, — сказала одна из родственниц, — зачем ты ее пригласила в «Золотые тополя»?
— Я ее не приглашала, — дернула острыми плечами в синем шелке Далия.
— Как это не приглашали? — возмутилась я. — Мы по приглашению приехали. По вашему!
— М-да? — воззрилась на меня Далия, прищурив глаз. — Какая наглая ложь!
— Вовсе не ложь!
— Тогда покажи приглашение, — сказала она.
Черт. Я же…
— Я его дома оставила, — призналась я.
Кто-то засмеялся неприятным смехом гиены. Другие подхватили.
Девочка с кудряшками крикнула:
— Врушка-простушка!
А другая девочка, помладше, со смешными тоненькими белыми косичками, взяла плюшку и бросила в меня. И довольно прицельно — плюшка угодила бы мне в лицо, если бы я не успела прикрыться рукой.
— Эй! — крикнула я. — Ты чего, малявка!
Но тут и кудрявая схватила плюшку и швырнула в меня, а за ней еще одну.
Дамы смеялись. А плюшки стали взлетать сами по себе (видимо, дамы присоединились со своими колдовскими способностями), поэтому, кто именно теперь пуляет в меня сдобой, было непонятно. Я попятилась, прикрываясь руками, а потом побежала.
Хорошо, что это были плюшки не с повидлом. И хорошо, что у Далии отличный повар — они были свежие и мягкие.
Я помчалась по дорожке вдоль озера, обратно к дому Мишиной бабули, и мне в спину стукались плюшки. Было не больно, было обидно. И когда я добежала до белого забора, слезы у меня текли в три ручья. Обстрел к тому моменту уже прекратился — то ли плюшки досюда не долетали, то ли дамам надоело швыряться ими.
Когда я приблизилась к калитке, то увидела, что из нее выходит разряженная в пух и прах Мишина бабушка. Я даже не сразу ее узнала: на ней было ярко-желтое платье, причем какое-то невероятное, все в воланах, стразах и перьях, а еще белая шляпа — с цветками маргариток (живыми, кажется). В руках старушка держала сложенный зонтик поросячье-розового цвета, с кружевами-оборками по краю.
— Что случилось? — воскликнула она, увидев меня.
— Ну… я… они узнали, что я не ведьма.
— И что же? — строго спросила она.
— Стали кидаться плюшками, — опустила я голову.
Наверное, я сама виновата, что они со мной так обошлись. Другая бы смогла постоять за себя. Да и вообще, наверное, не рвалась бы знакомиться с ведьмами и даже не поехала бы в этот сумасшедший дом.
Она посмотрела на меня внимательно, нахмурилась, потом поднесла ладонь в белой кружевной перчатке ко рту, пробормотала что-то и вдруг ка-ак даст мне этой ладонью по левому уху!
Да так, что в ухе зазвенело. Словно серебряные колокольчики пропели веселый короткий мотивчик. Никогда со мной такого не случалось. Потом звон прошел.
— Вы что?! — возмутилась я.
— Ничего, — безмятежно произнесла она, раскрыла зонтик над головой и неспешно направилась по дорожке к большому дому. Потом обернулась: — Там обедать еще не звали?
— Нет, — ошарашенно сказала я.
Она кивнула и засеменила себе дальше.
Я осталась стоять столбом у калитки и только потирала ухо.
Ведь вроде нормальная, казалось, старушка. Или нормальная ведьма — это нонсенс?
Да что я вообще тут делаю? Что я потеряла среди этих людей? Зачем мне Мишина семья, когда мне достаточно самого Миши?
Поеду-ка я домой. Из поселка должен ходить автобус. А может, тут железная дорога недалеко имеется, с электричками.
Я выглянула на дорожку — драчливая старушка уже поравнялась со столиком с плюшками. Около него уже никого не было, зато в шатре мельтешили разноцветные платья. Похоже, все побежали усаживаться за стол.
Утки, громко крякая, плавали у берега, толкались, отщипывали куски от плавающих в воде плюшек, а одна, самая нахальная, вспорхнула на столик и тащила плюшку прямо с тарелки.
Но уток вдруг спугнула стремительно рассекающая волны большая лодка. В лодке сидели трое пассажиров, и никто не работал веслами — она плыла сама по себе. Еще гости? Наверняка. В лодке сидели две женщины и один мужчина в черном костюме. Мужчина держал в руках пышный букет из… кажется, георгинов. Интересно, этот букет Далия тоже выкинет?
Но меня это уже не касается.
Прокрадусь в окружную, за кустами и деревьями, к дому, потом, в обход дома, к главной аллее, там — к воротам, и прочь отсюда.
Ох, я же сумку оставила в машине — с ключами от квартиры, мобильным, деньгами… И косметичкой! У меня ведь после рыданий лицо наверняка стало полосатым, как у зебры!
Ну да ладно — все собираются за столом, а значит, у машин никого нет. Надеюсь, Миша не закрыл «Фольксваген» на ключ.
Я нырнула в кусты и стала пробираться вдоль дорожки к большому дому. Хорошо, что я в кроссовках! Но плохо, что они белые! И всяких сухих веток здесь полно. Кажется, до свадьбы эти кроссовки в приличном виде сохранить не удастся. Да и будет ли свадьба? Далия такая авторитарная, что вполне может отговорить Мишу связывать свою судьбу с «простушкой».
Миша, конечно, меня любит, но если вся его семья, все эти тетушки, двоюродные сестры, жены братьев, да еще и мама, начнут настраивать его против, то он вполне может и поддаться. Они ведь его семья, он их любит дольше, чем меня.
Дальше было почти открытое пространство, деревьев было мало — и все аккуратные, с кронами-шарами, так что особо не спрячешься. Можно, конечно, свернуть влево, к тополиной роще. Только до нее идти далеко.
Но все толпились в шатре, только девочки играли на лужайке да слуги сновали от шатра к дому и обратно. Так что вряд ли кто обратит на меня внимание.
И я пошла напрямик. Из шатра слышались голоса, смех. Я бы тоже могла там быть, со всеми этими веселящимися людьми.
Но чего только я не натерпелась от них за это утро: мне пожелали, чтобы я осталась хромой на всю жизнь, прилюдно обвинили во лжи (и совершенно несправедливо!), забросали плюшками и дали оплеуху.
Никто не задержал меня, когда я шла через лужайку. Но когда я приблизилась к углу дома, чтобы обойти дом слева, как услышала Мишин голос:
— Вика!
Я обернулась. Ко мне бежал Миша, а за ним важно ступала Далия Георгиевна!
— Ты куда? — спросил Миша.
Я только неопределенно пожала плечами. Потому что знала: если начну говорить — разрыдаюсь.
— Мама хотела… — виновато начал Миша.
— Что? — с вызовом спросила я Далию, уже подошедшую ближе.
— Извиниться, — процедила она сквозь зубы.
— И… — посмотрел на мать Миша.
— Пригласить тебя присоединиться к обеду, — сказала Далия, высокомерно поглядев на меня.
— Спасибо, — гордо вскинула я подбородок, — я не голодна.
— Вика, — умоляюще произнес мой жених. — Ты правда хочешь, чтобы мы уехали домой?
— Я хочу уехать. Ты можешь оставаться.
— Оставайтесь оба, — недовольно сказала Далия.
— Зачем? — вопросила я. — Чтобы вы и ваши гости снова меня оскорбляли?
— Это было небольшое недоразумение, — нервно сказала Далия. — Такое бывает, когда сталкиваются совершенно разные э-э… слои общества. Это как встреча цивилизации с дикарем.
— С дикарями, — уточнила я.
Далия раздула тонкие ноздри:
— С дикарями?
Миша усмехнулся.
— Хорошо, — сказала Далия, — мы тогда немного погорячились, — и спросила нетерпеливо: — Ну так как, остаетесь?
Я собираюсь прожить с Мишей всю жизнь. Мне все равно придется, так или иначе, сталкиваться с его родственниками. Поэтому попробую наладить какой-никакой худой мир, который лучше доброй ссоры.
Я вопросительно посмотрела на Мишу. А он умоляюще глядел на меня своими карими глазами.
— Остаемся, — вздохнула я.
— Тогда поспешите, — сказала Далия и покосилась на свои наручные часики, — обед начнется через пять минут.
Она почти бегом процокала по бетонным плитам к крыльцу, а оттуда — по дорожке — к шатру.
И тут Миша, улыбаясь, говорит мне:
— У тебя лицо полосатое.
О боже! Я что, в таком виде разговаривала с Далией?
Миша проводил меня в сияющую, с зеркальными стенами, ванную комнату на первом этаже, по соседству с гостиной, и принес мою сумку. Я смыла размазанную тушь и нанесла новую.
Через минут десять мы зашли в шатер.
Цветные платья разбавились элегантными черными пиджаками — кажется, это были смокинги, у них еще лацканы атласные. (И это все пришли «в чем душе угодно»? Похоже, на обеды к Далии иначе чем в самом парадном не ходят. Одна я тут как не знаю что. Ну и Миша тоже. Может, у него нечто вроде подсознательного бунта против диктата матери? Вот он и не одевается как надо. А может, хозяева вне правил? Вон, Мишин папа, сидит себе как ни в чем не бывало в своем бордовом бархатном пиджаке… А может, я тоже вне правил, ведь я Мишина невеста?)
Мужчин было меньше, чем дам. Во главе стола сидела Мишина бабушка Маргарита Петровна, а справа от нее — Далия.
Мы с Мишей двинулись вдоль стола. К Далии как раз подходили те трое из лодки. Упитанный, седой, лысеющий мужчина, тоже в смокинге, впился в Далию каким-то жадным взглядом и говорил, протягивая ей букет:
— Милая Далия Георгиевна, позвольте заметить, как вы прекрасны сегодня… Впрочем, как и всегда…
Далия поджала губы в досаде. (Не тот ли это сосед, которому она как-то букет на голову нахлобучила? Что ж он так упорствует, снова поднося георгины?)
А сосед, причмокнув губами, сказал:
— Вы уж нас извините, мы, кажется, опоздали.
— Ведь вы нас позвали в последний момент, всего лишь за полчаса, — недовольно глядя на мужчину, стелющегося перед Далией, сказала женщина — по-видимому, его жена.
— Что вы! Вы как раз вовремя, — натянуто улыбнулась Далия.
Девушка, что приехала с ними, скользнула глазами по Мише и будто хотела что-то сказать, но Миша в этот момент здоровался с родственниками и не заметил взгляда.
Интересно, кто эти трое? И почему их позвали в последний момент?
Георгины Далия не выкинула. Она приняла их, морщась, и тут же отдала служанке с повелением унести.
Мы с Мишей уселись у дальнего конца стола.
Официанты откупоривали вино, гости накладывали себе в тарелки закуски и салаты, а у меня вдруг закружилась голова, снова в ней возник серебряный звон, но в этот раз он становился все громче и громче и будто звенел уже не только в голове, но разбежался по всему телу. Я сама была колоколом, вся, до кончиков пальцев на ногах. Перед глазами поплыли разноцветные клубы тумана, фигуры дам стали вдруг казаться огромными цветками: ирис, ромашка, сирень, роза — самые разные цветы, будто в хороводе, собрались под шатром. А сам шатер был теперь вовсе не из белого с золотыми узорами полотна, над головой моей сплетались виноградные лозы, слегка шевелились от ветра резные листья, тяжело свисали иссиня-черные гроздья. А потом вдруг шум исчез, все вокруг стало выглядеть как раньше, и по всему моему телу разлилось приятное согревающее тепло, словно я выпила ликера.
Нервы, подумала я. Надо же, до чего меня эти ведьмы довели! Пойти на кухню и спросить валерьянки, что ли.
Хотя бокальчик вина тоже неплохое средство.
— Белого, — сказала я официанту, и он налил из светлой бутылки.
Я поднесла бокал ко рту, но выпить мне не удалось. Потому что бокал в моей руке вдруг превратился в белую розу. У них что, бокалы заколдованные?
Я оглянулась — у других гостей были бокалы как бокалы, люди спокойно из них пили красное, белое или розовое вино.
Я повертела розу в руке, укололась пальцами о шипы, ойкнула тихо и положила ее на стол рядом с тарелкой. Из бутона соскользнуло несколько капель росы на скатерть. Или это вино? Я наклонилась над скатертью, понюхала. Роза пахла розой и вином одновременно. Вкусное сочетание, между прочим.
— Ты чего? — раздался над моим ухом голос Миши.
Я выпрямилась:
— Ничего.
Миша взял мою тарелку и стал класть туда салаты.
Я украдкой сняла кончиком пальца каплю росы с белого лепестка и лизнула. Хм, вино!
Может, это кто-то пошутил надо мной? Я стала всматриваться в лица. Никто и не глядел на меня. Все жевали, пили, разговаривали.
Ну ладно. Даже если это шутка, она довольно милая.
Миша вернул мою тарелку, наполненную разными вкусностями. Я и не пробовала никогда таких интересных закусок. Желейные квадратики с овощами, карамелизованные кусочки мяса и фруктов, рулетик из теста. Знакомая еда тоже имелась — винегрет, оливье. И это было приятно. Надо же, французский повар, а умеет готовить русские — или чьи они? — ну, наши, в общем, салаты. Может, он и пельмени умеет лепить и подаст их на горячее? Обожаю пельмешки…
Что это? Вместо разнообразия салатов на моей тарелке дымилась гора пельменей. Даже сметанка была сверху добавлена. И пельмени — ну точь-в-точь, какие мы дома на Новый год делаем: маленькие, из тонкого, прозрачного теста.
Обалдеть. Я снова быстро зыркнула по сторонам. Но, елки, если это чья-то шутка, то он должен был прочитать мои мысли!
— Миша! — толкаю я Мишу под руку, и рулетик падает с его вилки.
— Чего тебе?
— Ведьмы умеют читать мысли? — торопливо шепчу я.
— Только этого не хватало!
— Значит?..
— Не умеют, конечно! Иначе я бы тут вообще не выжил!
И он снова утыкается в еду.
Но кто же превратил салаты в пельмени? А бокал в розу? Ну не я же сама! Хотя… Если ведьмы не читают мысли, откуда бы они узнали про пельмешки?.. Так это я, что ли, колдую?! Колдовство — оно что, заразно?
Оплеуха! Мишина бабушка что-то прошептала в ладонь, а потом ею меня стукнула. Значит, можно превратить человека в ведьму? Вот так просто? Не может быть!
Так Ладно. Если я умею колдовать, то… Я сжала вилку, внимательно поглядела на нее и про себя сказала: «Превратись в ложку» (ну, чтобы не привлекать особого внимания, если фокус удастся). Ничего не произошло. На меня спокойно продолжали глядеть четыре зубца.
Хорошо. Может, вопрос в том, кто кого переупрямит? Я уперлась взглядом в блестящую сталь, нахмурила брови, мысленно прибавила строгости в голосе: «Превратись в ложку!» Откуда-то всплыла фраза, сказанная тонким детским голоском: «Вилки нет, Нео». Но я отогнала ее, сосредотачиваясь на нужном мне приказе.
А вилка взяла и согнулась, мало того, качнула «головой» туда-сюда и только потом застыла. Ура! Я могу колдовать! Я могу превращать предметы… ну, в гнутые предметы.
Я колдунья. Я колдунья. Я никак не могла осознать этот факт. А вдруг это на время? На какое время? А может, навсегда? Мишины родственники примут меня в семью! И я теперь буду делать все, что захочу! Но Миша… Он же не хочет жениться на колдунье. Он хочет обычную жену. Ох… Я совсем растерялась. Наверное, пока лучше никому ничего не говорить. И как-то обуздать это безудержное, само собой происходящее волшебство. Я вздохнула. От пельменей поднимался такой аппетитный аромат. Поем пока. И подумаю.
Хм. Но чем же я буду есть? Сколько я ни приказывала, выпрямить вилку не удалось. Я задвинула ее под край тарелки и украла ложку из салатницы.
Едва я поднесла ее к пельменям, ложка проделала тот же трюк, что и вилка. Но я же ничего и подумать не успела!
Я добыла еще одну ложку из другого салата. Интересно, а если бы это были деревянные китайские палочки, они бы тоже согнулись? Или просто сломались бы под напором моей колдовской силы?
И зачем я так подумала? Но мысли разве удержишь? В моей руке вместо ложки оказались две черные лакированные палочки с узором на широком конце.
Но я не умею ими пользоваться! Хотя, можно попробовать… Хм, вполне удобно. Не хуже вилки. Я нанизывала на них пельмени, как на шпаги, и отправляла в рот. Супер. А еще говорят, что научиться пользоваться палочками трудно! Пожалуйста, я ем ими, будто родилась в Китае!
Пока я возилась со столовыми приборами, принесли горячее: на овальных блюдах возвышались какие-то жареные птицы, окруженные фруктами, и целиком запеченные рыбы, украшенные зеленью.
Официанты сменили тарелки. Я, не думая, отдала свою с остатками пельменей. Увидела спрятанные до этого вилку с ложкой и незаметно смахнула их под стол. Хорошо, что тут не пол, а трава, а то бы все услышали звук их падения.
Потом я вдруг испугалась, что официант меня по пельменям вычислит и объявит во всеуслышание: «А она-то ведьмой стала!» Но он только хмыкнул, поставил передо мной другую тарелку и ушел. Может, у ведьм это привычное дело — менять еду на какую хочется?
Перед нами поставили большое блюдо с рыбой. Но есть мне уже не хотелось, поэтому я стала наблюдать за другими гостями.
Миша разговорился с молодым родственником, сидевшим по соседству. Моей же соседкой была пожилая дама, причем она умудрялась сидеть ко мне чуть ли не спиной — видимо, таким образом выказывала презрение. В данных обстоятельствах это было даже лучше — она не замечала ерунды, которую я вытворяла. А что она, интересно, ест? Не переколдовала ли она рыбу на какие-нибудь макароны по-флотски?
Я вытянула шею — нет, ест рыбу. Ой! Я быстро отвернулась. Кусок рыбы на ее тарелке и правда превратился в макароны с поджаренными кусочками фарша.
— Что за шуточки? — пробасила тетка в недоумении.
— Предпочитаешь макароны, Мальва? — с поддевкой спросил ее усатый мужчина, сидевший напротив нас.
Я скосила глаза на даму.
— Да… Нет… — Дама попунцовела, потом выпалила: — Я бы не стала так обижать хозяев дома!
Так вот почему они не меняют блюда!
— Это кто-то шутит надо мной, — сказала дама, вертя головой.
Я быстро схватила с большого блюда лопаточку и поддела кусок рыбы — ну вроде как я занята и вообще ни при чем. А рыба взяла и ударила пару раз большим плавником, а потом еще и хвостом туда-сюда пошевелила, да так, что запеченная груша улетела в Мишину тарелку.
Я трясущимися руками все же положила кусок рыбы на тарелку. Может, никто ничего не заметил? Не тут-то было. Поднимаю глаза — все смотрят на рыбу и на меня.
— Кто тут дурака валяет? — прошипела Мальва.
— Не знаю, — проблеяла я.
— Да вас никто и не спрашивает! — грубо сказала тетка.
Ах, ну да. Я же простушка. Я вне подозрений. Клево.
— Ничего, — грозно сказала тетка, как бы ни к кому не обращаясь и в то же время обращаясь одновременно ко всем, сидевшим за этим концом стола. — Следующий финт мы увидим, — она демонстративно подняла левую руку над столом и повернула один из массивных перстней камнем внутрь.
Я вспомнила слова Мишиной бабули про перстень-«гляделку».
— Почему она повернула его? — шепотом спросила я Мишу.
— Теперь она видит магическую суть мира, — ответил он тихо.
А, Мишина бабуля же говорила, что, мол, они видят «мир». Значит, не просто мир, а магический мир? Может, когда волшебник колдует, от него летят какие-нибудь невидимые простым смертным искры? И седая Мальва это сейчас с помощью перстня узреет?
Я тихонько положила руки на колени. Так, главное, сидеть и не шевелиться. Авось ничего и не наколдуется.
— Миша, — наклонилась я к своему жениху, — а что, колдовать за столом запрещено, что ли?
— Да не то чтобы, — весело улыбнулся он (весело, это потому что ему, похоже, и в голову не приходило, что причиной всей этой неловкости могу быть я), — просто это нарушение правил хорошего тона.
— А как она узнает, кто колдует? Из него искры полетят?
— Да нет, — улыбнулся Миша, — говорят, по почерку можно угадать. Ну, вроде как у каждой ведьмы своя манера колдовать. Свое воображение, любимые предметы и финты.
А, ну тогда… Откуда ей знать мои финты. Я тут новенькая. Она мой почерк не знает. Если он у меня вообще есть.
— Говорят, — наклонился к моему уху Миша, — в Министерстве разработали недавно одну новинку, она может точно определить, кто сотворил колдовство. Камертон называется.
Вдруг и за этим столом у кого-нибудь есть этот самый камертон? Может, кто-то из гостей в Министерстве работает? Надо бы мне убраться из шатра под благовидным предлогом. К тому же, похоже, эта супербдительная тетка не собирается прекращать наблюдение. Не могу же я сидеть с будто приклеенными к коленям руками всю оставшуюся часть обеда.
Скажу, что мне надо позвонить.
Только я собралась подниматься, как с другого конца стола донесся звон вилки о бокал. Я выглянула из-за Мальвы: Далия поднялась и, видимо, собиралась произнести тост. Она снова постучала вилкой о бокал, и разговоры смолкли.
— Дорогие мои, — обратилась Далия к гостям. Наверное, ко всем, кроме меня. — Я очень рада, что все вы приехали ко мне на скромный семейный обед…
— К Далии попробуй не приедь, — пробормотал какой-то мужчина.
— …Надеюсь, вам понравились блюда, которые приготовил мой повар… — продолжала Далия.
— Особенно макароны, — ехидно сказал усатый дядька напротив, глянув на бдительную Мальву.
— Но я собрала вас не просто так, — сказала Далия. — А по одному очень важному и торжественному поводу. — Она светилась, как рождественская елка, когда говорила эти слова. Будто поводом было избрание ее президентом или вручение какой-нибудь награды.
Гости насторожились. Далия внимательно оглядела сидящих за столом:
— Все — тут?
— Ф-фсе! — произнес толстый дядька, сидевший недалеко от Далии. Судя по дикции, он был сильно подшофе. — Ф-фсе довольны твоим обедом, Далия!
— Все дамы, — произнесла Далия свирепо.
— Мак и Ландыш играют снаружи, — сказала женщина в скромном сером платье с бантом на груди. (Может, их няня?) — Я сейчас их приведу.
Мак и Ландыш — это девочек так зовут? Забавно.
Женщина вышла из-под шатра и направилась на лужайку, где бегали дети.
— А посторонних я прошу пока удалиться, — сказала Далия, — пусть останется только семья.
Официанты направились в дом. Те трое, что приплыли на лодке — они сидели поблизости от Далии, — тоже поднялись. Мужчина вытер губы салфеткой и сказал:
— Ну, дорогая Далия Георгиевна, не будем вас стеснять.
— Вот еще! — воскликнула та. — Вы наши соседи уже столько лет! И ведь когда-то мы… — она бросила хитрый взгляд на Мишу, — едва не породнились, хотя кто знает, может быть, еще…
Миша закашлялся, покраснел и отвел в сторону взгляд.
Так это Миша, что ли, хотел с ними породниться? Он — что, к их дочери, этой самой блондинке, клеился? И что Далия хочет сказать фразой «кто знает»? Миша уже занят!
Вот почему она их позвала за полчаса до обеда! Увидела меня и решила снова Мишу с этой девицей свести! Ах ты…
Соседи снова уселись. А Далия посмотрела на меня:
— Вика. Вы погуляйте пока, дорогая. На чай мы вас позовем.
Все тоже посмотрели на меня, кто-то хихикнул, некоторые зашушукались.
— Что? — растерялась я.
— Вы же не ведьма, милая, — сладко произнесла Далия.
— Но я ведь тоже семья, — сказала я с обидой. — То есть с Нового года буду.
— С Нового года? — вопросила она, поглядев на Мишу.
Тот поднялся:
— Да, мама. Мы решили пожениться к Новому году.
Раздалось несколько робких хлопков в ладоши — хлопали мужчины. Далия скользнула гневным взглядом вдоль стола, и хлопки растаяли.
В шатер вошла дама в сером, ведя двух девчушек за руки, и усадила их рядом с собой за стол.
— Ну что ж, — сказала Далия недовольно, — пусть остается. Ну, раз все дамы тут… — Она повернулась к сидящей рядом Маргарите Петровне и улыбнулась ей заискивающе: — Мама…
— Что? — отозвалась старушка.
— Тебе слово.
Старушка подняла бокал и сказала:
— Я рада, дорогие мои, что все вы явились к нам. Видите, какое у нас радостное событие — помолвка моего младшенького внучка. Так что выпьем за счастливую пару.
Как приятно. Все гости стали было вставать и тоже поднимать бокалы, но Далия громко воскликнула:
— Да при чем тут эта чертова помолвка!
— Далия, не выражайся, — сказала Маргарита Петровна. — Ты же сама мечтала его женить.
— Но не на этой же! — взвыла Далия.
— А я ему велела — на этой!
Велела? Как это — велела?
— Я так и поняла! — Вскричала Далия. — Ты перебила мое желание! — И она вдруг замолчала, будто сказала что-то лишнее.
Маргарита покосилась на нее странно.
На главную: Предисловие