14
Затем я выходил во двор, голый, одеваться ломы, я и так устал. Двор был неплохо прикрыт со всех сторон. А во дворе сидел бедный Пикассо, одолеваемый 500 мухами: мухи ползали по нему кругами. Я выбегал с этой штукой (уже начинавшей к тому времени обмякать) и материл мух. Они лезли к нему в глаза, в шерсть, в уши, в причинные места, в пасть… везде. А он просто сидел и улыбался мне. Смеялся надо мной, а мухи ели его поедом. Может, он знал больше всех нас. Я брал его на руки и вносил в дом.
…Щенок на заборе заржал;
Корова подпрыгнула
Выше луны,
А чайник с тарелкой сбежал.
– Черт возьми, Джойс! Я ведь говорил тебе, говорил тебе, говорил тебе!
– Так это ведь ты его от дома отлучил. Ему теперь нужно выходить туда покакать!
– Да, но когда он закончит, вноси его обратно. У него мозгов не хватает самому в дом возвращаться. И смывай дерьмо, когда он закончит. Ты там рай мушиный развела.
Стоило мне после такого заснуть, как Джойс снова начинала меня гладить. До пары миллионов было еще очень и очень далеко.
