Глава 10
ЗОЛОТАЯ ОСЕНЬ ДЯДЮШКИ ДЖОРДЖА
Бертрам Вустер не из тех, кого можно обвести вокруг пальца, спросите у кого угодно в «Трутнях». Глаз у меня наметанный. Я наблюдаю и делаю заключение. Взвешиваю свидетельские показания и делаю выводы. Поэтому не прошло и двух минут, как я, так сказать, раскусил дядюшку Джорджа. Я такие вещи за версту вижу.
И то, что я увидел, показалось мне чудовищной нелепостью. Впрочем, судите сами.
Помнится, еще в то время, когда я начал ходить в школу, толстяк дядя Джордж по праву считался одной из самых гротескных личностей в Лондоне. Тогда он был просто тучный, но с тех пор, день ото дня набирая вес, достиг таких размеров, что его портной снимает с него мерку вместо гимнастики. Дядюшка Джордж – известный завсегдатай лондонских клубов, один из тех страдающих одышкой джентльменов, которые в облегающих визитках и серых цилиндрах, слегка задыхаясь на подъеме, прогуливаются в хорошую погоду по Сент-Джеймс-стрит. Пустите ищейку в любой фешенебельный клуб от Пиккадилли до Пэлл-Мэлл – и вы вспугнете сразу с полдюжины дядей Джорджей.
Обычно он проводит время в «Собаках» и между обедом и ужином, потягивая виски с содовой, дремлет в курительной. Если находит благодарного слушателя, то начинает ему жаловаться на пищеварение. Примерно дважды в год печень дядюшки Джорджа заявляет ему официальный протест, и он отбывает на воды в Харроугейт или Карлсбад. Потом возвращается, и все идет по-старому. Короче говоря, никому и в голову бы не пришло, что дядюшка Джордж может пасть жертвой нежной страсти. Однако уверяю вас, все ее признаки были налицо.
В тот день старый греховодник ворвался ко мне ни свет ни заря, я еще даже не успел после завтрака сигарету выкурить.
– О, Берти! – сказал он.
– Что?
– Послушай, эти твои галстуки… Скажи, где ты их покупаешь?
– У Блачера, в Берлингтонском пассаже.
– Благодарю.
Он подошел к зеркалу и стал себя разглядывать с самым серьезным видом.
– Соринка в глаз попала? – вежливо поинтересовался я.
Тут я вдруг заметил, что у него на лице играет ужасно глупая самодовольная улыбка. Признаться, у меня даже мороз по коже пошел. Надо сказать, физиономия дядюшки Джорджа и так-то глаз не радует, а уж с этой ухмылкой она производила прямо-таки удручающее впечатление.
– Ха! – сказал он.
Потом издал протяжный вздох и повернулся ко мне. Как раз вовремя, не то бы зеркало не выдержало и пошло трещинами.
– А я не так стар, – задумчиво проговорил он.
– Не стар для чего? – сказал я.
– Собственно говоря, я в расцвете лет. Кроме того, молодой и неопытной девушке нужен мужчина солидный и в летах, на которого можно положиться. Крепкий дуб, а не молодое деревце.
Как я уже сказал, тут-то до меня и дошло.
– Господи Боже мой, дядя Джордж! Уж не собираетесь ли вы жениться?
– Кто не собирается? – сказал он.
– Вы.
– Собираюсь. Почему бы мне не жениться?
– Но послушайте…
– Статус женатого человека весьма почетен.
– Да, конечно.
– В браке человек становится лучше, Берти.
– Кто вам сказал?
– Это я говорю. Брак превращает человека из легкомысленного шалопая в… э-э… нелегкомысленного шалопая. Да, Берти, я намерен жениться, черт побери, и если Агата начнет совать нос не в свое дело, я… я… в общем, уж я знаю, как мне поступить.
Он удалился с надменным видом, а я вызвал Дживса. На мой взгляд, положение требовало обстоятельного разговора.
– Дживс, – сказал я.
– Сэр?
– Вы ведь знаете моего дядюшку Джорджа?
– Да, сэр. Вот уже несколько лет, как его светлость мне знаком.
– Я не то хотел спросить. Я хотел спросить: знаете ли вы, что дядя Джордж надумал?
– Его светлость собирается заключить брачный союз, сэр.
– Боже мой! Он сам вам об этом сказал?
– Нет, сэр. По чистой случайности я имею удовольствие знать невесту его светлости.
– Вы знакомы с этой девушкой?
– Да, я знаком с этой юной особой, сэр. От ее тетки, с которой она вместе проживает, я и узнал о том, что его светлость предполагает вступить в брак.
– Кто эта юная особа?
– Некая мисс Платт, сэр. Мисс Рода Платт. Проживает в небольшом доме под названием «Глициния», Китченер-роуд, Восточный Далвич.
– Молоденькая?
– Да, сэр.
– Вот старый дурень!
– Да, сэр. Конечно, я бы никогда не позволил себе употребить подобное выражение, но, должен признаться, его светлость поступает опрометчиво. Однако следует помнить, что нередко джентльмены, достигшие определенных лет, поддаются сентиментальным порывам. Вероятно, они впадают в состояние, которое я бы назвал чем-то вроде бабьего лета или золотой осени, когда у них временно наступает вторая молодость. Насколько мне известно, подобный феномен чаще всего наблюдается в Соединенных Штатах Америки, в частности среди наиболее богатых граждан города Питсбурга. Общеизвестно, как мне говорили, они, если их не остановить, рано или поздно порываются жениться на хористках. Отчего это происходит, я затрудняюсь объяснить, но…
Я понял, что Дживс сел на своего конька, и перевел разговор в другую плоскость:
– По тому, как дядюшка себя вел, когда заговорил о том, как тетя Агата примет эту новость, я догадался, что мисс Платт – особа невысокого звания.
– Да, сэр. Она официантка, служит в клубе его светлости.
– Боже мой! Пролетарка!
– Буржуазка, сэр.
– Да, возможно, с некоторой натяжкой. Но вы меня понимаете.
– Да, сэр.
– Удивительно, Дживс, – задумчиво сказал я, – почему сейчас так модно жениться на официантках? Если помните, мистер Литтл, пока не остепенился, несколько раз порывался отколоть этот номер.
– Да, сэр.
– Странно!
– Да, сэр.
– Что ж, мода есть мода. Вопрос, который надо немедленно обсудить, состоит вот в чем – как тетя Агата посмотрит на это дело? Вы ее знаете, Дживс. Она совсем на меня не похожа. Я человек широких взглядов. Если дядюшка желает жениться на официантке – пусть женится. В конце концов, место не красит человека… как там дальше?
– Не место красит человека, а человек место, сэр.
– Ладно, пусть так. Хотя не понимаю, какая разница. Несмотря на все это, как говорится, девушка есть девушка.
– Как говорится, девица есть девица, сэр. Так написал поэт Бернс в одном из своих…
– Хорошо, пусть девица, если вам так больше нравится.
– Я не отдаю предпочтение какому-либо из этих двух вариантов, сэр. Дело в том, что поэт Бернс…
– Довольно о поэте Бернсе.
– Хорошо, сэр.
– Забудьте о поэте Бернсе.
– Хорошо, сэр.
– Выбросьте поэта Бернса из головы.
– Немедленно выкину, сэр.
– Нам необходимо поговорить не о поэте Бернсе, а о тетушке Агате. Она устроит скандал.
– Весьма вероятно, сэр.
– И хуже всего, что она непременно втянет меня в эту историю. Нам остается единственный выход. Упакуйте мою зубную щетку и давайте, пока не поздно, смоемся, не оставив адреса.
– Слушаюсь, сэр.
В этот момент в парадную дверь позвонили.
– Ха! – сказал я. – Кто-то пожаловал.
– Да, сэр.
– Может, дядюшка Джордж вернулся. Я открою, а вы идите укладывать вещи.
– Хорошо, сэр.
Я, беззаботно насвистывая, отворил дверь и узрел тетю Агату. Собственной персоной. Да, сюрприз не из приятных.
– A-а, здравствуйте, – выдавил я. Говорить ей, что я уезжаю и вернусь не раньше чем через два месяца, не было никакого смысла.
– Берти, я хочу поговорить с тобой, – выпалило проклятие семьи. – Я чрезвычайно встревожена.
Она влетела в гостиную и спланировала в кресло. Я плелся следом за ней и с грустью думал, что Дживс уже, наверное, пакует вещи. Теперь нам чемоданы вряд ли понадобятся. Я знал, зачем ко мне пожаловала тетя Агата.
– Я только что говорил с дядей Джорджем, – начал я, сразу переходя к делу, раз уж этого все равно не избежать.
– Я тоже, – сказала тетя Агата, театрально передернув плечами. – Представляешь, я еще не успела встать с постели, а он звонит и сообщает, что намерен жениться на какой-то невозможной девице из Южного Норвуда.
– Из Восточного Далвича, по сведениям весьма информированного лица.
– Хорошо, пусть из Восточного Далвича, такая же дыра. А кто тебе сказал?
– Дживс.
– Скажите на милость! Откуда он знает?
– Тетя Агата, на свете мало такого, чего Дживс не знает, – убежденно проговорил я. – Он знаком с этой девицей.
– Кто она?
– Официантка из клуба «Собаки».
Мое сообщение, как я и ожидал, возымело действие. Тетка пронзительно взревела, как корнуэльский экспресс, мчащийся через железнодорожный переезд.
– Насколько я понял, тетя Агата, вы хотите помешать этому браку.
– Само собой разумеется!
– В таком случае есть только один способ. Позвольте мне позвать Дживса и спросить его совета.
Тетка немедленно приняла чопорный вид, вылитая grande dame старого regime.
– Неужели ты всерьез предлагаешь обсуждать наши семейные дела с твоим слугой?
– Разумеется. Дживс найдет выход из положения.
– Берти, я всегда знала, что ты глуп, – заявила родственница ледяным, думаю, не выше трех градусов по Фаренгейту, тоном. – Но надеялась, что у тебя сохранился хоть намек на чувство собственного достоинства и уважения к обществу, к которому ты принадлежишь.
– Тетя Агата, знаете ли вы, что сказал по этому поводу поэт Бернс?
Она бросила на меня уничтожающий взгляд.
– Совершенно ясно, что у нас только один выход, – сказала она, – предложить девице деньги.
– Деньги?
– Разумеется. Уже не в первый раз твой дядя вынуждает нас действовать подобным образом.
Мы умолкли и предались тягостным размышлениям. При воспоминании о юношеской влюбленности дяди Джорджа у нас в семье всегда предаются тягостным размышлениям. Я тогда был еще слишком юн и не вникал в подробности, но потом я много раз слышал эту историю от всех, включая самого дядю Джорджа. Стоит ему подвыпить, и он готов без конца об этом рассказывать. Она служила официанткой в баре, в «Крайтерионе», а он еще не был титулованной особой. Ее звали Моди, и он страстно в нее влюбился, но семья и слышать о ней не желала. В конце концов родственники раскошелились и дали ей отступного. Весьма банальная история.
Я далеко не был уверен, что план тети Агаты удастся.
– Как хотите, конечно, – сказал я, – но вы очень рискуете. Судя по романам и пьесам, тот, кто становится на этот путь, всегда садится в лужу. Девица, гордо выпрямившись во весь рост, смотрит на него своим чистым, неподкупным взором, а он чувствует себя последним подонком. И каждый раз симпатии зрителей оказываются на стороне девушки. На вашем месте я бы просто стоял на своем, а остальное предоставил природе.
– Я тебя не понимаю.
– Ну, сами подумайте, на что похож дядя Джордж. Прямо скажем – не Грета Гарбо. Я бы дал девице возможность хорошенько к нему присмотреться. Тетя Агата, я знаю человеческую натуру, поверьте, и убежден, что нет на свете женщины, которая, постоянно видя перед собой дядю Джорджа в этих его ужасных жилетах, сама не даст ему от ворот поворот. К тому же учтите, что девице придется смотреть, как дядя Джордж ест, а когда он чуть не с головой зарывается в пищу, зрелище не для…
– Берти, если тебя не затруднит, перестань нести околесицу, я буду тебе очень обязана.
– Как скажете, тетенька. И все же, по-моему, вы попадете в крайне неловкое положение, если станете предлагать девушке деньги.
– А я и не собираюсь. Переговоры с ней будешь вести ты.
– Я?
– Разумеется. Думаю, сотни фунтов будет предостаточно. На всякий случай я дам тебе незаполненный чек, и если возникнет необходимость, ты проставишь большую сумму. Главное – вызволить твоего дядю, сколько бы это ни стоило.
– Значит, вы хотите спихнуть это дело на мои плечи?
– В кои-то веки и ты можешь что-нибудь сделать для семьи.
– А когда она, гордо выпрямившись, посмотрит на меня чистым, неподкупным взором, что я скажу на бис?
– Хватит рассуждать на эту тему. Через полчаса ты будешь в Восточном Далвиче. Поезда идут один за другим. Я останусь здесь, дождусь тебя, и ты обо всем отчитаешься.
– Но послушайте!
– Берти, ты немедленно отправишься к этой женщине.
– Пропади все пропадом!
– Берти!
Я сдался:
– Ох, ну ладно, если вы так настаиваете.
– Настаиваю.
– Ладно, будь по-вашему.
Не знаю, приходилось ли вам когда-нибудь ездить в Восточный Далвич и предлагать незнакомке презренный металл, чтобы она отступилась от вашего дяди Джорджа. Если не приходилось, могу вас уверить, что на свете полно занятий куда более приятных. Я чувствовал себя скверно, когда ехал на вокзал. Я чувствовал себя скверно, трясясь в поезде. Мне было скверно, когда я шел по Китченер-роуд. Но совсем скверно я себя почувствовал, когда нажал на кнопку звонка у парадного крыльца и неопрятная горничная, открыв дверь, провела меня по коридору в комнату с розовыми обоями, фортепиано в углу и множеством фотографий на каминной полке.
Ничто так не подавляет дух, как такая вот убогая гостиная где-нибудь в захолустном пригороде, за исключением разве что приемной дантиста, на которую эта комната была похожа. Обычно хозяева страстно порываются загромоздить ее столиками, на которых стоят чучела птиц в стеклянных ящиках. Чувствительный человек, поймав на себе холодный, укоризненный взгляд куропатки или еще какой-нибудь птахи, из которой вынули внутренности и набили ее опилками, способен потерять сознание.
В гостиной «Глицинии» стояло три таких стеклянных ящика, и куда ни кинь взгляд – непременно упрешься в чучело. В двух ящиках сидело по одной птице, а в третьем – целая семья: снегирь-папа, снегирь-мама и маленький мастер снегирь. Причем выражение лица у него было как у малолетнего преступника, и он отравил мне настроение больше, чем все остальные чучела, вместе взятые.
Чтобы не встречаться взглядом с этим чудовищем, я подошел к окну и принялся рассматривать герань. В этот момент дверь отворилась, и, обернувшись, я узрел особу, которую ни при каких обстоятельствах нельзя было принять за девушку. Наверное, ее тетка, мелькнула у меня мысль.
– О! Гм… Доброе утро, – с трудом выдавил я, потому что чувствовал себя так, будто меня оглушили. Комната вдруг показалась мне маленькой-маленькой, а тетушка такой огромной, что мне стало нечем дышать. Бывают люди, от которых нормальному человеку сразу становится тесно, и тетка явно принадлежала к их числу. Вся она состояла из огромных вздымающихся округлостей. Должно быть, в свое время она была очень недурна, хотя и весьма упитанна. Но к тому времени, когда она появилась в моей жизни, вес у нее далеко выходил за все мыслимые пределы. Она была похожа на оперную певицу восьмидесятых годов прошлого века. Оранжевые волосы и платье пурпурного цвета усиливали сходство.
Тетушка показалась мне необыкновенно добродушной. Похоже, она обрадовалась Бертраму и расплылась в улыбке.
– Наконец-то! – сказала она.
Я ничего не понял:
– А?
– Но к племяннице, я думаю, лучше зайти попозже. Она только что уснула.
– О, в таком случае…
– Жалко ее будить, правда?
– Да, конечно, – с облегчением сказал я.
– Если подхватишь инфлюэнцу, то всю ночь не спишь, только утром задремлешь, ну и, конечно, жалко будить, правда?
– У мисс Платт инфлюэнца?
– Мы с ней думаем, что да. Но точно сказать можете только вы. Не будем терять времени. Раз уж вы пришли, посмотрите мое колено.
– Ваше колено?
Я ничего не имею против колен, но все в свое время и, можно сказать, в соответствующем месте. Сейчас, на мой взгляд, момент был неподходящий. Однако дама стояла на своем.
– Ну, что вы думаете о колене? – спросила она, поднимая завесу над святая святых.
Хочешь не хочешь, но вежливость – прежде всего.
– Ужас! – сказал я.
– Не поверите, какую боль оно мне причиняет.
– В самом деле?
– Так и стреляет, так и стреляет. Потом вроде проходит. И знаете, что самое смешное?
– Что? – сказал я, радуясь возможности посмеяться.
– В последнее время точно так же у меня болит вот здесь, внизу позвоночника.
– Не может быть!
– Честно. Будто раскаленной иголкой колет. Хочу, чтобы вы там тоже посмотрели.
– Что? Позвоночник?
– Да.
Я покачал головой. Вообще-то я большой любитель всяких забав, обожаю богемные шуточки и все такое прочее. Но всему есть предел, и мы, Вустеры, его не переходим.
– Это невозможно, – строго сказал я. – Никаких позвоночников. Колени – да. Позвоночники – нет.
Она удивилась.
– Ну и ну, – проговорила она. – Странный вы доктор, вот что я вам скажу.
Как вам уже известно, я очень быстро соображаю, и тут до меня начало доходить, что, должно быть, произошло какое-то недоразумение.
– Доктор?
– Вы ведь доктор?
– Вы приняли меня за доктора?
– А разве вы не доктор?
– Нет. Совсем не доктор.
Наконец все объяснилось. Пелена спала у нас с глаз. Мы поняли, что к чему.
Я с самого начала подумал, что она веселая и добродушная. Сейчас моя догадка подтвердилась. Никогда не слышал, чтобы женщина так искренне смеялась.
– Хорошенькое дельце! – проговорила она, заливаясь хохотом и вытирая глаза носовым платком, который я ей одолжил. – Он не доктор! А кто же вы такой?
– Мое имя Вустер. Я пришел повидать мисс Платт.
– Зачем?
В этот момент я, безусловно, должен был достать чек и взять быка за рога. Но почему-то не смог. Понимаете, каково мне было? Предлагать деньги за то, что от твоего дядюшки отступятся, – дело, мягко говоря, довольно скверное, а при сложившихся обстоятельствах и вовсе не возможное.
– Да так, знаете ли, просто хотел навестить. – Внезапно меня осенило. – Мой дядюшка слышал, что она нездорова, и просил меня повидаться с ней и узнать, как она себя чувствует, – сказал я.
– Ваш дядюшка?
– Лорд Яксли.
– Ой, значит, вы племянник лорда Яксли?
– Вот именно. Наверное, он у вас частый гость.
– Нет. Я его здесь ни разу не видела.
– Не видели?
– Нет. Признаться, у Роди он с языка не сходит, это верно, но почему-то она никак не решится пригласить его на чашку чаю.
Я начал догадываться, что эта Роди, видно, блюдет свой интерес. Будь я девицей, имеющей жениха, и знай, что дома у меня существует экспонат, подобный этой тетушке, я бы тоже призадумался, стоит ли приглашать упомянутого жениха до того, как совершится церемония бракосочетания и он поставит в указанном месте свою подпись. Несомненно, эта тетушка – добрая душа и золотое сердце, но она особа совсем не того разбора, чтобы явить ее до времени своему Ромео.
– Вот, наверное, вы удивились, когда про все узнали? – сказала она.
– Еще бы.
– Хотя ничего окончательно не решено.
– Вы так считаете? Я полагал…
– Ой нет. Роди пока думает.
– Понимаю.
– Она, конечное дело, понимает, что это большая честь. Но порой сомневается: не староват ли он для нее.
– Моя тетушка Агата того же мнения.
– Но как ни крути, титул есть титул.
– Да, верно. А что вы сами об этом думаете?
– Ой, кому интересно, что я думаю? С нынешними девушками сладу нет.
– Да уж.
– Вот и я говорю: ничего путного у них не выйдет. Вот так-то.
– Вы совершенно правы.
Мне показалось, что нет особого смысла вести эту бесконечную беседу. У тетушки был такой вид, будто она готова болтать весь день. Но тут как раз вошла горничная и доложила, что приехал доктор.
Я поднялся:
– Ну что ж, мне пора.
– Уже уходите?
– Да, пойду, пожалуй.
– Ну пока.
– Счастливо оставаться, – сказал я и вышел на свежий воздух.
Зная, что меня ожидает дома, я бы, конечно, предпочел пойти в клуб и провести там остаток дня. Однако чему быть, того не миновать.
– Ну? – сказала тетя Агата, когда я с опаской просочился в гостиную.
– В общем, и да, и нет, – отвечал я.
– Что это значит? Она отказалась от денег?
– Не совсем.
– Взяла?
– Ну не то чтобы взяла…
Мне пришлось объяснить ей, что произошло. Я не ждал аплодисментов – и правильно делал, потому что их не было. По мере того как я рассказывал, теткины замечания становились все более смачными, а когда я закончил, она презрительно фыркнула с такой силой, что стекла задребезжали. Мне послышалось что-то вроде «Чтоб!». Наверное, она собиралась сказать: «Чтоб тебе лопнуть!» – но вовремя затормозила, вспомнив о своем аристократическом происхождении.
– Очень досадно, – пробормотал я. – Что сказать в свое оправдание? Мужество мне изменило. Я дрогнул, потому что не мог пренебречь нравственными правилами, внушенными мне с детства. От этого никто не застрахован.
– В жизни не встречала такого беспозвоночного ничтожества.
Я вздрогнул, как воин, которому напомнила о себе старая рана.
– Тетя Агата, я был бы вам чрезвычайно благодарен, если бы вы не упоминали слово «позвоночник». Оно пробуждает во мне воспоминания.
Дверь отворилась, и вошел Дживс:
– Сэр?
– Да, Дживс?
– Мне показалось, вы звонили, сэр.
– Нет, я не звонил.
– Прошу прощения, сэр.
Бывают минуты, когда даже под оком тети Агаты я могу проявить твердость. Увидев светящиеся умом глаза Дживса, я вдруг понял, что свалял дурака. Из-за глупых предрассудков тети Агаты, не желающей обсуждать семейные дела с прислугой, я не приник к этому благородному источнику, изливающему на меня целительный бальзам и покой. Пусть тетушка снова швыряет мне в лицо свое «Чтоб!», но я решил сделать то, что мы обязаны были сделать с самого начала, – поручить дело Дживсу.
– Дживс, – сказал я, – речь идет о дядюшке Джордже.
– Да, сэр.
– Вам известны обстоятельства этого дела?
– Да, сэр.
– Вы знаете, чего мы хотим?
– Да, сэр.
– В таком случае дайте нам совет. Причем быстро. С ходу.
Я слышал, что тетя Агата глухо урчит, как вулкан перед извержением, но остался тверд. В глазах Дживса уже вспыхнул свет, означающий, что решение вот-вот будет найдено.
– Насколько я понял, вы уже навестили юную особу у нее дома, сэр?
– Да, я только что оттуда.
– В таком случае вы, несомненно, видели ее тетушку?
– Кроме нее, я никого не видел.
– Тогда, вероятно, план, который я собираюсь предложить, вам понравится, сэр. Я бы посоветовал вам устроить встречу его светлости с этой тетушкой. Она всегда выражала желание остаться жить с племянницей, когда та выйдет замуж. Ветретившись с тетушкой и узнав о ее планах, его светлость призадумается. Вы, вероятно, заметили, сэр, что тетушка весьма добродушная особа, но крайне вульгарная.
– Дживс, вы совершенно правы! Кроме всего прочего, эти оранжевые волосы!
– Совершенно верно, сэр.
– Не говоря уж о пурпурном платье.
– Безусловно, сэр.
– Я приглашу ее на обед завтра и познакомлю с дядей Джорджем. Видите, – сказал я, обращаясь к тете Агате, которая все еще продолжала бурлить где-то на заднем плане, – мы сразу получили готовое решение. Я ведь вам говорил…
– Вы свободны, Дживс.
– Благодарю вас, мадам.
Несколько минут после его ухода тетя Агата, явно пренебрегая существом вопроса, разглагольствовала по поводу того, что Вустер роняет престиж семьи, позволяя лакеям задирать нос. Потом она все-таки изволила вернуться к главной теме.
– Берти, – сказала она, – завтра же ты снова пойдешь к этой девице и на этот раз сделаешь то, что я тебе велела.
– Да пропади все пропадом! У нас есть блестящий альтернативный план, основанный на тонком понимании психологии индивидуума…
– Довольно! Ты слышал, что я сказала? Мне пора. До свидания.
Она умчалась, не подозревая, что Бертрамом Вустером нельзя помыкать. Едва дверь за ней закрылась, я призвал Дживса.
– Дживс, – сказал я, – эта моя тетка и слышать не хочет о вашем прекрасном альтернативном плане, но я собираюсь неукоснительно ему следовать. По-моему, это гениальный план. Вы можете завтра привести эту женщину сюда обедать?
– Да, сэр.
– Отлично. А я тем временем телефонирую дяде Джорджу. Мы сделаем для тети Агаты доброе дело вопреки ее желанию. Дживс, что сказал по этому поводу поэт?
– Поэт Бернс, сэр?
– Нет, не Бернс. Кто-то другой. О добрых делах, которые совершаются втайне.
– «Деяния благие, что вершатся втайне… Кто их помнит!», сэр?
– Вот именно, Дживс.
Я-то думал, свершение благих деяний украдкой должно приносить человеку радость, однако не могу сказать, что предстоящая пирушка очень меня радовала. Дядюшка Джордж и сам по себе довольно неприятный сотрапезник. Обычно он завладевает застольной беседой и принимается описывать свои патологические симптомы; он и мысли не допускает, что окружающие совсем не жаждут выслушивать разные подробности, касающиеся несварения желудка. Присоедините к дядюшке Джорджу тетушку мисс Платт – и у вас получится такая компания, которая способна привести в уныние самого стойкого.
Когда я проснулся на следующий день, у меня возникло предчувствие надвигающейся беды, и все утро это ощущение, постепенно усиливаясь, черной тучей нависало надо мной. К тому времени, когда Дживс принес коктейли, я совсем пал духом.
– Пропадаю ни за грош, Дживс, – сказал я. – Послать бы эту затею к черту и податься в «Трутни».
– Я могу себе представить, какое тяжелое испытание вам предстоит, сэр.
– Откуда вы знаете этих людей, Дживс?
– Я с ними познакомился через моего приятеля, камердинера полковника Мейнуоринга-Смита, сэр. Когда у моего приятеля возникло взаимопонимание с юной особой, он пожелал, чтобы я поехал с ним в «Глицинию» и познакомился с его избранницей.
– Они обручились?
– Не совсем, сэр. Просто у них возникло взаимопонимание.
– А почему они поссорились?
– Они не поссорились, сэр. Когда его светлость начал ухаживать за юной особой, она, естественно, была польщена и теперь не может сделать выбор между любовью и честолюбием. Она до сих пор официально не отказалась от взаимопонимания.
– В таком случае, если наш план удастся осуществить и дядя Джордж самоустранится, дела вашего приятеля пойдут на лад?
– Да, сэр. Сметерст – его зовут Сметерст – готов будет воскликнуть: «Это ли не цель желанная!»
– Хорошо сказано, Дживс. Сами придумали?
– Нет, сэр. Это эвонский лебедь, сэр, Шекспир.
В эту минуту чья-то невидимая рука робко позвонила в дверь, и я скрепя сердце приготовился играть роль хозяина. Застольное испытание приближалось.
– Миссис Уилберфорс, сэр, – доложил Дживс.
– Ну как мне удержаться от смеха, когда ты, стоя у меня за спиной, будешь говорить: «Мадам, не желаете ли картофеля?», – говорила тетушка мисс Платт, вплывая в гостиную.
Мне она показалась еще неохватней, еще розовее и добродушней, чем в прошлый раз.
– Понимаете, мы с ним знакомы, – пояснила она мне, тыча в Дживса пальцем. – Он к нам заходил на чашку чаю.
– Да, он мне об этом говорил.
Тетушка окинула гостиную быстрым внимательным взглядом.
– А у вас здесь шикарно, – сказала она. – Хотя по мне, так лучше всего розовые обои. Они такие веселенькие. Что тут у вас? Коктейли?
– Мартини и чуть-чуть абсента, – сказал я, наполняя стакан.
Она громко вскрикнула, совсем как девочка:
– Ой! Не вздумайте поить меня этой гадостью! Знаете, что со мной творится, если я только пригублю что-то подобное? Умираю от боли. Все эти коктейли – настоящий яд для желудка.
– Я, право, не знаю…
– А я знаю. Если бы вы прослужили официанткой в баре столько лет, как я, вы бы тоже знали.
– О! Э-э… вы служили официанткой?
– Да, в «Крайтерионе». Я тогда была молоденькая.
Я уронил шейкер на пол.
– Вот! А все потому, что пьете эту гадость, – нравоучительным тоном сказала тетушка мисс Платт. – У вас руки дрожат. Я всегда говорила мальчикам: «Только портвейн! Он полезный. Я и сама люблю выпить немного портвейна. Но эта новомодная американская гадость – нет и нет!» Но они никогда меня не слушали.
Я с тревогой уставился на нее. Конечно, в «Крайтерионе» в свое время служили десятки официанток, и тем не менее меня пробрала легкая дрожь. Много лет прошло с тех пор, как дядя Джордж отколол это коленце с попыткой мезальянса – он тогда еще не носил титула, – но до сих пор при упоминании о «Крайтерионе» все Вустеры содрогаются.
– Э-э… когда вы служили в «Крайтерионе», – начал я, – не встречался ли вам молодой человек с такой же фамилией, как у меня?
– Да разве я упомню фамилии? Я ужасно тупа на имена.
– Вустер.
– Вустер! А когда вы давеча заходили, мне послышалось Фостер. Вустер! Встречался ли мне молодой человек по имени Вустер! Ну и дела! Ведь Джордж Вустер – поросеночек, как я его называла, – и я, мы собирались пожениться, только его семья про это прослышала и вмешалась. Они мне предложили кучу денег, только бы я от него отказалась, и я, как последняя дура, пошла у них на поводу. Сколько раз я о нем вспоминала! Интересно, что теперь с ним сталось? Он вам родственник?
– Пожалуйста, извините меня, – сказал я. – Хочу дать кое-какие распоряжения Дживсу.
Я пошел в буфетную:
– Дживс!
– Сэр?
– Знаете, что случилось?
– Нет, сэр.
– Эта женщина…
– Сэр?
– Это же официантка дядюшки Джорджа.
– Сэр?
– Черт побери, вы должны были слышать о дядюшкиной официантке. Вы же знаете нашу семейную историю. Это та самая официантка, на которой дядюшка хотел жениться много лет назад.
– Ах да, сэр.
– Она единственная женщина, которую он любил. Он сам сто раз мне об этом рассказывал. После четвертой порции виски с содовой он впадает в сентиментальность и со слезами вспоминает об этой особе. Какое невезение, пропади все пропадом! Напоминание о прошлом найдет живой отзвук у него в сердце. Я это чувствую, Дживс. И она как раз в его вкусе. Едва войдя в гостиную, принялась рассказывать про свой желудок. Дживс, вы понимаете, что за этим кроется? Страшная вещь! Ведь у дяди Джорджа любимая тема – его желудок. Это означает, что они родственные души. Эта женщина и дядя Джордж просто…
– …созданы друг для друга, сэр?
– Совершенно верно.
– Весьма тревожное положение, сэр.
– Что делать?
– Не могу сказать, сэр.
– Ну тогда я скажу, что я намерен делать – телефонирую дяде Джорджу и скажу, что обед отменяется.
– Едва ли это возможно, сэр. Кажется, его светлость уже звонит в дверь.
Так и было. Дживс его впустил, и он поплелся по коридору в гостиную. Я направился за ним следом. Когда он вошел, наступило ошеломленное молчание, потом раздались удивленные восклицания, как бывает, когда старые друзья встречаются после долгой разлуки.
– Поросеночек!
– Моди!
– Вот это да!
– Моди! Будь я проклят!
– Неужто это ты!
– Господи помилуй!
– Ты теперь лорд Яксли, подумать только!
– Стал носить титул вскоре после того, как мы расстались.
– Подумать только!
– Слушай, я просто глазам не верю!
Я отошел в сторонку и стоял, переминаясь с ноги на ногу. Они, я бы сказал, в упор меня не видели, будто Бертрам Вустер уже отошел в мир иной и лишился своей телесной оболочки.
– Моди, черт побери, ты совсем не изменилась!
– Ты тоже, поросеночек.
– Как ты жила все эти годы?
– Очень хорошо. Вот только желудок дает о себе знать.
– Господи Боже мой! Что ты говоришь? У меня тоже нелады с желудком.
– Как поем, так сразу чувствую тяжесть.
– И я, как поем, тоже чувствую тяжесть. Что ты принимаешь?
– Пищеварительный бальзам Перкинса.
– Дорогая моя девочка, он не помогает! Совершенно бесполезная вещь! Я сам его принимал много лет – и никакого толку. Знаешь, единственное, что помогает…
Когда дядюшка Джордж, усевшись рядом с тетушкой мисс Платт на диван, принялся что-то назойливо гудеть ей в ухо, я выскользнул из комнаты.
– Дживс, – сказал я, нетвердым шагом входя в буфетную.
– Сэр?
– Подавайте обед на двоих. Я не в счет. Если они заметят, что меня нет, скажите, что мне телефонировали и я ушел по срочному делу. Бертрам больше не контролирует ситуацию, Дживс. Если во мне возникнет надобность, я в «Трутнях».
– Хорошо, сэр.
Вечером, уже довольно поздно, когда я рассеянно разыгрывал снукер, в бильярдную вошел один из официантов и сообщил, что тетя Агата желает говорить со мной по телефону.
– Берти!
– Да?
Признаться, я был поражен – она говорила таким тоном, будто наше дело устроилось как нельзя лучше. Она щебетала как птичка:
– Берти, чек, который я тебе дала, все еще у тебя?
– Да.
– Порви его. Он больше не нужен.
– А?
– Я говорю, он не нужен. Твой дядюшка мне телефонировал. Он не женится на этой особе.
– Да?
– Да. Очевидно, он еще раз все обдумал и понял, что она ему не пара. Но – самое удивительное – он все-таки женится!
– Женится?
– Да, на своей давнишней знакомой, некоей миссис Уилберфорс, женщине, вполне подходящей, по его словам, по возрасту. Интересно, из каких она Уилберфорсов? Есть две основные ветви этой фамилии – эссекские Уилберфорсы и кумберлендские Уилберфорсы. Помнится, существует еще младшая ветвь где-то в Шропшире.
– И еще одна в Восточном Далвиче.
– Что ты сказал? Я не расслышала.
– Ничего, – ответил я и повесил трубку. У меня было такое чувство, будто меня пыльным мешком из-за угла стукнули.
– Дживс, – сказал я, вернувшись домой, – итак, вы полагаете, все прекрасно уладилось? – Я бросил на него осуждающий взгляд.
– Да, сэр. Между десертом и сыром его светлость официально объявил о помолвке.
– Так и объявил?
– Да, сэр.
Я сурово взглянул ему прямо в глаза.
– Дживс, по-моему, вы ничего не поняли, – сказал я спокойным, холодным тоном. – После того, что здесь произошло, ваши акции значительно упали в цене. Я привык смотреть на вас как на советника, которому нет равных. Я ловил каждое ваше слово. И посмотрите, что вы натворили. А все ваш хваленый план, основанный на психологии индивидуума. Я думаю, Дживс, бывая в обществе этой женщины, сидя с ней за чашкой чаю, вы должны были догадаться, что она официантка дяди Джорджа.
– Я догадался, сэр.
– Что?!
– Я был об этом осведомлен, сэр.
– В таком случае вы должны были знать, что произойдет, когда они встретятся.
– Да, я знал это, сэр.
– Черт возьми, это уж слишком!
– Если позволите, я объясню, сэр. Молодой человек по имени Сметерст, который чрезвычайно привязан к известной вам молодой особе, – мой близкий друг. Недавно он обратился ко мне в надежде, что я смогу сделать так, чтобы указанная молодая особа следовала тому, что говорит ей сердце, и не позволила соблазнить себя богатством и знатностью его светлости. Теперь ничто не мешает союзу этих молодых людей.
– Понимаю. «Деяния благие, что вершатся втайне», так?
– Совершенно верно, сэр.
– А как же дядя Джордж? По вашей милости он угодил из огня да в полымя.
– Нет, сэр, если я могу взять на себя смелость возразить вам. Как мне представляется, миссис Уилберфорс будет идеальной женой для его светлости. Если в образе жизни его светлости имеется некий изъян, то он связан с несколько чрезмерной приверженностью к застольным удовольствиям…
– В том смысле, что он обжирается как свинья?
– Я бы никогда не позволил себе употребить подобное выражение, сэр, но оно передает существо дела. Его светлость также имеет склонность употреблять спиртные напитки в количествах, которые доктор его светлости вряд ли одобрит. Холостяки почтенных лет, весьма состоятельные и не знающие, чем себя занять, довольно часто предаются подобным излишествам. В этом смысле будущая леди Яксли сможет благотворно повлиять на его светлость. Подавая рыбу, я слышал, как ее светлость сама об этом говорила. Она заметила некоторую одутловатость лица его светлости, которой не было в прежние годы, и сказала, что за его светлостью нужен уход. Как мне представляется, сэр, этот союз окажется весьма благодетельным для его светлости.
Все это звучало – как бы это сказать? – вполне убедительно, но я все же покачал своей черепушкой:
– Однако, Дживс!
– Сэр?
– Она ведь, как вы сами недавно сказали, принадлежит к низшему сословию.
Он посмотрел на меня с упреком:
– Скорее к крепкому среднему сословию, сэр, к мелкой буржуазии со средним достатком.
– Гм!
– Сэр?
– Я сказал «Гм!», Дживс.
– Кроме того, сэр, поэт Теннисон сказал: «Сердце доброе дороже всех регалий».
– Кто из нас сообщит новость тете Агате?
– Если бы я мог внести предложение, сэр, я бы посоветовал пока не вступать в общение с миссис Спенсер Грегсон. Я уже почти кончил паковать чемоданы. Пригнать автомобиль из гаража – дело нескольких минут и…
– …умчаться прочь, туда, где счастлив человек?
– Вот именно, сэр.
– Дживс, – сказал я, – не уверен, что полностью разделяю вашу точку зрения на последние события. Вы считаете, что всех осчастливили. Не уверен. Однако с вашим последним предложением могу вас поздравить. Внимательно его рассмотрев, я не нашел в нем изъяна. Что хорошо, то хорошо. Немедленно иду за автомобилем.
– Очень хорошо, сэр.
– Помните, что сказал поэт Шекспир?
– Что, сэр?
– «Поспешно уходит, преследуемый медведем». Найдете это в одной из его пьес. Помню, когда учился в школе, я изобразил эту картинку на полях книги.
