87

Меня попросили дать чтения в знаменитом ночном клубе «Улан» на Бульваре Голливуд. Я согласился читать два вечера. Я должен был выступать следом за рок-группой «Большое Изнасилование» оба раза.

Меня засасывала трясина шоу-бизнеса. На руках были лишние билеты, я позвонил Тэмми и спросил, не хочет ли она сходить. Она сказала, что да, поэтому в первый вечер я взял ее с собой. Я заставил их открыть ей кредит.

Мы сидели в баре, дожидаясь начала моего выступления. Выступление Тэмми походило на мое. Она быстренько набралась и расхаживала по всему бару, разговаривая с людьми.

К тому времени, как мне пришла пора выходить, Тэмми уже заваливалась на столики. Я нашел ее брата и сказал:

– Боже святый, да убери же ты ее отсюда, будь добр.

Он вывел ее в ночь. Я тоже был пьян и позже совершенно забыл, что сам попросил ее увести.

Чтение прошло нехорошо. Публика тащилась строго от рока, они не врубались в строчки и смыслы. Но кое в чем я и сам был виноват. Иногда я просто выезжал на везении с рок-тусовками, а именно в тот вечер не вышло. Беспокоило отсутствие Тэмми, наверное. Вернувшись домой, я набрал ее номер. Ответила мать.

– Ваша дочь, – сообщил я ей, – ГНИДА!

– Хэнк, я не желаю этого слушать.

Она бросила трубку.

На следующий вечер я отправился один. Сидел за столиком в баре и пил. К столику подошла пожилая женщина и с достоинством представилась. Она преподает английскую литературу и привела с собой одну из своих учениц, маленькую пампушку по имени Нэнси Фриз. У Нэнси, казалось, была течка. Они хотели узнать, не соглашусь ли я ответить на несколько вопросов их класса.

– Запуливайте.

– Кто был вашим любимым автором?

– Фанте.

– Кто?

– Джон Ф-а-н-т-е. «Спроси У Праха». «Подожди До Весны, Бандини».

– А где можно найти его книги?

– Я нашел их в главной библиотеке, в центре. Угол Пятой и Оливковой, кажется?

– А чем он вам нравится?

– Абсолютной эмоцией. Очень храбрый человек.

– А кто еще?

– Селин.

– А почему?

– Ему вырывали кишки, а он смеялся и их тоже заставлял смеяться.

Очень храбрый человек.

– А вы верите в храбрость?

– Мне нравится видеть ее во всех – в животных, птицах, рептилиях, людях.

– А почему?

– Почему? Мне от этого лучше становится. Здесь всё дело в стиле перед лицом отсутствия какого бы то ни было шанса.

– А Хемингуэй?

– Нет.

– А почему?

– Слишком мрачен, слишком серьезен. Хороший писатель, прекрасные фразы. Но для него жизнь всегда была тотальной войной. Он никогда не давал воли, никогда не танцевал.

Они закрыли свои тетрадки и испарились. Жалко. Я как раз собирался сказать, что настоящее влияние на меня оказали Гейбл, Кэгни, Богарт и Эррол Флинн.

Следующее, что помню – я оказался сидящим с тремя симпатичными женщинами: Сарой, Кэсси и Деброй. Саре было 32, классная девка, хороший стиль и доброе сердце. Светло-рыжие волосы падали прямо вниз, а глаза дикие, слегка безумные. Кроме этого, ее перегружало сострадание, казавшееся достаточно подлинным и, очевидно, кое-чего ей стоившее. Дебра была еврейкой с большими карими глазами и щедрым ртом, густо заляпанным кроваво-красной помадой. Ее рот поблескивал и манил меня. Я навскидку определил, что ей где-то между 30 и 35, и она напомнила мне о том, как выглядела моя мама в 1935 году (хотя моя мама была намного красивее). Кэсси была высока ростом, с длинными светлыми волосами, очень молода, дорого одета, модновата, хипова, «подрубалась», нервная, прекрасная. Она сидела ближе всех, сжимала мне руку и терлась бедром о мою ногу. Когда она сжала мне руку, я вдруг осознал, что ее ладонь гораздо шире моей. (Хоть я и крупный мужик, мне всегда неловко за свои маленькие руки. В период кабацких выебонов в Филадельфии я, тогда молодой человек, быстро понял важность размера руки. Как я умудрился победить в 30 процентах своих драк тогда – поразительно.) Как бы то ни было, Кэсси чувствовала, что обходит остальных двух, а я не был в этом уверен, но смирился.

Потом надо было читать, и вечер сложился удачнее. Толпа та же самая, но мозги мои занимала работа. Толпа теплела всё больше и больше, дико и воодушевленно. Иногда зажигалось от них, иногда – от меня, обычно – последнее. Как будто залазишь на призовой ринг: надо чувствовать, что должен им что-то, иначе тебе тут не место. Я парировал, срезал и финтил, а в последнем раунде раскрылся по-настоящему и вырубил рефери. Спектакль есть спектакль.

Поскольку я набомбился предыдущей ночью, мой успех должен был выглядеть странно.

Для меня, во всяком случае.

Кэсси ждала в баре. Сара подсунула мне любовную записку вместе с номером телефона. Дебра оказалась неизобретательна – просто записала мне свой номер. На мгновение – странно – я подумал о Кэтрин, потом купил Кэсси выпить.

Кэтрин я никогда больше не увижу. Моя маленькая техасская девочка, моя прекраснейшая из красавиц. Прощай, Кэтрин.

– Слушай, Кэсси, ты можешь отвезти меня домой? Я слишком надрался, один не доеду. Еще один гон по поводу пьяного вождения – и мне каюк.

– Ладно, отвезу. Где твоя машина?

– На хуй. Тут брошу.

Мы уехали вместе в ее «МГ». Как в кино. Я ожидал, что в любой момент она меня выкинет на следующем же углу. Ей было за двадцать. Пока мы ехали, она болтала. Она работала на музыкальную компанию, любила это дело, на работу можно было приходить не раньше 10.30, а уходила она в 3.

– Неплохо, – говорила она, – и мне нравится. Я могу брать народ и увольнять, я продвинулась наверх, но пока увольнять никого не приходилось. Там хорошая публика работает, и мы выпустили несколько великих пластинок…

Мы прибыли ко мне. Я откупорил водку. Волосы Кэсси спускались почти до самой жопы. Я всегда был поклонником волос и ног.

– Ты в самом деле сегодня здорово читал, – сказала она. – Ты был совершенно другим человеком, чем вчера вечером. Не знаю, чем это объяснить но когда ты – в своем лучшем виде, в тебе есть такая… человечность, что ли. В большинстве своем, поэты – такие маленькие самодовольные дрыщи.

– Мне они тоже не нравятся.

– А ты не нравишься им.

Мы еще немного выпили и отправились в постель. Тело у нее поразительное, блистательное, в стиле «Плейбоя», но я, к несчастью, был пьян. Поднять-то я его поднял – и все качал и качал, хватал ее за длинные волосы, вытаскивал их из-под нее и запускал в них руки, я был возбужден, но сделать, в конце концов, ничего не смог. Я откатился, пожелал Кэсси спокойной ночи и уснул виноватым сном.

Наутро мне было стыдно. Я был уверен, что никогда больше Кэсси не увижу. Мы оделись. Было около 10 утра. Мы дошли до «МГ» и забрались внутрь. Я молчал, она молчала. Я чувствовал себя дураком, но сказать было нечего. Доехали до «Улана», и там стоял мой синий «фольксваген».

– Спасибо за все, Кэсси. Не думай слишком плохо о Чинаски.

Она не ответила. Я поцеловал ее в щеку и вылез из машины. Она, в своем «МГ», отъехала. В конце концов, как говорила мне часто Лидия: «Если хочешь пить, пей; если хочешь ебаться, выкинь бутылку на фиг».

Моя проблема в том, что мне хотелось и того, и другого.