Глава VIII

Удивительное дело, но меня, кажется, никогда не оставляют в покое. Я человек, которому нравится спокойная жизнь. Я люблю мой клуб, мою партию в бридж, хорошую кухню, доброе вино. Я люблю Англию летом и Ривьеру зимой. У меня нет желания быть участником сенсационных событий. Иногда, расположившись близ уютного огня, я не прочь почитать о них в газете. Но большего мне не требуется. Цель моей жизни — полный комфорт. Я посвятил этому определенную долю усилий и значительные суммы денег. Но не могу сказать, что я всегда достигал цели. Если даже ничего не случается со мной, нечто происходит вокруг меня, и часто, помимо моей воли, я оказываюсь вовлеченным в какие-нибудь события. А я ненавижу быть вовлеченным.

Все произошло из-за того, что Ги Пейджет вошел утром в мою спальню с телеграммой в руке и с физиономией, мрачной, как у наемного участника похоронной процессии.

Ги Пейджет — мой секретарь, усердный, работящий человек, замечательный во всех отношениях. Но я не знаю никого, — кто раздражал бы меня больше. Долгое время я ломал себе голову над тем, как бы избавиться от него. Однако нельзя же уволить секретаря за то, что он предпочитает работу досугу, любит рано вставать и положительно лишен недостатков. Единственно забавное у него — это физиономия, физиономия отравителя XIV века — такого рода людей Борджиа держали для своих делишек.

Я бы не был так настроен против Пейджета, если бы он не заставлял работать и меня. В моем представлении к работе следует подходить легко и беззаботно, в сущности, шутя! Сомневаюсь, чтобы Ги Пейджет когда-нибудь шутил в своей жизни. Он все принимает всерьез. Вот почему с ним так трудно жить.

На прошлой неделе меня посетила блестящая мысль: отослать его во Флоренцию. Он говорил, что ему хотелось бы поехать туда.

«Мой дорогой, — вскричал я, — вы поедете завтра. Я оплачу все ваши расходы».

Январь — не сезон для поездки во Флоренцию, но Пейджету все равно. Я представлял себе, как он ходит по городу с путеводителем в руке, благоговейно посещает все картинные галереи. И неделя свободы» обойдется мне совсем недорого.

Это была очаровательная неделя. Я делал все, что хотел, и ничего, что было бы мне не по вкусу. Однако приоткрыв глаза и различив Пейджета, стоявшего напротив окна в 9 утра, что было чересчур рано, я понял, что моей свободе пришел конец.

— Мой дорогой, — произнес я, — похороны уже состоялись или они назначены на более поздний срок?

Пейджет не воспринимает шуток, сказанных с невозмутимым видом. Он просто уставился на меня.

— Так вы знаете, сэр?

— Что знаю? — спросил я сердито. — По выражению вашего лица я заключил, что один из ваших ближайших и дражайших родственников должен быть предан земле сегодня утром.

Пейджет пропустил мою реплику мимо ушей, насколько это было возможно.

— Я думал, вы не можете быть в курсе дела. — Он постучал по телеграмме. — Я знаю, что вы не любите, когда вас будят рано, но уже девять часов, — Пейджет настоятельно считает 9 часов утра практически серединой дня, — и я полагал, что при данных обстоятельствах… — Он снова постучал по телеграмме.

— Что это такое? — спросил я.

— Телеграмма из полиции в Марлоу. В вашем доме убили женщину.

Сообщение окончательно пробудило меня.

— Какая колоссальная наглость! — воскликнул я. — Почему именно в моем доме? Кто убил ее?

— Они не сообщают. Вероятно, мы немедленно воз вращаемся в Англию, сэр Юстас?

— Вам не следует так думать. Почему мы должны возвращаться?

— Полиция…

— Какое мне дело до полиции?

— Убийство произошло в вашем доме.

— Это, — сказал я, — кажется, скорее моя беда, чем моя вина.

Ги Пейджет мрачно покачал головой.

— Случившееся произведет очень неприятное впечатление на избирателей, — заметил он печально.

Не понимаю, почему так должно быть, но все же есть ощущение, что в подобных случаях Пейджет всегда прав. На первый взгляд депутата парламента совершенно не касается ситуация, когда бездомная молодая женщина приходит и дает себя убить в принадлежавшем ему пустом доме, но вы при этом не учитываете реакции почтенной британской публики.

«Кроме того, она иностранка, что еще хуже», — мрачно продолжал Пейджет.

Думаю, он опять прав. Если убийство женщины в вашем доме подрывает вашу репутацию, то дело становится еще более сомнительным, если она иностранка. Вдруг меня поразила другая мысль.

«Боже мой! — воскликнул я. — Надеюсь происшедшее не выведет из душевного равновесия Каролину».

Каролина — дама, которая мне готовит. Между прочим, она жена моего садовника. Какая она жена, мне неизвестно, но кухарка — превосходная. Джеймс, напротив, плохой садовник, но я разрешаю ему бездельничать и предоставляю сторожку для жилья исключительно ради стряпни Каролины.

— Не думаю, что она теперь захочет остаться, — сказал Пейджет.

— Вы всегда умели меня ободрить, — заметил я.

Кажется, придется возвращаться в Англию. Пейджет явно имеет это в виду. А кроме того, нужно еще успокоить Каролину.

Мне кажется невероятным, что люди, имеющие возможность покинуть Англию зимой, остаются здесь! Климат просто отвратительный. Как надоели эти хлопоты. Агенты по сдаче домов говорят, что теперь, после всей шумихи, будет практически невозможно сдать Милл-Хаус. Каролину удалось успокоить, предложив двойное жалованье. Мы могли бы с тем же успехом послать ей телеграмму из Канна. В сущности, как я и утверждал все время, нам совершенно ни к чему было приезжать. Завтра я отправляюсь обратно.

Произошло несколько весьма удивительных событий. Начнем с того, что я встретил Огастаса Милрея, наиболее совершенный образец старого осла, представленный в нынешнем правительстве. С дипломатической скрытностью он отозвал меня в клубе в тихий уголок. Он много говорил о Южной Африке и промышленной ситуации там. Об усиливающихся слухах о забастовке на Ранде. О ее тайных мотивах. Я слушал как мог терпеливо. Наконец он перешел на шепот и сообщил, что есть некие документы, которые необходимо передать в руки генерала Смэтса.

— Несомненно, вы совершенно правы, — сказал я, подавляя зевоту.

— Но как мы ему их доставим? Наше положение в этом деле очень щекотливое.

— Разве почта не подойдет? — спросил я бодро. — Наклейте на пакет марку за два пенни и опустите его в ближайший почтовый ящик.

Мое предложение, кажется, весьма шокировало его.

— Мой дорогой Педлер! Послать обычной почтой! Для меня всегда было тайной, зачем правительство нанимает королевских курьеров и уделяет такое внимание своим конфиденциальным документам.

— Если вам не нравится почта, пошлите одного из ваших молодых людей. Он получит удовольствие от поездки.

— Невозможно, — сказал Милрей, старчески покачав головой. — На то есть причины, мой дорогой Педлер, уверяю вас, есть причины.

— Что ж, — произнес я, вставая, — все это очень интересно, но мне надо идти…

— Одну минуту, мой дорогой Педлер, одну минуту, прошу вас. Скажите мне по секрету, разве вы сами вскоре не собираетесь посетить Южную Африку? У вас обширные интересы в Родезии, я знаю, а вопрос о ее вступлении в Союз живо интересует вас.

— Да, я думал поехать туда примерно через месяц.

— Не могли бы вы перенести отъезд на более ранний срок? На этот месяц. А лучше на эту неделю.

— Могу, — сказал я, разглядывая его с некоторым любопытством, — Но мне не кажется, что я испытываю подобное желание.

— Вы оказали бы правительству большую услугу, очень большую услугу. И оно.., не останется в долгу.

— Вы хотите сказать, что я должен сыграть роль почтальона?

— Вот именно. Вы не занимаете официального положения. Ваша поездка будет выглядеть естественно. Все пройдет замечательно.

— Что ж, — сказал я в раздумье, — не возражаю.

Единственно чего мне очень хочется, так это как можно скорее снова выбраться из Англии.

— Вы найдете климат Южной Африки восхитительным, просто восхитительным.

— Мой дорогой, мне все известно о ее климате. Я был там незадолго до войны.

— Премного вам обязан, Педлер. Я пришлю вам пакет с курьером. Передайте в собственные руки генерала Смэтса, понимаете? «Килморден касл» отплывает в субботу, это весьма приличное судно.

Я немного прошел с ним вместе по Пэлл-Мэлл перед тем, как мы расстались. Он с жаром потряс мне руку и опять экспансивно поблагодарил меня. Я отправился домой, размышляя об окольных путях правительственной политики.

Следующим вечером Джарвис, мой дворецкий, сообщил мне, что некий джентльмен хочет видеть меня по личному делу, но отказывается назвать свое имя. Я всегда быстро узнаю назойливых страховых агентов, поэтому велел Джарвису сказать, что не могу принять его. К сожалению, Ги Пейджет, который в виде исключения был действительно нужен, лежал в постели с приступом холецистита Эти усердные молодые люди со слабыми желудками всегда подвержены таким приступам.

Джарвис вернулся.

«Джентльмен просил сказать вам, сэр Юстас, что он от мистера Милрея».

Дело предстало в другом свете. Через несколько минут я принимал моего посетителя в библиотеке. Это был крепкий, сильно загорелый молодой человек. От уголка глаза через всю щеку по диагонали спускался шрам, портивший красивые, хотя и несколько резкие, черты ею лица.

— Да, — сказал я, — что вам угодно?

— Мистер Милрей прислал меня к вам, сэр Юстас. Я буду сопровождать вас в Южную Африку в качестве секретаря.

— Мой дорогой друг, — сказал я, — у меня уже есть секретарь. Другой мне не нужен.

— А я думаю, нужен, сэр Юстас. Где сейчас ваш секретарь?

— Он лежит внизу с приступом холецистита, — объяснил я.

— Вы уверены, что дело только в этом?

— Разумеется. У него бывают такие приступы.

Мой гость улыбнулся.

— Может быть, у него приступ, а может быть, и нет. Время покажет. Однако могу сказать вам, сэр Юстас, мистер Милрей не будет удивлен, если вашего секретаря попытаются убрать с дороги. О, за себя вы можете не опасаться, — полагаю, на моем лице мелькнула тень тревоги, — вам ничего не угрожает. Но если ваш секретарь выйдет из игры, до вас легче будет добраться. В любом случае мистер Милрей хочет, чтобы я сопровождал вас. Мою поездку мы, разумеется, оплатим, но вам надо позаботиться о паспорте, заявив, что нуждаетесь в услугах второго секретаря.

Он казался решительным молодым человеком. Мы пристально посмотрели друг на друга, и он заставил меня опустить глаза.

— Очень хорошо, — сказал я вяло.

— Никому ничего не говорите о том, что я поеду с вами.

— Очень хорошо, — повторил я.

В конце концов, наверное, лучше было бы взять этого парня с собой, однако у меня было предчувствие, что я попадаю в беду. Как раз тогда, когда я считал, что обрел покой!

Я остановил моего гостя, повернувшегося, чтобы уйти.

— Было бы неплохо, если бы я узнал имя моего нового секретаря, — заметил я саркастически.

Он поразмышлял с минуту.

— Гарри Рейберн, кажется, вполне подходящее имя, — сказал он.

Любопытная манера представляться.

— Очень хорошо, — повторил я в третий раз.