10
В доме No34 по Парквью Уилт сидел с Клемом на кухне, пока полицейские обыскивали его дом.
- Вы здесь ничего компрометирующего не найдете, - сказал он инспектору Флинту.
- Не ваше дело, найдем или не найдем. Мы просто посмотрим.
Он отправил детективов на второй этаж взглянуть на гардероб миссис Уилт, или, вернее, на то, что от него осталось.
- Если она действительно уехала, то забрала с собой половину своего гардероба, - сказал он. - Я знаю женщин. С другой стороны, если она сейчас лежит под двадцатью тоннами бетона, ей не надо ничего, кроме того, что на ней надето.
Оказалось, что Евин гардероб был почти в полном наличии. Даже Уилт вынужден был признать, что она мало что взяла с собой.
- Что на ней было, когда вы ее видели последний раз? - спросил инспектор Флинт.
- Пижама лимонного цвета, - ответил Уилт.
- Что лимонного цвета?
- Пижама, - сказал Уилт, увеличивая тем самым список инкриминирующих улик. Инспектор сделал соответствующую пометку в своей записной книжке.
- Она что, была в постели?
- Нет, - сказал Уилт. - В гостях у Прингшеймов.
- Прингшеймов? А кто это такие?
- Американцы, о которых я вам говорил. Они живут на Росситер Глоув.
- Вы мне ничего об американцах не говорили, - заметил инспектор.
- Простите, мне казалось, я говорил. Я что-то запутался. Она с ними уехала.
- В самом деле? Полагаю, они тоже отсутствуют?
- Разумеется, - сказал Уилт. - То есть, если она уехала с ними, то, очевидно, и они уехали, а если она не с ними, то я тогда понятия не имею, куда она делась.
- Я имею, - повторил инспектор, с отвращением разглядывая пятно на простыне, которую один из детективов обнаружил в корзине с грязным бельем. Когда полицейские покидали дом, у них уже был целый набор компрометирующих улик: простыня, пояс от старого халата, который почему-то оказался на чердаке, маленький топорик, которым Уилт однажды пытался открыть банку с краской и шприц, выпрошенный Евой у ветеринара для поливки кактусов в период ее страстного увлечения выращиванием комнатных растений. Да, была еще бутылочка с таблетками, но без этикетки.
- Откуда, черт побери, мне знать, что это такое? - сказал Уилт, когда ему показали бутылочку. - Может, аспирин. Тем более что она полная.
- Присовокупите ее к остальным предметам, - распорядился инспектор. Уилт взглянул на коробку.
- Ради Бога, что же я, по-вашему, с ней сделал? Отравил ее, задушил, разрубил на части топориком и вспрыснул ей подкормку?
- Какую подкормку? - спросил инспектор Флинт, оживляясь.
- Чем цветы подкармливают, - пояснил Уилт. - Вон бутылка, на подоконнике.
Инспектор взял и эту бутылку.
- Что вы с ней сделали, мистер Уилт, мы знаем, - сказал он. - Нас теперь интересует, как вы это сделали.
Они вышли из дому, сели в полицейскую машину и поехали на Росситер Глоув, к дому Прингшеймов.
- Вы пока посидите здесь с констеблем, а я пойду и посмотрю, дома ли они, - сказал инспектор Флинт и направился к входной двери.
Уилт сидел и смотрел, как он звонит в дверь. Вот он позвонил еще раз. Потом постучал дверным молотком и, наконец, пошел вокруг дома, через калитку с надписью «Для торговцев» к кухонной двери. Через минуту он вернулся и сразу начал возиться с радио в машине.
- Вы попали в точку, Уилт, - рявкнул он. - Их нет. В. доме полный бардак. Такое впечатление, что там была оргия. Давайте-ка его сюда.
Два детектива выволокли из машины Уилта, уже не мистера Уилта, а просто Уилта, хорошо осознающего значение этой перемены. Тем временем инспектор связался по радио с полицейским участком и начал настойчиво говорить что-то об ордерах и о том, чтобы прислали, как послышалось Уилту, бригаду Д. Уилт стоял перед домом No14 на Росситер Глоув и изумлялся, что же это, черт возьми, с ним происходит. Весь его жизненный уклад, к которому он так привык, стремительно рушился.
- Мы войдем с заднего хода, - сказал инспектор. - Все это скверно выглядит.
Они пошли по дорожке к кухонной двери и дальше, в сад, за домом. Теперь Уилт понял, что имел в виду инспектор под бардаком. Сад выглядел препогано. Лужайка, кусты жимолости и вьющиеся розы были усыпаны бумажными тарелками. Бумажные стаканчики, часть которых была смята, а другие все еще наполнены прингшеймовским пуншем пополам с дождевой водой, устилали землю. Особенно омерзительны были бифбургеры, облепленные капустой и разбросанные по всей поляне, что напомнило Уилту некоторые привычки Клема.
Инспектор, казалось, прочел его мысли.
- Пес возвращается к своей блевотине, - сказал он. Они прошли через террасу и заглянули в окна гостиной. Если в саду было плохо, то внутри - еще хуже.
- Разбейте стекло в кухонной двери и впустите нас, - сказал инспектор тому детективу, что был повыше ростом. Однако окно гостиной распахнулось, и они вошли в комнату.
- Ничего ломать не пришлось, - сказал детектив. - Задняя дверь не была заперта, как, впрочем, и окно. Похоже, они выметались отсюда в большой спешке.
Инспектор огляделся вокруг и поморщился. В доме до сих пор стоял тяжелый запах травки, прокисшего пунша и воска от свечей.
- Если они действительно уехали, - зловеще сказал он и посмотрел на Уилта.
- Они должны были уехать, - сказал Уилт, ощущая необходимость как-то объяснить происходящее, - никто не сможет жить все выходные в таком хаосе без…
- Жить? Вы сказали «жить», не так ли? - переспросил Флинт, наступив на огрызок сгоревшего бифбургера.
- Я имел в виду…
- Неважно, что вы имели в виду, Уилт. Давайте посмотрим, что здесь на самом деле случилось.
Они перешли на кухню, где царил такой же хаос, и затем в другую комнату. Везде было одно и то же. Окурки сигарет в кофейных чашках и на ковре. Осколки пластинки, засунутые за диван, повествовали о бесславном конце Пятой симфонии Бетховена. Смятые диванные подушки валялись у стены. Обгорелые свечи свисали из бутылок, как мужские члены после любовной оргии. Завершал" весь этот бардак портрет принцессы Анны, который кто-то нарисовал красным фломастером на стене. Изображение Анны было окружено полицейскими в шлемах, а внизу красовалась надпись:
ЛЕГАВЫЕ И НАША АНЯ. ПЕНИС МЕРТВ, ДА ЗДРАСТВУЕТ П…А!
Такие сентенции, по-видимому, были обычным делом среди женщин, борющихся за эмансипацию, но они вряд ли могли создать у инспектора Флинта высокое мнение о Прингшеймах.
- У вас симпатичные друзья, Уилт, - сказал он.
- Они мне не друзья, - ответил Уилт. - Эти ублюдки даже с орфографией не в ладах.
Они поднялись на второй этаж и зашли в спальню. Постель была неприбрана, одежда, в основном нижнее белье, раскидана по полу или свисала из открытых ящиков. Открытый флакон валялся на туалетном столике, и в комнате удушливо воняло духами.
- Господи прости, - сказал инспектор, с воинственным видом разглядывая подтяжки, - только крови и не хватает.
Кровь они обнаружили в ванной комнате. Виной тому была порезанная рука доктора Шеймахера. Ванна была вся в пятнах крови, брызги крови были и на кафеле. Разбитая дверь висела на одной нижней петле, и на ней тоже были пятна крови.
- Так я и знал, - сказал инспектор, разглядывая это кровавое послание, а также другое, написанное губной помадой на зеркале над раковиной. Уилт тоже посмотрел. На его вкус, оно было излишне персонифицировано.
ЗДЕСЬ УИЛТ ТРАХАЛСЯ. А ЕВА БЕЖАЛА. КТО ЖЕ ШОВИНИСТИЧЕСКАЯ СВИНЬЯ?
- Очаровательно, - заметил инспектор Флинт. Он оглянулся и посмотрел на Уилта, чье лицо было одного цвета с кафелем. - Полагаю, вы и тут не в курсе? Ваша работа?
- Конечно нет, - ответил Уилт.
- И это не ваша? - спросил инспектор, указывая на пятна крови в ванне. Уилт покачал головой. - Полагаю, и к этому вы не имеете никакого отношения? Он показал на противозачаточную спираль, прибитую к стене над унитазом. Уилт взглянул на нее с глубоким отвращением.
- Я просто не знаю что сказать, - пробормотал он. - Это все ужасно.
- Совершенно с вами согласен, - заметил инспектор и перешел к более практическим вопросам. - Она явно умерла не здесь.
- Откуда вы это знаете? - спросил детектив помоложе.
- Мало крови. - Инспектор неуверенно огляделся. - С другой стороны, один хороший удар… - Они пошли дальше по коридору. Кровавые пятна привели их в ту комнату, где Уилт находился вместе с куклой.
- Ничего не трогайте, - распорядился инспектор, открывая дверь локтем. - Тут для специалистов по отпечаткам пальцев раздолье. Он заглянул внутрь комнаты и увидел игрушки.
- Вы что, и детей тоже укокошили? - мрачно спросил он.
- Детей? - сказал Уилт. - Я не знал, что у них есть дети.
- В таком случае, - сказал инспектор, который был семейным человеком, - бедняжкам есть за что благодарить судьбу. Не слишком за многое, судя по всему, но все же.
Уилт тоже заглянул в комнату и посмотрел на плюшевого медведя и лошадь-качалку.
- Это игрушки Гаскелла. Ему нравится с ними играть, - сказал он.
- Мне послышалось, вы сказали, что не знаете, есть ли у них дети? - сказал инспектор.
- У них нет детей. Гаскелл - это доктор Прингшейм. Он биохимик и, если верить его жене, недоразвитый. - Инспектор задумчиво взглянул на Уилта. Пора было уже подумать о его официальном задержании.
- Я полагаю, вы не собираетесь сейчас признаться? - спросил он без особой надежды.
- Не собираюсь, - ответил Уилт.
- Я так и думал, - сказал инспектор. - Ладно, увезите его в участок. Я подъеду попозже.
Детективы взяли Уилта за руки. Это было последней каплей.
- Отпустите меня, - закричал он. - Вы не имеете права. Вы должны…
- Уилт, - заорал инспектор Флинт. - Я даю вам последний шанс. Если вы будете сопротивляться, я сейчас же предъявлю вам обвинение в убийстве вашей жены.
Уилт сдался. Ничего другого ему не оставалось.
- Винт? - спросила Салли. - Ты же говорил про рулевое управление?
- Значит, я ошибся, - огрызнулся Гаскелл. - Это не рулевое управление. Винт сломался. Наверное, на него что-нибудь намоталось.
- Например?
- Например водоросли.
- Почему же ты не спустишься и не посмотришь?
- В этих очках? - спросил Гаскелл. - Я ж ничего не увижу.
- Ты же знаешь, я плавать не умею, - сказала Салли. - Из-за ноги.
- Я умею плавать, - сказала Ева.
- Мы обвяжем вас веревкой, вы не утонете, - обнадежил ее Гаскелл. - Нужно только нырнуть и пощупать, нет ли там чего внизу.
- Мы знаем, что там внизу, - съехидничала Салли. - Грязь.
- Вокруг винта, - уточнил Гаскелл. - И если там что есть, то надо снять.
Ева спустилась в каюту и надела бикини.
- Честно. Гаскелл, иногда я думаю, что ты это нарочно делаешь. Сначала рулевое управление, теперь винт.
- Ну, надо все проверить. Мы не можем стоять и прохлаждаться, - Гаскелл был явно раздражен. - Мне завтра утром надо быть в лаборатории.
- Об этом раньше надо было думать, - возразила Салли. - Теперь нам только не хватает проклятого Альбатроса [10].
- По мне, так у нас уже есть один, - продолжал злиться Гаскелл. В этот момент Ева вышла из каюты, надевая купальную шапочку.
- Где веревка? - спросила она.
Заглянув в ящик, Гаскелл вытащил веревку и обвязал ею Евину талию. Ева перелезла через борт и плюхнулась в воду.
- Какая холодная! - взвизгнула она.
- Это из-за Гольфстрима, - объяснил Гаскелл. - Он сюда не доходит.
Ева немножко проплыла и встала на ноги.
- Здесь ужасно мелко и полно ила.
Держась за веревку, она обошла катер и стала шарить под кормой.
- Я ничего не нахожу, - крикнула она.
- Должно быть, подальше, - подсказал Гаскелл, глядя на нее. Ева погрузила голову в воду и нащупала руль.
- Это руль, - объяснил Гаскелл.
- Разумеется, - ответила Ева. - Сама вижу, я же не дурочка.
Она снова исчезла под катером. На этот раз она нашла винт, но на нем ничего не было.
- Здесь просто очень много ила, вот и все, - подтвердила она, вынырнув. - Грязь вдоль всего корпуса.
- Ничего удивительного, - заметил Гаскелл. - Мы ведь и застряли в грязи.
Ева снова нырнула, но и на валу ничего не обнаружила.
- Что я тебе говорила, - сказала Салли, когда они подняли Еву на борт. - Ты заставил ее туда лезть, просто чтобы посмотреть на нее в пластиковом бикини и в грязи. Иди сюда, крошка Боттичелли, Салли тебя помоет.
- О, Господи, - вздохнул Гаскелл. - Пенис, встающий из волн. - Он вернулся к двигателю. Может, забились шланги подачи горючего? Не похоже, но стоит попытаться. Не могут же они торчать в этой грязи вечно.
На верхней палубе Салли поливала Еву из шланга.
- Теперь нижнюю половину, дорогая, - сказала она, развязывая шнурок.
- Салли, не надо, Салли.
- Губки-крошки.
- Салли, вы просто невозможны.
Гаскелл сражался с гаечным ключом. Вся эта касательная терапия начинала на него действовать. И бикини тоже.
Тем временем директор техучилища изо всех сил старался умиротворить комиссию по образованию, которая требовала полного расследования практики найма на работу на отделении гуманитарных наук.
- Позвольте мне пояснить, - сказал он, набравшись терпения и оглядывая членов комиссии, представляющих деловые и общественные круги. - В Указе 1944 года об образовании сказано, что ученики должны освобождаться от своей основной работы и посещать дневные лекции в техучилище…
- Мы это знаем, - сказал строительный подрядчик, - как я то, что это пустая трата времени и денег. Стране было бы куда полезней, если бы им разрешили заниматься своим делом.
- Лекции, которые они посещают, - продолжил директор, не дожидаясь, когда вмешается какой-нибудь общественно-сознательный член комиссии, - профессионально ориентированы. Все, за исключением одного часа, одного обязательного часа, отведенного на гуманитарные науки. Основная трудность с гуманитарными науками в том, что никто толком не знает, что это такое.
- Гуманитарное образование означает, - вмешалась миссис Чэттервей, которая считала себя сторонницей прогрессивного образования, и выступая в этой роли, сделала немало, чтобы повысить уровень безграмотности в нескольких дотоле вполне благополучных начальных школах, - привитие социально обездоленным подросткам, прочных гуманитарных взглядов и развитие их культурного кругозора…
- Это означает, что их следует научить читать и писать, - сказал директор фирмы. - Какая польза от рабочих, не умеющих прочесть инструкцию.
- Это означает все, что заблагорассудится, - поспешно сказал директор училища. - Теперь, если перед вами стоит задача найти преподавателей, согласных провести свою жизнь в классе с газовщиками, штукатурами или наборщиками, которые вообще не понимают, чего ради они там оказались, при этом обучая их предмету, которого, строго говоря, не существует в природе, вы не можете себе позволить быть слишком разборчивым в выборе сотрудников. В этом суть проблемы.
Комиссия взирала на него с сомнением.
- Не хотите ли вы сказать, что преподаватели гуманитарного отделения не являются творческими личностями, преданными своему делу? - воинственно спросила миссис Чэттервей.
- Ни в коем случае, - ответил директор. - Я совсем не то хотел сказать. Я хотел лишь заметить, что на гуманитарном отделении работают не такие люди, как на других. Они всегда со странностями: или после того, как поработают какое-то время, или уже тогда, когда еще только приходят к нам. Это, так сказать, свойственно профессии.
- Но они все высококвалифицированные специалисты. - сказала миссис Чэттервей. - У всех научные степени.
- Совершенно верно. Как вы правильно говорите, у всех научные степени. Они все высококвалифицированные преподаватели, но стрессы, которым они подвержены, оставляют свой отпечаток. Давайте скажем так. Заставьте специалиста по пересадке сердца всю жизнь обрубать собакам хвосты, и посмотрите, что с ним будет через десять лет. Аналогия очень точная, поверьте мне, очень точная.
- Ну, единственное, что я хотел бы заметить, - запротестовал строительный подрядчик, - так это то, что не все преподаватели гуманитарных наук кончают тем, что хоронят своих убитых жен на дне ям под сваи.
- А я, - возразив директор, - я чрезвычайно удивлен, что среди них таких не большинство.
Собрание закончилось, так и не приняв никакого решения.
