Глава 9
Я очнулся в густых зарослях кустарника – лежа как бревно на сырой земле. Вокруг было темно; ничего не разглядишь.
Не обращая внимания на уткнувшиеся прямо в лицо колючие ветки, я сделал вдох поглубже. Воздух пропитался запахом ночных растений и земли, к которому примешивался еле заметный аромат собачьего дерьма. Между ветками просвечивало ночное небо. Ни месяца, ни звезд – только небо. Какое-то странное, светлое. На облака, его затянувшие, будто на экран, проецировалось исходящее от земли свечение. Завыла сирена «скорой помощи». Приблизилась, потом начала отдаляться. Прислушавшись, можно было разобрать шуршание автомобильных шин по асфальту. Значит, я где-то в городе.
Надо как-то собраться. Походить туда-сюда, аккуратно собрать себя по кусочкам, как рассыпавшийся паззл. Такое со мной уже не впервые. Похожее ощущение я испытывал раньше. Когда же? Я старался зацепиться памятью за что-нибудь, но тонкая нить сразу обрывалась. Я закрыл глаза и дал ход времени.
Время шло, и вдруг я вспомнил: а рюкзак?! Меня охватила легкая паника. Рюкзак…
Где же он? Ведь в нем всё… Нельзя его терять. Такая темнота, что ничего не видно. Я попробовал встать, но даже не смог опереться – не было сил.
С трудом удалось приподнять левую руку (почему она такая тяжелая?) и поднести к лицу часы. Напряг зрение. На циферблате светились цифры – 11:26. 11:26 вечера. 28 мая. Я перелистал в уме страницы своего дневника. 28 мая… Порядок! День – по-прежнему тот же самый. Всего несколько часов прошло с тех пор, как я вырубился. Хорошо хоть часов, а не дней. Часа четыре, наверное.
28 мая… Обыкновенный день. Все, как обычно. Ничего особенного не случилось. Сначала я поехал в спортзал, потом в библиотеку. Поработал на тренажерах по обычной программе, читал на любимом диване Нацумэ Сосэки. Поужинал у вокзала. Точно… Рыбу ел. Кету. Две плошки риса. Мисо и салат. А потом… Потом – не помню.
Острая боль пронзила левое плечо. Возвращалась чувствительность, а вместе с ней – и боль. Такая, будто я обо что-то сильно ударился. Правой рукой я погладил это место поверх рубашки. Раны вроде нет, опухоли тоже. Под машину я, что ли, попал? Да нет – одежда не порвана и болит только под мышкой. Скорее всего, просто ударился.
Я заворочался в кустах и стал ощупывать землю, насколько доставали руки. Но касался только веток, согнутых и измочаленных, как душа замученного зверя. Нет рюкзака! Я пошарил в карманах. Бумажник на месте. В нем какие-то деньги, карточка-ключ от гостиничного номера, телефонная карта. Еще кошелечек для мелочи, носовой платок, шариковая ручка. На ощупь, вроде, все при мне. Я был в кремовых шортах из грубой хлопчатой ткани, белой майке с клинообразным вырезом, поверх которой надел рубашку из дангери с длинными рукавами. И в темно-синей куртке. Кепка подевалась куда-то. Из гостиницы я вышел в бейсболке с эмблемой «Нью-Йорк Янкиз», а теперь она исчезла. Наверное, свалилась, или оставил где-нибудь. Ну и ладно. Всегда новую можно купить.
Наконец я наткнулся на рюкзак. Он стоял у подножия сосны поблизости. Как получилось, что я его там оставил, а сам полез в чащобу и там свалился? И вообще – где я? Память как будто застыла. Хорошо хоть рюкзак нашелся. Я вытащит маленький фонарик и посветил им, проверяя содержимое. Похоже, ничего не пропало. Во всяком случае, конверт со всей моей наличностью – точно. Я с облегчением вздохнул.
Продравшись через кусты с рюкзаком за спиной, я выбрался на какую-то узкую дорожку. И пошел по ней, освещая путь фонариком, пока не увидел свет. Наверное, какой-то храм. Значит, я потерял сознание в рощице, здесь, на задворках.
Храмовая территория оказалась довольно приличная. Ртутная лампа на единственном высоком фонаре отбрасывала холодный безразличный свет на святилище, ящик для пожертвований и эма . Моя тень причудливо растянулась по гравию. Я запомнил название храма, которое прочитал на доске объявлений. Вокруг – ни души. Немного впереди стоял туалет. Я заглянул – более-менее чисто. Снял рюкзак, умылся под краном и посмотрел на себя в тусклое зеркало над раковиной. Я, конечно, догадывался, какой у меня может быть вид, но то, что увидел, превзошло все ожидания. Мертвенно-бледные щеки ввалились, затылок в грязи, волосы дыбом.
Я заметил, что на груди белой майки налипло что-то черное, по форме – вроде большой бабочки с раскрытыми крыльями. Попробовал счистить – не вышло. Что-то непонятное, клейкое. Чтобы успокоиться, я нарочно тянул время.
Потом снял рубашку, стянул через голову майку. В мерцающем свете люминесцентной лампы стало понятно: это темно-красное кровавое пятно. Кровь свежая, еще не засохла. Довольно много. Я наклонил голову и понюхал пятно. Никакого запаха. Брызги крови – совсем немного – оказались и на рубашке, которую я надевал на майку. На темно-синей рубашке кровь была не так заметна. А на белой майке – такая яркая, свежая.
Я попробовал постирать майку в раковине. Кровь смешалась с водой, и белый фаянс умывальника стал ярко-красным. Но сколько я ни тер ткань, следы крови не смывались. Хотел было засунуть майку в ближайшую урну, но передумал. Уж если выбрасывать, то где-нибудь в другом месте. Я как следует выжал ее, положил в целлофановый пакет и запихал в рюкзак. Смочил и пригладил волосы. Достал из сумочки с умывальными принадлежностями мыло и принялся мыть руки – они все еще мелко дрожали. Я делал это тщательно, долго тер между пальцами. Кровь была везде, даже под когтями. Намочил полотенце и стер с груди кровь, просочившуюся сквозь рубашку. Потом надел ее, застегнул до самой шеи пуговицы, заправил в шорты. Надо хоть как-то привести себя в порядок, чтобы не привлекать внимания.
Но испуг все не проходил. Зубы так и стучали, и я ничего не мог с этим поделать. Вытянул руки перед собой – дрожь не унималась. Руки были как чужие. Жили словно бы сами по себе. Кожа на ладонях так горела, будто я схватился за раскаленный железный лом.
Опершись обеими руками о края раковины, я с силой прижался головой к зеркалу. Хотелось плакать. Хотя плачь не плачь – кто придет на помощь? Кто…
Ого! Откуда столько крови? Что ты натворил? Но ведь ты не помнишь ничего. Совершенно. А сам цел, ни царапинки. Только синяк на левом плече. Но это разве боль? Пустяки! Значит, кровь не твоя. Чужая.
В любом случае, тебе здесь больше оставаться нельзя. Наткнешься в таком месте на полицейский патруль, да еще весь в крови, всё – спектаклю конец. Идти прямо в гостиницу? Тоже вопрос. А вдруг там тебя кто-нибудь ждет? Осторожность – прежде всего. Может быть, сам того не зная, ты оказался замешан в каком-нибудь преступлении. Может, ты это самое преступление и совершил.
Хорошо еще, что все вещи при тебе. Ты всегда таскал с собой тяжеленный рюкзак со всем своим добром. И в результате оказался прав. Так что особо можно не беспокоиться. Нечего бояться. Обойдется как-нибудь. Ведь ты же самый крутой парень в мире. Среди пятнадцатилетних – круче всех. Побольше уверенности! Дыши спокойно, пораскинь мозгами как следует. И все будет в порядке. Но надо быть очень осторожным. Пролилась чья-то кровь. Настоящая. Много крови. Вдруг тебя сейчас кто-нибудь по-серьезному ищет?
Так что давай, шевелись. Других вариантов у тебя нет. И идти больше тебе некуда. Только туда. Ты сам должен знать, куда.
Я сделал глубокий вдох, чтобы дыхание выровнялось, и с рюкзаком за плечами вышел из туалета. Ртутная лампа освещала гравий, он шуршал у меня под ногами. Я шел и изо все сил старался расшевелить свои мозги. Нажимаю переключатель, кручу ручку – голова вот-вот должна заработать. Бесполезно. Аккумулятор сел, с таким мотор не заведешь. Нужно теплое надежное место. Чтобы отлежаться там какое-то время, разобраться что к чему. Но где такое место найти? Библиотека! Библиотека Комура. Но она откроется только завтра, не раньше одиннадцати, а до этого еще столько времени! И надо его где-то провести.
Кроме библиотеки Комура больше ничего в голову не приходило. Выбрав уголок, где меня бы никто не увидел, я присел и вытащил из кармана рюкзака мобильник. Он по-прежнему работал. Я достал из кошелька листок с телефоном Сакуры и стал набирать. Пальцы еще не слушались – я несколько раз сбивался, пока, наконец, не справился с ее длинным номером. К счастью, телефон не на автоответчике. После двенадцатого гудка она взяла трубку. Я назвал себя.
– Послушай, – пробурчала она недовольно. – Сколько сейчас времени, как ты думаешь? Мне завтра вставать рано.
– Я знаю, что не вовремя, – сказал я, понимая, что хриплю как несмазанная телега. – Но тут такое дело… По-моему, я серьезно влип, а посоветоваться, кроме тебя, не с кем.
Сакура ответила не сразу. Казалось, она прислушивается к моему голосу, как бы оценивает его на вес.
– Это… что-нибудь серьезное?
– Кто его знает? Хотя, похоже, дело плохо. Может, ты чем-нибудь поможешь. Один раз всего. Больше постараюсь тебя не доставать.
Сакура на минутку задумалась. Не колебалась, нет. Просто задумалась.
– Ты сейчас где?
Я сказал, как называется храм. Она о таком не слышала.
– Это в городе? В Такамацу?
– Точно не знаю, но вроде в городе.
– Ну ты даешь! Заблудился что ли? – изумилась она.
– Долгая история.
Сакура вздохнула.
– Тогда бери такси и дуй к «Лоусону». Квартал **, блок второй, на углу. «Лоусон», магазин круглосуточный. Там здоровая вывеска, так что сразу увидишь. Деньги-то на такси есть?
– Есть, – отозвался я.
– И то хорошо, – сказала она и отключилась.
Миновав ворота храма, я вышел на широкую улицу и стал ловить такси. Машина подкатила сразу. Я спросил водителя, знает ли он «Лоусон» на углу квартала **, блок два. Он сказал, что знает. Далеко до него? Да нет. В пределах тысячи иен.
Такси остановилось у «Лоусона», я расплатился. Дрожь в руках никак не унималась. Закинул рюкзак за спину и вошел в магазин. Я приехал слишком быстро – Сакуры еще не было. Купив маленькую упаковку молока, я разогрел его в микроволновке и не спеша стал пить. Теплое молоко прошло по горлу, попало в желудок. Стало немного спокойнее. Продавец покосился на мой рюкзак – боялся, видно, как бы я чего не стянул. Больше никто на меня внимания не обратил. Прикинувшись, что выбираю журналы на полке, я посмотрел на свое отражение в стекле. С волосами я все же не справился – они так и торчали в разные стороны, зато кровь на рубашке почта не заметна, далее если приглядываться. Подумаешь, грязная рубашка! Только и всего. Оставалось только унять дрожь в теле.
Минут через десять появилась Сакура. Был уже почти час ночи. Серая водолазка, линялые джинсы. Волосы на затылке собраны в пучок, на голове синяя кепка с лейблом «New Balance» . Я взглянул на девушку, и зубы наконец перестали выбивать мелкую дрожь. Сакура подошла, посмотрела на меня так, будто заглядывала в пасть собаке и, ничего не говоря, как-то хмыкнула – со вздохом. Потом два раза несильно хлопнула меня по заду: «Пошли».
От «Лоусона» до ее дома надо было пройти два квартала. Жила она в маленьком двухэтажном бараке. Поднявшись по лестнице, Сакура достала из кармана ключ и отперла зеленую филенчатую дверь. За ней оказались две комнатки, маленькая кухня и ванная. Тонкие стены, вызывающе скрипят полы. Свет проникал в эту квартирку только на исходе дня, когда невыносимо жарило заходящее солнце. Кто-то из соседей спускал воду в туалете, где-то хрустнула полка. Зато, по крайней мере, было видно, что здесь кто-то живет. Гора тарелок в раковине, пустая пластиковая бутылочка, раскрытый журнал, отцветший тюльпан в горшке, на дверце холодильника – приклеенный скотчем список того, что нужно купить, чулки на спинке стула, развернутая на столе газета с телепрограммой, пепельница и длинная тонкая пачка «Вирджиния слимз», несколько окурков. Как ни странно, картина подействовала на меня успокаивающе.
– Это подружкина квартира, – объяснила Сакура. – Когда-то мы с ней в Токио в одном косметическом салоне работали. Но так получилось, что в прошлом году она вернулась к себе, в Такамацу. Теперь вот попутешествовать захотела – собралась на месяц в Индию, а меня попросила пожить у нее, присмотреть за квартирой. Я еще и на работе ее замещаю. В салоне. Здорово на время из Токио уехать. Для смены настроения. Подружка у меня такая… «нью-эйджевая». Сомневаюсь, что она через месяц вернется. Все-таки Индия…
Сакура усадила меня за обеденный стол и вынула из холодильника банку пепси-колы. Стакана не дала. Вообще-то я колу не пью. В ней чересчур много сахара, на зубы плохо влияет. Но в горле у меня так пересохло, что я залпом выпил всю банку.
– Может, ты есть хочешь? Правда, у меня, кроме лапши, больше ничего. Если хочешь…
Я сказал, что не голоден.
– Ну и видок у тебя, однако. Знаешь?
Я кивнул.
– Что случилось-то?
– Сам не знаю.
– Что случилось, ты не знаешь. Где находишься – не знаешь. Объяснять – долгая история. – Она говорила так, словно хотела удостовериться в фактах. – Но зато ты серьезно влип. Так?
– Еще как, – подтвердил я и подумал: как бы ей получше объяснить, что я действительно по-крупному влип?
Какое-то время мы молчали. Сакура, нахмурив брови, не сводила с меня глаз.
– Значит, в Такамацу у тебя никаких родственников? И на самом деле ты просто из дома сбежал. Так?
Я снова кивнул.
– Когда мне было примерно сколько тебе, я тоже как-то удрала из дома. Так что я тебя понимаю. Потому и дала номер мобильника, когда мы разбежались. Подумала: вдруг пригодится.
– Спасибо, – сказал я.
– Я тогда жила в Исикаве. Это в префектуре Тиба. С предками ругалась все время, школа доставала. Ну и взяла без спроса деньги и укатила далеко-далеко. В шестнадцать лет. Аж до Абасири добралась. Заявилась там на одну ферму посимпатичнее и попросила взять меня на работу. Все буду делать, говорю, работать буду как зверь. И платить не надо мне. Крыша над головой и еда – больше ничего не нужно. Меня так душевно приняли, чаем стали поить, а потом хозяйка говорит: посиди-ка немного. Пока я, как дурочка, сидела, приехали полицейские на патрульной машине и отправили меня домой. Видать, им не впервой. Вот тогда я и призадумалась: нужна ведь какая-то работа, а то ни с чем останешься. Поэтому я бросила школу, поступила в колледж, выучилась на парикмахера. – Она растянула губы в улыбке. – Правильно я сделала?
Я согласился.
– Ну, может, расскажешь обо всем с самого начала? – С этими словами Сакура достала из пачки «Вирджиния слимз» сигарету, чиркнула спичкой и закурила. – Все равно сегодня толком поспать не удастся, так что давай, вещай.
Я выложил ей все с самого начала. С того, как уехал из дома. Но о Пророчестве, конечно, промолчал. Ведь о таком не каждому расскажешь.