Глава 60
28 октября, 17 часов 34 минуты
по центральноевропейскому времени
Некрополь под базиликой Святого Петра, Италия
Эрин увернулась от направленного прямо на нее стригойского меча.
Рядом с ней был Рун. Он рывком почти сбил ее с ног и прикрыл своим телом. Одним прыжком он настиг стригоя и, полоснув клинком по горлу, отбросил прочь, как щенка.
Осмотревшись вокруг, Эрин поняла, что они вдруг оказались одни в том самом туннеле, в котором скрылась Батория. Она посмотрела назад. Там в помещении основного некрополя вниз по колоннам спускались сангвинисты, спеша на помощь своим собратьям, ведущим подземное сражение.
— При первой же возможности возвращайтесь к Джордану, — сурово приказал Рун тоном, не допускающим возражений. — Я догоню Баторию.
Взмах сутаны — и он скрылся в черном туннеле.
Выбора у Эрин не оставалось, и она стала наблюдать за тем, что происходит на поле боя, откуда доносились истошные крики и запах крови. Пристальным взглядом она рассматривала происходящую там резню, пока наконец не увидела Джордана. Он стоял, прислонившись спиной к одному из металлических цоколей, ведя огонь по другому туннелю, откуда потоком изливались стригои.
Там царил такой хаос, словно вдруг ожили полотна Босха, изображающие сцены в аду.
Эрин никогда не смогла бы пройти через весь этот ужас. Если бы ей даже удалось миновать стригоев, ее мог бы свалить огонь своих. Она повернула обратно в сторону пустого туннеля, в котором скрылся Рун. Там, как ей казалось, было безопаснее всего.
Держа фонарь в левой руке, она опустила его ниже, ведя правой рукой по стене туннеля, стараясь не пройти мимо входа в боковое ответвление. Если она дойдет до пересечения туннелей и не будет знать, в каком направлении двинулся Рун, то ей необходимо будет повернуть назад.
Усиленный эхом грохот выстрелов доносился до нее из того места, где проникавший откуда-то серый свет освещал изгиб туннеля. Эрин быстро пошла вперед, но тут до нее снова донеслось свирепое, гортанное рычание, заставив перейти на более медленный и осторожный шаг.
Она достала джордановский «Кольт», заряженный патронами с серебряными пулями. Двигаясь тихо и осторожно, достигла поворота туннеля. Шаг за шагом минула поворот…
Внезапно раздавшийся треск пистолетного выстрела буквально заставил ее подпрыгнуть в воздух.
Совсем близко в туннеле она видела, как Рун, держа в руке дымящийся пистолет, с немыслимой скоростью бежал следом за громадным беспощадным волком. Затем, остановившись, он отвернулся от бестии и приготовился снова броситься за Баторией, которой нигде не было видно. Внезапно Рун резко остановился и снова повернулся в ту же сторону — в его движениях была обычная грация.
Он увидел ее за громадой волка. Без сомнения, он услышал ее сердцебиение или заметил игру теней, вызванную светом ее фонаря.
Но в туннеле он был не один. Беспощадный волк кружил вокруг, не сводя глаз с нее и скаля зубы, его мускулы напряглись перед прыжком.
— Эрин, беги!
Уши хищника повернулись в сторону Руна, но от Эрин он не отвернулся.
Рун с пистолетом в руке бросился к ней, выпуская пули в зад зверя. С оглушительным воем волк повернулся кругом, взмахнув в воздухе задними лапами, и бросился на Руна. Эрин потеряла его из виду — все поле ее зрения заняло тело волка.
Загремели выстрелы.
Она подняла свой «Кольт», но не стала стрелять, опасаясь, что выпущенные из него серебряные пули могут поразить Руна.
А волк, встряхнув своей толстой шеей, бросился, раскрыв пасть, на Руна. Огромная туша сбила его с ног, словно тряпичную куклу. Стены туннеля окрасились кровью, пистолет выпал из руки Корцы, но тот старался изо всех сил добраться до ножа.
Понимая, что ее помощь необходима, Эрин выстрелила в волка из пистолета, пуля попала тому в плечо. Зверь дернулся, но только и всего. Она стреляла снова и снова, надеясь, что количество серебра, попавшего в зверя и действующего на его организм, наконец-то подействует. С боков у него свешивались клоки шерсти, но волк по-прежнему не обращал на нее внимания и прижимал Руна к полу, его челюсти щелкали у самого его горла.
А сам Рун не шевелился.
Эрин бросилась вперед, услышав пронзительный свист, донесшийся из туннеля.
Батория.
Беспощадный волк, бросив Руна и стряхнув с морды кровь, стремглав бросился в глубь черного туннеля.
Сунув в кобуру бесполезный теперь пистолет, Эрин бросилась к Корце и опустилась возле него на колени. Ее джинсы мгновенно намокли от крови — но это была не ее кровь.
Эрин включила фонарь и навела его луч на Руна. Кровь из разорванного горла стекала по обеим сторонам его шеи и пузырилась на губах, когда он пытался говорить.
Обеими руками Эрин зажала эту страшную рану. Холодная кровь, растекаясь по ладоням, просачивалась между пальцами.
Прокашлявшись, он прочистил свое горло настолько, чтобы приказать ей:
— Иди обратно.
— Только после того, как ты остановишь кровотечение.
Раны были настолько глубокими, что Эрин не была уверена, сможет ли Корца сделать это, но она все еще помнила, как он управлял своей системой кровообращения в резиденции кардинала в Иерусалиме.
Он закрыл глаза, и кровотечение из разорванной шеи замедлилось, превратившись в тонкую струйку.
— Отлично, Рун, отлично.
Эрин принялась шарить руками по его телу, стараясь нащупать бурдючок с вином, висевший на поясе у бедра.
— Недостаточно…
Фляжка выпала из ее скользких от крови рук и упала на пол. Эрин подняла ее и стала отвинчивать крышку. Та поддалась лишь с третьей попытки. Может быть, стоило полить из фляжки его раны? Или дать ему выпить ее содержимое? Она вспомнила, как Надия сперва окропила его раны.
Следуя ее примеру, Эрин смочила раны Руна. Он застонал и, казалось, впал в забытье. Она затрясла его за плечо, пытаясь вернуть в сознание.
— Скажи мне, что делать, Рун!
Он медленно приоткрыл веки, но его взгляд был направлен не на нее, а в потолок, а потом его глаза закатились.
В России Распутин мешал человеческую кровь с вином. Такое снадобье, как ей казалось, действовало на Руна более исцеляюще, нежели чистое священное вино.
Эрин поняла, что ему необходимо.
Не вино.
Не сейчас.
Руну необходима человеческая кровь.
Она нервно сглотнула слюну. Рука ощупала колотые раны на ее шее, оставленные ошейником, который Батория силой надела на нее.
Эрин посмотрела в темную даль туннеля. Никаких признаков присутствия Батории или волка. Эрин понимала, что эту женщину она не сможет поймать никогда. Пока вся надежда на то, что Евангелие можно спасти, связана с Руном. Если Батории удастся исчезнуть из Рима с Книгой, мир изменится навсегда.
Но готова ли она сейчас сделать это? Рискнуть всем и поверить в то, что ее кровь исцелит Руна? Каждая клеточка ее сознания — сознания ученого — восставала от одной мысли об этом.
После того как кровь стала сочиться из ран и ее надежда на предрассудки испарилась, Эрин перестала видеть смысл в этой упорной вере. Она очень хорошо помнила, что произошло с ее матерью и отцом, когда они перестали логически мыслить. Они передали судьбу ее новорожденной сестры Эммы в руки безразличного Бога — и из-за этих слепых верований Эмма умерла.
Но ведь в прошедшие дни Эрин видела вещи сверхъестественные. Попросту отмахнуться от них она не могла; она не могла объяснить их с помощью логики и науки. Но в то же время была ли она готова доверить свою жизнь какому-то чуду?
Опустив глаза, Эрин пристально смотрела на Руна.
А какой выбор у нее был?
Даже если она сможет пробиться с боем к Бернарду и остальным сангвинистам, предупредить их и привести сюда, Батория будет к этому времени уже далеко отсюда. Она не должна исчезнуть с Книгой. Ставки для мира были очень высоки, а поэтому Эрин должна попытаться сделать все возможное — даже положиться на силу веры.
Она склонилась над Руном и приложила свою шею к его холодному рту.
Он не пошевелился.
Приподнявшись, Эрин провела ногтями по засохшим струпьям на своем горле, отрывая их от ран. Потекла кровь. Она снова прижалась своим кровоточащим горлом к его раскрытым губам.
Он захрипел и повернул голову, отказываясь пить ее кровь.
— Ты должен сделать это.
Он ответил ей шепотом, в котором ясно слышалась боль:
— Начав, я ведь могу…
Она закончила начатую им фразу:
Начав, я ведь могу не найти в себе силы остановиться.
Могу не найти в себе силы было важной частью фразы.
Это означало, что, решившись на этот шаг, Эрин должна полагаться не только на веру, но также и на Руна.
Но если я откажусь от этой попытки, то можно считать, что велиалы уже выиграли.
Эрин, склонив голову, приблизила свое горло к его рту. Ее кровь закапала на его губы.
Из горла Корцы вырвался глухой стон, но на этот раз он не отвернул голову.
Сердце Эрин забилось сильнее, в ней еще живо было животное начало, подбивающее ее убежать, — но ведь, в конце концов, она же не была животным. Эрин оставалась твердой, в своем сознании она видела Даниила, входящего в львиное логово.
Я могу сделать это.
Водя глазами вокруг, она все-таки заставила себя остановить взгляд на Руне. Его глаза были ожившими и настороженными, словно те несколько капель ее крови уже вдохнули в него жизнь.
Проведя языком по губам, он сделал глотательное движение и, взяв ее за плечо, осторожно притянул к себе. Она напряглась, хотя и знала, что сможет остановить его, поскольку он был еще очень слаб. Ее тело продолжало молить ее о том, чтобы бежать отсюда. Но она, сделав глубокий вдох, предала себя вере.
Рун, повернувшись, уложил ее на камни рядом с собой и приподнялся, опираясь на один локоть; в его черных глазах светился немой вопрос. Она вся дрожала, лежа на твердом каменном полу.
— Эрин. — Он произнес долгий звук н на конце ее имени. — Нет. Даже за эту цену… все равно нет.
— Я же не могу справиться с Баторией и с беспощадным волком, — взмолилась она. — Спасти Евангелие можешь только ты.
В его глазах Эрин ясно видела разочарование, понимая, что он не может усомниться в ее логике.
— Но…
— Мне известно, что будет впоследствии, — прервала она его, повторяя те же слова, которые произнесла перед тем, как спустилась в трещину в Масаде. Вот и пришло время этих последствий. — Ты должен это сделать.
Его губы медленно опустились к ней, на его лице появилось выражение нежности, которое удивило и восхитило ее.
Но вдруг он, отпрянув от нее, остановился.
— Нет… только не ты…
— Ведь ты же дал обет. — Эрин сжала пальцы в кулаки. Она думала обо всех жизнях, которые будут порушены, если кто-то из них не исполнит свой долг. — Книга имеет более важное значение, чем все эти правила.
— Я понимаю… будь на твоем месте кто-либо другой. Но… — Корца сжал рукой ее плечо. — Я не могу питать свое тело тобой.
Эрин пристально посмотрела ему в лицо. Ее взгляд видел сейчас то, что было скрыто под воротом его сутаны, что таилось за прикрытыми губами клыками, — ее взгляд видел мужчину.
Рун откинул пряди волос с ее лица, его ладони, холодные, но очень нежные, обхватили ее щеки. У нее не было слов, чтобы убедить его нарушить свой святой обет. Она не знала, как разбудить в нем жажду крови, присущую сангвинистам. Сейчас в ее распоряжении было лишь одно средство: относиться к нему как к обычному мужчине. А к себе как к обычной женщине.
Эрин приподняла голову с камня, взгляд ее глаз сосредоточился на черных глазах Руна. И в их глубине она увидела внезапную вспышку страха. Он был так же напуган, как и она, а возможно, даже сильнее. Она пробежала пальцами по его густым волосам, притянула его губы к своим. Рун закрыл глаза, и она поцеловала его. От его холодных губ у нее во рту остался вкус крови.
Она притянула его ближе к себе и почувствовала, что последние остатки сопротивления пропали — его прежде твердые губы стали мягкими и зовущими. Его рот приоткрылся, так же как и ее рот, и произошло это так же естественно, как цветок раскрывает лепестки навстречу утреннему солнцу.
Он притянул ее к себе, она почувствовала, как его тело оказалось поверх нее.
Он был холодным, но жара, исходившего от ее тела, было достаточно, чтобы согреть обоих.
Ее язык нашел его язык — это как бы послужило для Руна сигналом к дальнейшим действиям. Стон вырвался из его полусомкнутых губ, а может быть, это был ее стон. Она почувствовала, как внутри его рта медленно появляется что-то острое, похожее на зубчатую стену, закрывающую ее проникновение, но она стала действовать быстрее: ее язык, проникший вглубь, почувствовал какой-то сладостный укол, словно в него воткнулось что-то подобное острию шипа терновника.
У нее потекла кровь, наполнившая оба их рта.
Но перед тем как ощутить во рту вкус железа и страха, ее сознание внезапно всколыхнулось, осознав сущность и суть ее жизни: сладость и горение жара, под воздействием которых отлетели прочь все ее страхи. Она почти чувствовала свою собственную божественность — а ей хотелось большего.
Она притянула его еще ближе к себе.
Рун приник к ней, близость его тела обещала исступленный восторг.
Сила нахлынувшей на нее чувственности оглушила ее. Ее тело не могло сдерживать самое себя. Она изгибалась под ним, поток восторга жизнью соединил их — быстрый и ритмичный, как ее сердцебиение.
Рун оторвал свои губы от ее; их губы были совсем рядом, но не соприкасались. Даже при такой малой удаленности Эрин чувствовала болезненную пустоту. Он застонал, словно почувствовал то же самое. Ее лицо чувствовало его прерывистое дыхание.
Эрин увидела его глаза, такие большие и черные, каких не видела никогда, да еще с каким-то замогильным мерцанием. Не чувствуя страха, она погрузилась в эту темноту — своими сияющими глазами, всем жаром своего тела. И, выгнув шею, подставила ему свое горло, предлагая ему напиться из этого пылающего источника — она желала этого всеми фибрами своего естества.
Рун принял ее.
Пробный прокол клыков — а затем они вонзились на всю глубину.
Ее тело дышало жаром, согревая холодные губы, приникшие к ее горлу.
Эрин корчилась под ним, открывая себя для наслаждения. Темнота начала сгущаться на границах ее поля зрения. С каждым ударом ее сердца он поглощал ее своим телом.
Экстаз заполнял паузы между ударами ее сердца, сперва изнуряюще быстрыми, когда ее тело полностью отдалось чувству. Потом время неожиданно замедлилось, наслаждение распространилось по всему телу и стало еще более сильным. Эрин ждала момента, когда сердце ее остановится и она навечно останется в таком состоянии. Все остальное было ей безразлично.
Только блаженство.
А потом мягкий, медленно усиливающийся свет окружил, окутал ее — любовью, но совсем не похожей на ту, что она знала когда-либо до этого. Это была любовь, которую Эрин жаждала получить от матери, от отца, от малютки-сестры, которой так и не представился шанс вырасти.
Где-то в далекой глубине сознания она понимала, что умирает, — и была более чем благодарна за это. Она дышала с такой легкостью, словно делала первые в жизни вдохи.
А потом она увидела их.
Ее мать стояла в туннеле, залитом светом. Маленькая девочка стояла рядом с ней. Эмма. Ее детское одеяльце свешивалось с ее руки, на нем не было уголка, который отрезала Эрин. Ее отец стоял позади них, одетый в свою старую красную фланелевую рубашку и джинсы, у него был такой вид, словно он только что вышел из конюшни. Отец поднял руку и помахал ей, призывая присоединиться к ним. Впервые за многие годы при виде его Эрин не чувствовала злобы, только любовь.
Она вытянула руку, приветствуя их всех. Отец улыбнулся ей, она улыбнулась в ответ. Она простила его — и себя тоже.
Он был связан своей верой, а она — своей логикой.
А в этот момент они думали совсем о другом.
А потом этот приятный свет померк. И сменился холодной темнотой.
Эрин подняла веки. Рун лежал в отдалении от нее. Скатившись на землю, он лежал, прислонившись к стене, и его трясло. Тыльной стороной ладони он отер рот, отер кровь с губ.
Ее кровь.
Ее веки снова сомкнулись — она чувствовала боль от того, что ее отвергли.
— Эрин?
Рун холодными пальцами провел по ее щеке.
Ее всю трясло от холода и одиночества, от боли, причиненной ей тем, чего она лишилась.
— Эрин.
Рун, подняв ее, положил к себе на колени и нагнулся над ней. Его руки пригладили ее волосы, пробежали по ее спине.
Она, с усилием подняв веки, посмотрела в его глаза для того, чтобы сказать то, что казалось сейчас невероятным:
— Иди.
Он прижал ее к себе так крепко, что ей стало больно.
— Иди, — настоятельно повторила она.
— С тобой все будет в порядке?
Он слышал ее сердцебиение — и знал, что в порядке она не будет.
— Не трать мою кровь понапрасну, Рун. То, что было, не должно пройти бесследно.
— Прости, — сказал он. — Я не смог…
— Я тебя прощаю, — со вздохом ответила она. — А теперь иди.
Корца сорвал с себя свой нагрудный крест и положил его ей на грудь. Она почувствовала его вес на своем сердце. Он согревал ее.
— Пусть Бог защитит тебя, — прошептал Рун. — Так, как я мог бы защитить тебя.
Он нагнулся над ней, лежавшей на грязном каменном полу, накрыл ее своей сутаной и бросился от нее прочь.