Глава 10
26 октября, 17 часов 14 минут
по местному времени
Масада, Израиль
Жар, горячий, как дыхание дракона, обжег спину Руна. Он представил себе пелену огня, перекатывающуюся через закрытый темный саркофаг. Но именно звук тревожил его сильнее всего. Он боялся, что эта сметающая все ударная волна могла расколоть его череп, вызвать обильное кровотечение из ушей и осквернить это считающееся священным пространство. За пределами усыпальницы, в которой они находились, камни дождем осыпались на пол у входа. В отличие от первого взрыва, который закупорил расселину сверху, этот, второй, старался разрушить само помещение.
И таким образом отрезать их от мира.
Когда огонь и неистовый грохот стихли и сменились глухим скрежетом, Рун изо всех сил схватился за стенки саркофага, высеченные из известкового камня. Получится так, будто он умер в саркофаге — попав в западню точно так же, как однажды в этой каменной западне закрыли другого человека. Что касается его самого, он был бы рад такому исходу. Но эта женщина и солдат не заслужили такой доли.
После первого взрыва Корце удалось силой заставить их укрыться внутри этого каменного гроба. Понимая, что древняя усыпальница может стать для них единственным убежищем, он напряг все силы и с помощью солдата накрыл их сверху каменной плитой. Если они выжили, он не знал, как сможет объяснить им, откуда у него такая сила. Кодекс, по которому он жил, требовал от него скорее дать им умереть, чем ответить на подобные вопросы.
Но Рун не мог позволить им умереть. И теперь они лежали, плотно прижавшись друг к другу, в кромешной темноте. Корца пробовал молиться, но то, что он чувствовал, по-прежнему переполняло его. Он чувствовал запах вина, которым сам когда-то наполнял это вместилище; чувствовал металлический запах крови, пропитавшей лохмотья, в которые превратилась его одежда; чувствовал запах дыма от сгоревшей бумаги и мела — компонентов использованной взрывчатки.
Ни один из этих запахов не перебивал простого аромата лаванды, которой пахли ее волосы.
Биение ее сердца, быстрое, как взмахи крылышек лесного жаворонка, отзывалось в его груди. Тепло ее трепещущего тела согревало все его тело. После Элисабеты он никогда так близко не соприкасался с женщиной. Он довольствовался малым — Эрин отвернулась от него, уткнувшись лицом в грудь солдата.
Корца считал удары ее сердца и в этом ритме обрел покой, о котором можно только молить Бога. Это продолжалось до той минуты, пока наконец тишина снова не вернулась в их сознание и в мир, лежащий за стенами их маленькой усыпальницы.
Эрин зашевелилась, но он, дотронувшись до ее плеча, попросил лежать спокойно. Он хотел подождать подольше, чтобы быть полностью уверенным, что помещение вновь не начнет трясти, когда они попытаются сдвинуть крышку саркофага. И лишь тогда, когда Корца будет знать, что они наверняка не будут погребены под новым камнепадом, он сможет решиться поднять крышку.
Ее дыхание замедлилось, сердце забилось спокойнее. Да и солдат тоже успокоился.
Наконец Рун уперся коленями в нижнюю часть каменного вместилища и надавил плечом на крышку. Та со скрипом двинулась вбок. Встав и немного передвинувшись, он снова налег на крышку. Массивная плита отодвинулась, образуя щель шириной в ладонь, потом в две ладони.
Наконец она наклонилась и с грохотом упала на пол. Узники были свободны, хотя Рун опасался, что они всего лишь поменяли тесную камеру на более свободную. Но храм, по крайней мере, устоял. Люди, которые пробили в камне это потайное помещение, укрепили его стены, чтобы те могли выстоять в любой ситуации, в которой может оказаться гора.
Корца поднялся на ноги и помог Эрин и Джордану выбраться из саркофага. Одна осветительная шашка уцелела при обвале и сейчас освещала помещение тусклым светом. Сощурившись, Рун сквозь пелену обжигающей пыли посмотрел на дверной проем, ведущий в усыпальницу.
Его больше не было. Земля и горная порода засыпали его от пола до потолка.
Оба его компаньона кашляли, прикрывая лицо частями одежды и фильтруя через них воздух. Долго им так не выдержать.
Солдат щелкнул выключателем фонаря и направил его луч на дверной проем. Встретившись глазами с Руном, он отступил на шаг; его и без того мрачное лицо стало подозрительным и настороженным.
Женщина провела лучом второго фонаря вокруг, осматривая разрушения в усыпальнице. Толстый слой пыли лежал на всем; мертвые тела, казавшиеся статуями, засыпанными порошком, напоминали о недавней резне.
Но под разбитыми кусками тяжелой каменной крышки саркофага не скрывалось ничего. Свет ее фонаря надолго задержался в этом месте. Множество пылинок, плавающих в световом луче, не могли запорошить правду о том невероятном, совершенном им деле: о том, как он поднял, а потом отодвинул этот камень, чтобы освободить их.
Солдат, кажется, не обратил на это внимания. Он стоял напротив засыпанного дверного проема с таким лицом, словно перед ним была какая-то неразрешимая тайна.
Луч фонаря женщины, стоявшей рядом с ним, был направлен на Руна, туда же смотрели и ее глаза.
— Благодарю вас, падре.
Он уловил в ее голосе нечто странное, когда она произносила слово «падре». Это привело его в легкое замешательство — он почувствовал, что она неверующая.
— Меня зовут Рун, — шепотом представился он. — Рун Корца.
Он не доверился своему другому вынужденному компаньону и не сообщил ему своего полного имени, хотя общался с ним дольше; но уж если им суждено умереть здесь вместе, то он хотел, чтобы они знали его имя.
— А я Эрин, а это Джордан. А как…
Солдат резко оборвал ее; в его тоне звучало холодное бешенство:
— А кем были они?
Под этим вопросом таился и другой вопрос. Рун понял это по голосу Джордана, прочитал это на его лице: «Что они делали здесь?»
Корца задумался над вторым, незаданным вопросом. Церковь запрещает раскрывать правду, это наиболее охраняемый секрет. Многое может быть потеряно вследствие огласки. Но этот мужчина был воином — таким же, как и он сам. Он твердо стоял на земле, противостоял тьме, и он заплатил кровью за то, чтобы получить верный ответ.
Рун с почтением отнесся к такой жертве. Он посмотрел прямо в глаза своему второму компаньону и сказал ему правду, назвав тех, кто на них напал:
— Они стригои.
Его слова повисли в воздухе, словно плавающие пылинки; они скорее затуманили суть дела, нежели открыли правду. Солдат склонил голову к плечу — он был явно сконфужен. Женщина тоже смотрела на священника, и в ее взгляде было больше любопытства, чем злости. В отличие от солдата она, кажется, не ставила ему в вину то, что здесь погибло столько людей.
— Ну и что это значит?
Солдат не успокоится, пока не докопается до истины, да и после этого он, без сомнения, тоже не успокоится.
Рун сбросил камень, лежавший на теле одного из мертвецов, и смел песок с его лица. Женщина светила фонариком на его руки, а он повернул в их сторону покрытую пылью голову мертвеца. Свободной рукой в перчатке он раскрыл его холодные губы, раскрывая перед ними одну из древних тайн.
В луче фонарика блеснули длинные белые клыки.
Рука солдата машинально опустилась на приклад его пистолета-пулемета. Женщина затаила дыхание и непроизвольно прикрыла рукой горло. Животный инстинкт самозащиты. Но вместо того, чтобы окаменеть от страха, она опустила поднятую к горлу руку и, подойдя к Руну, опустилась возле него на колени. Мужчина же, оставаясь на месте, насторожился и подготовился к схватке.
Для Руна это не было неожиданным, а вот женщина, проявив себя иначе, его удивила. Ее пальцы — поначалу они дрожали, но дрожь их быстро унялась — потянулись, чтобы ощупать длинный острый зуб; она действовала подобно святому Фоме, ощупывавшему раны Христовы, ища подтверждения сообщенной ему вести. Правда ее явно страшила, но докопаться до нее она тем не менее хотела.
Эрин смотрела на Руна скептическим взглядом, каким обладает только современный ученый-исследователь. И ждала.
Корца не сказал ничего. Она просила рассказать правду. Он ее рассказал. Но не мог заставить ее поверить рассказанному. Показав рукой на труп, она произнесла:
— Это могут быть колпачки типа коронок, надеваемые на зубы и удлиняющие их…
Даже сейчас Эрин отказывалась верить, ища какую-либо утешительную альтернативу реальности, как это делали многие до нее. Но в отличие от них, она пригнулась ближе, не ожидая получить ни подтверждения, ни утешения, и подняла верхнюю губу повыше.
Когда она ощупывала зубы, Рун ожидал, что ее глаза расширятся от страха, но увидел он совсем другое: ее брови взлетели вверх, а на лице появилось выражение интереса человека, занимающегося наукой.
В очередной раз удивившись, Корца смотрел на нее с таким же интересом, с каким она рассматривала зубы.
17 часов 21 минута
Стоя на коленях над телом, Эрин пыталась осмыслить то, что видела перед собой. Ей необходимо было понять, уяснить значение и смысл всей этой пролитой крови и смертей.
Она мысленно перелистала список этносов, в которых принято заострять зубы. В Суданской пустыне молодые мужчины оттачивают свои передние резцы до остроты бритвы при подготовке к переходному обряду. У древних майя спиленные зубы считались признаком знатности. На Бали спиливание зубов было частью обряда перехода во взрослый возраст и означало преображение животного в человека. На всех континентах была распространена подобная практика. На всех без исключения.
Но здесь все было иначе.
Поскольку целью Эрин было добраться до правды, она должна была признать, что эти зубы не затачивались какими-либо инструментами.
— Док, скажите мне, — Джордан навис над ее плечом, а его напряженный голос забивал все маленькое пространство. — Скажите мне, что вы об этом думаете.
Эрин старалась придать своему голосу спокойное звучание — и ради себя самой, и ради него. Потеряй она сейчас спокойствие и хладнокровие, неизвестно, обретет ли она их когда-нибудь вновь.
— Эти зубы, похожие на те, что мы видим у семейства собачьих, имеют крепкие корни в верхней челюсти. Посмотрите, какие утолщения имеются в основании клыков — там, где под ними расположены углубления в челюстной кости.
Джордан, перешагнув через груду камней, встал между ней и падре. Одна его рука так и застыла на прикладе.
— Я согласен с вами в этом вопросе.
Эрин бросила на него взгляд, в котором, как она надеялась, он заметит приободряющую улыбку. Но, похоже, это не сработало, потому что его лицо оставалось по-прежнему суровым, когда он спросил:
— Но все же что это значит?
Эрин, все еще стоя на коленях, откинулась назад, увеличивая расстояние между собой и зубом, который она только что ощупывала.
— Такие крепкие корни являются обычными у хищных животных.
Корца отошел в сторону. Ствол пистолета-пулемета в руках Джордана последовал за ним.
— Джордан? — Эрин встала рядом с ним.
— Рассказывайте дальше. — Его глаза были сосредоточены на падре, словно он ожидал, что тот прервет женщину; но священник спокойно стоял в стороне. — То, что вы сказали, интересно, ведь верно, падре?
Эрин внимательно рассматривала покрытое пылью лицо мужчины, голова которого лежала на груде камней. Оно имело вполне нормальные человеческие черты, такие же, как и ее собственное лицо.
— Челюсти льва развивают давление в шестьсот фунтов на один квадратный дюйм. Для того чтобы обеспечить такое усилие, альвеолы зубов должны быть прочными и толстым слоем облегать клыки — так, как мы видим сейчас.
— Из сказанного вами следует, — сказал Джордан, прочищая горло, — что эти клыки появились не в результате следования какому-то странному обычаю. Следовательно, они естественные?
Эрин вздохнула.
— Я не могу предложить иного объяснения тому, что мы видим.
Даже в тусклом свете своего фонарика, глядя на лицо и в глаза Джордана, она видела, какой шок и страх вызвали у него ее слова. Эрин и сама была в таком же состоянии, но не позволяла своим чувствам овладеть ее сознанием. Чтобы как-то отвлечься от них, она обратилась к преподобному с вопросом:
— Вы ведь назвали их «стригои»?
На его лице моментально появилась непроницаемая маска из теней и секретов.
— Этих людей, над которыми тяготеет проклятие, называют по-разному: «вриколаки», «аземы», «даканавары». Они являются бедствием, известным во многих уголках света. Сегодня они называют себя вампирами.
Эрин отпрянула назад. Неужели память об этом ужасе связана с ритуальным подпиливанием зубов, со зловещим подражанием настоящему террору, забытому в настоящее время? Забытому, но еще существующему… Словно ледяной палец провел черту у нее на спине.
— И вы сражались с ними? — Скептицизм Джордана, казалось, заполнил всю усыпальницу.
— Да, — спокойно прозвучал мягкий голос священника.
— Тогда кто же вы сам, падре? — Джордан занял более удобное положение, словно ожидал, что вспыхнет драка. — Некий коммандо из Ватикана?
— Я бы не произносил такие слова. — Корца выставил перед собой руки в перчатках. — Я всего лишь пастырь, покорный слуга Господа. Но для того, чтобы служить папскому престолу, я и еще несколько моих собратьев по вере были обучены борьбе с этой чумой, вот так-то.
У Эрин было не меньше сотни вопросов, которые ей не терпелось задать, но среди них был один, требующий немедленного ответа, — тот самый вопрос, который мучил ее с того момента, когда падре, войдя в усыпальницу, произнес свои первые слова.
Церковь обладает преимущественным правом на все то, что находится внутри этой усыпальницы.
Внезапно почувствовав радость от того, что между ними стоит солдат, Эрин наблюдала за этим загадочным человеком из-за плеча Джордана.
— Ранее вы упоминали о Книге, которая, возможно, спрятана здесь. Это из-за нее мы подверглись нападению? Почему мы оказались здесь в западне?
Лицо священника стало непроницаемым. Он вытянул шею к потолку, сложенному из каменных блоков, словно пытаясь получить указание свыше.
— Гора еще не успокоилась.
— Что…
Вопрос Джордана был прерван сильнейшим скрежетом камней, сопровождаемым грохотом сокрушающих взрывов. Земля затряслась — сначала несильно, а затем сильнее и сильнее.
Эрин уткнулась в спину Джордана, прежде чем твердо встать на ноги.
— Очередной толчок?
— Или очередная подвижка, вызванная ослаблением инфраструктуры горы. — Джордан посмотрел на потолок. — В любом случае он опустится. Причем скоро.
— Мы должны сначала найти, как выбраться отсюда, — сказал Корца. — А уж потом обсудим все остальное.
Джордан подошел к засыпанному дверному проему.
— Через него нам не добраться до прохода. — Корца, не сходя с места, медленно сделал полный оборот вокруг себя. — Но ведь говорят, что те, кто пришел сюда, чтобы спрятать эту Книгу во время падения Масады, воспользовались тропой, о которой знали всего несколько человек. И эту тропу они замуровали в каменной кладке, после того как вышли отсюда.
Джордан провел медленным взглядом по стенам.
— И где же она?
В глазах падре был тот же вопрос.
— Этот секрет был утерян.
— А вы не скрываете его от нас? — спросил Джордан.
Корца провел пальцами по четкам, свисавшим у него с пояса.
— Эта тропа не входит в свод знаний, интересующих церковь. Поэтому никто о ней и не знает.
— Неправда.
Эрин быстро провела обеими руками по ближайшей к ней стене, втыкая гвоздь в швы между каменными блоками, заделанные раствором.
Все глаза смотрели в ее сторону. Она улыбнулась и сказала:
— Я знаю, где выход.
17 часов 25 минут
Джордан надеялся, что Эрин действительно знает то, о чем говорит.
— Покажите мне, где он.
Она поспешно двинулась в дальний конец усыпальницы, на ходу касаясь пальцами грубой поверхности кладки, как будто читая книгу, написанную шрифтом Брайля.
Стоун последовал за нею, похлопывая одной рукой по каменной кладке стен, а вторую руку держа на своем пистолете-пулемете. Корце он не доверял. Предупреди их падре с самого начала, его люди могли бы остаться в живых. По крайней мере, пока Джордан не намеревался становиться к нему спиной.
— Чувствуете, какая ровная кладка у этой стены? — спросила Эрин. — Блоки подогнаны так тщательно, что количество раствора, необходимого для их скрепления, было минимальным. Я думаю, они цементировали стыки только в качестве дополнительной меры, дабы обезопасить свод в случае землетрясения.
— Выходит, это единственная причина, почему мы еще живы, — сказал Джордан. — Будем считать это излишествами, допущенными при постройке.
На губах Эрин заиграла смущенная улыбка. Он надеялся увидеть эту улыбку снова, но при свете солнца и где-нибудь в безопасном месте.
У задней стены она опустилась на одно колено возле заколотых трупов. Плечи ее напряглись, а глаза, отвернувшись от мертвых, сосредоточились на стене. Она встала и пошла дальше. Джордан любовался ею. Она, положив ладонь на древние камни, вела ею по стене вниз.
— Я еще раньше обратила на это внимание… — Земля снова дрогнула. — Еще до нападения. Когда мы рассматривали девочку. — Эрин взяла его руку и положила ее на каменный блок рядом со своими. — Чувствуете рубчики раствора между блоками?
Он ощутил рукой холодный твердый камень.
— Эта секция не такая, как остальные стены, — торопливо сказала она. — Квалифицированные каменщики — такие, как те, что выкладывали свод, — убрали бы выступающий наружу раствор, дабы придать стене надлежащий вид и защитить раствор от выбивания, если кто-либо коснется стены.
— Вы хотите сказать, что здесь они работали неряшливо?
— Вовсе нет. Тот, кто выкладывал эту секцию стены, работал на другой стороне. Вот поэтому-то раствор и выпучивается здесь, на нашей стороне.
— Заделанный дверной проход. — Стоун присвистнул. — Отлично, док.
Он внимательно смотрел на стену. Выложенная подобным образом, ее секция имела форму арочного прохода. Возможно, археолог права. Он ударил по стене кулаком. Стена не поддалась.
— Она кажется мне чертовски прочной.
На то, чтобы прокопать в ней проход, потребуются многие часы, возможно дни. А Джордан был почти уверен в том, что в их распоряжении только лишь минуты. Эрин проделала хорошую работу, но этого совсем недостаточно для их спасения.
Секция сводчатого потолка вблизи дверного проема с треском отделилась от основной кладки и с оглушительным грохотом рухнула вниз. Эрин инстинктивно отскочила назад, а Стоун бросился к ней с намерением предохранить ее от возможного камнепада. Как бы для них все не кончилось погребением здесь, рядом с трупами монстров и людей.
Его людей, рядом с Купером и Маккеем.
— Маккей… — задумчиво произнес Джордан.
Священнослужитель нахмурился, а Эрин пристально смотрела на скрюченное тело Маккея. В ее глазах светились надежда на будущее и понимание того, что задумал Джордан.
— А времени у вас хватит? — спросила она.
— Когда я оказался в таких обстоятельствах? Надо решаться не раздумывая.
Пройдя по груде камней, Стоун опустился на колени рядом с телом Маккея.
Прости меня, дружище.
Он осторожно перевернул его безжизненное тело на бок, стараясь не смотреть на вырванное горло, и положил руку ему на плечо. Джордан вспоминал, каким он был, его мертвый друг; вспоминал его лающий смех, его привычку отколупывать этикетки с пивных бутылок, его похотливые взгляды, бросаемые на встречных красивых женщин.
Все прошло.
Но никогда, мой друг, не будет забыто.
Стоун снял с его плеч ранец и вернулся к стене, где его ждала Эрин. Он не хотел оставлять ее наедине со Корцой. Кто знает, что у этого человека на уме. Этот священнослужитель весь набит тайнами, которые стоили жизни его людям. Интересно, как будет падре хранить свои тайны, если им удастся выбраться из этой западни?
Что бы он ни планировал, эта гора, вероятнее всего, раздавит их. Джордан быстрым движением расстегнул молнию и раскрыл рюкзак. Будучи подрывником группы, Маккей запасся взрывчаткой, которая, согласно первоначальному плану, предназначалась для взрыва емкостей с отравляющим газом и уничтожения все еще опасных его остатков. Ведь тогда они думали, что им предстоит нечто более простое, типа ликвидации террористов.
Джордан действовал быстро, вставляя взрыватели в блоки пластиковой взрывчатки С-4. Маккей мог бы справиться с этим намного быстрее… Джордан старался не думать сейчас о нем и не смотреть в его сторону, будучи не в силах подавить в себе боль и горечь от этой потери. Может быть, потом ему станет легче. Если, конечно, это «потом» для них наступит.
Он уложил и скрепил проволокой заряды, быстро делая в уме необходимые расчеты и бросая при этом частые взгляды на Эрин, разговаривающую с преподобным.
— Эта девочка, — сказала она, показывая рукой на тело пригвожденного к стене ребенка, — по вашим словам, умерла, когда ей было две тысячи лет?
Голос Корцы был настолько тихим, что Джордану пришлось напрячь слух, чтобы расслышать его ответ.
— Она была из стригоев. Замурованная здесь для того, чтобы охранять Книгу. И эту возложенную на нее миссию она исполняла до того момента, пока эти серебряные стрелы, выпущенные из арбалетов, не прервали ее жизнь.
Работая руками, Джордан представил себе, как разворачивались эти леденящие кровь события: нацисты открыли саркофаг, обнаружили девочку, которая еще живая лежала в этом распроклятом гробу, а затем пригвоздили ее к стене градом серебряных стрел. Стоун вспомнил тот измятый потрепанный противогаз, валявшийся возле входа в усыпальницу. Должно быть, нацисты знали, что их может ожидать там. Они готовились к встрече и с девочкой, и с токсичным газом.
Эрин наседала на падре, стараясь найти путь к пониманию всего этого, стараясь вставить разрозненные куски информации в научное уравнение, дабы объединить их и придать смысл.
— Выходит, что церковь использовала эту бедную девочку? Насильно заставила ее быть сторожевой собакой целых две тысячи лет?
— Она не была девочкой, и она спала, оставаясь нетленной в этом святом вине. — Корца перешел на шепот, в котором слышались нотки обиды. — Вообще-то вы правы. Не все одобряли столь жестокое решение. И были против этого проклятого места. Говорят, что апостол Петр указал на эту гору в то трагическое время, дабы связать кровавую жертву иудейских мучеников с этой усыпальницей, воспользоваться этой мрачной завесой ужаса в качестве дополнительной защиты сокровища.
— Постойте, — с насмешливой издевкой возразила Эрин. — Вы говорите, апостол Петр… святой Петр? Вы говорите, что он приказал кому-то доставить эту Книгу сюда во время осады Масады?
— Нет. Петр сам принес сюда Книгу. — Руки священника перебирали четки. — Вместе с теми, в ком он был абсолютно уверен.
Джордану показалось, что падре вовсе не расположен рассказывать им об этом.
— Да этого не может быть, — в запале возразила Эрин. — Петр был распят во времена царствования Нерона. Примерно за три года до того, как пала Масада.
Корца, повернув голову в сторону, ответил ей тихим голосом:
— При описании исторических событий точность соблюдается не всегда.
Как раз в тот момент, когда преподобный произнес эту загадочную фразу, Джордан закончил свои приготовления. Он встал и поднял беспроводной детонатор. Эрин вопросительно посмотрела на него.
Жаль, что Стоун не мог придумать более успокоительных слов.
— Или это сработает… или мне придется нас всех убить.
