Глава XI

Роберт покинул офис гораздо раньше обычного. После ухода Мэри Боумен несколько часов назад его работоспособность упала до нуля. Появление этой женщины у него в кабинете подняло муть со дна его персонального озера — осадок, о котором он очень старался не вспоминать.

Щурясь на выезде с подземной стоянки, Роберт нашарил в бардачке солнечные очки и надел, прежде чем пересечь загруженное шоссе и вывернуть в другую сторону. Послеполуденная духота не подняла ему настроение, лоб моментально покрылся испариной, а рубашка прилипла к телу, еще прохладному от офисных кондиционеров. Застряв в пробке, Роберт поискал что-нибудь приличное по радио, но не нашел ничего под настроение. Злобно ткнул в кнопку, поднимая крышу «мерседеса». Хотелось отгородиться от всего мира. «Дом!» — рявкнул он в микрофон мобильника и долго слушал гудки. Эрин забыла включить автоответчик, но главное Роберт узнал — дома никого — и утвердился в том, ради чего, собственно, и улизнул из конторы, если не считать желания избежать встречи с Дэном. Тот запросто мог учуять неприятеля, посетившего фирму.

Роберт не склонен был обманывать самого себя и отрицать дурные предчувствия насчет метрики Руби. Сомнения, которые он упорно топил, со временем могли бы благополучно уйти на дно — если бы не разговор с Мэри Боумен и не странное поведение Эрин, увиливающей от темы о паспорте для дочери. И Роберт, поневоле бросая вызов этим булькающим на поверхности озера гнусным эмоциям, тыкал их острием палки: как отреагируют? Эрин восстала против экскурсии, едва о ней услышала, — это факт. Но что за ним кроется? Естественная тревога матери за безопасность девочки, которую в ее тринадцать еще рано отпускать за границу без родителей? Быть может, Эрин перенесла на ребенка собственный страх перед самолетами? Или причина все же более материальна?

Быть может, Эрин опасается неприятных воспоминаний — неизбежных во время получения метрики дочери, зарегистрированной под ее прежней фамилией. Вполне вероятно, что Руби не знала отца вовсе, — при Роберте она, во всяком случае, о втором родителе никогда не вспоминала — и представления не имеет, что «Лукас», собственно, не настоящая ее фамилия. Словом, причин для странного поведения Эрин уйма. Одно бесспорно: узнать настоящую причину необходимо — потому, во-первых, что в отношениях с женщинами истина от него вечно ускользала, но главное, чтобы его паранойя, погубившая Дженну, не разрушила и второй брак. Докопаться до фактов — значит уничтожить бурлящее варево подозрений. Другой вопрос — каким образом добыть эти самые факты, не раскачивая семейную лодку.

В десять минут четвертого Роберт затормозил у своего дома. Четырехэтажное здание на солнце выглядело слегка обшарпанным и тусклым, на оконных рамах кое-где шелушилась краска, когда-то кремовая кладка выцвела, а по углам, из-за протекающих сливов, покрылась ржавыми пятнами.

Захлопнув дверцу «мерседеса», Роберт вновь глянул на часы. Руби вернется через час. Чирикая себе под нос, плюхнет портфель в коридоре и после набега на кухню помчится наверх, заниматься уроками или музицировать. Пообвыкнув в Грейвуд-колледже, она теперь пользовалась школьным автобусом — в округе жили еще несколько учеников. А Эрин раньше шести дома не появляется. И все же надо соблюдать осторожность.

— Руби? Эрин? — на всякий случай окликнул Роберт, запирая входную дверь и опуская дипломат на пол у стены. Замер на мгновение, вдохнув густой цветочный аромат — утром Эрин с такой любовью расставляла фрезии на мраморном столике в прихожей.

Цветы всегда были ее страстью, особенно простенькие, полевые, белые или пастельных оттенков. «Маргаритка» обрела популярность лишь благодаря новой хозяйке — Эрин оправдала ожидания Роберта и превзошла их. Впрочем, он и не сомневался в редком трудолюбии и целеустремленности жены. Вскоре после знакомства он поинтересовался ее профессией и удивился, обнаружив, что у нее нет высшего образования. А потом в спорах всегда поддразнивал: мол, адвокат из тебя вышел бы абсолютно неукротимый.

Несмотря на ранний час, Роберт открыл стенной бар в гостиной и щедро плеснул чистого виски. Дожил — пьет днем, да еще и в одиночку. Впрочем, чувство собственной вины перевешивалось ощущением предательства со стороны Эрин.

«Да что за дьявольщина, парень. Глоток виски — не преступление. А жена твоя, черт возьми, не изменяет тебе!»

Роберт выпил и налил еще.

Прежде чем направиться к лестнице, потоптался перед баром в сомнении, медленно поворачивая в ладонях хрустальный бокал из набора — свадебного подарка от родителей Дженны. Стоило вспомнить о покойной жене — и она не заставила себя ждать: в эркерном окне размытой акварелью мелькнуло ее укоризненное лицо. Роберт замедлил шаг и пригляделся: ничего, лишь сияющий веер солнечных лучей. Он пожал плечами, чертыхнулся мысленно — опять воображение с ним шутки шутит — и решительно зашагал наверх. Нет у него времени на призраков из прошлого, что бы они ни порывались ему сказать.

Начал он с компьютера Эрин, от нетерпения терзая мышь, пока машина загружалась. Мансарду дома, недавно переоборудованную, разделили на два кабинета: один для Эрин — чтобы она не засиживалась допоздна в магазине со своей бухгалтерией, другой для Роберта, поскольку он нередко изучал дела клиентов дома.

«Ну наконец-то», — вздохнул Роберт, в очередной раз косясь на часы. И немедленно взялся за дело: прошерстил аккуратно систематизированные папки и бухгалтерские отчеты, не зная, что, собственно, ищет, но в полной уверенности, что поймет, как только обнаружит. Открыл почтовую программу и рассортировал письма так, чтобы сразу обнаружить чаще всего встречающийся адрес. Письма от мужчин открывал все подряд — оптовые заказы на цветы, жалобы на несвоевременную поставку. Проглядел переписку Эрин с владельцем дома, где располагалась «Маргаритка», — о повышении арендной платы. Наткнулся на развлекаловку мамы-дочки, причем в одной цепочке шутливых записочек, начало которой положила Руби, девочка так расхваливала самого замечательного отца на свете — Роберта, что он едва не сгорел со стыда. Но ведь он и сейчас старается ради Руби. Ради сохранения семьи.

Почта Эрин не дала ровным счетом ничего интересного, зато продемонстрировала Роберту, как нелегко ей управлять в одиночку магазином. Нелегкий бизнес для женщины, а Эрин справлялась, и великолепно справлялась. Восхищение женой, однако, Роберта не остановило. Он продолжал копать, прочесывая все подряд — системные файлы, программные файлы, документы, созданные Эрин, историю ее блужданий по Интернету. Пригубил виски, распустил галстук. На верхнем этаже было жарко, он встал, чтобы открыть люк стеклянной крыши, и оцепенел: кто-то поднимался по лестнице. Глянув на часы, Роберт в панике выдернул вилку компьютера из розетки, и компьютер со вздохом отключился, монитор погас. В кабинет вошла Руби.

— Ой. — Она остановилась на пороге. — А я думала, это мама. Услышала, что тут кто-то есть. — Девочка нахмурилась, пораженная присутствием Роберта во владениях матери. Реакция Эрин в мягком варианте.

— А это всего лишь я.

Роберт наконец выдохнул. От него уже прилично попахивало спиртным. Объяснить девочке свое появление здесь, решил он, будет несложно, а вернее всего, и полезно.

— Ты что тут делаешь? — с вызовом поинтересовалась Руби.

Даже интонации материны, усмехнулся про себя Роберт. Однако нежелательно, чтобы она передала все Эрин.

— Ищу твое свидетельство о рождении. — Умение быстро соображать — как-никак часть работы Роберта. — Без него паспорт тебе не выдадут. А ты ведь хочешь попасть в Вену?

— Спрашиваешь! — Подозрение на лице девочки сменилось ликующей надеждой.

— А у тебя вообще когда-нибудь был паспорт?

Она дернула плечом:

— Понятия не имею. Я ж еще не летала на самолетах.

— Ты что-то сегодня рано, — заметил Роберт, скрывая разочарование, что не удалось завершить начатое.

— Теннисный матч отменили. Ребята из другой школы не смогли приехать, нас и отпустили по домам, готовиться к экзаменам. Я на маршрутке доехала, прямо к дому, — прибавила Руби, переминаясь с ноги на ногу.

Взбучки боится, догадался Роберт, — за то, что общественным транспортом воспользовалась, а может, и вообще пешком домой топала. Он решил опустить этот момент — в надежде расположить Руби к себе и добиться помощи.

— Ну а где может быть твое свидетельство о рождении, ты не в курсе?

— В глаза его не видела. Зато я знаю, где мама держит нужные бумажки и всякое такое.

К удивлению Роберта, девочка направилась к столу Эрин, — с виду он выглядел как старинный французский письменный столик, но его конструкция позволяла разместить и стационарный компьютер. Руби полностью вынула средний ящик и, присев на корточки, сунула руку вглубь, до самой задней стенки. Пошурудила секунду-другую, с довольным видом достала обшарпанную черную жестяную кассовую коробку, положила ее на круглый коврик, прикрывающий крашеные половицы, затем вытащила из-под коврика ключик и открыла коробку.

— Ты ведь маме не расскажешь? — Глянув на него, Руби подняла крышку. — Я просто однажды случайно увидела, как она достала эту коробку и что-то туда положила. Мама меня тогда не заметила. Еще подумает, что я специально подглядывала, и рассердится. — От волнения у Руби задергалось левое веко. — А я ведь не нарочно. Я вообще не сую нос куда не надо.

Роберт опустился на коврик рядом с дочерью. Взгляд его был прикован к коробке, словно Руби только что раскопала неизвестную гробницу фараона.

— Не волнуйся. — Он потрепал девочку по плечу. — Пусть это будет наш с тобой секрет, идет?

— Ага. Гляди-ка, точно! Куча бумажек. Между прочим, и мамин паспорт тут. У нее есть, а мне, значит, нельзя?

Руби обиженно потрясла паспортом: очень нечестно со стороны мамы запрещать ей экскурсию в Вену!

— Что ж, считай, начало положено, — как можно спокойнее проговорил Роберт и открыл паспорт Эрин на странице с фотографией.

Срок действия паспорта истек не так давно — первое, что он для себя отметил. Пролистав страницы, понял, что документом почти не пользовались: лишь две выцветшие марки свидетельствовали о давнишних визитах в Испанию и Грецию. В отпуск, должно быть, ездила, подумал он, возвращаясь к снимку юной Эрин. Несмотря на тревогу, поселившуюся в душе, по лицу Роберта расползлась улыбка. А Эрин-то в свои двадцать с хвостиком была просто серой мышкой, да еще и с надутой недовольной мордочкой, как будто необходимость сфотографироваться ее достала. Эрин, которую он знал, не носила длинные волосы, а тем более челку, и благодаря регулярным походам в салон стильная стрижка, пшеничная с пепельным отливом, стала ее личным фирменным знаком. Пухлые щечки и многослойная косметика тоже остались в прошлом его жены. Сейчас Эрин весила килограммов на восемь меньше, чем — судя по фото — в те годы, а косметики, как правило, вообще избегала.

Впрочем, объективности ради надо признать, подумал Роберт, что и он на паспортных снимках сам на себя не похож. Усмехнувшись, Роберт вернул паспорт в коробку. Толку от него в данном случае никакого.

— Что мы тут еще имеем? — произнес он шутливо, хотя к опасению, что Руби не выдержит и проговорится матери о том, как они копались в ее личных бумагах, добавлялось беспокойство насчет самой Эрин: вдруг она тоже придет пораньше и застукает его на месте преступления?

Не обнаружив в коробке метрики Руби, он решил, что разумнее продолжить расследование в другой раз, когда дом будет в полном его распоряжении. «Продолжить расследование», — с отвращением беззвучно повторил он, невольно вспомнив Луизу и их совместную утреннюю пробежку в Мартоке в прошлые выходные. Позвонить ей, извиниться? А смысл? В их отношениях никогда не было места всяческим «прости» и «виноват». Они так часто расставались и так редко были вместе, что любые напряги и неясности забывались. И каждый раз они начинали с чистого листа. А не поможет ли Луиза в розысках загадочно пропавшего свидетельства о рождении? Она ведь частный сыщик, если на то пошло, у нее связи.

Роберт проследил, как Руби закрыла коробку на замок, сунула ключ под коврик, аккуратно пристроила коробку в глубине ниши стола и вернула ящик на место. Ему не понравилась собственная мысль попозже проскользнуть в кабинет жены и как следует изучить содержимое коробки, но он твердо решил это сделать — невзирая на то, что свидетельство там не нашлось, а остальные бумаги, судя по тайнику, были личного характера.

— А не выпить ли нам чего-нибудь холодненького у Луиджи? Да и от булочки я бы не отказался. Ты как? Я угощаю.

Роберт сам себя ненавидел в этот момент, но Руби согласно ухмыльнулась, и они отправились в кафе «У Луиджи», всего в квартале от дома. С полчаса учеба Руби могла и подождать.

Заняв столик на улице, Роберт заказал два клубничных коктейля и датские пирожные. Сам он чувствовал, что от него несет виски, хотя Руби, похоже, запаха не уловила.

Солнце, немыслимо палящее, несмотря на ощутимый смог, казалось, довело угрызения совести Роберта до кипения, одарив его безумной головной болью. Уж слишком его предстоящее копание в бумагах Эрин смахивало на то, как все начиналось в первый раз. Признайся он в своих нынешних подозрениях Луизе… их дружбе, пожалуй, придет конец. Моргнув, Роберт с трудом поднял набрякшие веки и отхлебнул из бокала с коктейлем.

— А знаешь что? — Руби птичкой примостилась на краешке металлического стула. Робко опустив глаза, она размешивала соломинкой коктейль.

— Что? — отозвался Роберт с улыбкой. Боль раскаленным прутом пронзила виски.

— Я нравлюсь одному мальчику из колледжа! Он пригласил меня на свидание.

Роберт понимал: эти слова дались ей не легче, чем ему далось бы признание Эрин, что он вломился в ее компьютер.

— Так это же прекрасно, солнышко. Как его зовут? — поинтересовался он небрежно, хотя и подозревал, что через месяц-другой все закончится сердечной травмой.

В памяти всплыли его собственные юные романы, и Роберт мимолетно прикоснулся к руке дочери. Интересно все же, кто ее родной отец, какой он? И что он подумал бы об этой первой влюбленности?

— Зовут Арт, он на два года старше меня, играет в школьной рок-группе. — Руби шумно потянула коктейль через соломинку. — Арт получает стипендию — мозги у него что надо. А то не видать бы ему Грейвуда — отец не смог бы платить за обучение.

Руби зарделась. Это жизнь, напомнил себе Роберт. Так и должно быть. И все же он с трудом остановил поток банальностей: не задерживайся с ним допоздна, не оставайся наедине, целоваться вам еще рано и так далее по нарастающей. Руби поделилась с ним самым сокровенным — и этот бесценный подарок помог Роберту обуздать отцовские инстинкты. К тому же Эрин сама наверняка поговорит с дочерью об отношениях с ребятами, о свиданиях и вытекающих последствиях. А сейчас Руби вся светится — было бы обидно оборвать ее душевный подъем.

— Забавное имя — Арт. Откуда он родом?

— И ничего не забавное. Он мне сказал, что его имя на гэльском означает «камень».

Солнце тонуло в бездонных глазах Руби и, купаясь в ее длинных, рассыпанных по плечам волосах, искрило рыжими бликами. Лизнув палец, девочка собрала с тарелки сладкие крошки и стряхнула на тротуар. Парочка голубей проковыляла к столику и устроила драку за лакомство. Тут же слетелись еще желающие, Роберту пришлось их шугануть. Он промокнул салфеткой влажный лоб. Боль разлилась уже по всему черепу, и жалящее солнце отнюдь не помогало. Роберт открыл зонт над столиком.

— Так откуда он все же родом, из какой части Лондона?

— Вообще-то они приехали из Уэльса.

— Ах, вон что. Замечательно. С побережья? — Пора сворачивать тему Арта — не слишком-то Руби разговорчива.

— Они как бы путешественники — переезжали с места на место, пока Арт не получил стипендию. Его отец уверен, что Арт станет знаменитым музыкантом.

Подняв руку, чтобы вытереть влажное лицо, Роберт задел тарелку с ножом и уронил на тротуар. Голуби взметнулись в разные стороны. Салфетка Роберту не понадобилась — кровь отхлынула от лица, и пот моментально высох. Боль сменилась головокружением и чувством нереальности происходящего, а в уши долбил голос, настаивая, что бродяги — это круто, хиппи — отличные ребята, цыгане — бесподобный народ.

— Путешественники? — Роберт старался настроиться на подростковую волну.

— Ага! Типа в фургонах или там в автоприцепах, только они все бросили в Уэльсе на время, пока Арт учится. А здесь вселились в пустой дом — и живут.

— Вселились… в пустой дом? — У Роберта пересохло во рту. Воды бы сейчас, похолодней и побольше.

— Арт говорит, там клево. Теперь у них есть свет и все такое. Он меня к себе пригласил — летнее солнцестояние отметить. У них вечеринка будет.

— Вечеринка?..

Махнув официантке, Роберт знаком попросил счет, расплатился и повел Руби домой. По дороге она уже взахлеб расписывала Арта, но Роберт слушал вполуха — и так узнал достаточно, больше ему просто не вынести.

Эрин его избегала. Единственным доказательством того, что жена дома, была ее «мазда» цвета электрик, припаркованная под окнами, да букет апельсиновых гербер на столике в прихожей. Где-то внутри дома хлопнула дверь, Роберт окликнул жену, но его голос заглушили звуки новой композиции Руби. Он прикрыл дверь гостиной, где звучало фортепиано, и прислушался. В ванной наверху лилась вода. Вздохнув устало, Роберт побрел вверх по лестнице. На пороге спальни остановился, глянул на ворох сброшенной одежды, втянул знакомый аромат Эрин — и решил уединиться у себя в кабинете. С каждым пролетом лестницы горячий воздух сгущался. Летом здесь всегда дышится с трудом. На маленьком пятачке между двумя кабинетами Роберт невольно остановился, отметив, что Эрин в своем уже побывала — у стены стоял ее портфель. Она и компьютер загрузила, собираясь, видно, поработать после ужина. Не обнаружила ли чужого вторжения? Правда, перед уходом с Руби он незаметно включил компьютер в сеть.

Как же давно они не проводили вечер вдвоем, не тревожась ни о его горящих делах, ни о ее документах, ни о школьных проблемах Руби… Подумать только — женаты всего-то пару месяцев, а жизнь уже превратилась в сплошную рутину.

Волей-неволей мысли его вернулись к Дженне. Вот уж с кем его семейная жизнь не потеряла новизны. Просто не успела. Все было кончено прежде, чем они докатились до обыденности. Быть может, из семейной рутины как раз и растет доверие друг к другу? Быть может, если бы они успели вырулить в заурядную колею заурядного супружества, Дженна осталась бы жива?

Роберт очень старался отогнать сомнительные чувства по отношению к Эрин, но они просачивались, как настырный солнечный луч проникает в любую щель, и Роберта переполняло то же подозрение, с какого началась его пресловутая паранойя, погубившая Дженну. Пока еще не слишком явное или ощутимое, вроде бы и говорить не о чем. Да и если на то пошло, у него уж иммунитет выработался к подобным чувствам. И все же бесконечные неувязки, мелкие, но досадные, словно занозы, убеждали его: Эрин что-то скрывает. Туман в отношениях — вот что доводило Роберта до бешенства.

У себя в кабинете он первым делом открыл люк стеклянной крыши. Парочка ос, злобно прожужжав, вылетела вон из спертой духоты. Роберт рухнул в кресло, не в силах даже думать о работе, пока в мозгах такая каша из мыслей об Эрин.

— Спроси ее, — произнес он негромко. — Возьми и задай вопрос, черт бы тебя побрал!

Роберт стукнул по столу — клавиатура подпрыгнула. Отношения с первой женой Дженной он раскромсал на миллион кусочков, так что даже останься в живых сама Дженна, их брак все равно был обречен.

Быть может, настороженность, подозрительность, недоверие — чисто профессиональные качества? За годы работы он столкнулся с достаточным количеством сомнительных личностей, чтобы понять: Эрин, полная противоположность омерзительным типам, с которыми ему обычно приходится иметь дело, не до конца с ним откровенна. Так в чем проблема? Будучи юристом, он обязан верить в невиновность Эрин, пока не доказано обратное. Проще некуда — если бы не проклятое ощущение, что все идет наперекосяк. Роберт не прислушивался к себе и не ждал уколов интуиции, однако предпочитал их не игнорировать.

Сегодня же позвоню Луизе, решил он и потянулся к бару за бутылкой виски, которую держал в кабинете на крайний случай — вроде сегодняшнего.

Впервые в жизни он почувствовал, что его карьера и жизнь вне фирмы смыкаются. Прежде он фанатично разделял их, хотя частенько и приносил работу на дом. А сейчас в семью просочились и свойственные юристу подозрительность, осторожность, привычка перепроверять факты. Обещание, данное им самому себе — строить новый брак на доверии и уважении, — уже начало терять смысл. А этические нормы его бизнеса, основа репутации фирмы «Мейсон и Найт», в свете истории с Мэри Боумен, похоже, существенно потускнели. Какая-то частичка жизни Роберта пошла под откос, и это ему ни в малейшей степени не нравилось: уж слишком сильно было сходство с недавним прошлым.

Эрин, приняв ванну, крикнула снизу, что сбегает в соседний магазин. Она уже бог знает когда вернулась с работы, а Роберта до сих пор не видела. Музыка Руби порхала по дому, добираясь и до мансарды, — девочка сочиняла для Арта. При воспоминании об этом парне у Роберта сжало желудок. Эрин еще предстоит узнать, что ее дочь приглашена на «вечеринку» к бездомным бродягам. Как-то жена воспримет новость? Она ведь над Руби буквально трясется, вряд ли она позволит дочери отправиться в трущобы. Эрин… Желудок Роберта вовсе стянуло узлом. Она ушла за продуктами — а значит, есть шанс заглянуть в ее секретную коробочку. Однако надо спешить, магазин совсем рядом. Роберт встал.

В голове у него все еще гудело и звякало от жары и чувства вины, не говоря уж о третьей порции виски, что плескалась внутри, перемешиваясь с клубничным коктейлем. На пороге кабинета жены Роберт подбадривал себя обещанием, что это в последний раз. Сегодняшний случай — исключение из правила, крохотное пятнышко на их с Эрин отношениях, в целом безупречных. Здравое объяснение без вести пропавшей метрике наверняка найдется. И Роберт решился.

Бросив быстрый взгляд за спину, он опустился на колени и вынул средний ящик из письменного стола Эрин. Вот он и заструился снова, тоненький ручеек эмоций профессиональных, перетекающих в личные. И снова прошлое вторгается в настоящее. В офисе или в зале суда Роберт автоматически отделял себя от низких типов — своих клиентов, красноречиво оправдывая их гнусности бременем обстоятельств. Но убедить себя, что он имеет право рыскать среди вещей жены, искренне поверить, что если найдется хоть какое-нибудь подтверждение — чего подтверждение? — то все наладится?! Невозможно. Немыслимо. Да и что наладится?

И тем не менее Роберт продолжал действовать — быстро, нервно, на подсознательном уровне понимая, что тревога его — скорее признак повторения уже однажды происходившего, эдакий условный рефлекс, как слюноотделение перед рвотой. Лоб взмок не от стыда, который ему предстояло пережить, если Эрин узнает о низости мужа, а от борьбы разума с инстинктами.

Роберт нащупал жестяную коробку и вытащил ее, как это два часа назад сделала Руби. Замер, прислушиваясь к звукам в доме. Ничего, одна лишь музыка. Достал из-под коврика ключ и вставил в замочек коробки. Сердце билось в унисон с энергичной мелодией Руби.

Он поднял крышку и аккуратно вынул всю кипу бумаг — их надо будет вернуть в том же порядке. Перед глазами на миг встала Эрин: сейчас она, должно быть, уже выбирает в магазине вино, или банку любимых оливок, или салат на ужин. Минут двадцать у него, пожалуй, есть.

Коробка хранила старые поздравительные открытки, сложенный вчетверо аттестат по музыке, с именем Руби, тонко выписанным черной гуашью, несколько снимков маленькой девочки — лет трех, прикинул Роберт — на галечном пляже. Без сомнения, Руби: эти шоколадные глаза и подбородок с ямочкой нельзя не узнать. Роберт пробежал глазами школьные табели, незаконченное письмо, которое Эрин, судя по дате, писала десять лет назад. Начиналось оно, как ни странно, со слов: Дорогая Эрин… Душу на бумаге пыталась излить, решил Роберт, поток горьких слов, а по сути — бессмыслица. Наконец он добрался до пухлой пачки писем, перевязанной фиолетовой ленточкой. Помня о цейтноте, Роберт не знал, за что браться в первую очередь. Открыл наугад. Открытка ко дню рождения.

Роберт улыбнулся, отложил открытку, взял другую — на семилетие Руби. И снова подписано «Мама».

«А где же папа?» Пожав плечами, Роберт вложил одну открытку в другую, как они хранились. К делу не относится. Роберт точно не помнил, когда, по словам Эрин, она развелась с первым мужем — такие подробности ее прошлой жизни его не интересовали, — однако произошло это, судя по всему, довольно скоро после рождения Руби.

Роберт принялся перебирать письма. В основном они были посланы на прежний лондонский адрес Эрин, в квартиру, где она жила до знакомства с ним, но на полудюжине конвертов значился адрес «Маргаритки». Краткие записки на почтовых карточках или послания в несколько страниц. Все их, однако, красной или зеленой шариковой ручкой писал некто с инициалами «Б. К.». Почерк жуткий, едва поддающийся расшифровке, а на первом письме, которое Роберт вынул из конверта, каракули вились поперек печатного бланка.

Роберт глянул на обратный адрес: «Королевские цветы», Маркет-стрит, Брайтон. Чувство вины, так и застрявшее комом в горле, не помешало ему полюбопытствовать, что имел сказать Эрин этот самый Б. К.

С вечной любовью? Роберту стало тошно от слов, адресованных его жене. Вечная любовь к Эрин — только его, Роберта, право, верно? Он просмотрел еще несколько посланий: опять Б. К. скоро приедет, и как всем в Брайтоне не хватает Эрин, и что там поделывает малышка Руби, да какой она подарок для своей мамы. Под одним из писем стояло: «Дядя Бакстер».

Дядя? Значит, ни о каком романе речь идти не может. Странно, однако, что она ни разу даже не упомянула о родном дяде. Узнав в самом начале знакомства, что родители Эрин умерли, близкой родни у них не осталось и она была их единственным ребенком, Роберт больше не задавал вопросов о ее семье. Эрин и Руби — вот и вся семья. То есть «дядя» — наверняка фамильярное обращение, и кровное родство тут ни при чем.

Среди прочих нашлись два письма, которые Эрин написала в ответ «дяде Бакстеру», да так и не отослала. Она рассказывала о своей жизни в Лондоне, о том, как ей стыдно, что она сбежала из Брайтона после пожара — это был самый тяжелый шаг в ее жизни, — об учебе Руби в новой школе. Тысячу раз благодарила за все, что для нее сделал Б. К. Писала, что была счастлива встретиться с ним на выходные, и делилась радостью: ей удалось найти новую работу, теперь она составляет свадебные букеты. В том цветочном магазине Роберт с ней и познакомился…

Перед глазами возник образ Эрин в тот миг, когда Роберт увидел ее впервые в жизни, — и тут же исчез, стертый стыдом, обидой, гневом. Не самое лучшее время лелеять счастливые воспоминания, если ты роешься в личных вещах жены, подозревая, что у нее интрижка на стороне.

Отложив письмо, Роберт уставился в потолок. Глаза отчаянно щипало. Он понятия не имел, что Эрин когда-то жила в Брайтоне, о своей любви там она ни полусловом не упоминала, как, впрочем, и о пожаре. Предполагалось, что после разрыва с первым мужем у нее больше никого не было. Только вот кем предполагалось, спрашивается? Поскольку Эрин помалкивала, Роберт уцепился за версию, для него самую удобную и безобидную, не представляющую ни малейшей угрозы.

Так, может, отсутствие интереса с его стороны к ее личной жизни Эрин истолковала как равнодушие, а оно, в свою очередь, толкнуло к роману на стороне? И все это — прямой результат его трусливого отказа признавать ее предыдущих возлюбленных? Ведь именно первая любовь Дженны в конечном итоге вбила роковой клин между ними. А о прошлом Эрин он и впрямь знал на удивление мало. Защитный механизм в действии, и его надо ломать, решил Роберт.

Он вернулся к бумагам Эрин, бегло проглядел еще несколько писем, попытался прочесть одно — глаз зацепился за обращение «Дорогая Эрин», — но почерк был слишком корявым, чтобы разобрать за те секунды, что были в его распоряжении. И вдруг истина осветила его сознание — медленно, как восходящее из-за горизонта солнце озаряет все вокруг. Да Эрин просто-напросто не списала «дядю Бакстера» в прошлое. Он не бывший любовник. Он любовник нынешний. Совершенно очевидно, что они и сейчас встречаются.

Лишь хладнокровие юриста не позволило ярости овладеть им, обуздало неистовство, которое толкало на что-нибудь абсолютно безумное: порвать в клочья чертовы письма и немедленно, сию же минуту, прямо в магазине разобраться с Эрин.

Стиснув зубы, Роберт прочел еще два письма, где Эрин обменивалась с Бакстером электронными адресами и обещала регулярно заглядывать в интернет-кафе. Роберт фыркнул: потому-то в ее компьютере и не обнаружилось ни единого подозрительного письма. Ума ей не занимать — во всем на шаг его опережает. Увы, дата не на всех письмах стоит — не определишь, какие из них последние. Однако, судя по обсуждаемым темам — к примеру, Бакстер сожалел о школьных проблемах Руби, — и поскольку некоторые послания были адресованы в «Маргаритку», вывод напрашивался бесспорный: эта связь продолжалась и после замужества Эрин.

Еще минуты три-четыре до ее возвращения…

Повторив брайтонский адрес, Роберт мысленно захлопнул и отложил папку, как сделал бы с документами очередного клиента. Собрал все открытки и письма и уложил в коробку. Несколько мгновений взгляд его был прикован к пачке бумаг, настолько дорогих сердцу его жены, что она не нашла в себе сил с ними расстаться. И вновь юрист в нем победил, не позволив упустить существенную улику: прежде чем закрыть крышку, Роберт наугад выдернул из пачки одно письмо. Затем он повернул ключ в замке и сунул под коврик, коробку убрал в нишу стола и задвинул ящик на место в тот самый миг, когда снизу донесся голос Эрин:

— Я уже дома!

Роберт метнулся к себе в кабинет, ткнул краденое письмо в папку и открыл первый попавшийся на глаза файл в своем ноутбуке.

— Решила, что ты не откажешься. — Бесшумно возникнув у него за спиной, Эрин протянула Роберту бокал с вином, и ее пальцы принялись массировать плечи мужа. Он застонал, раздираемый противоречивыми чувствами. В душе клокотала ярость, но тело жаждало прикосновения ее рук. — А не подождет ли твоя работа до завтра? Пойдем вниз, а? На ужин, между прочим, лососина!

Роберт, как ни старался, не устоял против массажа. Откинулся на спинку кресла, расслабился. Его уже одолевали сомнения. Что ж он себе насочинял? Это ведь его Эрин. Он любит ее. Он ее обожает. Да разве она способна предать?! А он заподозрил ее в неверности… С каждым движением пальцев жены голос совести Роберта звучал все громче. Эрин — замечательная женщина: легко ли в одиночку воспитывать ребенка, а она справилась. И сейчас делает для Руби все, что можно, даже если с ног валится от усталости, вкалывая в своей «Маргаритке». Роберт вздохнул. Что-то не то он вычитал в этой переписке…

В последний момент перед капитуляцией Роберт вспомнил обещание, данное самому себе, когда погибла Дженна. Повторения он просто не имеет права допустить.

Развернувшись к Эрин, он обнял ее голову ладонями и притянул к себе.

— Боюсь, лососине придется подождать.

Поцелуй был долог и нежен; давно они так не целовались. Роберт наслаждался привкусом вина и мяты на губах Эрин, исходящим от нее ароматом трав и шампуня. Она упала ему на колени, и что мог поделать Роберт, если ее лицо, на миг расплывшись, превратилось в лицо Дженны?

— Фу, потный какой! — Эрин ухмылялась, расстегивая ему рубашку. — Могу тебе спинку в душе потереть, если очень попросишь.

По губам Роберта скользнула бледная улыбка. Мысль об измене жены успела пустить корни, и ее не так просто было вырвать. Он заглянул в глаза Эрин: бледно-голубые, с поволокой, они дразнили и влекли сдаться. Тело тотчас отозвалось на призыв, но Роберт поднялся, вынудив Эрин соскользнуть с его коленей. Подозрение манило его, как бутылка — завязавшего алкоголика. Он ведь видел улики, держал в руках.

— Мне еще нужно поработать, очень запутанное дело. — Роберт отвернулся, зная, что против взгляда Эрин ему долго не продержаться. — Извини.

Он с озабоченным видом перебирал папки на столе, пока Эрин не вышла из кабинета, с такой силой грохнув дверью, что Роберта затрясло от злости.

Он опустился в кресло и достал письмо без адреса, что наугад выхватил из коробки Эрин. Вчитывался в строчки, пока не зарябило в глазах, но чернила за годы стерлись на сгибах листка, а то, что сохранилось, было написано дикими каракулями — Эрин вновь поверяла бумаге свои чувства и, похоже, опережала собственную руку.

— Эрин, Эрин… — Он со вздохом откинул голову и закрыл глаза.

Не жена, а форменная головоломка. Сколько времени угроблено на слежку за каждым шагом Дженны — и какой роковой конец. Повторения ему не пережить.