Пролетела неделя. Неделя, за которую весна утвердилась в своих правах и не отступала уже ни на шаг. Совсем не то, что в марте. Сакура отцвела, и апрельские ливни разметали ее нежно-розовые лепестки по всему городу. Столица наконец-то выбрала себе мэра, а в школах начался учебный год. Открылся Токийский Диснейленд. Зачехлил ракетку Бьёрн Борг. В хит-парадах лидировал Майкл Джексон. Мертвые оставались мертвы.

Вздорная, бессвязная неделя, за которую лично у меня ничего значительного не произошло. Вереница дней, которая в итоге не привела ни к чему. За эту неделю я дважды искупался в бассейне. Сходил в парикмахерскую. Иногда покупал газеты. Ничего хоть как-то связанного с Мэй в газетах не попадалось. Похоже, полиция так и не установила ее личность. Каждый раз, купив газету на станции Сибуя, я заходил в “Данкин Донатс”, просматривал весь номер от корки до корки и выкидывал газету в урну. Глаз ни на чем не останавливался.

Дважды — во вторник и в четверг — я встречался с Юки, мы болтали и вместе обедали. Да еще в понедельник выехали за город, всю дорогу слушали рок-н-ролл. Мне нравилось с ней встречаться. Мы и правда совпадали характерами. К тому же, у обоих была куча свободного времени. Ее мать еще не вернулась в Японию. Не считая встреч со мной, все эти дни Юки безвылазно сидела дома. “Когда я гуляю одна, вечно появляются какие-то воспитатели и указывают, что мне делать”, — пожаловалась она.

— А может, тебя в Диснейленд свозить? — предложил я.

— Нетушки! — скривилась Юки. — Ненавижу…

— Что ненавидишь? Всех этих сладеньких добреньких микки-маусов, которые развлекают детишек за папины денежки?

— Ну да, — просто ответила Юки.

— Но сидеть дома — вредно для здоровья, — заметил я.

— Эй… Хочешь, поедем на Гавайи? — предложила она.

— На Гавайи?

Я подумал, что ослышался.

— Мама звонила. Говорит, пускай я немножко погощу у нее на Гавайях. Она сейчас там. Делает гавайские фотографии. Бросила меня и не вспоминала тыщу лет, а теперь вдруг забеспокоилась. И давай звонить. Мама в ближайшее время в Японию не вернется, а я все равно в школу не хожу… А что, Гавайи — не так уж плохо, а? И если ты тоже захочешь приехать — она сказала, что дорогу тебе оплатит. Я ведь не могу поехать туда одна, верно? Вот и давай съездим на недельку. Интересно же!

Я рассмеялся.

— Но чем это отличается от Диснейленда?

— На Гавайях хотя бы нет воспитателей.

— Ну, что ж… Идея неплохая, — сдался я наконец.

— Так что — поехали?

И тут я задумался. И чем больше я думал, тем сильнее казалось, что съездить на Гавайи — вовсе не плохая идея. То есть, сейчас я бы и правда с удовольствием умотал из города куда подальше, окунулся в какую-нибудь совсем иную среду. Здесь, в Токио, я застрял слишком плотно. Ни одной здравой мысли о том, как действовать дальше, в голове не всплывало. Все путеводные нити, по которым я двигался до сих пор, оборвались, а новых не появлялось. Я лишь чувствовал, что нахожусь не там, где нужно, и делаю что-то не то. Чем бы ни занялся — физический дискомфорт. Депрессия, при которой постоянно мерещится, будто ешь странную пищу и покупаешь странные вещи. И при всем этом — мертвые оставались мертвы. Абсолютно, безнадежно мертвы… Одним словом, я действительно устал. Дикий стресс, накопившийся за трое суток в полиции, до конца не прошел и понемногу сказывался во всем.

На Гавайях до сих пор я бывал только раз, и провел там всего сутки. Я летел в Лос-Анжелес по работе, у самолета прямо в воздухе забарахлил двигатель, и он совершил вынужденную посадку на Гавайях. И всем пришлось заночевать в Гонолулу. В отеле, куда нас поселила авиакомпания, был киоск, я купил там темные очки, плавки и до самого вечера провалялся на пляже. Отличный получился день… Гавайи. Прекрасная мысль!

Провести там с недельку, не думая ни о чем. Накупаться, от пуза напиться “пинья-колады” — и назад. Снять усталость. Облегчить душу, успокоиться. Загореть до черноты. А уже потом посмотреть на свою ситуацию свежим взглядом, заново все обдумать. И в итоге хлопнуть себя по лбу: “Ну, конечно! Вот в чем дело! Как я сразу не догадался!”

Очень даже неплохо.

— Неплохая идея, — ответил я наконец.

— Ну, тогда решено! Поехали билеты покупать.

Перед тем, как ехать за билетами, я узнал у Юки номер и позвонил Хираку Макимуре. Трубку взял Пятница. Я представился, он радушно меня поприветствовал и соединил с хозяином.

Я объяснил Хираку Макимуре ситуацию. И спросил, не против ли он, если я свожу Юки на Гавайи. “Об этом я и мечтать не мог”, — обрадовался он.

— Да тебе и самому неплохо бы развеяться где-нибудь за границей, — добавил Макимура. — Разгребальщикам сугробов тоже нужно отдыхать. Опять же, полиция донимать не будет попусту. То дело ведь еще не закрыли? Они к тебе еще придут, помяни мое слово…

— Очень может быть, — сказал я.

— О деньгах не беспокойся. Отдыхайте сколько влезет, — продолжал он. О чем бы он ни говорил — все кончалось деньгами. Практичный человек.

— Сколько влезет — это слишком долго. Хватит и недели, — ответил я. — У меня своих дел тоже хватает.

— Ладно. Поступай как знаешь, — сказал Хираку Макимура. — И когда вы летите?.. Вот это правильно — чем раньше, тем лучше. Путешествие — штука такая. Решил ехать — сразу и поезжай. В этом весь смак. Багажа много не берите. Не в Сибирь собираетесь. Что понадобится — на месте купите. Там все продается. Думаю, билеты на послезавтра я вам возьму. Подходит?

— Подходит. Но свой билет я оплачу сам. Так что…

— Перестань ерунду говорить. Я занимаюсь такой работой, что любые билеты мне достаются с огромными скидками. И на самые лучшие места. Поэтому позволь уж, я сам все сделаю. У каждого из нас свои таланты и свои возможности. Так что давай без лишних разговоров. Без этих твоих “индивидуальных систем”. Жилье я вам тоже подберу. Две комнаты. Для тебя и для Юки. Вам как лучше — с кухней или без?

— Ну… Если я готовить смогу — конечно, будет удобнее.

— Знаю я одно хорошее место. До моря два шага, тихо вокруг, пейзаж замечательный. Когда-то я там останавливался. Закажу вам его на две недели. Для начала. А там уж вы сами смотрите.

— Да, но…

— Не забивай себе голову. Я все сделаю, не волнуйся. Матери позвоню. Все, что от тебя требуется — поехать с Юки в Гонолулу, завалиться вдвоем на пляж и, когда надо, кормить ее по-человечески. Мать ее все равно в работе по самые уши. Когда она работает — никого вокруг не замечает, даже родную дочь. Так что и ты на нее внимания не обращай. Отдыхай в свое удовольствие. Следи только, чтобы Юки ела нормально. И больше не думай ни о чем. Просто расслабься — и все. Да! Я надеюсь, виза у тебя есть?

— Виза есть. Но…

— Тогда послезавтра. Идёт? Берите с собой плавки с купальниками, очки от солнца да паспорта. Остальное там купите. Все очень просто. Я же говорю, не в Сибирь едете. Вот в Сибири — там тяжело было. И в Афганистане… А Гавайи — все равно что Диснейленд. Раз — и ты уже в сказке. Лежи себе на песочке, разинув рот, и наслаждайся жизнью. Ты же по-английски нормально болтаешь?

— Ну, в обычных ситуациях…

— Вот и отлично, — сказал он. — Большего и не требуется. Просто идеально. Завтра Накамура привезет тебе билеты. И вернет деньги за билет Юки из Саппоро. Перед отъездом он позвонит.

— Накамура?

— Мой ассистент. Ты видел его. Молодой парень, со мной живет.

Помощник-Пятница, понял я.

— Есть какие-то вопросы? — спросил Хираку Макимура. Я чувствовал, что вопросов целая куча, но не смог припомнить ни одного.

— Вопросов нет, — ответил я ему.

— Замечательно, — сказал он. — А ты быстро соображаешь. Я таких люблю… Да, вот еще что. Тебе принесут от меня подарок. Ты его тоже прими. Что это такое — поймешь, когда на месте окажешься. Ленточку развяжешь — и наслаждайся. Гавайи — отличное место. Сплошной аттракцион. Полная релаксация. Никаких сугробов. А пахнет как — просто сказка… В общем, позабавься как следует. Приедешь — расскажешь.

И он положил трубку.

Тяжек писательский труд, подумал я. Вся жизнь — сплошное движение…

Я вернулся за столик и сообщил Юки, что, скорее всего, мы летим послезавтра.

— Замечательно, — сказала она.

— Ты сможешь собраться сама? Вещи приготовить, купальник положить, сумку упаковать…

— Так это ж Гавайи! — удивилась она. — Все равно что пляж в Оисо. Не в Катманду же едем, в самом деле…

— И то верно, — согласился я.

И все-таки до отъезда у меня оставалось еще несколько важных дел. На следующий день я отправился в банк — снять со счета денег и набрать дорожных чеков. На счету оставалась вполне приличная сумма. Денег даже прибавилось: прислали гонорары за материалы, которые я написал еще в прошлом месяце. После банка я зашел в книжный, купил сразу несколько книг. Забрал сорочки из прачечной. Потом вернулся домой и навел порядок в холодильнике. В три часа позвонил Пятница. Сказал, что сейчас он на линии метро “Мару-но-ути” и готов доставить билеты прямо ко мне домой. Я назначил ему встречу в кофейне “Парко” на Сибуя, где он передал мне толстенный пакет. В пакете были деньги за билет Юки из Саппоро, два билета на Гавайи с открытой датой (первый класс, “Джэпэн Эрлайнз”), две пачки дорожных чеков “АмЭкс”. А также рекламный проспект гостиницы в Гонолулу с описанием, как до нее добираться.

— Приедете туда, назовете свое имя — и больше ничего не нужно, — сказал Пятница. — Комнаты забронированы на две недели, срок можно продлить или сократить. На чеках просто расписывайтесь — и оплачивайте что хотите. Можете ни в чем себе не отказывать. Не стесняйтесь — эти траты все равно спишут на представительские расходы.

— Неужели все на свете можно списать на представительские расходы? — не удержался я.

— Все на свете, к сожалению, нельзя… Но вы, где сможете, постарайтесь брать чеки или квитанции. Всё это я потом спишу, так что сделайте одолжение, — ответил он и рассмеялся. Приятным смехом, без малейшей издевки.

Я пообещал, что сделаю все как нужно.

— Приятного вам путешествия. Берегите себя, — сказал он.

— Спасибо, — ответил я.

— Впрочем, это же Гавайи! — добавил Пятница и широко улыбнулся. — Не Зимбабве какое-нибудь…

Опять двадцать пять, подумал я. Сговорились они все, что ли?

Когда стемнело, я выгреб из холодильника остатки провизии и приготовил ужин. Продуктов аккурат хватило на овощной салат, омлет и суп мисо. При мысли, что завтра я окажусь на Гавайях, меня охватывало очень странное ощущение. Такое же странное, как если бы завтра я ехал в Зимбабве. Наверное, оттого, что я никогда в жизни не был в Зимбабве.

Я достал из кладовки дешевую, не самую большую сумку. Сложил в нее туалетный набор, смену белья, чистые носки. Сунул плавки, темные очки и крем для загара. Запихал пару маек, спортивную рубашку, шорты и складной швейцарский нож. Сверху аккуратно уложил летний пиджак в пижонскую клеточку. Наконец, застегнул молнию — и лишний раз проверил, на месте ли паспорт, дорожные чеки, кредитки, водительские права, билеты… Что еще может понадобиться?

Ничего больше на ум не приходило.

Вот, оказывается, как это просто — собираться на Гавайи. И правда — все равно что на пляж в Оисо. Даже для поездки на Хоккайдо потребовалось бы куда больше тряпок и чемоданов.

Я вынес сумку в прихожую и стал думать, в чем поехать. Приготовил джинсы, майку, тоненькую ветровку, кепку с длинным козырьком. Покончил с одеждой — и больше не представлял, чем заняться. От нечего делать принял ванну, посмотрел новости по телевизору. Ничего нового не сообщили. Завтра погода начнет ухудшаться, пригрозили синоптики. Ну и ладно, подумал я. Завтра мы уже в Гонолулу. Я выключил телевизор и завалился на кровать с банкой пива. И снова представил Мэй. Абсолютно, безнадежно мертвую Мэй. Как она лежит сейчас в диком холоде. Никто понятия не имеет, кто она. Никто не приходит ее оттуда забрать. Ни “Дайр Стрэйтс”, ни Боба Дилана она уже никогда не услышит. А я собираюсь завтра на Гавайи. Да не просто так, а на чьи-то представительские расходы. Кто сказал, что на этом свете есть справедливость?

Я помотал головой и отогнал мысли о Мэй прочь. Потом подумаю, не сейчас. Сейчас — слишком тяжело. Слишком свежо и остро.

Я начал думать о девчонке из отеля в Саппоро. Той самой, в очках, за стойкой регистрации. Имени которой я не знаю. Уже несколько суток подряд мне страшно хотелось поговорить с ней. Пару раз она мне даже приснилась. Но как лучше поступить — я не знал. Взять и позвонить в отель? И сказать в трубку: “Соедините меня с девушкой в очках за стойкой регистрации”? Бред какой-то. Так я точно ничего хорошего не добьюсь. Черта с два меня вообще с кем-то соединят. Все-таки отель — серьезное место, где работают очень серьезные люди.

Довольно долго я лежал и думал об этом. Должен же быть какой-нибудь выход, вертелось в голове. Если очень хочется — способ всегда найдется. Наконец минут через десять я придумал. Получится или нет — не знал, но попробовать стоило.

Я позвонил Юки, договорился о завтрашней встрече. Сказал, что утром в половине десятого заеду за ней на такси. И как бы в продолжение темы спросил, не знает ли она случаем, как звали ту женщину из отеля в Саппоро. Ну, ту самую, которая нас познакомила и просила проводить тебя до Токио… Да-да, в очках.

— Да… Кажется, знаю. У нее еще имя такое странное было, я удивилась — даже в дневнике записала. Только сразу не вспомню, надо дневник проверить, — сказала она.

— Сейчас можешь проверить?

— Сейчас я телевизор смотрю. Давай потом?

— Извини — но я тороплюсь, и очень сильно.

Она что-то недовольно пробурчала себе под нос, но все-таки встала и сделала, что я просил.

— Юмиёси-сан, — сказала она.

— Юмиёси? — переспросил я. — А что там за иероглифы?

— Не знаю. Говорю же, сама удивилась, когда услышала. Как это пишется — понятия не имею. Наверно, она откуда-нибудь с Окинавы. Это ведь там все имена ненормальные, да?..

— Да нет… Такого, пожалуй, даже на Окинаве не встретишь.

— Ну, в общем, её так зовут. Юмиёси, — сказала Юки. — Эй, у тебя всё? А то я телевизор смотрю.

— А что смотришь-то?

Не ответив, она шваркнула трубкой.

На всякий случай я полистал телефонный справочник в поисках фамилии “Юмиёси”. И, к своему удивлению, обнаружил, что во всем Токио проживало аж два господина Юмиёси. Один писал себя иероглифами “лук” и “удача”. Другой значился под именем своей фирмы — “Фотолавка Юмиёси”, где для пущей рекламы вместо иероглифов использовалась кана. М-да… Каких только имен не встретишь на белом свете.

Я позвонил в отель “Дельфин” и спросил, на месте ли сегодня Юмиёси-сан. Ни на что особенно я не надеялся — но меня тут же соединили. “Эй…” — позвал я. Она меня помнила. На свалку мне еще рановато.

— Сейчас я работаю, — ответила она вполголоса, коротко и невозмутимо. — Позже перезвоню.

— Нет проблем! Позже так позже, — согласился я.

Дожидаясь звонка от Юмиёси-сан, я позвонил Готанде домой и сообщил его автоответчику, что завтра срочно улетаю отдыхать на Гавайи.

Готанда оказался дома и тут же перезвонил.

— Вот здорово! Просто завидую, — сказал он. — Отвлечешься, развеешься хоть немного. Сам бы поехал, если б мог…

— Ну, поехали. Тебе-то что мешает?

— Да нет, тут все не так просто… Я своей конторе деньги должен. Со всеми этими свадьбами да разводами всё занимал у них, занимал, а тут… Я же тебе рассказывал, как без гроша остался? Ну вот. И теперь, чтобы только долги вернуть, вкалываю на них как проклятый. Снимаюсь даже в такой рекламе, от которой с души воротит. Идиотская ситуация, представляешь? Купить могу что хочу, всё спишется. А долги вернуть — не могу… Ей-богу, этот мир с каждым днем становится все запутаннее. Перестаешь понимать, бедный ты или богатый. Барахла вокруг завались, а чего хочешь — никак не найдешь. Деньги можно спускать как угодно — только не на то, что действительно нужно. Красоток покупай себе хоть каждую ночь — а к любимой женщине и прикоснуться не смей… Странная жизнь!

— И много ты должен?

— Бешеную сумму, — признался он. — То есть, это я знаю, что бешеную. Но сколько уже отдано, сколько еще осталось — мне, должнику, непонятно. Ты знаешь, я не хвастаюсь — я могу все, что может обычный человек, а то и больше. Вот только в денежных вопросах слабак. От одного вида цифири в гроссбухах меня просто трясти начинает. Глаза будто сами со страницы соскальзывают. Родители мои — старомодная была семья — это видели, да так и воспитывали: коли в деньгах ничего не смыслишь — так и не лезь во всю эту бухгалтерию. Плюй на цифры, вкалывай на полную катушку и не шикуй. Живи скромно, по средствам — и все будет в порядке. На мелочи не разменивайся, думай о главном, лишь бы по большому счету жизнь удалась… Ну, ты знаешь, есть такая философия у людей. По крайней мере, была когда-то… Но сегодня сама идея — “жить по средствам” — теряет смысл! И вся эта их философия летит под откос. Всё перепуталось до невозможности. Где она, эта “жизнь по большому счету”? Была, да вся вышла. Остался только мой финансовый кретинизм… Просто кошмар. Сколько денег приходит, сколько уходит — понятия не имею. Бухгалтер в конторе мне что-то объясняет, себя не помня. Так мудрёно, что сам черт ногу сломит. Ясно одно: бабки бешеные крутятся. Здесь у нас дебет, здесь кредит, тут мы расходы списали, тут налоги уплатили — голова кругом идет! Сколько раз я их умолял — давайте как-то проще все сделаем. Куда там! Даже не слушает никто. Тогда, говорю, хоть объясняйте, сколько долга еще осталось. Вот они и объясняют. Это как раз проще всего. До фига еще осталось — вот и все объяснение. Тут вы почти рассчитались, но здесь и там — еще до фига. Так что отрабатывайте. А пока можете тратить сколько угодно на представительские расходы… Вот такая ерунда получается. Паршиво себя чувствую — сил нет. Словно какая-то личинка мерзопакостная… Ведь ты пойми — я готов отработать. И работу свою, в общем, люблю. Только хуже некуда, если тобой вертят как хотят, а ты даже не понимаешь, что происходит. Иногда такой ужас охватывает… А, ладно. Что-то я болтаю много, извини. Вечно у меня с тобой язык развязывается…

— Ладно тебе. Я ж не против, — сказал я.

— Да ну, гружу тебя своими проблемами. Потом встретимся — нормально поговорим… В общем, приятной поездки. Без тебя будет тоскливо. А я всё думал, выкрою время — напьемся с тобой как-нибудь…

— Да я на Гавайи еду! — рассмеялся я. — Это ж не Берег Слоновой Кости какой-нибудь. Через неделю вернусь!

— Ну, в общем, да… Вернешься — позвони, ладно?

— Позвоню, — обещал я.

— Будешь валяться на пляже Вайкики — вспомни, как я сражаюсь с долгами, притворяясь зубным врачом…

— Есть много способов жить на свете, — сказал я. — Сколько людей — столько и способов. Different strokes for different folks…

– “Слай и Фэмили Стоун”! — мгновенно среагировал Готанда, и я услышал, как он радостно щелкнул пальцами. Вот уж действительно: разговаривая с людьми своего поколения, многое понимаешь без лишних слов.

Юмиёси позвонила ближе к десяти. С работы пришла, из дома звоню, сказала она. Я сразу вспомнил ее дом за пеленой снегопада. Очень простой дом. Очень простую лестницу. Очень простую дверь. Ее слегка нервную улыбку. Я понял, что страшно соскучился по всему этому. Закрыл глаза и представил, как тихо танцуют снежинки в непроглядной ночи… Никак, влюбился, подумал я.

— Откуда ты узнал, как меня зовут? — первым делом спросила она.

— Юки сказала, — ответил я. — Не бойся, я ничего ужасного не натворил. Взяток не давал. Телефоны не прослушивал. Морду никому не бил. Просто вежливо спросил у девочки, как тётю звали, и она мне вежливо ответила.

Она помолчала, явно сомневаясь в услышанном.

— И как там она? Ты довез ее куда нужно?

— Все в порядке, — ответил я. — И довез куда нужно, и до сих пор с ней встречаюсь иногда. Жива-здорова. Немного странный ребенок, конечно…

— Твоя точная копия, — сказала она бесстрастно. Словно констатировала некий факт, известный любому гуманоиду на Земле. Что-то вроде “обезьяны любят бананы” или “в пустыне Сахара редко идут дожди”. По крайней мере, мне так показалось.

— А почему ты скрывала свою фамилию? — спросил я.

— Неправда! Я говорила: приедешь опять — скажу. Ничего я не скрывала, — ответила она. — Просто рассказывать долго, вот и все. Ну, не люблю я свою фамилию объяснять. Сразу все спрашивают: как пишется, часто ли встречается, откуда родом… Ты просто не представляешь, как надоело всю жизнь на одни и те же вопросы отвечать!

— Ну, не знаю, по-моему, очень хорошее имя. Я тут проверил — в Токио живет целых два господина Юмиёси, ты в курсе?

— Конечно. Я же тебе говорила, что раньше в Токио жила. Давно все проверила. Если уж бог наградил странным именем, первое, что делаешь в новом городе — проверяешь телефонные справочники. Смотришь, нет ли других Юмиёси. Например, в Киото всего один такой есть… А ты что, по делу звонишь?

— Да не по делу. Просто так, — честно сказал я. — Я завтра в путешествие уезжаю. Захотел перед отъездом твой голос услышать. Вот и всё дело. Представь себе, иногда мне очень хочется слышать твой голос.

Она опять замолчала. В трубке слышались легкие помехи. Далеко-далеко говорила женщина. Словно из-за угла какого-то длинного коридора. Скрипучий, едва различимый голос звучал очень странно. Слов не разобрать, но чувствовалось, что ей физически тяжело. Мучительно, то и дело срываясь на полуслове, она все жаловалась кому-то на жизнь.

— Помнишь, я тебе рассказывала, как из лифта в темноту провалилась? — спросила Юмиёси.

— Помню, — ответил я.

— Так вот… Это еще раз случилось.

Я молчал. Она тоже. Далекая женщина в трубке все говорила, мучаясь и скрипя. Ее собеседник поддакивал, но уже совсем неразборчиво. Совсем слабый голос лишь повторял короткие междометия, что-то вроде “ага” и “угу”. Женщина говорила так медленно, словно взбиралась куда-то по хлипкой стремянке и боялась упасть. “Так говорят мертвецы! — вдруг пронеслось у меня в голове. — За углом длинного-длинного коридора собрались покойники и говорят со мной. О том, как это тяжело и мучительно — умереть…”

— Эй… Ты слушаешь? — спросила Юмиёси.

— Слушаю, — ответил я. — Расскажи.

— Только скажи сперва — ты действительно мне тогда верил? Или просто слушал и поддакивал из вежливости?

— Действительно верил, — сказал я. — Я тебе не рассказывал, но… Потом, после нашего с тобой разговора, я ведь тоже там побывал. Поехал в лифте, вышел — и ступил в темноту. И со мной произошло то же самое. Так что я тебе верю, не беспокойся.

— Ты тоже там был?!

— Я еще расскажу тебе об этом подробнее, но не сейчас. Сейчас я еще не все могу объяснить как следует. Очень многое я сам для себя пока не решил. Но когда мы встретимся, обязательно расскажу — все по порядку, от начала и до конца. И хотя бы поэтому должен увидеть тебя еще раз. Но это случится потом. А сейчас — ты можешь рассказать, что случилось с тобой? Поверь, это очень важно.

Она выдержала долгую паузу. Помехи и голоса в трубке смолкли. Обычная тишина телефонной трубки — и ничего больше.

— Когда это было… — сказала она наконец. — Дней десять назад, наверное. Поехала я на лифте вниз, в подземный гараж. Часов в восемь вечера. Доехала, выхожу — и вдруг снова тамоказываюсь! Как и в прошлый раз. Сперва вышла и только потом сообразила, где я. Только не ночью, и не на шестнадцатом этаже. Но всё точно так же. Темно, хоть глаз выколи, сыро и плесенью пахнет. И темнота, и сырость, и запах — всё такое же. На этот раз я никуда не пошла. Застыла на месте и жду, пока лифт обратно приедет. Прождала, наверно, целую вечность… А потом лифт пришел, я села и поскорее уехала. Вот и всё.

— А об этом ты кому-нибудь говорила? — спросил я.

— Ты что! — сказала она. — Второй раз? Нет уж, хватит. Решила больше никому не рассказывать.

— И правильно. Больше никому говорить не стоит.

— Послушай, но что же мне делать? Так и бояться, что опять в темноту провалюсь, всякий раз, как на лифте еду? Когда в таком огромном отеле работаешь, хочешь не хочешь — а приходится ездить в лифте по нескольку раз на дню… Как же быть? Мне и посоветоваться-то не с кем, кроме тебя…

— Послушай… Юмиёси-сан, — сказал я. — Что же ты мне раньше не позвонила? Я бы тебе сразу объяснил, как быть!

— Я звонила. Несколько раз, — сказала она тихонько, почти шепотом. — А тебя все дома не было.

— Ну, наговорила бы на автоответчик!

— Да… не люблю я его. И так душа не на месте…

— Ясно. Тогда слушай, объясняю всё очень просто. Эта темнота — никакое не Зло, и ничего опасного для тебя в ней нет. Бояться ее не нужно. Там, в темноте, кое-кто живёт — ты шаги его слышала, помнишь? — но он никогда тебя не обидит. Он даже мухи обидеть не может, поверь мне. Поэтому, если опять в темноту попадешь — просто зажмурься покрепче и жди, пока лифт не приедет. Поняла?

Она помолчала, переваривая то, что я ей сказал.

— Можно, я признаюсь тебе кое в чем?

— Да, конечно.

— Я не понимаю тебя, — сказала она очень тихо. — Иногда о тебе вспоминаю. Но кто ты такой на самом деле, что за человек — никак не пойму.

— Я знаю, о чём ты, — сказал я. — Мне уже тридцать четыре — но, к сожалению, во мне еще слишком много того, что я сам себе объяснить не могу. Слишком много вопросов я очень долго откладывал на потом. И только теперь наконец пытаюсь собрать себя в одно целое. Изо всех сил стараюсь. И, надеюсь, довольно скоро смогу объяснить тебе все очень точно. И тогда мы гораздо лучше поймем друг друга.

— Что ж, будем надеяться, — произнесла она тоном абсолютно постороннего человека. Как диктор в телевизоре: “Будем надеяться, все кончится хорошо. Переходим к следующей новости…”

— А вообще-то я завтра на Гавайи лечу, — сообщил я.

— А-а, — ответила она равнодушно.

На этом разговор иссяк. Мы попрощались и положили трубки. Я выдул залпом стакан виски, выключил свет и уснул.