Книга: Дети Арбата. Книга 3. Прах и пепел
Назад: 31
Дальше: 33

32

Многочисленная немецкая делегация, сопровождаемая охраной и прислугой, вылетела из Берлина на двух четырехмоторных самолетах «кондор». На одном из них, личном самолете фюрера, летел Риббентроп. В Москве приземлились в полдень 23 августа. Делегацию отвезли в здание бывшего австрийского посольства, переданного теперь Германии. Наскоро пообедав, Риббентроп поспешил в Кремль. Переговоры с Молотовым назначены на 15:30. Вечером предстоит встреча со Сталиным. Однако, войдя в кабинет Молотова, Риббентроп увидел там Сталина.
Это был ЕГО ход, ОН решил сразу же огорошить гитлеровского министра. Но держался просто, радушно, благожелательно. ОН не дипломат, ОН здесь хозяин, арбитр. Спор может решить одной фразой, одним своим словом. Он сидел в кресле, внимательно слушал Молотова, Риббентропа, переводчика Павлова. Советский проект пакта был краток: в отношении друг друга СССР и Германия обязуются воздерживаться от насилия, агрессии, нападения. Если одна сторона окажется объектом военных действий со стороны третьей державы, другая сторона эту державу поддерживать не будет. Споры стороны будут разрешать исключительно мирным путем. Договор заключен сроком на пять лет и вступает в силу после ратификации.
Риббентроп предложил поправку: договор заключен не на пять, а на десять лет и вступает в силу немедленно после подписания. Торопятся, а потому хотят задобрить. Ну что ж, можно согласиться, советский народ это поддержит: если договор вступает в силу немедленно, значит, немедленно вступает в силу и мир.
Перешли к секретному протоколу. Риббентроп вынул из кармана сложенный вчетверо лист бумаги, передал переводчику Хильгеру. Хильгер зачитал его пункт за пунктом. Риббентроп, не отрываясь, смотрел на Сталина. Но на лице Сталина ничего нельзя было прочитать. Прикрыв глаза, он слушал Хильгера, по-русски читавшего протокол о разграничении сфер интересов обеих сторон в Восточной Европе… Гитлер открывает ЕМУ путь в Прибалтику и отдает половину Польши, а вопрос о самом ее существовании они решат в дальнейшем. ОН должен еще подумать, что ЕМУ выгоднее: иметь общую границу с Германией или сохранить между ними какой-то обломок Польши.
— Это все, господин Сталин. — Хильгер положил листок на стол.
Сталин заговорил медленно, с паузами, давая возможность Павлову переводить.
— Я думаю, протокол в основном приемлем. Будет полезным упомянуть об интересах Советского Союза в Бессарабии. Всем известно, что Бессарабия всегда входила в состав России и была оккупирована Румынией в 1919 году.
Выслушав перевод, Риббентроп сказал:
— Я вас понял, господин Сталин. Я немедленно запрошу согласия господина Гитлера. Я надеюсь, что ответ будет скорым и положительным.
Ответ пришел через два часа: «Да, согласен. Гитлер».
Подписание документов перенесли на полночь.
На церемонию подписания Сталин приказал пригласить начальника Генерального штаба Шапошникова. Присутствие бывшего полковника царской армии будет импонировать немецкому генералитету, в прошлом — кайзеровским офицерам. Пусть знают, что ОН уничтожил только нескольких изменников, а основная масса офицеров за НЕГО.
Молотов и Риббентроп подписали договор и протокол. Как положено, обменялись папками и рукопожатиями. Риббентроп попросил соединить его по телефону с Гитлером. Прямая связь была установлена накануне. Взволнованный и довольный собой, Риббентроп радостно доложил фюреру о том, что все документы подписаны, миссия увенчалась полным успехом. Разговаривая с Гитлером, Риббентроп по ошибке опустился в кресло Молотова.
«Совсем ошалел от восторга», — подумал Сталин.
Перешли в комнату, где был накрыт стол с винами и закусками. Там их ожидали корреспонденты и фоторепортеры. Все пили и закусывали стоя.
Сталин сел в кресло у стены, пригласил Риббентропа сесть рядом. Возле Риббентропа встал немецкий переводчик Хильгер, возле Сталина — русский переводчик Павлов.
— Интересно знать, как господин Риббентроп рассматривает советско-японские отношения? — спросил Сталин.
Риббентроп выслушал перевод, в знак искренности приложил руку к сердцу:
— Господин Сталин, могу вас заверить, что германо-японская дружба ни в коем случае не направлена против Советского Союза. Более того, мы, господин Сталин, в состоянии внести вклад в дело улаживания разногласий между Советским Союзом и Японией. Я готов энергично действовать в этом направлении.
Несколько часов назад ЕМУ вручили донесение с Дальнего Востока. Наступление советских войск в районе Халхин-Гола успешно развивается, основные силы японской армии полностью окружены. Риббентроп этого, конечно, не знает.
— Советский Союз не боится войны и готов к ней, — сказал Сталин. — Если Япония хочет мира, тем лучше. Конечно, помощь Германии может быть полезна. Но мы ни у кого помощи не просим. Мы рассчитываем только на свои силы.
— Конечно, конечно, господин Сталин, вы абсолютно правы. Никакой новой инициативы Германии не будет. Я просто продолжу с ними беседы, которые веду уже несколько месяцев.
Понимает! Напрасно Геринг называл его некомпетентным.
Возле них возник человек с фотоаппаратом.
— Господин Сталин, — торжественно произнес Риббентроп, — позвольте представить вам господина Гофмана, личного фотографа и друга господина Гитлера.
Сталин пожал Гофману руку, улыбнулся, показав на стол.
— Когда мы с господином Риббентропом перейдем к столу, мы выпьем за ваше здоровье.
Взволнованный фотограф ответил:
— Ваше превосходительство, для меня большая честь передать вам сердечный привет и добрые пожелания от моего друга Адольфа Гитлера. Он был бы рад лично познакомиться с великим вождем русского народа.
— Прошу вас, — ответил Сталин, — передать господину Гитлеру, что и я был бы счастлив с ним познакомиться.
Затем Гофман сделал шаг назад, установил аппарат, сфотографировал Сталина с Риббентропом, поблагодарил и отошел к столу.
— А что вы думаете о Турции? — спросил Сталин. Турция граничит с Советским Союзом, Турция владеет проливами — Босфором, Дарданеллами, — это выход советского Черноморского флота в Средиземное море, а следовательно, в Мировой океан. Проливы — давняя и острая проблема русской политики.
— О господин Сталин! — воскликнул Риббентроп. — Я делаю все, чтобы добиться дружеских отношений с Турцией. Но с турками очень трудно договариваться, господин Сталин.
— Да, — подтвердил Сталин, — турки всегда колеблются.
— Это понятно, господин Сталин, — подхватил Риббентроп. — Англия потратила пять миллионов фунтов стерлингов на антигерманскую пропаганду в Турции.
Сталин усмехнулся.
— Английские плутократы уверены, что все покупается и продается. Вот, приезжали к нам их военные представители, десять дней болтали. Мы так и не поняли, чего же они в действительности хотят. Если бы можно было нас купить, они бы, наверное, знали, что сказать. Но, как вы понимаете, нас купить нельзя.
— Господин Сталин, — закивал головой Риббентроп, — простите, но я могу вам сказать, что Англия слаба, уверяю вас, господин Сталин. Я был послом в Англии и знаю, Англия слаба и хочет, чтобы другие страны поддерживали ее высокомерные претензии на мировое господство.
Уходит от вопроса о проливах, перескочил на Англию. Ничего. Никуда Гитлер от решения этой проблемы не уйдет — СССР должен господствовать на Черном море. Пройдет время, ОН потребует и проливы, и еще многое, чего Гитлер сейчас не желает отдавать.
— Я с вами согласен. — Сталин сделал паузу, чтобы Риббентроп оценил такое признание. — Англия господствует в мире только благодаря глупости других стран. Всего несколько сотен англичан правят Индией — это разве не смешно? Но войну они будут вести упрямо, будут ловко играть на противоречиях между странами. К тому же Франция, союзница Англии, располагает армией, которую нельзя сбрасывать со счетов… Вот спросим у Молотова.
Он сделал знак Молотову подойти.
Молотов поставил на стол тарелку и подошел.
— Мы с господином Риббентропом обсуждаем вопрос военной мощи Франции, — сказал Сталин. — Что вы думаете?
— Я думаю, Франция располагает армией, достойной внимания.
— Вот видите! — сказал Сталин Риббентропу.
— Возможно, вы, господин Сталин, и вы, господин Молотов, располагаете более достоверными данными, — ответил Риббентроп, — но учтите, господа, что «Западный вал» в пять раз сильнее, чем «линия Мажино».
Сталин усмехнулся про себя. И Молотов усмехнулся. Они отлично знали, что немецкий «Западный вал» — лишь разрозненные укрепления от Люксембурга до швейцарской границы и как единая оборонительная линия существует только на бумаге. И Риббентроп это, конечно, знал. И все же, чтоб придать убедительность своим словам, высокомерно добавил:
— Если Франция попытается воевать с Германией, она определенно будет побеждена. Германия имеет союзников…
— По антикоминтерновскому пакту? — иронически спросил Молотов.
Риббентроп встал, потом сел, волнуясь, заговорил:
— Господин Сталин, господин Молотов, господа. Я хочу внести полную ясность в этот вопрос. Я хочу со всей определенностью и твердостью заявить: антикоминтерновский пакт ни в коей мере не направлен против Советского Союза, он направлен исключительно против западных демократий.
— Антикоминтерновский пакт напугал только мелких английских торговцев, — сказал Сталин. — Больше никого этот пакт не мог запугать.
Пусть Гитлер поймет: названия своих союзов нужно выбирать поосторожнее. Никакого антикоминтерновского пакта ОН не боится.
Риббентроп не понял или сделал вид, что не понял насмешки…
— Вот именно, господин Сталин, вот именно. Я тоже не думаю, что этот пакт мог напугать советский народ, господин Сталин. Я догадывался об этом, читая советскую печать. Немцы все это хорошо понимают. Знаете, господин Сталин, среди берлинцев, известных своим остроумием, уже несколько месяцев ходит такая шутка: «Сталин еще присоединится к антикоминтерновскому пакту».
Сталин поморщился. Немчик лишен чувства юмора. В этом Геринг прав.
— Большие шутники берлинцы, — сказал Сталин. — А как немецкий народ относится к урегулированию отношений между Германией и Советским Союзом?
— Все слои германского народа, господин Сталин, это приветствуют. Самые простые люди понимают, что нам препятствуют только интриги Англии.
— Простые люди всегда желают мира, — сказал Сталин.
— Да, — подтвердил Риббентроп, — германский народ хочет мира, но, с другой стороны, возмущение Польшей так сильно, что все до единого готовы воевать. Германский народ не будет больше терпеть польских провокаций.
Сталин не собирался говорить о войне Германии с Польшей. Не дослушав перевода, встал, движением руки пригласил Риббентропа к столу.
Официант разлил шампанское. Сталин поднял свой бокал. Все затихли.
— Я знаю, — сказал Сталин, — как сильно немецкий народ любит своего вождя, поэтому мне хочется выпить за его здоровье.
Все выпили за Гитлера. В эту минуту уже знакомый Сталину немецкий фотограф щелкнул аппаратом. Сталин подозвал его, кивнул на свободный фужер, фотограф торопливо налил шампанского, чокнулся со Сталиным.
— Скажите ему, — Сталин повернулся к переводчику Павлову, — что такой снимок не надо публиковать. Такой снимок может быть неправильно понят советскими и немецкими людьми. Немецкие и советские люди могут подумать, что мы здесь не обеспечиваем людям мир, а пьянствуем.
— Извините, господин Сталин, извините, — смутился фотограф, — вы абсолютно правы, я сейчас открою камеру и отдам пленку.
Движением руки Сталин остановил фотографа.
— Не надо! Я ему верю. Скажите, что мне достаточно его слова.
Сталин зря поверил фотографу. Как и Гитлер, он тоже обманул его. Через некоторое время снимок, изображающий Сталина пьющим за здоровье Гитлера, появился в немецкой, а затем и в мировой печати.
Молотов поднял бокал в честь товарища Сталина.
— Именно товарищ Сталин своей речью в марте этого года, которую в Германии правильно поняли, полностью изменил политические отношения между нашими странами.
Молотов имел в виду доклад Сталина на XVIII съезде партии.
Затем Молотов предложил тосты за Риббентропа, за посла Германии Шуленбурга и за германскую нацию.
Тост Риббентропа за господина Сталина, господина Молотова и советское правительство вылился в длинную и витиеватую речь.
За окном уже рассветало, наступило утро 24 августа. Прием кончался.
Проводив Риббентропа до дверей, Сталин остановился и через переводчика Павлова медленно, значительно и, как ему казалось, душевно сказал:
— Передайте господину Гитлеру, что советское правительство относится к новому пакту очень серьезно. Я даю вам свое честное слово, что Советский Союз никогда не предаст своего партнера.
— Господин Сталин, — ответил Риббентроп, — можете быть уверены, что это будут первые слова, которые я передам господину Гитлеру.

 

31 августа вечером внеочередная сессия Верховного Совета СССР ратифицировала Договор о ненападении между СССР и Германией.
1 сентября, на рассвете, в 4:45 утра, немецкая армия пересекла границы Польши и двинулась к Варшаве с севера, юга и запада. Началась Вторая мировая война, самая кровопролитная война в истории человечества.
Назад: 31
Дальше: 33