Грей проследовал за Сейхан к величественной колоннаде на фасаде здания Государственного архива. Ночь выдалась прохладной — последнее дуновение зимы перед тем, как начнется душное, влажное вашингтонское лето. В этот поздний час машин на улицах почти не было.

После внезапного появления Сейхан у него дома Грей надел черные брюки, высокие ботинки на шнуровке и футболку с длинным рукавом армейского образца, а также шерстяное пальто по колено. Сейхан, похоже, оставалась бесчувственной к холоду: ее мотоциклетная куртка по-прежнему была расстегнута, открывая тонкую алую блузку с вырезом, под которой виднелся кружевной бюстгальтер. Кожаные штаны обтягивали изгибы тела молодой женщины, однако в ее поведении не было никакого кокетства. Во всех ее движениях сквозила напряженная деловитость. Ее взгляд замечал малейшее колебание ветки, согнутой ветром. Она была подобна рояльной струне, натянутой до предела и готовой вот-вот оборваться. Впрочем, все это было необходимо ей для того, чтобы оставаться в живых.

Они направились к служебному входу в архив со стороны Пенсильвания-авеню. Этот вход выглядел совсем непримечательным по сравнению с огромными бронзовыми дверями главного входа в противоположном конце здания. Тот подъезд вел к центральной ротонде архива, залу, в котором были выставлены оригиналы Декларации независимости, Конституции и Билля о правах, заключенные в стеклянные капсулы, заполненные гелием.

Однако в этот полуночный визит Грея и Сейхан интересовали другие документы. В архиве содержалось свыше десяти миллиардов записей, охватывающих всю американскую историю, четко систематизированных, собранных на девятистах тысячах квадратных футов хранилища. Грей понимал, что без помощи им нужный документ не найти.

Когда они приблизились к входу, дверь перед ними распахнулась. Грей напрягся, но тут на пороге показался худощавый человек и махнул им рукой. Он сердито хмурился. Доктор Эрик Хейсман был одним из кураторов архива и отвечал за историю Америки колониальной эпохи.

— Ваш коллега уже внутри, — вместо приветствия сказал куратор.

У него были белоснежные волосы до плеч и ухоженная эспаньолка. Открывая перед ночными гостями дверь, он нервно теребил очки, висящие на цепочке на шее. Он явно не обрадовался тому, что его вызвали из дома в столь поздний час. Предупрежденный в самую последнюю минуту, куратор был в будничных джинсах и свитере.

Грей обратил внимание на вышитую на свитере эмблему футбольного клуба «Вашингтонские краснокожие» — профиль индейца в головном уборе из перьев. Сейчас этот символ показался ему знаковым, учитывая то, зачем они сюда пришли. Специализацией доктора Хейсмана были отношения молодых американских колоний и коренного населения, встретившего переселенцев в Новом Свете. Как раз такие знания и требовались Грею в его расследовании.

— Прошу за мной, — сказал Хейсман. — Я подготовил комнату рядом с главным хранилищем. Мой помощник принесет любые документы, какие вам понадобятся.

Пройдя в фойе, он обернулся к своим спутникам.

— Все это выходит за рамки установленного порядка. Даже сотрудники Верховного суда запрашивают материалы только в часы работы архива. Было бы гораздо проще, если бы вы сообщили мне о конкретном характере ваших исследований.

Похоже, куратор готов был и дальше отчитывать ночных посетителей, но тут его взгляд случайно остановился на лице Сейхан. То, что он увидел, заставило его умолкнуть и поспешно отвернуться.

Грей посмотрел на молодую женщину. Встретившись с его взглядом, та подняла бровь — воплощение самой невинности. Когда Сейхан отвернулась, Грей заметил у нее под правым ухом небольшой шрам, наполовину прикрытый прядью черных волос. Определенно, шрам был свежий. Куда бы ни завело Сейхан расследование деятельности Гильдии, несомненно, путь этот оказался очень трудным.

Пройдя следом за куратором по лабиринту коридоров, они добрались до маленькой комнаты с большим столом для совещаний посредине и устройствами для чтения микропленок вдоль стены. Там их уже ждали двое. Одной была молодая женщина студенческого возраста с безукоризненной кожей цвета черного дерева. Казалось, она сошла со страниц журнала мод. Прямое черное платье, обтягивающее ее фигуру, только усиливало это впечатление. Идеальная косметика на лице позволяла предположить, что девушка не прохлаждалась дома, когда ее внезапно вызвали на работу.

— Моя помощница Шарин Дюпре. Она свободно говорит на пяти языках, но родным для нее является французский.

— Рада с вами познакомиться, — сказала Шарин.

У нее был низкий бархатный голос, приправленный легким арабским акцентом.

Грей пожал ей руку. «Уроженка Алжира», — заключил он по ее певучему произношению. Хотя эта североафриканская страна стряхнула иго французских колонизаторов еще в начале шестидесятых годов двадцатого века, французский язык по-прежнему оставался широко распространенным среди ее населения.

— Извините, что заставили вас ждать, — сказал Грей.

— Да ничего страшного, — послышался грубоватый ответ с противоположного конца стола, Второй из ожидающих был хорошо знаком Грею. Монк Коккалис, одетый в тренировочный костюм и бейсболку, сидел, положив ноги на стол. Его лицо ярко сияло в свете люминесцентных, ламп. Он кивнул на стройную помощницу куратора. — Особенно если учесть, в каком приятном обществе я здесь находился.

Девушка чуть склонила голову, и у нее на лице мелькнула тень улыбки.

Монк прибыл в архив раньше своего коллеги, что и неудивительно, ведь центральное управление «Сигмы» располагалось совсем неподалеку отсюда. Кэт настояла на том, что ее муж должен присоединиться к Грею. Но Грей подозревал, что это поручение обусловлено скорее стремлением убрать Монка подальше, чтобы он не путался под ногами, чем желанием обеспечить прикрытие исследователям.

Все уселись за стол, кроме доктора Хейсмана, который остался стоять, сплетя руки за спиной.

— Быть может, теперь вы наконец объясните, почему нас созвали сюда в этот поздний час?

Грей открыл конверт из плотной бумаги, достал оттуда письмо, написанное по-французски, и протянул его Шарин. Но прежде чем та смогла его взять, Хейсман поспешно наклонился и схватил письмо, одновременно другой рукой водружая очки на место.

— Что это? — спросил куратор, проглядывая страницы. Судя по всему, он не владел французским, однако у него округлились глаза, когда он дошел до подписи под письмом. — Бенджамин Франклин. — Хейсман взглянул на Грея. — Похоже, это его собственноручная подпись.

— Да, это уже установлено, и письмо переведено…

Куратор не дал ему договорить.

— Но это же ксерокопия. Где оригинал?

— Это не имеет значения.

— Для меня имеет! — выпалил Хейсман. — Я прочитал все, написанное рукой Франклина. Но ничего подобного я не видел. Взять хотя бы эти рисунки…

Бросив страницу на стол, он ткнул пальцем в один из набросков.

На рисунке был изображен белоголовый орлан с распростертыми крыльями, сжимающий в одной лапе оливковую ветвь, а в другой — пучок стрел. Очевидно, это был всего лишь эскиз.

К отдельным элементам изображения были сделаны подписи неразборчивыми каракулями.

— Похоже на один из первых эскизов Большой печати Соединенных Штатов. Но это письмо датируется тысяча семьсот семьдесят восьмым годом, то есть оно должно быть написано за несколько лет до того, как впервые был обнародован эскиз Большой печати. Несомненно, речь идет о подделке.

— Нет, это не так, — решительно возразил Грей.

— Позвольте мне… — Шарин осторожно забрала страницы. — Вы сказали, что письмо уже переведено, но я с радостью удостоверю правильность работы.

— Буду вам очень признателен, — сказал Грей.

Хейсман принялся расхаживать вокруг стола.

— Насколько я понимаю, именно содержание этого письма явилось причиной нашей ночной встречи. Быть может, вы объясните, почему то, чей возраст больше двух столетий, не могло подождать до утра?

Впервые заговорила Сейхан. Ее голос прозвучал тихо, но в нем сквозила холодная угроза:

— Потому что ради этих страниц была пролита кровь.

Ее слова мгновенно отрезвили Хейсмана, и он сел за стол.

— Замечательно. Расскажите мне об этом письме.

— Оно из переписки Франклина с одним французским ученым. Человеком по имени Аршар Фортескью. Он входил в группу ученых, объединенных Франклином. Американское общество распространения полезных знаний.

— Да, мне знакомо это общество, — кивнул Хейсман. — Оно входило в состав Американского философского общества, но занималось более конкретной задачей сбора свежих научных идей. Наиболее известны археологические исследования памятников американских индейцев, проведенные этим обществом. В конце концов его члены стали буквально одержимы всем этим. Они раскапывали индейские могилы и погребальные курганы по всем территориям колоний.

Заговорила сидящая рядом Шарин:

— Похоже, именно этому и посвящено письмо. В нем просьба к этому французскому ученому помочь Франклину снарядить экспедицию в Кентукки. — Наморщив лоб, она перевела: — «…Обнаружить и исследовать индейский погребальный курган в форме змеи, найти зарытую в нем угрозу Америке».

Девушка оторвалась от письма.

— Похоже, проблема требовала безотлагательного решения.

В доказательство своих слов она провела пальцем по странице, переводя вслух:

— «Мой Дорогой Друг, с прискорбием извещаю Вас о том, что наши надежды на четырнадцатую колонию — Дьявольскую колонию — разбиты. Шаманы союза ирокезов, направлявшиеся на встречу с губернатором Джефферсоном, попали в засаду и были подло перебиты. С их смертью все те, кто обладал знаниями о „великом эликсире“ и „бледных индейцах“, перешли в руки Судьбы. Но один шаман, погребенный под грудой трупов, остался жив и перед смертью успел сказать несколько слов, в которых теперь наша единственная надежда. Он рассказал о карте, укрытой внутри черепа рогатого демона, завернутого в разрисованную бизонью шкуру. Череп спрятан в погребальном кургане, священном для племен, живущих в Кентукки. Быть может, рассказы о демонах и утерянных картах были плодом умирающего рассудка, однако мы не можем рисковать. Для нас жизненно необходимо получить эту карту до того, как ее захватит наш Враг. На этом фронте нам удалось обнаружить одну ниточку, ведущую к силам, которые стремятся разбить вдребезги наш молодой союз. Это символ, обозначающий наших врагов».

Девушка повернула страницу так, чтобы стало видно всем. На рисунке был изображен циркуль, установленный на строительном угольнике, а внутри крошечный полумесяц и пятиконечная звездочка.

Шарин подняла голову.

— Похоже на эмблему масонов, но такого варианта со звездой и полумесяцем — я никогда не видела. А вы?

Грей молчал, наблюдая за тем, как доктор Хейсман изучает изображение. Наконец куратор медленно покачал головой.

— Франклин сам был масоном. Он не стал бы порочить свой собственный орден. Нет, вероятно, это что-то совершенно другое.

Монк склонился над рисунком. Хотя его лицо оставалось непроницаемым, по тому, как у него раздулись ноздри, Грей понял, что он учуял что-то скверное. Несомненно, Монк тоже узнал эмблему руководства Гильдии. Он посмотрел на напарника, и в его глазах тот прочел один-единственный вопрос: «Как этот символ оказался в письме Бенджамина Франклина какому-то французскому ученому?»

Грей и сам хотел бы получить ответ на этот вопрос.

Монк озвучил еще одну загадку:

— А почему старина Бен просит помочь с поисками какого-то француза? Несомненно, у него под рукой были люди, способные возглавить подобную экспедицию в глушь Кентукки.

Сейхан предложила объяснение:

— Возможно, Франклин не доверял своему окружению. Этот таинственный враг, о котором он упоминает в письме… Не исключено, что враги могли проникнуть в правительство.

— Возможно, — согласился Хейсман. — Но Франция была нашей союзницей в войне за независимость, и Франклин провел много времени в Париже. Что гораздо важнее, у французских колонистов сложились тесные связи с коренным населением, когда канадские колонисты сражались плечом к плечу с местными индейцами против английских войск. Если Франклину потребовался человек, чтобы изучить вопрос, очень деликатный для индейцев, неудивительно, что он обратился к французу.

— Похоже, письмо это подтверждает, — сказала Шарин. Она перевела еще несколько строчек: — «Аршар, вы были доверенным лицом и близким другом покойного вождя Канасатего (чья смерть от яда, по моему глубокому убеждению, дело рук того же самого коварного Врага), и посему я не могу найти никого, кто был бы более достоин возглавить эти жизненно важные поиски. Нельзя допустить, чтобы вас постигла неудача».

Несмотря на эти слова, Грей заподозрил, что в действительности ответ на вопрос Монка является сочетанием обеих версий. Судя по зловещему тону письма, Франклин очень опасался чего-то и потому обращался за помощью к человеку, которому доверял, и у которого были тесные связи с местными племенами.

— А кто такой этот Канасатего? — спросил Монк, зевая и прикрывая кулаком рот, однако проницательный блеск его глаз подсказал Грею, что этот зевок притворный.

Грей догадался, чем вызван интерес Монка. В письме подразумевалось, что таинственный враг Франклина расправился с этим индейским вождем, а если нарисованная эмблема не просто случайное совпадение, то возможно, что это тот самый враг, с которым вот уже много лет ведет борьбу «Сигма». Это казалось невозможным, но чем еще объяснить тот факт, что Гильдия завладела именно этим письмом, в котором содержится ее знак, и надежно его спрятала?

Хейсман шумно вздохнул, избавляясь от налета холодной официальности.

— Вождь Канасатего, — начал он, и в его голосе прозвучала теплота, с какой говорят о близком друге, — это историческая личность, о которой известно немногим, однако он сыграл ключевую роль в образовании Америки. Некоторые считают его забытым отцом-основателем.

— Доктор Хейсман подробно исследовал жизнь этого ирокезского вождя, — с гордостью объяснила Шарин. — Именно его диссертация подтолкнула Конгресс принять резолюцию относительно той роли, которую сыграли индейцы в образовании вашей страны.

Хейсман смущенно отмахнулся от похвалы, однако у него порозовели щеки, и он расправил плечи.

— Это поразительная фигура. Канасатего был самым великим и самым влиятельным индейским вождем своего времени. Если бы он не погиб таким молодым, трудно сказать, каким бы стало наше государство, особенно в том, что касается отношений с индейцами.

Грей откинулся на спинку стула.

— И он был убит, как говорится в письме?

Кивнув, Хейсман наконец снова сел на место.

— Он был отравлен. Историки до сих пор спорят о том, кто его убил. Одни говорят, что это было делом рук британских шпионов. Другие утверждают, что это сделали его же соплеменники.

— Похоже, у старины Бена на этот счет была собственная теория, — добавил Монк.

Хейсман жадно уставился на письмо.

— Очень любопытно.

Грей подумал, что теперь без труда убедит куратора помочь им в поисках. Недовольство и раздражительность Хейсмана полностью улетучились, остался только жадный интерес.

— Почему же этот ирокезский вождь был так важен? — спросил Монк.

Взяв ксерокопию письма, Хейсман указал на грубое изображение белоголового орлана с распростертыми крыльями и постучал пальцем по пучку стрел.

— Вот почему. — Куратор обвел взглядом сидящих за столом. — Известно ли вам, почему орлан на Большой печати Соединенных Штатов сжимает в лапе пучок стрел?

Пожав плечами, Грей придвинул рисунок ближе.

— Оливковая ветвь в одной лапе олицетворяет мир, а стрелы в другой олицетворяют войну.

Лицо куратора растянулось в кривой усмешке — впервые за все время.

— Это распространенное заблуждение. Однако за пучком из тринадцати стрел стоит своя история, связанная с историей вождя Канасатего.

Грей решил не перебивать Хейсмана, рассудив, что лучше дать ему выговориться.

— Канасатего был вождем племени онондага, одного из шести индейских племен, объединившихся в лигу ирокезов. Этот уникальный союз племен к тому времени насчитывал уже несколько столетий — он был образован еще в начале шестнадцатого века, задолго до основания США. После многих поколений кровопролитных войн отчаявшиеся племена наконец, согласились объединиться ради общего блага, и наступил мир. Племена создали демократическую и эгалитарную систему правления, в которой представители каждого племени имели голос. Ничего подобного в ту пору на земле не было, союз разработал свои законы и собственную конституцию.

— Что-то мне это чертовски напоминает, — пробормотал Монк.

— И это действительно так. Вождь Канасатего встретился с колонистами в тысяча семьсот сорок четвертом году и представил им ирокезскую лигу как пример, которому им надлежит следовать, призвал их объединиться ради общего блага. — Хейсман обвел взглядом присутствующих. — Бенджамин Франклин присутствовал на той встрече и рассказал о ней тем, кто через какое-то время начал разрабатывать нашу конституцию. Один из делегатов конституционного собрания, Джон Ратледж от Южной Каролины, даже привел выдержки из ирокезского закона своим собратьям, зачитав их прямо из свода законов племен, начинавшегося словами: «Мы, народ, образуя союз, провозглашаем мир, равенство и порядок…»

— Подождите, — встрепенулся Монк. — Да ведь это же слово в слово преамбула Конституции Соединенных Штатов. Вы хотите сказать, что мы создали наш основополагающий документ по образу и подобию каких-то древних индейских законов?

— Это утверждаю не только я, но и Конгресс Соединенных Штатов. Резолюция номер триста тридцать один, принятая в октябре тысяча девятьсот восемьдесят восьмого года, признает влияние ирокезской конституции на нашу собственную конституцию и на Билль о правах. Хотя идут споры о степени этого влияния, отрицать факты нельзя. Наши отцы-основатели даже увековечили признательность ирокезам в государственном гербе.

— Каким образом? — спросил Грей.

Хейсман снова постучал пальцем по рисунку.

— На встрече в тысяча семьсот сорок четвертом году вождь Канасатего подошел к Бенджамину Франклину и преподнес ему дар — одну оперенную стрелу. Когда Франклин выразил недоумение, Канасатего забрал у него стрелу, сломал ее о колено и бросил обломки на пол. Затем он вручил Франклину пучок из тринадцати стрел, связанных вместе кожаным ремнем. Канасатего попробовал сломать пучок о колено, как и в первый раз, однако сломать стрелы, связанные воедино, оказалось невозможно. После чего вождь преподнес пучок Франклину, и смысл этого подарка стал ясен всем. Для того чтобы выжить и быть сильными, тринадцати колониям требовалось объединиться: только в этом случае новое государство нельзя будет сломать. Орел на Большой печати держит в лапе тот же самый пучок из тринадцати стрел — это вечная, хотя и скрытая благодарность вождю Канасатего за его мудрые слова.

Пока Хейсман рассказывал эту историю, Грей изучал рисунок в письме. Ему не давало покоя ощущение, что тут что-то не так. Изображение было грубым, с загадочными примечаниями по бокам и внизу, но, присмотревшись внимательнее, Грей понял, что же обеспокоило его в этом раннем варианте Большой печати.

— На рисунке четырнадцать стрел, — сказал он.

Хейсман склонился над письмом.

— Что?

Грей указал.

— Сосчитайте сами. Орел сжимает в когтях четырнадцать стрел, а не тринадцать.

Остальные встали и сгрудились вокруг рисунка.

— Он прав, — подтвердила Шарин.

— Разумеется, это лишь набросок, — сказал Хейсман. — Приблизительное изображение того, что должно быть.

Сейхан скрестила руки на груди.

— А может быть, и нет. Разве Франклин в своем письме не упоминал какую-то четырнадцатую колонию? Что он имел в виду?

Чем дольше Грей всматривался в орла, тем больше крепла у него одна мысль.

— В письме также намекается на тайную встречу Томаса Джефферсона с вождями ирокезского союза. — Он перевел взгляд на Хейсмана. — А что, если Джефферсон и Франклин собирались образовать еще одну колонию, четырнадцатую, из коренных жителей Америки, индейцев?

— Дьявольскую колонию, — сказал Монк, использовав слово, которое употребил в своем письме Франклин. — Как в выражении «красные дьяволы».

Грей кивнул:

— Быть может, лишняя стрела на этом раннем наброске изображает колонию, которая так и не состоялась.

Хейсман задумался над этой возможностью, и у него остекленели глаза.

— Если так, возможно, это самый важный исторический документ, обнаруженный за последние десятилетия. Но почему нет никаких других свидетельств, подтверждающих этот факт?

Грей постарался встать на позиции Франклина и Джефферсона.

— Потому что они потерпели неудачу, и что-то напугало их так, что они стерли все упоминания об этом, оставив лишь несколько мелочей.

— Но если вы правы, что они скрывали?

Грей покачал головой.

— Возможно, ответы или хотя бы ключ к истине лежит в переписке Франклина и Фортескью. Нам нужно начать поиски…

Ему не дал договорить звонок сотового телефона. В тишине комнаты этот звук прозвучал особенно громко. Достав телефон из кармана пальто, Грей взглянул на исходящий номер и вздохнул.

— Я должен ответить.

Он встал из-за стола и отошел в сторону. Нажав кнопку соединения, Грей услышал в телефоне возбужденный голос матери, сбивчивый, дрожащий, полный страха.

— Грей, я… мне нужна твоя помощь!

На заднем плане что-то загрохотало, после чего раздался дикий рев.

И связь оборвалась.