7
ЧЕРНАЯ МАМБА
5 часов 45 минут
Заповедник Хлухлуве-Умфолози
Зулуленд, Южно-Африканская Республика
Кхамиси Тейлор стоял навытяжку перед столом главного инспектора по охране дичи Джеральда Келлога и ждал, когда тот закончит читать его рапорт о вчерашней трагедии. Тишину нарушал лишь скрип медленно вращавшихся лопастей потолочного вентилятора.
Кхамиси надел чужую форму — слишком длинные брюки и тесную рубашку. Проведя целый день, а потом и почти всю ночь по грудь в тепловатой воде пруда, с винтовкой в затекших руках, сейчас он наслаждался сухой одеждой и твердой почвой под ногами.
Наслаждался он и дневным светом. Из окна кабинета было видно, как рассвет окрашивает небо в пастельно-розовые тона. Кхамиси спасся, но еще не до конца это осознал; в голове до сих пор нескончаемым эхом звучал вой укуфы.
Главный инспектор по охране дичи Джеральд Келлог читал рапорт, задумчиво теребя выгоревшие усы. Его розовая лысина маслянисто блестела в лучах утреннего солнца. Наконец он поднял голову и взглянул на Кхамиси через серповидные стекла очков.
— И вы хотите, чтобы я принял ваш рапорт, мистер Тейлор? — Келлог ткнул пальцем в желтоватую бумагу. — «Неизвестный крупный хищник»… Больше вы ничего не можете сказать о звере, который убил и утащил куда-то доктора Фэрфилд?
— Сэр, я не сумел подробно рассмотреть животное. Знаю только, что зверь был крупный и покрытый белой шерстью.
— Наверняка львица, — заключил Келлог.
— Нет, сэр…
— Вы же сами сказали, что не рассмотрели зверя?
— Да, сэр… Зверь, которого я видел, не похож ни на одного из хищников нашего заповедника.
— Кого же тогда вы видели?
Кхамиси промолчал. Он понимал, что слово «укуфа» нельзя произносить при свете дня, если не хочешь, чтобы тебя подняли на смех: «Что с него взять, он же из отсталого племени! Суеверный!»
— Так вы говорите, что на доктора Фэрфилд напал зверь, которого вы толком не рассмотрели и не можете описать подробно…
Кхамиси медленно кивнул.
— Поэтому вы убежали и спрятались в водоеме? — Главный инспектор Келлог скомкал рапорт. — Вы понимаете, как это отразится на нашей службе? Один из инспекторов заповедника бросает шестидесятилетнюю женщину на растерзание хищнику, а сам спасается бегством. Поджав хвост и толком не узнав, что случилось!
— Сэр, вы несправедливы…
— Справедливость? — загремел инспектор так, чтобы его голос услышали в соседней комнате, где собрался весь персонал заповедника. — А справедливо, по-вашему, что мне придется звонить родне доктора Фэрфилд и сообщать, что на их мать или бабушку напал зверь и съел ее, а инспектор по дичи, заметьте, вооруженный, убежал и спрятался?!
— Я ничего не мог поделать.
— Только спасти собственную… шкуру.
Кхамиси почти услышал непроизнесенное слово: собственную черную шкуру.
Джеральд Келлог не побоялся бы уволить Кхамиси. Семейство главного инспектора имело деловые и родственные связи в старом правительстве жителей Южно-Африканской Республики голландского происхождения. Он принадлежал к членам привилегированного клуба для белых, которые сохранили экономическое могущество даже после падения режима апартеида. Уже давно приняли новые законы и сняли некоторые политические барьеры, однако бизнес в Южной Африке остался бизнесом. Компания «Де Бирс» по-прежнему владела алмазными копями. Вааленбергам принадлежало почти все остальное.
Как говорится, торопись медленно.
Заняв должность белого, Кхамиси сделал шаг, который приоткрыл двери карьеры для следующих поколений коренных жителей. Поэтому сейчас он спокойно ответил:
— Я уверен, что сыщики обследуют то место и признают мои действия правомерными.
— Ой ли, мистер Тейлор? Я послал туда дюжину людей через час после того, как глубокой ночью в грязной луже вас обнаружил поисково-спасательный вертолет. Через пятнадцать минут они сообщили, что нашли труп самки носорога, обглоданный шакалами и гиенами. Никаких следов детеныша, о котором вы пишете. И что главное, никаких следов доктора Фэрфилд.
Кхамиси покачал головой, возражая против обвинений. Он вспомнил долгое бдение в водоеме. Сначала казалось, что день никогда не кончится, а ночью стало еще хуже. С той минуты, как солнце закатилось, Кхамиси постоянно ждал нападения из темноты. По долине разносились безумный хохот гиен и тявканье шакалов, а также яростное рычание и пронзительные крики падальщиков, дерущихся из-за добычи.
Появление животных-падальщиков заставило Кхамиси поверить в то, что дорога к джипу свободна. Если вернулись обычные гиены и шакалы, то укуфа, скорее всего, ушла.
И все-таки он не отважился выбраться из пруда. Крики доктора Фэрфилд все еще звучали у него в ушах.
— Наверняка там есть и другие следы…
— Да, есть.
Кхамиси воспрянул духом. Если ему удастся доказать…
— Львиные следы, — уточнил главный инспектор Келлог. — Двух взрослых самок. Как я и говорил.
— Львы?
— Да. Уверен, что у нас найдутся фотографии этих необычных созданий. Советую хорошенько их изучить, чтобы впредь при встрече ни с кем не путать. У вас теперь будет много свободного времени.
— Сэр?
— Я временно отстраняю вас от работы, мистер Тейлор.
Кхамиси сумел скрыть, как тяжело воспринял этот удар. Он понимал: будь на его месте другой, белый инспектор, к нему проявили бы снисходительность. А Кхамиси — все равно что одетый в шкуру житель местного племени. И все же он знал, что спорить бесполезно, будет только хуже.
— И отменяю ваше жалованье, мистер Тейлор. До тех пор, пока не закончится расследование.
Кхамиси знал, чем заканчиваются такие расследования.
— Местные полицейские поручили мне проинформировать вас о том, что вам не дозволяется покидать место жительства. По причине расследования уголовного дела о преступной небрежности.
Кхамиси зажмурился.
Солнце взошло, а ночной кошмар все не кончался.
Спустя десять минут Джеральд Келлог по-прежнему сидел за столом в пустом кабинете. Он провел ладонью по вспотевшей макушке, как будто протирал яблоко. Тревожная складка у губ так и не расправилась. Совсем недавно главный инспектор думал, что ночь вообще никогда не кончится. Пришлось решать множество проблем, да и сейчас оставались тысячи мелочей, до которых не дошли руки: пообщаться с газетчиками и репортерами, связаться с семьей и подругой пропавшей женщины…
Келлог только покачал головой: да, сегодня основная проблема — доктор Пола Кейн. Он знал, что слово «партнерство» немолодые ученые дамы понимали не только как совместные исследования. Когда доктор Фэрфилд не вернулась из дневной поездки, именно Пола Кейн потребовала отправить поисково-спасательный вертолет.
Разбуженный среди ночи Джеральд пробовал возражать против вылета вертолета: ученым не впервой ночевать в лесу. Однако когда он узнал, куда уехали доктор Фэрфилд с инспектором, то живо выпрыгнул из кровати. Они пропали у северо-западной границы, отделявшей национальный парк от заповедника Вааленбергов.
Поиски в этом регионе требовали личного контроля.
Ночь прошла, как в лихорадке. Пришлось немало побегать и отдать сотню приказов, но все, кажется, улеглось. Джинна загнали обратно в бутылку. Оставалось разрешить последнее затруднение, причем тянуть никак нельзя.
Келлог снял трубку телефона и набрал номер. Постукивая карандашом по записной книжке, он ждал ответа.
— Докладывайте, — раздался краткий приказ.
— Я только что с ним поговорил.
— И что же?
— Он ничего не видел… вернее, не рассмотрел.
— Что это значит?
— Говорит, мелькнул зверь. Какой именно, точно не знает.
Голос в трубке замолчал. Келлог нервно заторопился:
— Рапорт переделаем. Напишем, что парень якобы видел львов. Для достоверности подстрелим несколько штук и через день-другой дело закроем. Я, кстати, отстранил парня от работы.
— Очень хорошо. Вы знаете, как поступить.
Келлог возразил:
— Я хорошенько напугал его, не думаю…
— Вот именно, не думайте. Получили приказ — исполняйте. Все должно выглядеть как несчастный случай.
Абонент отключился.
Келлог опустил трубку на аппарат. В комнате вдруг стало душно, несмотря на кондиционер и вентилятор. День неотвратимо вступал в свои права, и уже ничто не могло противостоять обжигающему зною саванны.
Однако не жара заставила скатиться капельку пота со лба Келлога.
«Получили приказ — исполняйте».
Не подчиниться нельзя.
Инспектор бросил взгляд на лежавший перед ним листок бумаги. Разговаривая по телефону, он рассеянно чертил карандашом и теперь смотрел на проявившийся символ своего страха.
Келлог поспешно зачеркнул рисунок, потом вырвал листок из записной книжки и порвал на мелкие части. Никогда не оставлять никаких улик — таково было правило. Приказ есть приказ. Все должно выглядеть как несчастный случай.
4 часа 50 минут
На высоте 37 000 футов над Германией
— Приземляемся через час, — сообщил Монк. — Успеешь поспать.
Грей потянулся. Низкий гул реактивного самолета убаюкивал, но в уме назойливо вертелись фрагменты минувших дня и ночи. На коленях лежала раскрытая Библия Дарвина.
— Как там Фиона?
Монк кивнул на диван, стоявший в хвосте самолета, где девушка неподвижно лежала под одеялом.
— Свалилась как подкошенная. Никак не могла утихомириться, вот я и помог ей обезболивающим.
С той самой минуты, как они приехали в аэропорт, Фиона болтала без умолку. Грей связался по телефону с Монком, и тот вызвал машину, которая благополучно доставила их к самолету, уже стоявшему на дозаправке. Дипломатические формальности уладил Логан.
И все-таки Грей вздохнул с облегчением, только поднявшись в воздух.
— Как ее рана?
Пожав плечами, Монк плюхнулся в соседнее кресло.
— Царапина. Ну ладно, ладно: настоящая глубокая, опасная царапина. Будет чертовски болеть целых три дня. Немного антисептика, заживляющая мазь, повязка — и твоя малышка запрыгает как новенькая и сможет укокошить кучу народу.
Монк похлопал себя по карману, чтобы убедиться, что бумажник на месте.
— Она украла его, только чтобы познакомиться, — объяснил Грей, пряча улыбку.
Вчера то же самое объясняла ему Гретта Нил. Господи, неужели это было только вчера?
Пока Монк возился с Фионой, Грей отчитывался перед Логаном. Исполняющий обязанности директора не обрадовался, услышав о приключениях Грея на аукционе, где он запретил Пирсу появляться. Причинен немалый финансовый ущерб. К счастью, флэшка с фотоснимками уцелела, а с ней и портреты светловолосой пары. Грей переслал их Логану вместе с копиями некоторых страниц Библии и своих заметок. Он даже сунул в факс рисунок татуировки в виде листка клевера, которую заметил на руках ночных преследователей. Просто какая-то неизвестная банда белокурых убийц!
Логан и Кэт должны выяснить, кто за всем этим стоит.
Власти Копенгагена сообщили, что в парке убитых нет.
Тело снайпера, которого прикончил Гадкий утенок, исчезло как по волшебству. Получалось, что при побеге из парка Грей с Фионой увечий никому не нанесли, если не считать синяков и царапин, полученных гуляющими в давке.
Монк стал шарить в кармане джинсов.
— Кольцо еще на месте? — поддразнил друга Грей.
— Зря она его стащила.
Грей мысленно восхитился Фионой: ну и быстрые у нее пальцы!
— Итак, что расскажешь про коробочку с кольцом? — сказал Грей, закрыв Библию.
— Хотел сделать тебе сюрприз…
— Монк, я и не знал, что тебя ко мне так влечет.
— Заткнись. Я хотел рассказать тебе сам, и вовсе не потому, что местная мисс Копперфилд вытащила его из магической шляпы.
Грей откинулся в кресле и скрестил руки на груди, разглядывая Монка.
— Так ты намерен сделать предложение… Боюсь, Кэт не согласится стать миссис Коккалис.
— Я и сам так думал. Купил проклятую штуковину пару месяцев назад. Только случай подходящий пока не представился.
— Скорее, духу не хватило.
— Ну, и так можно сказать.
Грей похлопал друга по колену.
— Не трусь, Монк, она тебя любит.
На губах Монка расцвела мальчишеская улыбка. Как это непохоже на него! И все же Грей уловил во взгляде друга не только глубокое чувство к Кэт, но и страх. Монк потер место на запястье, где протез соединялся с живой плотью. Под извечной бравадой друга скрывалась неуверенность в себе, вызванная увечьем, полученным им в прошлом году. Во время лечения Кэт уделяла ему куда больше внимания, чем врачи. И все же в глубине души Монк чувствовал себя ущербным.
Он открыл маленькую бархатную коробочку и полюбовался обручальным кольцом с алмазом в три карата.
— Надо было взять бриллиант покрупнее… Тем более теперь.
— Что ты имеешь в виду?
Монк с трепетом ответил:
— Кэт беременна.
Изумленный Грей выпрямился в кресле.
— Что? Как?
— Я думал, ты знаешь как…
— Господи… Поздравляю, — пробормотал Грей, не в силах прийти в себя. Он взглянул на Монка и неуверенно добавил: — Я хочу сказать… Вы ведь оставите ребенка?
Монк поднял бровь.
— Разумеется, оставите… — Грей виновато потряс головой, стыдясь своих глупых слов.
— Кэт не хотела рассказывать. Только тебе позволила.
Грей кивнул, пытаясь осмыслить услышанное. Он попробовал представить Монка в роли отца и был удивлен, как просто это получилось.
— Господи, здорово!
Монк захлопнул бархатную коробочку.
— А у тебя как?
— Что у меня? — сдвинул брови Грей.
— Как у вас с Рейчел? Что она сказала, услышав про твои проделки в Тиволи?
Грей помрачнел еще больше. Монк удивленно раскрыл глаза.
— Грей!
— Что?
— Ты даже ей не позвонил?
— Я не думал…
— Она служит в полиции, значит, знает о каждом террористическом акте в Копенгагене. Тем более про то, как какой-то придурок заорал в толпе: «Бомба!» и свалил оттуда прямо на аттракционной платформе.
Монк прав, зря он не позвонил Рейчел.
— Грейсон Пирс, ну что мне с тобой делать? — печально покачал головой Монк. — Когда ты отвяжешься от бедной девушки?
— О чем ты?
— Брось. Я рад, что вы с Рейчел поладили, но к чему все это приведет?
Грей ощетинился:
— Хотя тебя это не касается, мы с ней как раз собирались обсудить при встрече наши отношения! А тут все эти чертовы события…
— Повезло тебе.
— Знаешь, хоть ты и таскаешь два месяца в кармане обручальное кольцо, ты еще не стал специалистом по вопросам семьи и брака.
Монк поднял обе руки вверх.
— Сдаюсь, убедил. Я просто…
— Что именно?
— На самом деле ты не хочешь, чтобы у вас были отношения. Верно?
Грей даже моргнул от столь прямого вопроса.
— О чем ты говоришь? Мы с Рейчел делали все возможное, чтобы их сохранить. Я люблю Рейчел, и ты это знаешь.
— Знаю, и никогда тебе не возражал. Однако настоящих отношений ты боишься. — Монк принялся загибать пальцы: — Жена, дети, ипотека… Ваши отношения с Рейчел не что иное, как затянувшееся первое свидание.
Грей подыскивал резкий остроумный ответ, но беда была в том, что Монк попал в точку. Всякий раз при встрече им приходилось преодолевать некую скованность. Совсем как при первом свидании.
— Сколько лет мы знакомы? — спросил Монк.
Грей отмахнулся.
— Много ли за это время у тебя было девушек? — Монк сложил пальцы в большой нуль. — И посмотри, кого ты выбрал для своего первого серьезного романа.
— Рейчел замечательная!
— Верно. Я рад, что до тебя дошло. Но не забывай, приятель, о непреодолимых барьерах.
— О каких барьерах?
— Во-первых, Атлантика. Чертовски большое расстояние, хотя и это не главное. — Монк снова помахал в воздухе тремя пальцами. — Жена, дети, ипотека… Ты не готов. Видел бы ты выражение собственного лица, когда я сообщил тебе, что Кэт беременна. Ты перепугался до смерти, а ведь это мой ребенок, а не твой.
Сердце колотилось у Грея в горле. Дыхание сперло, как после удара под дых.
Монк вздохнул.
— У тебя комплексы, парень. Не знаю, может, стоит поговорить с отцом.
Прозвучал музыкальный сигнал интеркома, и пилот объявил:
— Мы в полете около тридцати минут. Скоро начнем снижение.
Грей выглянул в иллюминатор: на востоке вставало солнце.
— Попробую немного подремать, пока мы не приземлились, — пробормотал Грей.
— Здравая мысль.
Грей повернулся к Монку и даже открыл рот, чтобы ответить, но передумал и сказал:
— Я люблю Рейчел.
Монк откинул спинку кресла и со вздохом повернулся на бок.
— Знаю. В этом-то вся и сложность.
5 часов 45 минут
Заповедник Хлухлуве-Умфолози
Сидя в маленькой гостиной, Кхамиси Тейлор прихлебывал чай. Крепкий, сдобренный медом напиток казался ему безвкусным.
— И нет никакой надежды, что Марсия жива? — спросила Пола Кейн.
Кхамиси покачал головой. Он пришел сюда после разноса начальника не потому, что хотел спрятаться от действительности. Его тянуло домой, в одинокую спальню в одном из маленьких домиков на краю заповедника, которые сдавали внаем инспекторам. Интересно, подумал Кхамиси, долго ли я протяну без жалованья, если меня в конце концов уволят?
Однако домой он не пошел, а вместо этого проехал добрую половину заповедника, чтобы добраться до другого поселка, состоящего из нескольких домов для временного проживания. Здесь находился маленький анклав ученых, работавших по грантам. Кхамиси много раз бывал в выбеленном строении под гигантскими акациями, с крохотным садиком и небольшим двором, по которому бродили куры. У его обитательниц гранты, кажется, никогда не кончались. В последний раз Кхамиси приезжал сюда, чтобы отметить десятую годовщину их работы в национальном парке. Для научного сообщества подруги стали такой же неотъемлемой частью Хлухлуве-Умфолози, как «большая пятерка» крупных животных — объектов спортивной охоты.
Теперь Пола осталась одна.
Доктор Кейн сидела на диванчике у низенького столика напротив Кхамиси и глядела на него глазами, полными слез.
— Ну, что ж… — Она перевела взгляд на стену, увешанную фотографиями, запечатлевшими прежнюю, счастливую жизнь. Инспектор знал, что подруги были неразлучны много лет, со дня окончания Оксфорда. — Я не очень-то и надеялась.
Маленькой худенькой женщине с проседью в волосах было за пятьдесят, хотя обычно выглядела она лет на десять моложе. Свойственная ей строгая красота не требовала косметических ухищрений. Однако сегодня утром побледневшая Пола казалась жалким подобием себя прежней. Кхамиси не находил слов, чтобы утешить ее, и произнес лишь:
— Мне очень жаль.
— Я знаю, что вы сделали все, что могли. Я слышала злые слухи. Белая женщина погибла, а черный мужчина остался жив. Некоторым местным это не нравится.
Кхамиси понимал, что она имеет в виду главного инспектора Келлога. Пола и Марсия нередко воевали с ним, не меньше других зная о его связях и положении в обществе. Апартеид пал окончательно только в крупных городах и поселениях; в саванне миф о Большом белом охотнике властвовал по-прежнему.
— Она погибла не по вашей вине, — произнесла Пола, читая мысли инспектора.
Он отвернулся. Ему было приятно сочувствие Полы, однако обвинения главного инспектора по-прежнему камнем лежали на душе. Умом Кхамиси понимал, что сделал все, чтобы защитить доктора Фэрфилд. И тем не менее сам-то он вернулся из леса, а она — нет. С фактами не поспоришь.
Не стоит больше надоедать. Ему необходимо было выразить доктору Кейн свое сочувствие и лично рассказать о том, что произошло в лесу, и он это сделал.
— Мне нужно идти.
Пола проводила гостя до затянутой сеткой двери.
— Как вы думаете, кто это был?
Он обернулся.
— Кто ее убил?
Кхамиси посмотрел на яркое утреннее солнце. Сегодня слишком погожий день, чтобы рассказывать о чудовищах. К тому же ему запретили обсуждать обстоятельства смерти доктора Фэрфилд. На карту поставлена его работа. Однако, глядя в глаза Поле, он сказал правду:
— Не лев.
— Кто же тогда?
— Я намерен это выяснить.
Он толкнул сетчатую дверь и спустился по ступенькам. Маленький ржавый пикап жарился под солнцем в ожидании хозяина. Кхамиси забрался в душную кабину и поехал домой.
В сотый раз за день его снова охватил страх, пережитый накануне. Он почти не слышал шума двигателя; кровожадный вой укуфы, вышедшей на охоту, эхом звучал в голове, заглушая реальные звуки.
Кхамиси доехал до временных домиков без кондиционеров, где жили работники заповедника, и, подняв облако красной пыли, затормозил перед своими воротами. Он очень устал, нужно хотя бы несколько часов отдохнуть. А правду он непременно выяснит. Кхамиси уже знал, с чего начнет расследование.
Вдруг он увидел, что ворота распахнуты настежь. Уезжая на весь день, он всегда проверял, крепко ли закрыл их на задвижку. Правда, вчера, когда стало известно о его исчезновении, сюда могли приходить люди, чтобы удостовериться, что хозяина нет дома.
С той самой минуты, как он услышал в джунглях тот первый, леденящий кровь крик, его нервы были на пределе. По правде говоря, Кхамиси опасался, что теперь никогда не избавится от кошмаров.
Входная дверь, кажется, в порядке. Из почтового ящика торчала нетронутая корреспонденция. Инспектор медленно, шаг за шагом, поднялся по ступеням, жалея, что под рукой нет оружия. Скрипнули половицы, но не под его ногой. В доме кто-то ходил.
Инстинкт приказывал бежать. Только бы ничего не случилось! Лишь бы не сегодня! Кхамиси поднялся на порог и потрогал задвижку. Не заперто. Он отодвинул задвижку и толкнул дверь. Та медленно отворилась. В глубине дома снова скрипнула половица.
— Кто здесь? — крикнул Кхамиси.
8 часов 52 минуты
Гималаи
— Взгляните сюда.
Пейнтера внезапно разбудили слова Лизы, и он скатился с кровати. Головная боль ножом вонзилась в мозг. Пару часов назад они вернулись в комнату, Пейнтер прилег на кровать не раздеваясь и незаметно заснул.
— Долго я спал? — Боль понемногу отступала.
— Простите, я не заметила, что вы спите. — Лиза сидела, скрестив ноги, за столиком у камина. По столешнице были разбросаны листы бумаги. — Прошло не больше двадцати минут. Вот, посмотрите.
Пейнтер встал, и комната на миг качнулась. Он сел рядом с Лизой, заметив, что на бумагах лежит ее фотокамера. В качестве первого доказательства сотрудничества девушка потребовала, чтобы ей вернули фотоаппарат. Она положила перед Пейнтером лист бумаги:
— Глядите.
Лиза нарисовала на листке цепочку символов. Пейнтер узнал в них руны, которые лама Кхемсар чертил на стене своей кельи. Наверное, Лиза скопировала символы с цифрового фотоснимка. Под каждой руной имелась и соответствующая буква:
— Простейший замещающий код. Каждая руна изображает букву алфавита, я подобрала их методом проб.
— Schwarze Sonne, — вслух прочитал Пейнтер.
— «Черное солнце». Название проекта, над которым здесь работали.
— Значит, лама Кхемсар все знал, — произнес Пейнтер. — Старый буддист был в курсе того, что здесь происходит.
— Очевидно, это причиняло ему боль. — Лиза забрала листок. — Наверное, безумие растревожило старые раны и заставило ожить воспоминания.
— Или лама помогал бывшим нацистам с самого начала, превратив монастырь в охранный пост Гранитного замка.
— Если так, посмотрите, чего он добился своей помощью, — многозначительно произнесла Лиза. — Может, это пример того, какая награда ожидает за сотрудничество?
— Выбора у нас нет. Стать нужными — единственный способ остаться в живых.
— А что потом? Когда мы будем не нужны?
Пейнтер не строил иллюзий:
— Нас убьют. Мы лишь выигрываем время, согласившись сотрудничать.
Пейнтер видел, что Лиза не испугалась, услышав правду. Напротив, она словно черпала в опасности новые силы. Расправив плечи, девушка спросила:
— С чего начнем?
— Разберемся в причинах конфликта.
— Что это нам даст?
— Мы лучше узнаем противника.
— По-моему, я знаю слишком много про Анну и ее команду.
— Я хочу выяснить, кто стоит за взрывами. Саботажник начал действовать давно. Очевидно, затевается серьезное дело. Несколько случаев саботажа — просто способ привлечь наше внимание. Кто-то хотел заманить нас сюда.
— Но для чего?
— Чтобы группу Анны обнаружили. Тебе не показалось странным, что Колокол, ключевой объект исследований и гениальное изобретение, разрушили только тогда, когда мы оказались в Гранитном замке? Что это может означать?
— Желая закрыть проект Анны, саботажники в то же время не хотят, чтобы секрет технологии попал в чужие руки.
Пейнтер кивнул.
— А может быть, замысел еще более дерзок. Нас хотят увести в ложном направлении, отвлечь внимание. Есть такая уловка — крикнуть: «Смотрите туда!» А настоящий обман происходит за пределами нашего внимания. Кто этот таинственный фокусник? Каковы его цели и намерения? Вот что нужно выяснить в первую очередь.
— А для чего вы попросили у Анны электронное оборудование?
— Надеюсь, что оно поможет нам отыскать изменника. Схватив саботажника, мы, возможно, узнаем, кто тот кукловод, что дергает за ниточки.
Раздался стук в дверь, и они вздрогнули от неожиданности. Пейнтер встал. В комнату вошла Анна в сопровождении Гюнтера. Зато время, пока пленники отдыхали, гигант успел вымыться и переодеться. От него так явственно веяло угрозой, что ни один из сопровождающих солдат не вошел вместе с ним в комнату. Гюнтер даже не счел нужным взять с собой винтовку.
— Приглашаю вас на завтрак, — сказала Анна. — К тому времени, когда мы закончим трапезу, заказанное вами оборудование доставят в замок.
— Все сразу? Каким образом? Откуда?
— Из Катманду. На противоположном склоне горы есть секретная вертолетная площадка.
— Вот как? И вас ни разу не обнаружили?
Анна пожала плечами.
— Вполне достаточно прекратить полеты на время вертолетных экскурсий и альпинистских восхождений… Пилот прибудет через час.
Они вышли из комнаты и попали в непривычно людный коридор. Каждый встречный бросал на них озабоченный или сердитый взгляд, как будто саботаж был делом рук Лизы и Пейнтера. Правда, близко никто не подходил. Гюнтер прокладывал дорогу, тяжело ступая по коридору. Из тюремщика он прекратился в защитника.
Через несколько минут они дошли до кабинета Анны. У камина стоял длинный стол, уставленный блюдами, от которых поднимался горячий пар, тарелками с колбасами, черным хлебом, сырами и всевозможными ягодами и фруктами: черникой, сливами, дынями.
— К нам присоединится вся ваша армия? — предположил Пейнтер.
— Когда за окном зима, необходимо усиленное питание, — ответила Анна, будучи истинной немкой.
Они сели за стол, словно члены одной большой и дружной семьи.
— Раз есть надежда на излечение, — начала Лиза, — мы должны узнать больше о вашем Колоколе. Его историю, принцип работы…
Анна просияла. Какой ученый не любит поговорить о своих открытиях?
— Сначала его использовали как экспериментальный генератор энергии, новый двигатель, — начала она. — Колокол получил свое название из-за формы внешнего кожуха, керамического вместилища, покрытого свинцом, размером с бочку в сто галлонов. Внутри, один в другом, два металлических цилиндра, вращающихся в противоположных направлениях. — Анна увлеченно жестикулировала. — Колокол заполняли ртутеподобным жидким металлом под названием ксерум-525, который к тому же служил смазкой.
Пейнтер вспомнил, что уже слышал о нем.
— Вы говорили, что так и не сумели его воссоздать.
Анна кивнула.
— Над жидким металлом мы трудились несколько десятилетий. Его состав не поддавался детальному анализу. Мы знали, что он содержит пероксиды тория и бериллия, вот и все. Уверенно можно сказать одно: ксерум-525 — побочный продукт исследований в области энергии точки «зеро», иначе говоря, энергии нулевой точки. Его получали в другой лаборатории, также уничтоженной сразу после войны.
— Что конкретно происходит в Колоколе?
— Как я уже сказала, это был всего лишь эксперимент. Скорее всего, еще одна попытка открыть неисчерпаемую энергию нулевой точки. Однако, запустив Колокол, нацистские ученые заметили необычный эффект. Колокол излучал бледное свечение. Все электрооборудование, даже находящееся на большом расстоянии, перестало работать из-за короткого замыкания. Появились сообщения о гибели людей. В ходе последующей серии экспериментов устройство усовершенствовали и снабдили защитой. Опыты проводили под землей, в заброшенной шахте. Смерти прекратились, но жители деревень в миле от рудника стали жаловаться на бессонницу, головокружение и судороги. Колокол излучал загадочную радиацию, чем сразу повысил к себе интерес ученых.
— Как к потенциальному оружию? — предположил Пейнтер.
— Точно не скажу. Значительную часть записей уничтожил руководитель проекта. Однако нам известно, что действию излучения Колокола подвергались биологические объекты: папоротники, плесневые грибы, яйца, мясо, молоко. Эксперименты также проводили над беспозвоночными и позвоночными животными: тараканами, улитками, хамелеонами, лягушками и, разумеется, мышами и крысами.
— А как же верхние звенья пищевой цепи? — спросил Пейнтер. — Люди?
Анна кивнула.
— Боюсь, вы правы. Мораль зачастую является главным тормозом прогресса.
— Что происходило во время экспериментов?
Лиза потеряла интерес к еде. Однако причиной тому было вовсе не отвращение к предмету разговора, а, напротив, острый интерес к нему.
Анна, почувствовав родственную душу, повернулась к Лизе.
— Эффект вновь был непредсказуемым. Хлорофилл в растениях исчезал, они становились белыми и через несколько часов превращались в густую слизь. Кровь в венах животных сгущалась в гель. В тканях возникали кристаллические образования, разрушавшие клетки изнутри.
— Попробую угадать, — перебил ее Пейнтер. — Нечувствительными к радиации остались только тараканы?
Лиза кинула на него взгляд, полный неодобрения, затем вновь обратилась с вопросом к Анне:
— У вас есть предположения, что вызывает такой эффект?
— Пока только одни догадки. Мы считаем, что Колокол во время вращения создает сильную электромагнитную вихревую воронку. Ксерум-525, побочный продукт ранних исследований в области энергии нулевой точки, подвергнутый воздействию вихревой воронки, порождает эманацию необычных квантовых энергий.
Пейнтер попробовал сделать вывод:
— Следовательно, ксерум-525 является топливом, а Колокол — двигателем.
Анна кивнула.
— Он превращает Колокол в миксер, — пророкотал чей-то голос.
Все глаза обратились к Гюнтеру. Набив рот колбасой, гигант тоже глядел на них, впервые проявив интерес к беседе.
— Грубо, но точно, — признала Анна. — Представьте вездесущую энергию нулевой точки в виде миски для взбивания теста. Вращающийся Колокол погружается в нее, как венчик миксера, и высвобождает квантовую энергию, разбрызгивая в разные стороны субатомные частицы. На ранних стадиях экспериментов осуществлялись попытки манипулировать скоростью этого миксера. Таким образом, мы контролировали выброс частиц.
— Чтобы уменьшить вероятный ущерб?
— А также снизить побочные эффекты дегенерации. Попытки удались. Нездоровые побочные эффекты исчезли, но вместо них появилось кое-что другое.
Пейнтер почувствовал, что разгадка близка. Анна подалась вперед.
— Вместо дегенерации, вырождения биологических тканей, обнаружились случаи выздоровления. Клетки плесени росли значительно быстрее, у папоротников возникал гигантизм, у мышей ускорялась выработка рефлексов, у крыс возрастал уровень интеллекта. Результаты экспериментов нельзя было объяснить одним лишь ускорением мутационного процесса. Чем выше животное стояло на эволюционной ступени, тем больше способностей оно приобретало в результате эксперимента.
— Поэтому вы начали опыты на людях, — подсказал Пейнтер.
— Не забывайте об исторической перспективе, мистер Кроу. Нацисты верили, что дадут начало новой расе сверхлюдей. И вот они получили инструмент, позволяющий достигнуть цели всего за несколько десятков лет! Согласитесь, сильный аргумент.
— Они хотели создать расу господ, чтобы править миром.
— Такова цель нацистов. В тот период они приложили много усилий для детального изучения возможностей Колокола. Однако им не хватило времени, чтобы закончить эксперимент, — Германия пала. С целью продолжения секретных исследований Колокол эвакуировали. Он стал последней надеждой Третьего рейха. Только с его помощью можно было возродить арийскую расу, восстать из пепла и править миром.
— Для того Гиммлер и выбрал для лаборатории место в самом сердце Гималаев, — подытожил Пейнтер и покачал головой. — Безумие.
— Зачастую мир движет вперед безумный, а вовсе не добрый гений. Кто, кроме сумасшедшего, отважится на невозможное? Мечты сбываются, если в них верить, мистер Кроу.
— Вот еще один пример геноцида.
Анна вздохнула, а Лиза вернулась к главной теме разговора:
— Что стало с экспериментами над людьми?
Она старалась, чтобы в голосе звучало только холодное любопытство ученого.
Анна с облегчением поняла, что Лиза — более покладистый собеседник.
— У взрослых по-прежнему наблюдались побочные эффекты, особенно при больших дозах излучения. И все же исследования продолжили. Когда воздействию были подвергнуты человеческие зародыши в материнской утробе, обнаружилось, что каждый шестой из родившихся подопытных младенцев сильно отличался от обычных детей. У них изменился ген, отвечающий за синтез миостатина. Дети рождались с более развитой мускулатурой. Наблюдались и другие положительнее эффекты: острое зрение, идеальная координация работы глаз и рук, потрясающе высокий IQ — коэффициент умственного развития.
— Супердети, — подсказал Пейнтер.
— К великому сожалению, они редко доживали до трех лет, — призналась Анна. — Постепенно начиналась дегенерация. Дети становились бледными, в тканях образовывались кристаллы. Пальцы на руках и ногах отмирали.
— Интересно, — промолвила Лиза. — Те же самые побочные эффекты наблюдались и в первых сериях опытов.
Пейнтер посмотрел на Лизу. Не ослышался ли он: ей «интересно»? Она смотрела на Анну зачарованно. Как Лизе удается быть такой хладнокровной? Однако он заметил, как нервно подрагивает под столом ее колено, и накрыл его ладонью, успокаивая девушку. Лиза только внешне оставалась бесстрастной.
Пейнтер понял, что ее горячий интерес к бесчеловечным опытам — напускной. Лиза играла в «хорошего и плохого полицейского». Пейнтер — злой и непреклонный, она — отзывчивая и покладистая. Благодаря Лизе он мог задавать безжалостные вопросы. Так проще получать недостающие сведения.
Пейнтер благодарно сжал Лизино колено. Та продолжила игру.
— Вы сказали, что у одного из шестерых младенцев наблюдались кратковременные улучшения. А что с другими пятью?
— Рождались мертвыми. — Анна опустила голову. — Мутации, несовместимые с жизнью, гибель матерей… Смертность была довольно высока.
— Откуда брались подопытные матери? — возмутился Пейнтер. — Что-то мне подсказывает, что они не были добровольцами.
— Не судите строго, мистер Кроу. Вам известен уровень детской смертности в вашей собственной стране? А какая польза от мертвых?
Боже всемогущий, неужели она говорит всерьез?
— Перед нацистами стояла высокая цель, — изрекла Анна. — Они, по крайней мере, думали о будущем.
Пейнтеру хотелось заорать на Анну, но ярость лишила его дара речи. Вместо своего товарища заговорила Лиза. Она нащупала у себя на колене его руку и крепко сжала ее.
— Верно ли я поняла: ученые искали способы дальнейшей настройки Колокола, чтобы свести к нулю побочные эффекты?
— Именно. Однако ко времени окончания войны прогресс все еще был невелик. Существует лишь один рапорт, почти анекдотический, о полном успехе — рождении суперребенка. До него все рожденные под Колоколом имели небольшие изъяны: участки кожи с недостатком пигментации, асимметрия органов, глаза разного цвета… — Анна невольно покосилась на Гюнтера. — И вот родился безупречный младенец. Подробный генетический анализ генома мальчика не выявил изъянов. К сожалению, методика, при помощи которой достигли этого результата, так и осталась неизвестной. Руководитель проекта держал свой последний эксперимент в тайне. Когда мой дед приехал, чтобы эвакуировать Колокол, руководитель проекта уничтожил все личные записи, касавшиеся успешного эксперимента, и унес свою тайну в могилу. А вскоре погиб и ребенок.
— Вследствие побочных эффектов?
— Нет, дочь руководителя проекта вместе с младенцем утопилась.
— Почему?
Анна покачала головой.
— Дед отказывался рассказывать об этом. Как я уже говорила, вся история напоминает поучительную сказку.
— Как звали ученого? — спросил Пейнтер.
— Не помню. Если хотите, можно выяснить.
Пейнтер подумал, что, доберись он сейчас до компьютерной сети «Сигмы», то накопал бы много интересных подробностей об истории дедушки Анны.
— После эвакуации исследования продолжились здесь? — предположила Лиза.
— Да. Несмотря на изоляцию, мы держали руку на пульсе. После войны нацистских ученых разбросало по всему свету, многие осели в засекреченных научных центрах Европы, Советского Союза, Южной Америки, Соединенных Штатов. Они стали нашими глазами и ушами, поставляли нам научную информацию. Некоторые из них сохранили веру в высокую миссию нацизма, прочих приходилось шантажировать.
— Итак, ваши работы не прерывались?
— За последние два десятилетия мы сделали огромный шаг вперед. Родились сверхдети, которые жили дольше. Их растили здесь, как принцев, присвоив им звание Ritter des Sonnekonig — рыцари Короля-солнца. Ведь своим рождением они обязаны проекту «Черное солнце».
— Совершенно в стиле Вагнера, — язвительно хмыкнул Пейнтер.
— Возможно. Мой дед чтил традиции. Однако я хочу, чтобы вы знали: в Гранитшлоссе подопытными становились добровольцы.
— Но был ли их выбор нравственно оправданным? Или просто у вас в Гималаях нашлось под рукой несколько евреев?
Нахмурив брови, Анна оставила его реплику без комментария.
— Несмотря на явный прогресс, рыцарей Короля-солнца продолжало поражать преждевременное старение. Первые симптомы, хоть и значительно менее серьезные, обычно проявлялись уже к двум годам. То есть острая дегенерация приняла форму хронической. А с ростом продолжительности жизни возникли и новые тревожные симптомы: умственное вырождение, паранойя, шизофрения, психоз.
— Последние симптомы напоминают те, что мы видели у монахов буддийского монастыря, — вставила Лиза.
Анна кивнула.
— Все зависит от силы и длительности излучения Колокола. Дети, подвергнутые дозированному воздействию квантовой радиации в материнской утробе, демонстрируют первичное улучшение состояния здоровья, с течением жизни переходящее в хроническую дегенерацию. Взрослые люди, такие как Пейнтер и я, получив умеренные дозы неконтролируемой радиации, поражены более острой формой той же самой дегенерации, то есть более ускоренному разрушению. А вот монахи, испытавшие на себе воздействие высокого уровня радиации, немедленно впали в состояние психоза.
— A Sonnekonige? — спросил Пейнтер.
— Для них, как и для нас, лечения не существует. Точнее, если нам с вами Колокол обещает надежду на исцеление, то Sonnekonige обладают иммунитетом к его воздействию. Видимо, облучение в раннем возрасте делает их устойчивыми к дальнейшему воздействию. Как к благоприятному, так и к губительному.
— А если они впадают в безумие? — Пейнтер представил себе буйного супермена, крушащего замок.
— Нарушение психики угрожало бы нашей безопасности. Мы приостановили опыты на людях.
Пейнтер не мог скрыть удивления:
— Вы запретили эксперименты?
— Не совсем. Опыты на людях признаны неэффективными, так как ждать результатов приходится слишком долго. Мы разработали новые модели: модифицированные породы мышей, культуры зародышевых тканей, выращиваемые in vitro, стволовые клетки. С тех пор как составлена карта человеческого генома, метод проверки ДНК стал самым быстрым способом оценки прогресса. Наше продвижение вперед ускорилось. Я уверена, что если бы мы возобновили сейчас проект Sonnekonige, то добились бы гораздо более значимых результатов.
— Так почему бы вам не попробовать еще раз?
— Чтобы попасть под давление политиканов и невежд? Наука выше закона. Любые ограничения замедлят прогресс. А это неприемлемо.
Пейнтера переполняло чувство омерзения. По всей видимости, нацистская философия до сих пор процветает в Гранитном замке.
— Что стало с Sonnekonige? — спросила Лиза.
— У них трагическая судьба. Многие умерли, других пришлось подвергнуть эвтаназии, когда начали проявляться психические расстройства. Некоторые дожили до сего дня. Например, Клаус, с которым вы знакомы.
Пейнтер помнил гиганта-охранника с наполовину парализованной рукой и поврежденным лицом — признаками деградации. Потом посмотрел на Гюнтера. Тот спокойно встретил его взгляд. Ну конечно! Один глаз голубой, другой — белый. Еще один Sonnekonige.
— Гюнтер — последний, кто родился здесь.
Анна указала на свое плечо, потом сделала знак гиганту.
Гюнтер нахмурился, но закатал рукав и показал верхнюю часть плеча, открыв черную татуировку.
— Символ Sonnekonige, — пояснила Анна. — Знак достоинства, совершенства и преданности долгу.
Гюнтер опустил рукав, скрыв татуировку.
Пейнтер вспомнил путешествие прошлой ночью на санях и презрительную фразу, брошенную вслед Гюнтеру одним из солдат: «Leprakonige» — прокаженный король. Да, уважения к бывшим рыцарям Короля-солнца явно поубавилось. Гюнтер, последний из них, медленно умирал. Кто заплачет о нем?
Прежде чем вернуться к беседе с пленниками, Анна задержала взгляд на брате. Может, хотя бы один человек все-таки будет оплакивать гиганта.
Лиза, не отпуская руки Пейнтера, нарушила молчание:
— Объясните нам еще кое-что. Каким образом Колокол вызывает описанные изменения? Вы сказали, что они слишком логичны и последовательны, чтобы считать их следствием мутационного процесса.
— Совершенно верно, — кивнула Анна. — Мы не ограничивались изучением лишь последствий радиации Колокола. Большая часть наших исследований была посвящена тому, как он работает.
— Вы достигли успехов?
— Разумеется. Говоря точнее, мы уверены, что поняли базовые принципы его работы.
Пейнтер удивленно моргнул.
— Правда?
Анна вопросительно изогнула бровь.
— Мне казалось, это очевидно. — Она посмотрела на Пейнтера и Лизу. — Колокол контролирует эволюцию.
5 часов 45 минут
Заповедник Хлухлуве-Умфолози
— Кто здесь? — повторил Кхамиси, стоя на пороге своего дома.
В темной задней комнате кто-то прятался. Может быть, животное забежало? В дома вечно забирались обезьяны.
И все же он не переступил порог. Кхамиси вытянул шею, чтобы рассмотреть комнату, но занавески на окнах не пропускали света. После улицы, где ярко светило солнце, полумрак казался темной ночью в диких джунглях.
Стоя у входа, инспектор нащупал выключатель и повернул его. Лампочка осветила скудно обставленную прихожую и крохотную кухню. Однако свет не помог увидеть, кто или что подстерегает хозяина в задней комнате.
— Кто…
Он замолчал на полуслове, почувствовав болезненный укус в шею, и упал ничком, схватившись за больное место. Пальцы нащупали небольшой острый предмет, торчащий из шеи. Кхамиси выдернул его и несколько секунд рассматривал, ничего не понимая.
Дротик. Таким же он пользовался, когда приходилось обездвиживать крупных зверей…
Через мгновение яд достиг мозга. Мир опрокинулся набок. Кхамиси попробовал встать, но не смог.
Он с трудом приподнялся и снова упал. В глазах мельтешили светящиеся точки. Голова кружилась. Он заметил на полу обрывок веревки. Напряг зрение: нет, не веревка.
Змея. Футов десять длиной. Он узнал ее сразу: черная мамба. Мертвая, разрубленная надвое. Рядом валялся мачете. Его мачете. Мозг Кхамиси пронзила страшная догадка: его отравили.
Дротик отличался от тех, которыми он пользовался в саванне. У этого было две иглы, торчащие, словно змеиные зубы.
Кхамиси смотрел на мертвую черную мамбу.
Обман, догадался он.
Все подстроено так, чтобы люди решили, будто его укусила ядовитая змея.
Скрипнули доски пола. Лампа осветила темную фигуру в дверях задней комнаты. На него смотрел незнакомец с ничего не выражающим лицом.
Внезапно навалилась тьма и погребла под собой реальный мир.