Когда я просыпаюсь, дивной погоды, простоявшей три дня, будто и не бывало. Небо снова окутано тучами: солнечный свет прорвался было на землю, но долго погулять ему не дали. Лишь голые деревья вздымают в холодное серое небо осиротевшие ветви, да Река разбрызгивает по округе зябкий плеск. Так и кажется: вот-вот пойдет снег.

– Сегодня снега, наверно, не будет, – говорит старик. – Тучи еще не те. Из таких он обычно не сыплет.

Я открываю окно и смотрю на пепельно-серые тучи. Из каких снег обычно сыплет, а из каких нет, я, пожалуй, не пойму никогда.

Когда я вхожу, Страж греет ноги у большой железной печки. Печка трофейная, точь-в-точь, как в Библиотеке. Сверху – конфорка для чайника или кастрюли, у самого пола – выдвижной ящик для золы, перед топкой – большая металлическая решетка. Страж сидит перед печкой на стуле, придвинув к решетке ноги. Вся комната пропитана паром из чайника вперемешку с терпким запахом дешевого трубочного табака, – надо думать, тоже трофейного, – и от дикой смеси запахов меня начинает мутить. Разумеется, есть в букете и кислая вонь от ног самого Стража. За его стулом – большой деревянный стол, на котором лежит огромный точильный камень, а вокруг разбросаны разные тесаки и топорики. Металл потемневший, натруженный.

– Плохо без шарфа, – говорю я. – Шея мерзнет.

– Это точно, – почти благодушно кивает Страж. – Хорошо тебя понимаю...

– В архиве Библиотеки – куча старых вещей. Я могу оттуда что-нибудь взять?

– Ах, вон ты к чему... – соображает он наконец. – Из вещей забирай что хочешь. Тебе – можно. И шарф, и пальто, и что еще пригодится.

– А эти вещи действительно ничьи?

– Чьи они – не твоя забота, – отвечает он. – Хозяева, если и есть, о них давно уже позабыли. А ты, я слыхал, собрался найти Инструмент?

Я киваю. Страж знает все.

– Обычно Город таким инструментом не пользуется, – говорит он. – Но если поискать... Работаешь ты старательно. Можешь завести себе Инструмент, если хочешь. Сходи на станцию и спроси у Смотрителя.

– На какую станцию? – удивился я.

– Электрическую, какую ж еще, – усмехается Страж и тычет в лампочку над головой. – От чего, по-твоему, в Городе свет? От яблок на деревьях?

Продолжая усмехаться, он рисует мне на клочке бумаги дорогу к Электростанции.

– Пойдешь по южному берегу вверх по Реке. Минут через тридцать увидишь слева старый зерновой амбар без крыши и дверей. Здесь повернешь направо, пройдешь еще немного, обогнешь Холм, ступишь в Лес – и метров через пятьсот ты у Станции. Запомнил?

– Кажется, да, – киваю я. – Но разве зимой в Лесу не опасно? Все предупреждают, да и сам я еле живой оттуда вернулся...

– Ах, да! – вспоминает он ни с того ни с сего. – Совсем забыл. Я ж сам подвозил тебя на телеге до холма... Ну, и как ты сейчас? Оклемался?

– Уже лучше. Спасибо.

– Набрался ума-разума?

– Да уж... – вздыхаю я.

Страж довольно ухмыляется и шевелит ножищами у огня.

– Ума набраться – дело хорошее, – сказал он. – Когда люди умнеют, они становятся осмотрительнее. И больше не дают себя поранить. У хорошего лесоруба только одна серьезная рана. Одна. Не больше и не меньше. Понимаешь, о чем я?

Я киваю.

– А насчет Станции не беспокойся. И стоит на краю Леса, и дорога до самого крыльца. Не заблудишься, да и лесных людей не встретишь. Только не вздумай свернуть с дороги или забрести в Лес за Станцией. Тогда уж точно пиши пропало.

– А Смотритель там тоже... лесной?

– Нет, этот парень – сам по себе. Не такой, как лесные, и не такой, как жители Города. Весь недоделанный какой-то. В Лес не ходит, в Город носа не кажет. Ни горячо от него, ни холодно.

– А что за люди эти лесные?

Страж наклоняет голову и молча смотрит на меня в упор.

– Я, кажется, с самого начала тебе говорил: спрашивать или нет, решаешь ты, а отвечать или нет – моя забота.

Я снова киваю.

– А, ладно... Все равно отвечать неохота, – машет рукой страж. – А ты, я помню, все со своей тенью хотел встретиться? Ну, как – может, пришла пора? Зимой все тени слабнут. Даже встреча с тобой уже не поставит ее на ноги.

– Ей так плохо?

– Да нет, не сказал бы... Здорова как лошадь. Я уж ей и разминку даю на свежем воздухе, и кормлю так, что не стыдно. Но зимой, когда холодно и дни короткие, все тени бледнеют. Винить в этом некого. Так природа распорядилась. Мы с тобой тут ни при чем. Да она и сама тебе все расскажет...

Он снимает со стены огромную связку ключей, прячет в карман пальто и, зевая, надевает ботинки-снегоходы с железными шипами на подошвах.

Мертвая зона, где живет моя тень, расположена ровно на полпути между Городом и остальным белым светом. Я не могу уйти из Города, а моя тень не может в него войти. Вот почему это место – единственное, где могут встретиться тень, потерявшая человека и человек, потерявший тень. Вход на Площадь Теней – через заднюю дверь Сторожки. Вопреки названию, она мало похожа на площадь. Скорее уж – небольшой садик, притиснутый к дому и обнесенный оградой из острых железных пик.

Страж достает из кармана ключи, отпирает ворота, пропускает меня и входит сам. Небольшая квадратная площадка упирается в Стену. В одном углу растет старый вяз, под которым стоит простенькая скамейка. Дерево совсем блеклое, живое или нет – непонятно.

В дальнем углу, под самой стеной, я вижу небольшой сарайчик, сложенный из битого кирпича и обрезков древесины. Пустое окно забито доской, когда-то служившей трамплином в неведомом бассейне. Трубы нет – стало быть, не отапливается.

– Вон там и спит твоя тень, – говорит Страж. – Там, внутри, не так плохо, как ты думаешь. Есть вода, туалет. Комнатка в подвале, так что ветром не задувает. Не гостиница, конечно, но от ветра с дождем спасает. Зайдешь?

– Да нет... Здесь поговорю, – отвечаю я. После зловония Сторожки голова раскалывается, и хочется подышать свежим воздухом.

– Ну, смотри. – И Страж входит в сарайчик один.

Подняв воротник, я сажусь на скамейку и, нервно постукивая каблуками, жду встречи с тенью. На окаменевшей земле местами белеют островки снега. Ближе к вечеру у подножья стены остаются так и не растаявшие сугробы.

Немного погодя Страж выходит из сарайчика и, клацая шипами по мерзлой земле, вразвалку идет через площадь ко мне. Моя тень медленно бредет за ним. «Лошадиным здоровьем», о котором говорил Страж, она явно не блещет. Вид изможденный: от лица остались одни глаза под копной давно нечесаных волос.

– Ладно, болтайте, – говорит мне Страж. – Накопилось, небось, разговоров. Но смотри, особо не забалтывайся. Как прицепится снова – возись потом с нею... И чего цепляться-то? Все одно отрежу. Я прав или нет?

Я киваю. Действительно, все равно ведь отрежет. Просто лишняя работа для него.

Мы с тенью глядим, как он запирает ворота и ступает к Сторожке, гремя ботинками. Лишь когда за ним хлопает тяжелая дубовая дверь, тень присаживается рядом со мной на скамейку. И принимается, как и я, постукивать каблуками о землю. На ней грубой вязки расползшийся свитер, рабочие штаны и подаренные мною ботинки.

– Ты в порядке? – спрашиваю я.

– С чего бы, интересно, мне быть в порядке? – мрачно говорит моя тень. – Холод собачий, жратва как помои...

– Я слышал, у тебя бывает разминка на свежем воздухе.

– Разминка? – ошалело смотрит на меня моя тень. – Вот, значит, как он это называет... Каждый день он вытаскивает меня отсюда и велит помогать ему, когда он сжигает зверей. Мы нагружаем трупами телегу, отвозим за Ворота, вываливаем в лесу, обливаем керосиновым маслом и сжигаем. Но сначала он оттяпывает им головы. Видал его коллекцию ножей? Да он просто ненормальный, этот мужик, разве не ясно? Дай ему волю -весь белый свет порубает в капусту.

– Так он все-таки житель Города?

– Да нет, вряд ли. Его, кажется, кто-то нанял. Сжигать зверей для него – удовольствие. Для жителя Города это немыслимо. С начала зимы он их сжег просто ужас сколько. Сегодня утром еще четыре трупа. Сейчас поедем жечь.

С полминуты мы молчим, синхронно постукивая каблуками о мерзлую землю. Зимняя пташка, чирикнув, срывается с ветки вяза и улетает.

– Твоя Карта дошла до меня, – говорит моя тень. – Нарисована хорошо. И пометки очень ценные. Только поздно.

– Да я и так чуть не загнулся, – оправдываюсь я.

– Знаю. Но это ничего не меняет. С приходом зимы Карта уже не нужна. Получи я ее раньше, все повернулось бы иначе. И план уже был бы готов...

– Какой еще план?

– Побега, какой же еще? Или ты думаешь, мне Карта от нечего делать понадобилась?

Я качаю головой.

– Расскажи побольше об этом Городе, – прошу я. – Какой в нем смысл? Все-таки у тебя почти вся моя память...

– Ну, не совсем так, – говорит тень. – У меня, конечно, осталась бо́льшая часть твоей памяти, но я ведь не могу распоряжаться ею как хочу. Для этого нам пришлось бы снова соединиться. Но пока еще нельзя. Иначе мы перестанем общаться, а тогда всему плану конец... Так что я тоже сижу здесь и пытаюсь сообразить, какой смысл у этого Города.

– Ну и как? Стало понятнее?

– Немного. Но я еще не могу тебе рассказать. Пока не обдумаю все до конца, не смогу четко объяснить. Погоди еще немного. Есть у меня один план, вот-вот додумаю... Не опоздать бы только. Из-за этой проклятой зимы я действительно слабну. Того и гляди, выйдет так, что план планом, а выполнить – сил не хватит. Потому мне и нужна была Карта до начала зимы...

Я гляжу на дерево над головой. Меж толстых веток проглядывают лоскутки угрюмых туч.

– Но отсюда не убежать, – говорю я. – Разве по Карте непонятно? Все выходы перекрыты. Здесь – Конец Света. Назад не вернуться, вперед не продвинуться.

– Я не знаю, что там за конец, но отсюда обязательно должен быть выход. Это я нутром чую. Как будто на небе написано: «Отсюда есть выход». Вот я и думаю: должен быть какой-нибудь способ, вроде птичьего. Куда летят птицы? Наружу. Значит, за Стеной действительно есть внешний мир, а людей из Города туда не пускают. Иначе зачем обносить Город Стеной? А если есть стена, в ней должен быть выход.

– Возможно, – вздохнул я.

– Он есть, и я его найду. Мы с тобой убежим отсюда. Я в такой дыре загибаться не собираюсь.

Тень замолчала и снова застучала каблуком по земле.

– Мне сразу ясно было – это Город-урод. Да и сейчас я думаю так же. Но в своем уродстве он гармоничен. Каждая деталь неправильна, но все подходит друг другу, все имеет свой порядок... Примерно вот так.

Тень каблуком начертила на земле окружность.

– Круг замкнут. Чем дольше я сижу и чего-то жду, тем чаще начинает казаться, будто ониправы, а я ошибаюсь. Уж слишком складно у нихвсе подогнано... Понимаешь, о чем я?

– Понимаю. Мне иногда тоже так кажется. Что моя жизнь в сравнении с Городом – жалкое недоразумение.

– Наоборот! – восклицает тень, рисуя на земле какие-то закорючки. – Это мы правы, а ониошибаются. Мы хотим жить по природе, а ониприроду переделывают. Ты не должен сомневаться. Верь, пока остаются хоть какие-то силы. Иначе сам не заметишь, как Город проглотит тебя, окончательно и бесповоротно.

– Что нормально, что нет – каждый понимает по-своему. А у меня украли память, и я не могу сравнить и понять, что есть что.

Тень кивает.

– Я знаю, ты сейчас не в себе. Но все же попытайся сообразить... Ты веришь в вечный двигатель?

– Да нет... По-моему, его не бывает.

– Вот и здесь так же. Этот Город, безопасный и совершенный, – все равно что вечный двигатель. Совершенных миров не бывает. А этот мир почему-то есть. Значит, откуда-то он получает энергию для поддержания своего уродства.

– Но откуда?

– Этого я пока не пойму. Говорю же, все это только версии. Еще нужно обдумать их до конца. Подожди немного.

– Ну, расскажи хотя бы версии. Может, я чем помогу.

Тень вынимает руки из карманов и, подышав на пальцы, сцепляет их на коленях.

– Да нет, у тебя не получится. У меня ведь болит только тело, а ты болеешь изнутри. Сначала ты должен вылечиться. Иначе мы оба превратимся в мусор еще до побега. Мне нужно посидеть и в одиночку все обдумать. А тебе надо прийти в себя, иначе мы не спасем твою задницу. Это сейчас самое главное.

– Да, я сейчас не в себе, это правда, – говорю я, разглядывая круг на земле. – Никак не могу определиться. Понять, что за человек я был когда-то. И сколько сил остается, когда забываешь себя... Здесь, в Городе, у которого своя сила и свои ценности. Как и ты, я с приходом зимы тоже слабею. И уже не верю в себя, как раньше...

– Да нет же, все не так! – спорит со мной моя тень. – Себя-то ты не теряешь. Просто от тебя скрыли память о том, кто ты на самом деле. Поэтому ты и запутался. Но запомни одно: ты не ошибаешься. Даже если потерял память, твое «я» выведет тебя куда нужно. Оно с тобою всегда, потому что твоему телу для любого поступка нужен вопрос «зачем». А если уж совсем просто, – от себя ты не уйдешь никуда. Ты – это ты. Нужно только верить в себя. Иначе тебя унесет во внешний, чужой мир, и ты не найдешь дорогу обратно до конца жизни.

– Я попробую, – обещаю я.

Моя тень кивает, поднимает голову, долго разглядывает небо. И, ничего не найдя в нем, закрывает глаза.

– Когда я не знаю, куда идти, я всегда вспоминаю птиц, – говорит моя тень. – Глядя на них, я понимаю, что не ошибаюсь. Птицам плевать на порядки в Городе. Ни Стена, ни Ворота, ни зов охотничьего рога не собьют их с пути. Когда звучит рог, ты, надеюсь, смотришь, что в это время делают птицы...

Я слышу, как Страж окликает меня. Время свидания истекло.

– Ты пока не приходи, – шепчет мне тень на ухо. – Когда надо будет, я сам устрою встречу. Этот Страж себе на уме; будем часто встречаться – обязательно что-нибудь заподозрит. Тогда всему плану конец. Поэтому делай вид, будто у нас с тобой разговор не клеится. Понятно?

– Понятно, – киваю я.

– Ну как? – спрашивает Страж, когда я возвращаюсь в Сторожку. – Очень весело разговаривать с тенью, которую давно не видел?

– Не знаю... – качаю я головой.

– Вот и я о том же, – удовлетворенно кивает он.