6
Полковник Уэстон читал своим собеседникам список фамилий и адресов из регистрационной книги.
— Майор Кахуэн и миссис Кахуэн, мисс Памела Кахуэн, мистер Роберт Кахуэн, мистер Ивэн Кахуэн, проживающие по адресу: Райделс Маунт, Лезеркомб.
— Мистер и миссис Мастермен, мистер Эдвард Мастермен, мисс Дженифер Мастермен, мистер Рой Мастермен, мистер Фредерик Мастермен, 5 Марлборо Авеню, Лондон.
Мистер и миссис Гарднер, Нью-Йорк.
Мистер и миссис Редферн, Кроссгейтс, Селдон, Принсез-Райсборо.
Майор Барри, 18, Кардон-стрит, Сент-Джеймс, Лондон.
Мистер Хорас Блатт, 5, Пикерсгилл-стрит, Лондон.
Мистер Эркюль Пуаро, Уайтхейвен-Мэншенз, Лондон.
Мисс Розамунда Дарнли, 8, Кардиган-Корт, Лондон.
Мисс Эмили Брустер, Саутгейтс, Санбери-оф-Тэмз.
Пастор Стефен Лейн, Лондон.
Капитан Маршалл и Миссис Маршал, мисс Линда Маршалл, 73, Апкотт-Мэншенз, Лондон.
Закончив чтение, он выжидательно умолк.
Первым заговорил Колгейт:
— Я думаю, что мы можем сразу же исключить из списка две первые семьи. По словам миссис Касл, Мастермены и Кахуэны приезжают сюда каждое лето с ватагой ребятишек. Сегодня утром они взяли с собой еду и отправились до вечера на прогулку по морю. Они уехали около девяти часов утра. Их гида зовут Эндрю Бастон. Мы можем допросить его, но я уверен, что принимать их во внимание не следует.
— Я с вами согласен, — отозвался Уэстон. — Давайте исключать всех, кого можно! Пуаро, не расскажете ли вы нам вкратце об остальных?
— С удовольствием. Начнем по порядку, с Гарднеров. Это степенная и довольно приятная пара. В роли оратора обычно она. Он лишь соглашается с ее высказываниями. Он играет в теннис и гольф, и когда остается один — я имею в виду, без своей супруги, — ему нельзя отказать в своего рода «холодном» юморе, который не лишен шарма.
— Прекрасно!
— Затем идут Редферны. Муж — привлекательный молодой человек. Великолепный пловец, хороший игрок в теннис и отличный танцор. О его жене я уже говорил. Это тихая, довольно красивая женщина, из тех, кто не бросаются в глаза. Я думаю, что она любит своего мужа. Замечу еще лишь следующее: у нее есть то, чего не было у Арлены.
— Что именно?
— Она умна.
— В любви ум в расчет не принимается! — сказал Колгейт.
— Такая точка зрения существует, верно, — ответил Пуаро. — И все же я думаю, что как бы Редферн ни был увлечен миссис Маршалл, любит он свою жену.
— Очень может быть! Я знаю подобные случаи…
— Беда в том, — заметил Пуаро, — что вы можете сто раз повторить это женщине, она все равно вам не поверит!
Он заглянул в регистрационную книгу.
— Майор Барри. Бывший офицер индийской армии. Большой любитель прекрасного пола. Рассказывает длинные и скучные истории.
— Не утруждайте себя, — прервал его Колгейт, — нам знакомы люди этого типа.
— Мистер Хорас Блатт. Судя по всему, богатый человек. Любит поговорить… особенно о мистере Блатте. Хочет быть со всеми на короткой ноге, что у него не очень получается, так как никто не ищет его общества. Отметим еще один момент: вчера вечером мистер Блатт задал мне массу вопросов. Он показался мне раздосадованным. Я думаю, что с ним что-то не так.
Он сделал паузу и продолжал совсем другим голосом:
— Перейдем к мисс Розамунде Дарнли. Она стоит во главе крупной фирмы дамской одежды «Роз Монд». Что вам сказать о ней? Она знаменита, умна, в ней столько же шарма, что и шика, и она очень привлекательна. Она старая знакомая капитана Маршалла.
— Вот как? — удивился Уэстон.
— Да-да. Они много лет назад потеряли друг друга из вида и встретились здесь.
— Знала ли она, что он приедет сюда?
— Она говорит, что нет.
Он опять заглянул в регистрационную книгу.
— Затем в списке стоит мисс Брустер. Это немного странная женщина. По крайней мере, у меня такое впечатление. У нее мужской голос, манеры ее довольно неотесаны, но мне кажется, что у нее золотое сердце. Она занимается греблей и очень неплохо играет в гольф.
— Остается пастор Стефен Лейн, — подытожил Уэстон. — Что вы можете о нем сказать?
— Только одно: это почти болезненно нервный человек. Больше я ничего о нем не знаю. Я могу лишь заметить, что на мой взгляд, он фанатик.
— Еще один известный нам вид, — заметил Колгейт.
Уэстон закрыл регистрационную книгу.
— Значит, вот чем мы располагаем!… Что случилось, Пуаро? Вы о чем-то задумались?
— Да, — признался Пуаро. — И вот о чем. Сегодня утром, когда миссис Маршалл попросила меня не говорить, что я ее видел, я немедленно сделал из этого определенные заключения. Я решил, что ее муж устроил ей сцену из-за ее отношений с Патриком Редферном и что она должна где-то с ним встретиться, почему и попросила меня не говорить мужу, что мы виделись. Но я ошибся. Ее муж появился на пляже через несколько минут после того, как она уплыла на ялике, а за ним пришел Патрик Редферн, совершенно очевидно разыскивая Арлену. Вот и я задаю себе вопрос: с кем должна была встретиться миссис Маршалл?
Инспектор Колгейт торжествовал.
— Это подтверждает мою теорию! Она должна была встретиться с Икс, приехавшим из Лондона или откуда-то еще.
Пуаро отрицательно покачал головой.
— Мой дорогой друг, — сказал он, — согласно вашей гипотезе, Арлена порвала с мистером Икс. Зачем же ей было идти на свидание с ним?
— А как же вы тогда объясните…
— То-то и оно! — воскликнул Пуаро. — Я не могу себе этого объяснить! Мы только что перебрали всех постояльцев отеля. Это люди не первой молодости и не очень занимательные. Есть ли в их числе кто-нибудь, кого миссис Маршалл могла бы предпочесть Патрику Редферну? Ответ: нет, наверняка нет. И тем не менее, хотим мы этого или нет, она отправилась на встречу с кем-то… и этот кто-то был Патрик Редферн!
— Может быть, она хотела провести утро в одиночестве? — предположил Уэстон.
Широким жестом Пуаро отмел эту гипотезу.
— Сразу ясно, что вы никогда не видели Арлену Маршалл. Один из ваших соотечественников написал однажды эссе, где говорилось о том, насколько заключение в одиночной камере является более жестоким приговором для человека типа Бруммела, чем для человека типа Ньютона. Если бы Арлену Маршалл приговорили к одиночеству, она просто перестала бы существовать, мой дорогой друг. Она могла жить, только окруженная поклонниками. Поэтому я и уверен, что сегодня утром она должна была с кем-то увидеться. Вся проблема в том, чтобы узнать, с кем…
— Давайте пока оставим эту тему, — предложил полковник Уэстон после короткого раздумья. — Теории будем разрабатывать позже, а сейчас займемся допросами остальных. Совершенно необходимо, чтобы эти люди сказали — и не примерно, а точно, — где были сегодня утром в интересующее нас время. Мне кажется, что нам следует начать с маленькой Маршалл.
Споткнувшись на пороге, Линда вошла в кабинет неуклюжей походкой. Взволнованная и краснеющая, она широко раскрыла глаза и, казалось, не смела дышать.
Преисполнившись отцовской симпатии к этой девочке — ибо она была еще совсем девочкой, — которую ему надо было выслушать, как бы это ни было для нее тяжело, полковник Уэстон встал ей навстречу, подвинул стул и попытался придать ей уверенности.
— Поверьте, что я подвергаю вас этому испытанию против моей воли, мисс Линда. Ведь вас зовут Линдой, верно?
— Да, Линдой.
Ее голос был звонким и еще не совсем окрепшим. «Голос школьницы», — подумал Уэстон, глядя на большие, красные и худые руки Линды. Руки школьницы.
— Вам не следует бояться, — мягко произнес он. — Я просто хочу кое о чем вас спросить.
— Об Арлене?
— Да. Видели ли вы ее сегодня утром?
Она тряхнула головой.
— Нет. Арлена всегда спускалась очень поздно. Она завтракала в постели.
— А вы, мадемуазель Линда? — поинтересовался Пуаро.
— О, я всегда встаю! От завтрака в постели раздувается живот!
Спрятав улыбку, Уэстон продолжал:
— Не скажете ли вы мне, что вы делали сегодня утром?
— Сначала я искупалась. Потом позавтракала. Потом я пошла с миссис Редферн на Чайкину скалу.
— В котором часу вы вышли из отеля?
— Мы условились встретиться в холле в пол-одиннадцатого. Я боялась опоздать, но спустилась, наоборот, немного раньше. Но миссис Редферн меня уже ждала, и мы вышли в двадцать семь или двадцать восемь минут двенадцатого.
— И чем вы занимались на Чайкиной скале? — спросил Пуаро.
— Миссис Редферн рисовала. Я же намазалась маслом и легла загорать. Потом я пошла купаться, а Кристина вернулась в отель. Ей нужно было переодеться перед игрой в теннис.
— Который, по-вашему, был час? — с деланным равнодушием спросил Уэстон.
— Когда миссис Редферн ушла в отель? Без четверти двенадцать.
— Вы в этом уверены?
— Абсолютно. Я посмотрела на часы.
— На те, что сейчас на вас?
Линда вытянула запястье.
— Вот на эти.
— Не покажете ли вы их мне?
Линда протянула руку через письменный стол, и Уэстон удостоверился, что часы Линды показывали точно такое же время, что и его собственные часы и настенные часы отеля.
Он улыбнулся, поблагодарил Линду и стал расспрашивать ее дальше.
— Значит, вы искупались?
— Да.
— А потом вы вернулись в отель? Во сколько?
— Было около часа дня. Придя в отель, я и узнала… про Арлену… — произнесла она изменившимся голосом.
— Вы были в хороших отношениях с вашей мачехой? — не без некоторой неловкости спросил Уэстон.
Ответ раздался не сразу.
— Да, — сказала она наконец.
— Вы любили ее? — спросил Пуаро.
— Да. Она была очень добра ко мне.
— Одним словом, — подхватил Уэстон с наигранной веселостью, — она ничем не походила на злую мачеху из детских сказок?
— Нет, — без улыбки ответила она.
— Прекрасно. Я вам задаю этот вопрос только потому, что в семьях иногда возникают на подсознательном уровне легкое соперничество, трения, усложняющие жизнь. К примеру, отец часто бывает товарищем своей дочери, и она может приревновать его к своей новой матери… Доводилось вам испытывать подобное чувство?
Линда слушала его с видимым удивлением, но ее отрицательный ответ прозвучал искренне.
Уэстону было не по себе. Этот допрос тяготил его. Чувство долга вынуждало его задавать вопросы, и он их задавал. Но именно в такие моменты он спрашивал себя, зачем он поступил работать в полицию. Эта профессия сейчас претила ему.
Без малейшего энтузиазма, он продолжил:
— Разумеется, ваш отец во всем следовал желаниям вашей матери?
— Я не знаю.
— Вы понимаете, как я только что говорил, в семьях случаются споры, ссоры… и когда родители не живут в добром согласии, детям не всегда приходится легко. С вами такого никогда не случалось?
— Вы хотите знать, ссорились ли папа и Арлена? — спросила Линда.
— Гм… да.
— Нет, не ссорились, — четко произнесла она. — Папа вообще ни с кем не ссорится. Это не в его стиле.
— А теперь, мисс Линда, я попрошу вас хорошенько подумать. Подозреваете ли вы кого-нибудь в убийстве вашей мачехи? Видели или слышали вы что-нибудь, что может помочь нам найти убийцу?
Линда промолчала добрую минуту. Она не хотела скоропалительно отвечать на такой вопрос и погрузилась в раздумье.
— Нет, — сказала она наконец. — Я не вижу, кто бы мог хотеть убить Арлену. За исключением, конечно миссис Редферн.
— Вы считаете, что миссис Редферн могла убить миссис Маршалл? Почему?
— Потому что ее муж был влюблен в Арлену. Я не думаю, что она действительно хотела ее убить, но она была бы рада, если бы Арлена умерла. Это не одно и тоже.
Нюанс существенный — заметил Пуаро.
— Миссис Редферн, — продолжала Линда, — вообще бы не смогла кого-либо убить. Она не переносит насилия. Вы понимаете, что я имею в виду?
— Очень хорошо понимаю, — подтвердил Пуаро. — И я с вами полностью согласен. Миссис Редферн не из тех женщин, которые способны потерять голову…
Он откинулся на спинку своего кресла и закрыл глаза, словно подбирая слова.
— Нет, — продолжал он, — я не представляю себе ее, одолеваемую бурей страстей, пришедшую в ужас от своей загубленной жизни, от безисходности… Я также не представляю себе ее, устремившую пламенеющий взор на ненавистное лицо… на белокожий затылок… сжимая кулаки до боли в ногтях, твердя себе, с каким наслаждением она возникла бы их в эту плоть…
Он умолк.
Нервно ерзая на стуле, Линда спросила чуть дрожащим голосом:
— Это все? Я могу идти?
Уэстон заверил ее, что вопросы кончены, поблагодарил, встал и проводил ее до двери.
Вернувшись к столу, он закурил и вздохнул.
— Ну и профессия же у нас! Не скрою от вас, что в течение всего этого допроса я чувствую себя самым распоследним хамом. Тоже мне, красивое занятие: выпытывать у девочки, что она знает об отношениях между ее отцом и мачехой! И я ведь сделал все, что мог, чтобы эта малышка надела веревку на шею своего отца. Чертова работа! А делать ее все же надо! Преступление остается преступлением, и этот ребенок может знать лучше всех что-то нам необходимое. Но несмотря на это, я, пожалуй, доволен, что ей оказалось нечего нам рассказать!
— Я так и думал, что это вас обрадует, — сказал Пуаро.
Уэстон кашлянул, скрывая смущение, и продолжил:
— Я вам замечу, Пуаро, что вы немного переборщили с вашей историей о ногтях, которые вонзаются в тело! Разве можно вбивать этой девочке в голову подобные мысли?
— А? — откликнулся Пуаро с полуулыбкой. — Вы считаете, что я хотел вбить ей в голову какие-либо идеи?
— Но вы же это сделали.
Пуаро собрался было возразить, но Уэстон перевел разговор на другую тему.
— В итоге, эта малышка не сообщила нам ничего нового, за исключением того, что у миссис Редферн есть более-менее твердое алиби. Если они действительно пробыли вместе с половины одиннадцатого до без четверти двенадцать, Кристина Редферн выходит из игры. Ревнивица покидает сцену…
— Есть более веские основания считать ее невиновной, — сказал Пуаро. — Я убежден, что она ни физически, ни морально не способна кого-либо удушить. Это противоречит ее спокойному, холодному темпераменту. Она может сильно любить, проявить привязанность, но ждать от нее страстного порыва или жеста, продиктованного гневом, невозможно. К тому же, как я уже вам говорил, у нее слишком маленькие и хрупкие руки.
— Я согласен с Пуаро, — заявил инспектор Колгейт. — Она безусловно вне игры. Доктор Несдон категоричен: Арлена Маршалл была задушена не просто руками, а настоящими лопатами.
— Что ж, — отозвался Уэстон, — будем продолжать. Я думаю, что теперь мы можем заняться Редферном. Я надеюсь, что он уже оправился от своих эмоций…
Патрик Редферн уже вновь обрел свое обычное состояние. Он был немного бледен, но опять, согласно своему обыкновению, владел собой и казался совершенно спокойным.
— Вы Патрик Редферн, и вы проживаете по адресу: Кроссгейтс, Селдон, Принсез-Райсборо? — осведомился Уэстон.
— Да.
— Давно ли вы были знакомы с миссис Маршалл?
Патрик заколебался.
— Три месяца.
— Капитан Маршалл сказал нам, что вы познакомились с миссис Маршалл случайно, встретились с ней на коктейле. Это верно?
— Да.
— Капитан Маршалл дал нам понять, что до приезда сюда вы и миссис Маршалл знали друг друга мало. Так ли это?
Патрик Редферн опять заколебался.
— Не совсем, — произнес он наконец. — По правде говоря, мы с мисс Маршалл довольно часто встречались.
— Без ведома капитана Маршалла?
Редферн слегка покраснел.
— Мне нечего вам сказать.
— А была ли миссис Редферн в курсе этих встреч? — живо заинтересовался Пуаро.
— Я ей, разумеется, сказал, что познакомился со знаменитой Арленой Стюарт.
— Я понимаю. — Голос Пуаро звучал миролюбиво, но настойчиво. — А сказали ли вы ей, что встречались с ней часто?
— Может быть, и нет…
Получив этот результат, Уэстон взял допрос в свои руки.
Договаривались ли вы с миссис Маршалл оба приехать сюда?
На этот раз Патрик не ответил и молчал довольно долго. Затем, после продолжительной внутренней борьбы, он решился:
— Рано или поздно это все равно станет известным, — тихо проговорил он. — Так что стараться вас обмануть бесполезно! Вы наверняка уже знаете, что я любил эту женщину. И когда я говорю «любил», это не то слово. Я ее обожал, я был от нее без ума… Она попросила меня приехать сюда. Сначала я противился этой идее… А потом согласился!.. Что я мог сделать? Попроси она меня о чем угодно, я бы повиновался! Сам знаю, что это глупо, но здесь ничего не изменишь!
— Цирцея, — вполголоса произнес Пуаро.
— Да, Цирцея! Я вынужден это признать. Гордиться здесь нечем, но что мне оставалось делать?
Немного помолчав, он продолжал:
— Я хочу быть откровенен с вами. Зачем что-то от вас скрывать? Я был безумно влюблен в эту женщину. Любила ли она меня? Я не знаю. Она говорила, что да, но на мой взгляд, она принадлежала к той категории женщин, которые, завоевав мужчину, теряют к нему интерес. Я был предан ей душою и телом. И она это знала. Сегодня утром, найдя ее лежащей мертвой на гальке, я словно получил удар кулаком между глаз. Все вокруг меня закружилось, как при нокауте!
— А теперь? — спросил Пуаро.
— Теперь? — переспросил Патрик, не отводя взгляда. — Я рассказал вам всю правду, и мне хотелось бы знать, в какой мере мой рассказ должен быть предан огласке. Ведь никакой связи со смертью Арлены здесь нет. Следует ли доводить эту историю до сведения каждого? Я прошу не столько из-за себя, сколько из-за жены. Это нанесет ей страшный удар…
Опустив глаза, он продолжал:
— О, я знаю, вы мне скажете, что я должен был обо всем этом подумать раньше. И вы будете правы! Вы сочтете меня двуличным человеком, но тем не менее — это чистая правда, — я люблю свою жену. Я ее очень люблю. Арлена была для меня любовной авантюрой, безумием, которое иногда одолевает мужчин!… Единственная женщина, которую я действительно люблю — это Кристина! Я скверно поступил с ней, но даже в самые худшие моменты только она и была для меня важна!
Он вздохнул.
— Я сказал вам правду… Я так хотел бы, чтобы вы мне поверили!
Его голос и все его поведение дышали искренностью.
— Я верю вам, — проговорил Пуаро.
Патрик посмотрел в глаза маленькому человечку и просто ответил:
— Спасибо.
Полковник Уэстон старательно прочистил горло.
— Вы можете быть уверены, мистер Редферн, что изо всей этой истории мы возьмем на заметку лишь то, что непосредственно касается нашего расследования. Если чувства, которые вы питали к миссис Маршалл, не играют в нашем деле никакой роли, мы оставим их в стороне и не будем заводить о них разговор. К сожалению, вы, кажется, не отдаете себе отчет в том, что… интимность ваших отношений с миссис Маршалл, видимо, оказала непосредственное влияние на ее судьбу. Может быть, в ней-то и кроется причина преступления.
— Причина?
— Ну да, мистер Редферн, причина. Вы утверждаете, что капитан Маршалл ничего не знал. А вообразите себе, что он знал?
— Не хотите же вы сказать, что узнав о моих отношениях с его женой, он ее убил?
— Это предположение не пришло вам в голову? — строгим голосом спросил Уэстон.
Редферн опустил голову.
— Нет, — ответил он. — Это не пришло мне в голову. Маршалл такой необычайно спокойный человек, что… Нет, мне это кажется невозможным!
Уэстон задал следующий вопрос:
— Какую позицию занимала миссис Маршалл по отношению к своему мужу? Опасалась ли она, что он узнает о вашей связи? Или это было ей безразлично?
— Она делала все, чтобы он ничего не знал.
— Боялась ли она его?
— Боялась?.. Я уверен, что нет!
Пуаро вмешался в разговор.
— Простите меня, мистер Редферн, если я задам вам нескромный вопрос, но он может оказаться нам полезен. Вы никогда не думали о разводе?
— Никогда. Я вам уже сказал, что я люблю Кристину. Что касается Арлены, то эта мысль, я уверен, никогда не приходила ей в голову. Ее брак давал ей преимущества от которых она никогда бы не отказалась. Ведь Маршалл… как бы выразиться… не просто кто-нибудь. Он благородный и богатый человек.
По его лицу скользнула горькая усмешка.
— Я же был для нее только развлечением, стоящим отнюдь не на первом месте… способом приятно провести время, не больше! Я понял это с самого начала, но, как ни странно, это ничего не изменило в моих чувствах…
Он умолк и задумался.
— Мистер Редферн, было ли у вас сегодня утром назначено свидание с миссис Маршалл? — вернул его к действительности Уэстон.
— Нет, — ответил он, овладев собой. — Обычно мы встречались на пляже во время купания.
— Вы удивились, не увидев ее?
— Да, очень. Я не понимал, где она могла быть.
— Как вы объяснили себе ее отсутствие?
— Я не знал, что думать. Вот я и остался на пляже, надеясь, что она появится с минуты на минуту.
— Если у нее была назначена встреча с кем-то, вы можете представить себе, с кем?
Он отрицательно покачал головой.
— Где вы встречались с миссис Маршалл, когда у вас были свидания?
— Чаще всего у Чайкиной скалы. Это спокойный уголок, и после обеда там тень.
— И больше нигде? Например, в бухте Гномов?
— Нет. Пляж бухты Гномов очень открытое место, с лодки его видно, как на ладони. Мы же не хотели привлекать к себе внимание. По утрам мы никогда не встречались. После обеда — это другое дело: люди отдыхают, разбредаются кто куда, никто не знает, что делают остальные и где они. После ужина, если выдавался хороший вечер, мы ходили гулять по разным уголкам острова…
— Я знаю, — почти невольно вырвалось у Пуаро.
— Одним словом, — заключил Уэстон, — вы ничего не можете сказать нам о том, что привело миссис Маршалл в бухту Гномов.
— Я не имею об этом ни малейшего представления. Столь ранее появление так на нее не похоже!
— Были ли у нее знакомые поблизости?
— Насколько мне известно, нет. Я даже уверен, что нет.
— А теперь, мистер Редферн, я попрошу вас напрячь память. Вы встречались с миссис Маршалл в Лондоне, значит, вы видели кое-каких ее знакомых. Был ли кто-нибудь из них ею обижен? Кто-нибудь, кого вы, например, вытеснили из ее сердца?
Патрик немного подумал.
— Честно говоря, я никого не помню.
Пальцы полковника постукивали по столу.
— Ну что ж! — сказал он. — По всей видимости, у нас есть три возможных варианта. Во-первых, неизвестный убийца, какой-нибудь маньяк, находившийся неподалеку… Конечно, это довольно маловероятное предположение…
— И тем не менее, — тотчас же откликнулся Редферн, — это самое правдоподобное объяснение!
— Я тоже не верю в убийство с целью ограбления. Место это труднодоступное. Преступнику пришлось бы перейти дамбу, пройти перед отелем, пересечь остров и спуститься на пляж по лестнице. Правда, он мог добраться туда и на лодке, но в обоих случаях он оказался там не случайно. Он сделал это преднамеренно.
— Вы говорили о трех возможностях, — напомнил Редферн.
— Гм… да. На острове ведь есть два человека, у которых могло быть основание убить Арлену Маршалл. Первый — это ее муж. А второй — ваша жена…
Патрик подскочил на стуле.
— Моя жена? Уж не хотите ли вы сказать, что моя жена замешана в этом деле?
Он встал и от волнения стал заикаться.
— Это… это безумие!.. Чтобы Кристина… Да это немыслимо! Невообразимо! Вернее, это просто смешно!
— Тем не менее, ревность может явиться серьезным поводом для такого поступка. Ревнивые женщины теряют над собой контроль…
Редферн горячо встал на защиту жены.
— Другие, может быть, но не Кристина! Какой бы несчастной она себя ни чувствовала, она не из тех, кто… Да она просто неспособна на насилие!
Эркюль Пуаро с удовольствием отметил про себя, что слово «насилие», недавно непроизвольно сорвавшееся с уст Линды в разговоре о Кристине, было на этот раз произнесено Редферном. И он опять подумал, что оно было удачно выбрано.
— Нет-нет, — продолжал Патрик свою пламенную речь, — это предположение абсурдно. Арлена была вдвое сильнее Кристины. Я не уверен, что у Кристины хватит сил, чтобы задушить котенка, и я совершенно убежден, что она никогда не одолела бы такую сильную и энергичную женщину, как Арлена! К тому же, Кристине ни за что не удалось бы спуститься по лестнице, ведущей в бухту. У нее со второго пролета закружилась бы голова. Нет, об этом и речи быть не может!
Полковник Уэстон машинально дергал себя за мочку.
— Если рассматривать вещи под таким углом, то я согласен с вами: эта гипотеза наталкивается на серьезные препятствия. Но ведь первое, что мы должны принимать во внимание, это повод…
Он встал, чтобы проводить Редферна к двери, и добавил:
— Повод и материальную возможность…
Когда Редферн вышел, Уэстон улыбнулся и сказал:
— Я не счел нужным сообщить ему, что у его жены есть алиби. Я хотел увидеть его реакцию. Его всего затрясло, а?
— Выставленные им аргументы кажутся мне более убедительными, чем самое надежное алиби, — откликнулся Пуаро.
— Я и так не верю в виновность его жены! Она не могла убить Арлену Маршалл. Физически не могла, как вы выразились. Маршалл мог бы быть виновным, но, по всей видимости, это и не его рук дело.
Инспектор Колгейт кашлянул, чтобы привлечь к себе внимание.
— Я думал над его алиби, — сказала он. — А не мог ли он, решив убить свою жену, заготовить письма заранее?
— Неплохая мысль, — согласился Уэстон. — Надо будет этим заняться…
Он внезапно умолк: в комнату вошла Кристина Редферн.
Она выглядела, как всегда, очень спокойной, но держалась с легким налетом аффектации. На ней были белая теннисная юбка и голубой пиджак, подчеркивающий ее бледный, присущий блондинкам цвет лица. Она казалась очень хрупкой, но ее черты выражали решительность, храбрость и здравый смысл.
«Какая милая женщина, — подумал полковник. — Может быть, немного блеклая, но, во всяком случае, слишком снисходительная к своему ловеласу-мужу. Впрочем, он еще молод и успеет исправиться. Можно же один раз в жизни свалять дурака!»
Он предложил миссис Редферн сесть и сказал:
— Миссис Редферн, мы вынуждены соблюдать заведенный порядок и, согласно требованиям расследования, спрашиваем у каждого, что он делал сегодня утром. Прошу меня извинить…
— Я прекрасно понимаю, — ответила Кристина Редферн мягким, хорошо поставленным голосом. — С чего следует начинать?
Слово взял Пуаро.
— С самого начала. Что вы сделали, встав сегодня утром?
— Дайте мне собраться с мыслями. Прежде чем спуститься завтракать, я зашла в номер к Линде Маршалл, и мы договорились встретиться в холле в пол-одиннадцатого и пойти на Чайкину скалу.
— Вы не купались до завтрака?
— Нет. Я делаю это очень редко.
Улыбнувшись, она пояснила:
— Я люблю входить в хорошо прогретую воду.
— А ваш муж купается сразу же, как встает?
— Да, почти всегда.
— Было ли это в привычках у миссис Маршалл?
— О нет! Миссис Маршалл принадлежала к тем людям, которые появляются на всеобщее обозрение только поздно утром!
Ее голос стал холодным и резким.
Пуаро изобразил смущение и извинился.
— Простите меня за то, что я вас прервал, мадам. Итак, мы остановились на том, как вы зашли в номер Линды Маршалл. Который был час?
— Я думаю, в пол-восьмого… Нет, немного больше.
— Мадемуазель Маршалл была уже на ногах?
— Да. Она как раз в этот момент вернулась к себе.
— Как? Откуда? — спросил Уэстон.
— Она сказала мне, что ходила купаться.
Эркюль Пуаро заметил, что, прежде чем ответить, она слегка заколебалась.
— Что было дальше?
— Я позавтракала.
— А потом?
— Потом я поднялась к себе в номер, собрала принадлежности для рисования и взяла альбом. А потом мы ушли.
— Вместе с Линдой Маршалл?
— Да.
— Который был час?
— Наверное, пол-одиннадцатого.
— Куда вы пошли?
— На Чайкину скалу. Это маленький пляж на берегу острова. Там мы и устроились. Я рисовала, а Линда загорала.
— Во сколько вы ушли оттуда?
— Без четверти двенадцать. В полдень я должна была играть в теннис, и мне нужно было переодеться.
— На вас были часы?
— Нет. Я спросила время у Линды.
— А потом?
— Я собрала свои вещи и вернулась в отель.
— А мадемуазель Линда? — спросил Пуаро.
— Линда? Она пошла купаться.
— Вы были далеко от моря?
— Да, довольно далеко от края воды, у подножия скал. Я устроилась в тени, а Линда на солнышке.
— Когда вы уходили с пляжа, мадемуазель Линда была в воде?
Кристина наморщила лоб, припоминая.
— Дайте вспомнить… Когда я закрывала коробку с рисовальным принадлежностями, она бегала по берегу… Да, я услышала, как она бросилась в волны в тот момент, когда я начала подниматься по тропинке, ведущей наверх.
— Вы в этом уверены, мадам? Вы видели ее в воде?
— Да.
Она удивилась Пуаро, который так настоятельно расспрашивал ее об этой детали. Уэстон тоже был удивлен.
— Продолжайте, миссис Редферн, — попросил он.
— Я вернулась в отель, переоделась и присоединилась к остальным игрокам.
— К кому именно?
— Я играла с капитаном Маршаллом, мистером Гарднером и мисс Дарнли. Мы как раз закончили второй сет и начали третий, когда нам сообщили о… о смерти миссис Маршалл.
Пуаро опять вмешался.
— О чем вы подумали, мадам, узнав эту новость?
— О чем я подумала?
На ее лице проступило явное неудовлетворение.
— Да, о чем вы подумали? — настаивал Пуаро.
— Господи, — медленно сказала Кристина, — я подумала, что это ужасная смерть!
— Да-да, конечно… Но это реакция любого человека. Подобная смерть возмутит каждого! Я же хочу знать, какова была ваша личная реакция.
Она, казалось, не понимала его вопроса, и он добавил, глядя ей прямо в глаза:
— Мадам, я взываю к вашему уму, вашему здравому смыслу и способности суждения. За время вашего пребывания здесь, у вас наверняка сложилось определенное впечатление о миссис Маршалл, о том, какого рода женщиной она была.
Кристина осторожно ответила:
— Боже мой, когда живешь в одном отеле…
— Это вполне естественно, — сказал Пуаро. — Потому-то я и спрашиваю вас, мадам, действительно ли вас удивило то, как умерла Арлена Маршал?
— Мне кажется, теперь я понимаю, что вы хотите узнать, — медленно проговорила Кристина. — Что ж, я не испытала того, что можно назвать удивлением. Скорее, это было чувство отвращения. Она была одной из таких женщин, у которых…
— У которых может так сложиться судьба, — закончил за нее Пуаро. — Мадам, это самые верные слова из всех тех, что сегодня были сказаны в этой комнате. А теперь, не изволите ли вы, забыв о ваших личных чувствах, рассказать нам, что вы думаете о миссис Маршалл?
— Есть ли в этом теперь необходимость?
— Может быть…
— Что же вам сказать…
Она оставалась спокойной, но ее щеки слегка порозовели, и во всем ее облике наступила перемена. Теперь в ней было меньше светской женщины и больше просто женщины.
— Что ж, для меня она была презренным существом, неизвестно зачем живущим на свете, бессердечным и глупым. Она не думала ни о чем, кроме своих туалетов, мужчин и поклонников, которым они ее окружали. Она была совершенно бесполезной… привлекательной, да, очень привлекательной, но живущей пустой, бесцельной жизнью, одной из тех, которые могут плохо кончиться… Вот почему ее смерть не удивила меня! Эта женщина пробуждала самые низменные инстинкты во всех, кто приближался к ней… Она была из тех, которым хорошо только в скверне и низости, которые всегда оказываются впутанными в гнусные истории шантажа, ревности и преступления…
Словно выдохнувшись, она умолкла, и ее губы сложились в жесткую презрительную складку.
Полковник Уэстон подумал, что найти женщину, более непохожую на Кристину, было бы трудно, но заметил про себя и то, что будь он женат на ней или ей подобной, ему бы, рано или поздно, захотелось глотнуть свободы, и тогда Арлена Маршалл показалась бы ему крайне соблазнительной.
Из всего сказанного Кристиной его, тем не менее, поразило одно слово.
Он облокотился на стол.
— Миссис Редферн, почему, говоря об Арлене Маршалл, вы употребили слово «шантаж»?
