Глава 14
Рассказ Эйды Мейсон
– У меня не хватает слов, мсье, чтобы передать весь ужас и отчаяние, в которые нас повергла эта трагедия. Позвольте выразить вам наше глубокое и искреннее сочувствие, – обратился к ван Олдину судебный следователь Карреж.
Комиссар Ко выразил соболезнование невнятным бормотанием. Однако ван Олдин резким жестом отмахнулся от ужаса, отчаяния и сочувствия. Эта сцена происходила в полицейском суде Ниццы. Кроме Каррежа, комиссара и ван Олдина, в помещении присутствовало еще одно лицо.
– Необходимы быстрые действия, мсье ван Олдин, – заговорил этот человек.
– О! – воскликнул комиссар. – Я ведь еще не представил вас! Это мсье Эркюль Пуаро, о котором вы, мсье ван Олдин, несомненно, слышали. Хотя он уже несколько лет как удалился от дел, но до сих пор пользуется известностью как один из величайших в мире детективов.
– Рад с вами познакомиться, мсье Пуаро, – отозвался ван Олдин. – Вы действительно удалились от дел?
– Да, мсье. Теперь я наслаждаюсь жизнью. – Маленький человечек сопроводил эту фразу красноречивым жестом.
– Случайно мсье Пуаро также ехал в «Голубом поезде», – объяснил комиссар, – и любезно согласился предоставить в наше распоряжение свой богатый опыт.
Миллионер внимательно посмотрел на знаменитого детектива.
– Я очень богат, мсье Пуаро, – неожиданно сказал он. – Считается, будто богачи думают, что они могут купить все и всех. Это не так. Однако в своей области я значительное лицо и вправе попросить о любезности другое значительное лицо.
Детектив одобрительно кивнул:
– Хорошо сказано, мсье ван Олдин. Я полностью к вашим услугам.
– Благодарю вас, – кивнул миллионер. – Могу лишь сказать, что, обратившись ко мне в любое время, вы не найдете меня неблагодарным. А теперь к делу, джентльмены.
– Я предлагаю, – начал Карреж, – допросить горничную, Эйду Мейсон. Насколько я понимаю, она здесь?
– Да, – ответил ван Олдин. – Мы подобрали ее в Париже. Она очень расстроилась, узнав о смерти хозяйки, но излагает свою историю достаточно связно.
– Тогда побеседуем с ней, – решил следователь.
Он позвонил в звонок на письменном столе, и через несколько минут в комнату вошла Эйда Мейсон.
Она была строго одета в черное – даже сменила серые дорожные перчатки на черные замшевые, – а кончик ее носа заметно покраснел. Окинув тревожным взглядом кабинет судебного следователя, горничная увидела отца своей хозяйки и как будто немного успокоилась. Карреж гордился своей обходительностью и делал все возможное, чтобы не напугать лишний раз свидетельницу. В этом ему помогал Пуаро, выступавший в качестве переводчика, – его дружелюбное поведение ободряло англичанку.
– Ваше имя Эйда Мейсон, не так ли?
– При крещении меня назвали Эйда Битрис, сэр, – чопорно ответила горничная.
– Отлично. Мы понимаем, Мейсон, что вы очень расстроены случившимся.
– Конечно, сэр. Я служила у многих леди, и они, надеюсь, всегда были мною довольны. Мне и в голову не приходило, что с моей хозяйкой может такое произойти. Разумеется, я читала о подобных историях в воскресных газетах и знала, что в этих иностранных поездах… – Горничная внезапно умолкла, сообразив, что разговаривает не с англичанином.
– Ну, давайте поговорим об этом деле, – сказал следователь. – Насколько я понимаю, во время вашего отъезда из Лондона не было речи о том, что вы останетесь в Париже?
– Нет, сэр. Мы должны были ехать прямо в Ниццу.
– А вы бывали раньше с вашей хозяйкой за границей?
– Нет, сэр. Я ведь прослужила у нее всего два месяца.
– В начале путешествия ваша хозяйка вела себя как обычно?
– Она казалась немного расстроенной и все время раздражалась – ей было нелегко угодить.
Карреж кивнул:
– И когда же вы впервые услышали, что остаетесь в Париже?
– На Лионском вокзале, сэр. Моя хозяйка собиралась прогуляться по платформе. Но, выйдя в коридор, она вскрикнула и вернулась в купе вместе с джентльменом. Хозяйка закрыла дверь между ее и моим купе, так что я ничего не видела и не слышала, пока она не открыла ее снова и не сказала, что ее планы изменились. Миссис Кеттеринг дала мне денег, велела сойти с поезда и отправиться в отель «Риц», где ее хорошо знают и предоставят мне комнату. Там я должна была дожидаться ее распоряжений телеграфом. Едва я успела собрать вещи и спрыгнуть на перрон, как поезд отошел. Все делалось в спешке.
– А где был тот джентльмен, когда миссис Кеттеринг давала вам указания?
– Стоял в смежном купе, сэр, глядя в окно.
– Вы можете описать его нам?
– Понимаете, сэр, я едва его видела. Он почти все время стоял спиной ко мне. Высокий темноволосый джентльмен в синем пальто и серой шляпе – вот и все, что я могу сказать.
– Он был одним из пассажиров поезда?
– Не думаю, сэр. По-моему, он пришел на вокзал повидать миссис Кеттеринг. Конечно, я могу и ошибаться – возможно, он тоже ехал в поезде. – Мейсон казалась слегка взволнованной этим предположением.
– Так! – Карреж быстро сменил тему: – Ваша хозяйка попросила проводника не будить ее утром. Как по-вашему, это было на нее похоже?
– Да, сэр. Хозяйка никогда не завтракала и плохо спала по ночам, поэтому любила отсыпаться утром.
– Среди багажа был красный сафьяновый футляр, не так ли? – продолжал следователь. – С драгоценностями вашей хозяйки?
– Да, сэр.
– Вы взяли его с собой в «Риц»?
– Футляр с драгоценностями в «Риц»? – испуганно переспросила Мейсон. – Конечно нет, сэр!
– Значит, вы оставили его в купе?
– Да, сэр.
– Не знаете, у вашей хозяйки с собой было много драгоценностей?
– Достаточно, сэр. Это меня тревожило из-за разных историй об ограблениях за границей. Конечно, драгоценности были застрахованы, но все равно это большой риск. Хозяйка говорила мне, что одни рубины стоят несколько сотен тысяч фунтов.
– Рубины? – внезапно вмешался ван Олдин. – Какие рубины?
Мейсон повернулась к нему:
– Думаю, те, которые вы не так давно подарили ей, сэр.
– Господи! – воскликнул ван Олдин. – Неужели она взяла их с собой? Я же просил ее оставить рубины в банке.
Мейсон скромно кашлянула, что, очевидно, входило в профессиональный арсенал средств горничной. На сей раз кашель ясно выражал, что ее хозяйка любила поступать по-своему.
– Рут, должно быть, помешалась! – пробормотал ван Олдин. – Что ей могло прийти в голову?
Карреж в свою очередь многозначительно кашлянул, заставив ван Олдина обратить внимание на него.
– Думаю, на данный момент этого достаточно, – сказал он горничной. – Если вы пройдете в соседнюю комнату, мадемуазель, вам зачитают вопросы и ответы, а вы подпишете протокол.
Мейсон вышла в сопровождении клерка, а ван Олдин обернулся к следователю:
– Ну?
Карреж выдвинул ящик стола, достал оттуда письмо и передал его ван Олдину.
– Это нашли в сумочке мадам.
«Chere amie, – говорилось в письме. – Обещаю тебе быть благоразумным и осмотрительным – хотя это тяжко для влюбленного. Оставаться в Париже, по-видимому, было бы неосторожно, но Иль-д’Ор вдалеке от мира, поэтому можешь не сомневаться: оттуда ничего не просочится. Как это похоже на тебя и твою чуткость – проявлять такой интерес к книге о знаменитых драгоценностях, над которой я работаю! Ты предоставляешь мне колоссальную привилегию видеть и трогать эти исторические рубины. Я посвящу отдельную главу «Огненному сердцу». Мое сокровище! Скоро я постараюсь компенсировать тебе все эти печальные годы разлуки и пустоты.
Обожающий тебя
Арман».
