Глава 8

Две недели подряд в дверь никто не звонил — если не считать молчаливых курьеров, приходивших по вторникам после обеда. Странный тип, назвавшийся сборщиком взносов из «Эн-эйч-кей», пообещал непременно вернуться. И, судя по голосу, действительно намеревался это сделать. По крайней мере, так показалось Аомамэ. Но с тех пор он так и не появился. Видимо, очень занят на остальных маршрутах.

День за днем протекали размеренно и спокойно. Ничего не случалось, никто не приходил, телефон молчал. Безопасности ради Тамару сократил число звонков до минимума. Аомамэ, как обычно, жила с задернутыми шторами — тихо и незаметно. Даже на тренажере старалась заниматься бесшумно. Каждый день мыла пол, не спеша готовила еду. Смотрела видео с уроками испанского (по ее просьбе Тамару прислал кассету), старательно повторяя каждую фразу вслух. Если долго не разговаривать, мышцы рта атрофируются, их нужно разминать осознанно. Изучение иностранного языка оптимально для такой тренировки. Ее давно влекла романтика Южной Америки. Будь у нее свобода выбора — поселилась бы в какой-нибудь маленькой южноамериканской стране. Например, в Коста-Рике. Снимала бы небольшую виллу на берегу, купалась в море да читала книжки. Если не шиковать, наличных из сумки хватило бы лет на десять. Да и те, кто ее преследует, вряд ли когда-либо доберутся до Коста-Рики.

Занимаясь испанским, Аомамэ представляла свою мирную жизнь на морском берегу. Нашлось бы в такой жизни место и для Тэнго? Она закрывала глаза и воображала, как они вдвоем загорают на пляже Карибского моря. Она — в узеньком черном бикини и темных очках — сжимает руку лежащего рядом Тэнго. Но почему-то в этой картинке ничто не трогало душу. Все равно что рекламный плакат какой-нибудь туристической фирмы.

Когда Аомамэ не могла придумать, чем заняться, она чистила пистолет. Строго по инструкции разбирала «хеклер-унд-кох», каждую деталь протирала тряпкой, надраивала щеточкой, смазывала маслом. Затем собирала — и проверяла, что все работает как нужно. Теперь она проделывала это автоматически. Оружие действительно стало частью ее самой.

Часам к десяти она забиралась с книгой в постель, читала несколько страниц и засыпала. С детства сон приходил к ней легко, а от мерно бегущих строк глаза очень скоро слипались сами. Тогда Аомамэ гасила торшер, прижималась щекой к подушке — и, если не происходило ничего необычного, так и спала до утра.

Сны Аомамэ видела крайне редко. По крайней мере, наутро почти ничего не помнила. Лишь несколько бессвязных обрывков иногда оседало на задворках сознания, но сюжетов в памяти не оставалось. Слишком уж глубокими были ее сновидения. Точно глубоководные рыбы, что никогда не выплывают на поверхность. А если и выплывают — теряют всякие очертания.

Но здесь, в своем убежище, она видит сны буквально каждую ночь. Очень яркие и реалистичные. И после каждого просыпается. Открывает глаза и долго не может понять, сон вокруг или явь. Такого не случалось с ней еще никогда. Она видит цифры электронных часов у подушки. 01:15, 02:37, 04:07. Закрывает глаза, пытается снова заснуть. Но получается плохо. Две разные реальности борются за ее сознание, точно морская и пресная вода в устье большой реки.

«Что делать, подруга, — повторяет она себе. — Ты ведь даже не знаешь, реален ли этот двулунный мир, в который тебя занесло. Что удивляться, если в таком мире даже сна от яви не отличишь? Не говоря уже о том, что ты своими руками укокошила несколько человек, еле ноги унесла от религиозных фанатиков и теперь прячешься, как зверь в глубокой норе. Разумеется, нервы у тебя на пределе, тебе страшно. Кончики твоих пальцев еще помнят чужую смерть. Не исключай, что заснуть спокойно тебе не удастся уже никогда. Может, это и есть расплата за то, что ты совершила…»

Снов, которые она видит, всего три. По крайней мере, никаких других она вспомнить не может.

В первом всегда гремит гром. Комната утопает во мраке, и гром не стихает ни на секунду. Только молния не сверкает. Совсем как в тот вечер, когда она отправила Лидера на тот свет. Аомамэ лежит в постели голая, а по комнате кто-то передвигается. Медленно и осторожно. По ковру с длинным ворсом. Воздух вокруг тяжелый и спертый. Оконные стекла мелко дрожат от громовых раскатов. Ей страшно: она понятия не имеет, что это рядом с нею. Человек? Животное? Или ни то, ни другое? Вскоре Нечто покидает комнату. Но не через дверь или окно. Просто медленно отдаляется, а затем исчезает вовсе. И наконец оставляет ее одну.

Аомамэ нашаривает кнопку торшера, включает свет. Вылезает из кровати и оглядывается. В стене напротив кровати — дыра, через которую смог бы протиснуться человек. Но дыра нестабильна — она шевелится и меняет форму, то увеличиваясь, то уменьшаясь, словно живая. Нечто вышло из комнаты через эту дыру. Аомамэ заглядывает в нее, но внутри — лишь бездонная тьма. Густая и плотная — кажется, можно отрезать кусок и взять его в руки. Аомамэ любопытно и страшно одновременно. Сердце чуть не выскакивает из груди. На этом сон обрывается.

Во втором сне Аомамэ стоит на обочине хайвэя. Тоже голая. Люди таращатся на нее из застрявших в пробке автомобилей. В основном — мужчины, но есть и женщины. Они разглядывают ее маленькую грудь, пышный ежик волос у нее на лобке и придирчиво все это оценивают. Недовольно хмурятся, натянуто улыбаются или зевают. А то и равнодушно глядят сквозь нее. Аомамэ хочет прикрыть наготу. Хотя бы грудь и промежность. Какой-нибудь тряпкой или газетой. Но под рукой ничего подходящего нет. А кроме того, отчего-то (не понять отчего) она не способна шевелить руками. Порывистый ветер возбуждает соски, ерошит волосы на лобке.

Но самое ужасное — как назло, у нее вот-вот начнутся месячные. Внизу живота уже совсем горячо. Что же делать, если перед всей этой публикой пойдет кровь?

Но тут открывается дверца серебристого «Мерседеса»-купе, из него выходит элегантно одетая женщина средних лет — светлые туфли на каблуках, темные очки, серебряные серьги. Стройная, ростом и фигурой похожа на Аомамэ. Пробравшись между застывших автомобилей, женщина снимает светло-желтое весеннее пальто — не очень длинное, до колен, — и надевает на Аомамэ. Пальто легкое, как перышко, простого покроя, но, видимо, дорогое. На Аомамэ сидит как влитое, словно шито на заказ. Незнакомка застегивает его до последней пуговицы.

— Я не знаю, когда смогу вернуть вам его, — говорит Аомамэ. — И к тому же боюсь, запачкаю кровью…

Ничего не ответив, женщина едва заметно кивает, разворачивается и, лавируя меж автомобилей, возвращается к своей машине. Сев за руль, машет Аомамэ. Или так только кажется? В легком, мягком пальто Аомамэ чувствует себя точно бабочка в Коконе. Наконец-то все самое сокровенное скрыто от посторонних глаз. И тут, словно дождавшись своего часа, по ее бедрам стекают первые струйки крови. Теплой, густой. И лишь глянув вниз, Аомамэ понимает, что это не кровь, а какая-то бесцветная жидкость.

Третий сон словами толком не описать. В нем нет ни сюжета, ни событий, ни каких-либо сцен. Есть только движение. Аомамэ словно перемещается без остановки во времени и пространстве. Когда и где это происходит — неважно. Главное в том, чтобы не оставаться на месте. Все вокруг постоянно течет, изменяется; в этой текучести и рождается некий великий смысл. И чем дольше Аомамэ в таком состоянии, тем призрачнее делается ее тело. Она смотрит на свои ладони — и различает то, что за ними. Глядит на живот — и видит кости и внутренние органы. «Этак я скоро совсем исчезну, — думает Аомамэ. — Что же случится со мной, когда я стану невидимой?» Но ответа она не знает.

В два часа дня звонит телефон и будит Аомамэ, задремавшую на диване.

— Новости есть? — спрашивает Тамару.

— Никаких, — отвечает она.

— А человек из «Эн-эйч-кей»?

— Больше не появлялся. Грозился прийти, но, похоже, только запугивал.

— Возможно, — допускает Тамару. — Только оплата за «Эн-эйч-кей» у тебя переводится автоматически через банк. Об этом написано в квитанции, наклеенной на двери твоей квартиры. Сборщик взносов не мог бы ее не заметить. Так мне объяснил по телефону их сотрудник. Сказал, что здесь какая-то ошибка.

— Значит, я все-таки не должна ему открывать?

— Главное — не привлекать ничьего внимания! Лично я не люблю, когда такие ошибки допускают у меня перед носом.

— Ну, все на белом свете ошибаются то и дело.

— Белый свет — белым светом. А я — это я, — подчеркивает Тамару. — Чего бы странного с тобой ни случалось, о любой мелочи немедленно сообщай.

— Об «Авангарде» что-нибудь слышно?

— Затаились, как в могиле. Словно ничего не произошло. Внутри секты, может, что-то и движется, но снаружи ничего не разобрать.

— Но я слышала, у вас в секте есть информатор?

— Информация поступает, но крайне скудно. Похоже, там закручивают гайки. И этот кран теперь перекрыли.

— Но меня все еще ищут, верно?

— После смерти Лидера в их руководстве, конечно, образовалась большая дыра. Кто станет его преемником и куда поведет секту, похоже, еще не решили. Но в том, что тебя необходимо поймать во что бы то ни стало, все они сходятся. Этот факт сомнению не подлежит.

— Не очень веселый факт.

— В любом факте главное — весомость и точность. А уж какие эмоции он вызывает — дело десятое.

— Так или иначе, — говорит Аомамэ, — если они меня сцапают и поймут, кто за мной стоял, у вас тоже начнутся неприятности.

— Вот потому мы и хотим как можно скорее переправить тебя туда, докуда они не дотянутся.

— Отлично понимаю. И все-таки подождите еще немного.

— Она готова ждать до конца года. Поэтому и я подожду.

— Спасибо.

— Лично меня благодарить не за что.

— Мне виднее, — настаивает Аомамэ. — Да! И еще… При следующей доставке хотелось бы получить одну вещь. Хотя с мужчинами и неловко о ней говорить…

— Я надежен, как каменная стена, — отзывается Тамару. — И при этом стопроцентный гей.

— Мне нужен тест на беременность. В трубке повисает молчание.

— Ты полагаешь, что тебе это необходимо, — наконец уточняет Тамару.

Это не звучит как вопрос, и она ничего не отвечает.

— Ты считаешь, что забеременела?

— Я этого не сказала.

Мозг Тамару, похоже, начинает работать с бешеной скоростью. Похоже, если прислушаться, можно услышать, как в голове у него что-то гудит.

— Ты не считаешь, что забеременела, но тест сделать нужно?

— Да.

— Занятная головоломка.

— Извините, но больше пока ничего сообщить не могу. Достаточно простого теста, который продается в любой аптеке. А еще хорошо бы книгу, в которой подробно рассказывают о женской физиологии и менструациях.

Тамару опять умолкает. Очень жестким, спрессованным безмолвием.

— Пожалуй, я лучше перезвоню, — проговорил он наконец. — Не возражаешь?

— Конечно, нет.

Он издал горлом странный звук, и разговор оборвался.

Через пятнадцать минут телефон опять звонит. И впервые за долгое время Аомамэ слышит голос хозяйки «Плакучей виллы». Ей даже чудится, будто они со старушкой снова сидят в оранжерее. В огромном теплом пространстве, где порхают диковинные бабочки, а время течет неспешно.

— Ну, как твои дела?

— Размеренно, — отвечает Аомамэ.

И по просьбе Хозяйки подробно рассказывает о своем распорядке дня, о физических упражнениях и рационе.

— Конечно, так долго сидеть в четырех стенах тяжело, — сетует Хозяйка. — Но у тебя сильная воля, и я за тебя не переживаю. Уверена, ты со всем справишься. Искренне желаю тебе поскорее оттуда выбраться и переехать в безопасное место. Но если по какой-то причине хочешь задержаться — я уважаю твое желание.

— Благодарю вас.

— Нет, это я должна благодарить. Ты ведь так превосходно справилась со своей работой…

Хозяйка молчит.

— Мне сказали, тебе нужен тест на беременность, — неожиданно добавляет она. — Это правда?

— Задержка уже три недели.

— А раньше сбоев не было?

— С десяти лет начинались двадцать девятого числа каждого месяца. Никогда не задерживались даже на сутки. Все было точно, как фазы луны. Ни единого сбоя.

— Сейчас ты в непростом положении. Меняется и душевное равновесие, и биоритмы. Может, просто цикл сместился?

— Вполне вероятно. Хотя ничего подобного не случалось еще ни разу.

— Тамару сказал, ты не знаешь, беременна или нет.

— Последний раз я спала с мужчиной полгода назад. После этого — ни с кем ничего.

— Тем не менее ты не исключаешь, что забеременела. У тебя есть повод так думать? Кроме задержки как таковой…

— Я это просто чувствую.

— Просто чувствуешь?

— Такое ощущение.

— Ощущение, будто у тебя внутри что-то происходит?

— Если помните, как-то у малышки Цубасы вы рассказывали о яйцеклетках, — отвечает Аомамэ. — О том, что их у женщины ограниченное количество.

— Помню. Каждой женщине от природы дается примерно четыреста яйцеклеток, и каждый месяц они по одной выходят наружу… Да, был такой разговор.

— У меня очень четкое ощущение, будто сейчас одна из моих яйцеклеток оплодотворена. Но я не могу это как следует объяснить. И до конца ни в чем не уверена.

Старушка задумывается.

— Я родила двоих детей, — наконец говорит она. — Поэтому, кажется, понимаю, о чем ты. Но ты говоришь, что могла забеременеть без связи с мужчиной. У меня в голове это не укладывается.

— У меня тоже.

— Извини за бестактность, но у тебя не могло случиться контакта, пока ты была без сознания?

— Это исключено. Я всегда себя контролирую.

— Я считала тебя человеком, способным мыслить логично и хладнокровно, — молвит Хозяйка, тщательно подбирая слова.

— Стараюсь, чтобы так оно было и дальше.

— Тем не менее ты думаешь, что могла забеременеть без полового акта.

— Если точнее — не исключаю такой возможности, — отвечает Аомамэ. — Хотя, конечно, допускать это нелогично.

— Я тебя поняла, — отзывается старушка. — Во всяком случае, подождем результатов. Тесты на беременность тебе доставят завтра. Тем же способом и в то же время, что и всегда. Для надежности купят несколько разных.

— Спасибо, — говорит Аомамэ.

— Если предположить, что зачатие все же произошло — когда именно это могло случиться?

— Видимо, тем вечером во время грозы, когда я ходила в гостиницу «Окура».

Старушка еле слышно вздыхает.

— Ты уверена?

— Вполне. Тот вечер как раз приходился на период, когда легко забеременеть.

— Выходит, ты беременна уже два месяца?

— Да, — подтверждает Аомамэ.

— Не тошнит? Обычно это бывает на раннем сроке.

— Вовсе нет. Сама удивляюсь.

— Если результат положительный — что будешь делать?

— Прежде всего, нужно будет понять, кто биологический отец ребенка. Для меня это крайне важно.

— А кто он, ты не догадываешься?

— Пока нет.

— Ясно, — невозмутимо реагирует старушка. — Что бы ни случилось, я всегда на твоей стороне. И сделаю все, что могу, ради твоей защиты. Помни об этом.

— Простите, что отвлекаю такими вопросами в столь нелегкое время, — говорит Аомамэ.

— Ну что ты. Все абсолютно естественно. Для любой нормальной женщины важнее этих вопросов ничего нет. Делай тест, сообщай результат. А там и подумаем вместе, что дальше.

И Хозяйка тихонько кладет трубку.

В дверь стучат. Аомамэ занимается йогой на полу в спальне, но тут же замирает и прислушивается. Стучат громко, настойчиво. И как-то очень знакомо.

Аомамэ открывает ящик шкафа, достает пистолет, снимает с предохранителя. Передергивает затвор, досылает патрон в патронник. Затыкает оружие сзади за пояс трико, прокрадывается на кухню — и, вцепившись в рукоятку софтбольной биты, смотрит на входную дверь.

— Господин Такаи! — кричат за дверью грубо и хрипло. — Господин Такаи, вы дома? Это ваш друг «Эн-эйч-кей»! Пришел собрать взносы за телевидение!

Рукоять биты обмотана шероховатой виниловой лентой. Специально, чтоб не скользила в пальцах.

— Господин Такаи! — надрывается неизвестный. — Я знаю, что вы дома! Перестаньте прятаться. Господин Такаи, вы дома и слышите меня!

Все то же, что и в прошлый раз. Словно прокручивает запись на магнитофоне.

— Или вы решили, что я просто вам угрожал? О нет, я держу слово. И если у вас должок, непременно за ним прихожу! Вот вы сидите там и слушаете. Ладно, думаете, посижу себе тихонько, и этот чертов сборщик взносов уйдет подобру-поздорову…

Он громко барабанит в дверь. Стучит, наверное, раз двадцать пять.

«Ну и ручищи у него, — невольно думает Аомамэ. — И почему не позвонит?»

— А еще вы думаете вот что, — продолжает мужчина, словно прочитав ее мысли. — Конечно, у меня очень сильные руки. Но если я буду долго стучать в дверь, эти руки заболят. И еще вы гадаете, почему я стучу, а не звоню — так ведь удобнее, верно?

Лицо Аомамэ невольно сморщивается.

— Нет! — не унимается тот, кто за дверью. — Звонить я не стану! Когда нажимаешь на кнопку, звучит только «дин-дон!». Кто ни позвонит, звук всегда одинаковый. А вот стук — он индивидуален. Стук передает эмоции, потому что человек стучит рукой! И, конечно, рука потом болит. Все-таки я вам не Железный Человек Двадцать Восемь!  Но что поделаешь? Такая у меня работа. А все мы — неважно, богатые или бедные — должны уважать любую работу, не правда ли, господин Такаи?

И он снова барабанит в дверь. Двадцать семь ударов с равными паузами. Ладони Аомамэ вспотели, сжимая биту.

— Господин Такаи! Человек, который пользуется телевизором, должен платить за эту услугу корпорации «Эн-эйч-кей». Так написано у нас в Законе. Ничего не поделаешь! Или вы думаете, мне очень нравится стучать в вашу дверь? Ведь вы и сами не хотите неприятностей, правда? Небось сидите там и думаете: «Господи, за что мне все это?» Так не лучше ли заплатить — и жить себе дальше спокойно и счастливо?

Его крики разносятся по лестнице на весь дом. А ведь этот тип наслаждается своим красноречием, думает Аомамэ. Искренне радуется, дразня, унижая и понося неплательщиков на чем свет стоит, — и получает от этого извращенное удовольствие.

— Господин Такаи, я смотрю, вы действительно упрямый человек. Вы мне даже интересны. Так упорно храните молчание, точно моллюск на дне морском. Вы же следите за мной оттуда, из-за двери! И от волнения у вас потеют подмышки. Разве не так?

Он стучит в дверь еще тринадцать раз. Прекращает. Аомамэ ловит себя на том, что и правда вспотела.

— Ладно! — слышит она. — На сегодня, пожалуй, хватит. Но скоро я опять к вам наведаюсь. Мне все больше нравится ваша дверь. Двери ведь тоже бывают разные. У вас просто замечательная дверь. Стучать по ней — одно удовольствие. А стучать придется, иначе не придет к вам покой! До свидания, господин Такаи! До новых встреч!

Затем все стихло. Казалось, мужчина ушел. Но шагов Аомамэ не услышала. Может, он притворился, будто исчез, а сам стоит за дверью? Аомамэ еще крепче стиснула биту. И прождала так минуты две.

— Я все еще здесь! — раздался вдруг голос за дверью. — Ха-ха-ха! Небось решили, что я ушел? А вот и нет! Обманул, не взыщите. Такой уж я человек…

Он откашлялся — нарочито и неприятно.

— Я ведь на этой работе давно. И с годами научился видеть людей сквозь двери. Я не шучу. Очень многие скрываются за дверью, чтобы не платить «Эн-эйч-кей». За десятки лет я на таких, как вы, насмотрелся. Слышите, господин Такаи?

Он трижды стукнул в дверь — еще сильнее, чем прежде.

— Ловко вы прячетесь, господин Такаи! Прямо камбала в песке на дне моря. Мимикрия! Но долго скрываться у вас не выйдет. Кто-нибудь непременно придет и откроет эту дверь. Помяните мое слово. Это вам гарантирую я, сборщик взносов и ветеран корпорации «Эн-эйч-кей»! Как бы вы ни скрывались, ваша мимикрия — обман, который ни к чему не приведет. Поверьте, господин Такаи. Сейчас я уйду. На этот раз по-настоящему. Но в ближайшее время опять наведаюсь. Как услышите стук, знайте — я пришел. До скорого свидания, господин Такаи!

Шагов не раздалось, и теперь. Аомамэ выждала минут пять. Подошла к двери, прислушалась. Заглянула в глазок. На лестнице никого. Похоже, и правда ушел.

Аомамэ поставила биту рядом с буфетом. Достала пистолет, вернула патрон в магазин, поставила оружие на предохранитель, обмотала толстыми колготками, спрятала в шкаф. А затем легла на диван и закрыла глаза. В ушах все звучал голос незваного визитера.

Долго скрываться у вас не выйдет. Кто-нибудь непременно придет и откроет эту дверь. Помяните мое слово.

По крайней мере, ясно одно: этот тип — не из «Авангарда». Те ребятки привыкли действовать тихо, без лишних телодвижений. И уж точно не стали бы запугивать жертву угрозами с лестницы многоквартирного дома. Они работают иначе. Аомамэ представила фигуры Бонзы и Хвостатого. Эти приблизятся без единого звука. Оглянуться не успеешь, как они уже за твоей спиной. Аомамэ покачала головой. И тихонько вздохнула. Или это и правда сборщик взносов за телевидение? — подумала Аомамэ. — Но тогда почему он не заметил оповещения об автоматической оплате услуг «Эн-эйч-кей»? Я сама видела, что оно наклеено на двери. Может, это просто сумасшедший? Но слова его звучат на удивление логично. И правда кажется, будто он ощущает мое присутствие через дверь. Словно знает мою тайну — или каким-то образом выслеживает меня. Но не мог же он отпереть дверь и зайти внутрь. Дверь открывается изнутри! И открывать я никому не собираюсь.

Впрочем, утверждать не могу. Ведь если Тэнго еще раз появится в детском парке — я открою, не раздумывая, и побегу к нему. Кто бы ни поджидал меня за этой дверью.

Аомамэ садится на балконе в садовое кресло и наблюдает за детской площадкой сквозь прутья решетки. На скамейке под навесом — двое старшеклассников в школьной форме с серьезным видом о чем-то беседуют.

Две молодые мамаши присматривают за детьми в песочнице. Оживленно болтают, не отрывая глаз от детей. Обычная картинка обычного парка после полудня. Аомамэ разглядывает палубу детской горки, на которой нет ни души.

Она прижимает ладонь к животу. Закрывает глаза и прислушивается. Внутри у нее что-то есть. Маленькое и живое. В этом нет никакого сомнения.

— Дота, — тихонько произносит она.

— Маза, — отвечает ей что-то.