Действие второе
Иллюминированная ночь на той же террасе. Буфет с шампанским. Радаманов и Рейн во фраках стоят у аппарата. В отдалении Саввич. Анна в бальном платье у аппарата. Слышна мощная музыка.
РАДАМАНОВ. Вон, видите, там, где кончается район Блаженства, стеклянные башни. Это - Голубая Вертикаль. Теперь смотрите - поднялся рой огней. Это жители Вертикали летят сюда.
РЕЙН. Да, да.
В аппарате вспыхивает свет.
АННА. Голубая Вертикаль хочет видеть инженера Рейна.
РАДАМАНОВ. Вы не возражаете?
РЕЙН. Нет, с удовольствием.
АННА (в аппарат). Слушайте. Говорит Народный Комиссар Изобретений Радаманов.
РАДАМАНОВ (Рейну). Сюда, пожалуйста. (Освещаясь сверху, говорит в аппарат.)
Приветствую Голубую Вертикаль! В день праздника Первого мая!
Мимо террасы летит рой светляков. Свет внезапно сверху заливает Рейна.
Вы хотели видеть Рейна? Вот он перед вами. Гениальный инженер Рейн, человек двадцатого века, пронзивший время! Все сообщения в телеграммах о нем правильны! Вот он! Евгений Рейн!
Донесся гул. Светляки исчезают.
Посмотрите, какое возбуждение вы вызвали в мире.
Аппараты гаснут.
Может быть, вы устали?
РЕЙН. О, нет! Я хочу видеть все. Нет, кто действительно гениален, это ваш
доктор Граббе. Я полон сил. Он вдунул в меня жизнь.
САВВИЧ. Этим лекарством нельзя злоупотреблять.
РАДАМАНОВ. Вы познакомились?
РЕЙН. Нет еще.
РАДАМАНОВ. Саввич, директор Института Гармонии. Инженер Рейн. (Рейну.) Так, может быть, вы хотите взглянуть, как танцуют? Анна, займите и проводите гостя.
АННА. С большим удовольствием.
Анна и Рейн уходят.
Пауза.
РАДАМАНОВ. Ну, что вы скажете милый Фердинанд, по поводу всего этого?
САВВИЧ. Я поражен. Я ничего не понимаю. (Пауза.) Скажите, Павел Сергеевич, какие последствия все это может, иметь?
РАДАМАНОВ. Дорогой мой я не пророк. (Хлопает себя по карманам.) У вас нет папиросы? В этой суматохе я портсигар куда-то засунул.
САВВИЧ (похлопав себя по карманам). Вообразите, я забыл свой! (Пауза.) Радаманов! Нет, этого не может быть!
РАДАМАНОВ. Вот это что-то новенькое. Как же это не может быть того, что есть? Нет Дорогой Фердинанд, нет, мой дорогой поклонник гармонии, примиритесь с этой мыслью. Трое свалились к нам из четвертого измерения. Ну что ж… Поживем, увидим. Ах, я курить хочу.
Оба уходят. Слышен аплодисмент, и входит Бунша, а за ним задом, с кем-то раскланиваясь, Милославский. Оба выбриты и во фраках.
МИЛОСЛАВСКИЙ. Очень, oчень приятно. Мерси, гран мерси. В другой раз с удовольствием. Мерси. (Бунше.) Понравились мы им.
БУНША. Все это довольно странно. Социализм совсем не для того, чтобы веселиться. А они бал устроили. И произносят такие вещи что ого-го-го… Но самое главное, фраки. Ох прописали бы им ижицу за эти фраки!
МИЛОСЛАВСКИЙ. Если в тебя вглядеться, то сразу разочаровываешься. Это кто все им пропишет?
Выходит гость во фраке.
ГОСТЬ. Я понимаю, что вы ищете уединения, и сию минуту уйду. Мне только хотелось пожать руку спутникам великого Рейна.
МИЛОСЛАВСКИЙ. Очень, очень приятно. Мерси, гран мерси. Милославский Юрий. А это секретарь. А вы из каких будете?
ГОСТЬ. Я мастер московской водонапорной станции.
МИЛОСЛАВСКИЙ. Очень приятно. Вы тоже трудящийся человек. Да что там… эти рукопожатие всякие… давайте поцелуемся.
ГОСТЬ. Я буду счастлив и польщен.
Милославский обнимает Гостя.
Не забуду этой минуты. (Хочет обнять Буншу.)
МИЛОСЛАВСКИЙ. С ним не обязательно. Это секретарь.
ГОСТЬ. Желаю вам всего, всего хорошего. (Удаляется.)
МИЛОСЛАВСКИЙ. Приятный народ. Простой, без претензий, доверчивый.
БУНША. Надел бы фрак да на общее собрание пришел бы! Вот бы я посмотрел! Какого он происхождения, интересно бы знать?
МИЛОСЛАВСКИЙ. Ты перестань мне гудеть в ухо. Ничего не даешь сообразить.
БУНША. Я уже все сообразил и даже с вами могу поделиться своими соображениями. И одного я не понимаю, откуда у вас появились точно такие часы, как у Михельсона? У меня возникают кое-какие подозрения. (Подходит к столу, на котором лежат вещи, принесенные из XX века: часы, занавеска, дамская шляпа.) Вот и надпись выцарапана: Михельсон.
МИЛОСЛАВСКИЙ. Это я выцарапал "Михельсон".
БУНША. Зачем же чужую фамилию выцарапывать?
МИЛОСЛАВСКИЙ. Потому что она мне понравилась. Это красивая фамилия. Пожалуйста, сцарапываю и выцарапываю новую: Милославский. Это вас успокаивает?
БУНША. Нет, не успокаивает. Все равно я подозреваю.
МИЛОСЛАВСКИЙ. О господи! Тоска какая. На что мне, обеспеченному человеку, Михельсоновы посредственные часы? Вот часы так часы! (Вынимает из кармана часы.)
БУНША. У товарища Радаманова точно такие же часы… и буква "Р".
МИЛОСЛАВСКИЙ. Ну, вот видишь.
БУНША. А на каком основании вы мне "ты" говорите?
МИЛОСЛАВСКИЙ. Можешь и мне говорить "ты".
АННА (входит.) Не скучаете ли вы одни? Выпьемте шампанского.
МИЛОСЛАВСКИЙ. Покорнейше благодарю. Простите, мадемуазель, за нескромный вопрос, нельзя ли нам спиртику выпить в виде исключения?
АННА. Спирту? Вы пьете спирт?
МИЛОСЛАВСКИЙ. Кто же откажется?
АННА. Ах, это интересно. У нас, к сожалению, его не подают. Но вот кран. По нему течет чистый спирт.
МИЛОСЛАВСКИЙ. Ах, как у вас комнаты оборудованы? Бунша, бокальчик.
АННА. А неужели он не жжется?
МИЛОСЛАВСКИЙ. А вы попробуйте. Бунша, бокальчик даме.
АННА (выпив). Ой!
МИЛОСЛАВСКИЙ. Закусывайте, закусывайте.
БУНША. Закусывайте!
В это время входит смущенный Гость и, стараясь не помешать, что-то ищет под столом.
МИЛОСЛАВСКИЙ. Что ищете, отец?
ГОСТЬ. Простите, я где-то обронил медальон с цепочкой.
МИЛОСЛАВСКИЙ. Э-э, это жалко.
ГОСТЬ. Простите, посмотрю еще в бальном зале.(Уходит.)
МИЛОСЛАВСКИЙ. Славные у вас люди. За ваше здоровье. Еще бокальчик.
АННА. А я не опьянею?
МИЛОСЛАВСКИЙ. От спирту-то? Что вы! Вы только закусывайте. Князь, мировой паштет.
БУНША. Я же рассказывал тебе про Пантелея.
МИЛОСЛАВСКИЙ. Да ну тебя к черту с твоим Пантелеем! Все равно им, кто вы такой. Происхождение не играет роли.
БУНША (Анне). Позвольте, товарищ, навести у вас справочку. Вы в каком профсоюзе состоите?
АННА. Простите, я не понимаю.
БУНША. То есть, чтобы иначе выразиться, вы куда взносы делаете?
АННА. Тоже не понимаю. (Смеется.)
МИЛОСЛАВСКИЙ. Ты меня срамишь. Ты бы еще про милицию спросил. Ничего у них этого нет.
БУНША. Милиции нет? Ну, это ты выдумал. А где же нас пропишут?
АННА. Простите, что я улыбаюсь, но я ни одного слова не понимаю из того, что вы говорите. Вы кем были в прошлой жизни?
БУНША. Я секретарь домоуправления в нашем жакте.
АННА. А… а… вы что делали в этой должности?
БУНША. Я карточками занимался, товарищ.
АННА. А- а. Интересная работа? Как вы проводили ваш день?
БУНША. Очень интересно. Утром встаешь, чаю напьешься. Жена в кооператив, а я сажусь карточки писать. Первым долгом смотрю, не умер ли кто в доме. Умер - значит, я немедленно его карточки лишаю.
АННА (хохочет). Ничего не понимаю.
МИЛОСЛАВСКИЙ. Позвольте, я объясню. Утром встанет, начнет карточки писать, живых запишет, мертвых выкинет. Потом на руки раздаст; неделя пройдет, отберет их, новые напишет, опять раздаст, потом опять отберет, опять напишет…
АННА (хохочет). Вы шутите! Ведь так с ума можно сойти!
МИЛОСЛАВСКИЙ. Он и сошел!
АННА. У меня голова закружилась. Я пьяна. А вы сказали, что от спирта нельзя опьянеть.
МИЛОСЛАВСКИЙ. Разрешите, я вас, за талию поддержу.
АННА. Пожалуйста. У вас несколько странный в наше время, но, по-видимому, рыцарский подход к женщине. Скажите, вы были помощником Рейна?
МИЛОСЛАВСКИЙ. Не столько помощником, сколько, так сказать, его интимный друг. Даже, собственно, не его, а соседа его Михельсона. Я случайно проезжал в трамвае, дай, думаю, зайду. Женя мне и говорит…
АННА. Рейн?
МИЛОСЛАВСКИЙ. Рейн, Рейн… Слетаем, что ли… Я говорю: а что ж, не все ли равно, летим… (Бунше.) Помолчи минутку. И вот-с, пожалуйста, такая история… Разрешите вам руку поцеловать.
АННА. Пожалуйста. Я обожаю смелых людей.
МИЛОСЛАВСКИЙ. При нашей работе нам нельзя несмелым быть. Оробеешь, а потом лет пять каяться будешь.
РАДАМАНОВ (входит). Анна, голубчик, я в суматохе где-то свои часы потерял.
МИЛОСЛАВСКИЙ. Не видел.
АННА. Я потом поищу.
БУНША. Товарищ Радаманов…
РАДАМАНОВ. А?
БУНША. Товарищ Радаманов, я вам хотел свои документы сдать.
РАДАМАНОВ. Какие документы?
БУНША. Для прописки, а то ведь мы на балу веселимся непрописанные. Считаю долгом предупредить.
РАДАМАНОВ. Простите, дорогой, не понимаю… Разрешите потом… (Уходит.)
БУНША. Совершенно расхлябанный аппарат. Ни у кого толку не добьешься.
ГРАББЕ (входит). А, наконец-то я вас нашел! Радаманов беспокоится, не устали ли вы после полета? (Анне.) Простите, на одну минутку. (Наклоняется к груди Милославского, выслушивает сердце.) Вы пили что-нибудь?
МИЛОСЛАВСКИЙ. Лимонад.
ГРАББЕ. Ну, все порядке. (Бунше) А вы?
БУНША. У меня, товарищ доктор, поясница болит по вечерам, а стул оченьзатрудненный.
ГРАББЕ. Поправим, поправим. Позвольте-ка пульсик. А где ж часы-то мои? Неужели выронил?
МИЛОСЛАВСКИЙ. Наверно, выронили.
ГРАББЕ. Ну, неважно, всего доброго. В пальто, что ли, я их оставил? (Уходит.)
АННА. Что это все с часами как с ума сошли?
МИЛОСЛАВСКИЙ. Обхохочешься! Эпидемия!
БУНША (Милославскому тихо). Часы Михельсона - раз, товарища Радаманова - два, данный необъяснимый случай… подозрения мои растут…
МИЛОСЛАВСКИЙ. Надоел. (Анне.) Пройдемся?
АННА. Я на ногах не стою из-за вашего спирта.
МИЛОСЛАВСКИЙ. А вы опирайтесь на меня. (Бунше тихо.) Ты бы пошел в другое место. Иди и там веселись самостоятельно. И что ты за мной таскаешься?
Все трое уходят. Входят Рейн и Аврора. Рейн идет, схватившись за голову.
АВРОРА. Дорогой Евгений Николаевич, да где же он-то?
РЕЙН. Одно из двух: или он остался на чердаке, или его уже схватили. И вернее всего, что он сейчас уже сидит в психиатрической лечебнице. Вы знаете, я как только вспомню о нем, прихожу в ужас. Да, да… Да, да… Несомненно, его уже взяла милиция, и воображаю, что там происходит! Но, впрочем, сейчас говорить об этом совершенно бесполезно. Все равно ничего не исправишь.
АВРОРА. Вы не тревожьте себя, а выпейте вина.
РЕЙН. Совершенно верно. (Пьет.) Да, история…
АВРОРА. Я смотрю на вас и не могу отвести глаз. Но вы-то отдаете себе отчет в том, что вы за человек? Милый, дорогой Рейн, когда вы восстановите свою машину?
РЕЙН. Ох, знаете, там у меня катастрофа. Я важную деталь потерял. Ну, впрочем, это выяснится…
Пауза.
АВРОРА. Скажите, ну, у вас была личная жизнь? Вы были женаты?
РЕЙН. Как же.
АВРОРА. Что ж теперь с вашей женой?
РЕЙН. Она убежала от меня.
АВРОРА. От вас? К кому?
РЕЙН. К какому-то Семену Петровичу, я не знаю точно…
АВРОРА. А почему она вас бросила?
РЕЙН. Я очень обнищал из-за этой машины, и нечем было даже платить за квартиру.
АВРОРА. Ага… ага… А вы…
РЕЙН. Что?
АВРОРА. Нет, ничего, ничего.
Бьет полночь. Из бальных зал донесся гул. В то же время открывается люк и появляется Саввич.
Аврора. Полночь. Ах, вот мой жених.
РЕЙН. А!
АВРОРА. Ведь вы знакомы?
САВИЧ. Да, я имею удовольствие.
АВРОРА. Вы хотите со мной поговорить, Фердинанд, не правда ли?
САВВИЧ. Если позволите. Я явился в полночь, как вы назначили.
РЕЙН. Пожалуйста, пожалуйста, я… (Встает.)
АВРОРА. Не уходите далеко, Рейн, у нас только несколько слов.
Рейн выходит.
Милый Фердинанд, вы за ответом?
САВВИЧ. Да.
АВРОРА. Не сердитесь на меня и забудьте меня. Я не могу быть вашей женой.
Пауза.
САВВИЧ. Аврора… Аврора! Этого не может быть. Что вы делаете? Мы были
рождены друг для друга.
АВРОРА. Нет, Фердинанд, это грустная ошибка. Мы не рождены друг для друга.
САВВИЧ. Скажите мне только одно: что-нибудь случилось?
АВРОРА. Ничего не случилось. Просто я разглядела себя и вижу, что я не ваш человек. Поверьте мне, Фердинанд, вы ошиблись, считая нас гармонической парой.
САВВИЧ. Я верю в то, что вы одумаетесь, Аврора. Институт Гармонии не ошибается, и я вам это докажу! (Уходит.)
АВРОРА. Вот до чего верит в гармонию! (Зовет.) Рейн!
Рейн входит.
Извините меня, пожалуйста; вот мой разговор и кончен. Налейте мне, пожалуйста, вина. Пойдемте в зал.
Рейн и Аврора уходят.
МИЛОСЛАВСКИЙ (входит задом). Нет, мерси. Гран мерси. (Покашливает.) Не в голосе я сегодня. Право, не в голосе, Покорнейше, покорнейше благодарю.
АННА (вбегает). Если вы прочтете, я вас поцелую.
МИЛОСЛАВСКИЙ. Принимаю ваши условия. (Подставляет лицо.)
АННА. Когда прочтете. А про - спирт вы наврали - он страшно пьяный.
МИЛОСЛАВСКИЙ. Я извиняюсь…
РАДАМАНОВ (входит.) Я вас очень прошу - сделайте мне одолжение, прочтите что-нибудь моим гостям.
МИЛОСЛАВСКИЙ. Да ведь, Павел Сергеевич… я ведь только стихи читаю. А репертуара, как говорится, у меня нету.
РАДАМАНОВ. Стихи? Вот и превосходно. Я, признаться вам, в стихах ничего не смыслю, но уверен, что они всем доставят большое наслаждение.
АННА. Пожалуйте к аппарату. Мы вас передадим во все залы.
МИЛОСЛАВСКИЙ. Застенчив я, вот горе…
АННА. Не похоже.
Милославского освещают.
(В аппарат.) Внимание! Сейчас артист двадцатого века Юрий Милославский прочтет стихи.
Аплодисмент в аппарате.
Чьи стихи вы будете читать?
МИЛОСЛАВСКИЙ. Чьи, вы говорите? Собственного сочинения.
Аплодисмент в аппарате. В это время входит Гость, очень мрачен. Смотрит на пол.
Богат… и славен… Кочубей… Мда… Его поля… необозримы!
АННА. Дальше!
МИЛОСЛАВСКИЙ. Конец.
Некоторое недоуменное молчание, потом аплодисмент.
РАДАМАНОВ. Браво, браво… спасибо вам.
МИЛОСЛАВСКИЙ. Хорошие стишки?
РАДАМАНОВ. Да какие-то коротенькие уж очень. Впрочем, я отношу это к достоинству стиха. У нас почему-то длиннее пишут.
МИЛОСЛАВСКИЙ. Ну, простите, что не угодил,
РАДАМАНОВ. Что вы, что вы… Повторяю вам, я ничего не понимаю в поэзии. Вы вызвали восторг, послушайте, как вам аплодируют.
Крики в аппарате: "Милославского! Юрия"
АННА. Идемте кланяться.
МИЛОСЛАВСКИЙ. К чему это?… Застенчив я…
АННА. Идемте, идемте.
А нна и Милославский уходят, и тотчас доносится бурная овация.
РАДАМАНОВ (Гостю). Что с вами, дорогой мой? Вам нездоровится?
ГОСТЬ. Нет, так, пустяки.
РАДАМАНОВ. Выпейте шампанского. (Уходит.)
ГОСТЬ (выпив в одиночестве три бокала, некоторое время ползает по полу, ищет что-то). Стихи какие-то дурацкие… Не поймешь, кто этот Кочубей… Противно пишет… (Уходит.)
Вбегает Услужливый гость, зажигает свет в аппарате.
УСЛУЖЛИВЫЙ ГОСТЬ. Филармония? Будьте добры, найдите сейчас же пластинку под названием "Аллилуйя" и дайте ее нам, в бальный зал Радаманова. Артист Милославский ничего другого не танцует… Молитва? Одна минута… (Убегает, возвращается.) Нет, не молитва, а танец. Конец двадцатых годов двадцатого века.
В аппарате слышно начало "Аллилуйи".
АВРОРА. Никого нет. Очень хорошо. Я устала от толпы.
РЕЙН. Проводить вас в ваши комнаты?
АВРОРА. Нет, мне хочется быть с вами.
РЕЙН. Что вы сказали вашему жениху?
АВРОРА. Это вас не касается. (Убегает и через некоторое время возвращается) Это! (Убегает.)
Рейн и Аврора входят.
РЕЙН. Что вы сказали вашему жениху?
Аврора внезапно обнимает и целует Рейна. В то же время в дверях появляется Бунша .
РЕЙН. Как вы всегда входите, Святослав Владимирович!
Бунша скрывается.
УСЛУЖЛИВЫЙ ГОСТЬ (вбегает, говорит в аппарат). Громче! Гораздо громче! (Убегает, потом возвращается, говорит в аппарат.) Говорит, с колоколами! Дайте колокола! (Убегает, потом возвращается, говорит в аппарат.) И пушечную стрельбу! (Убегает.)
Слышны громовые звуки "Аллилуйи" с пальбой и колоколами.
УСЛУЖЛИВЫЙ ГОСТЬ (возвращается). Так держать. (Убегает.)
РЕЙН. Что он, с ума сошел? (Убегает с Авророй.)
Темно.
Конец второго действия.
