Глава 4
Попадья Дроздова
Бог знает почему, Иванов ли тут был виноват, или потому, что сенсационные известия передаются сами собой по воздуху, но только в гигантской кипящей Москве вдруг заговорили о луче и о профессоре Персикове. Правда, как-то вскользь и очень туманно. Известие о чудодейственном открытии прыгало, как подстреленная птица, в светящейся столице, то исчезая, то вновь взвиваясь, до половины июля, когда на 20-й странице газеты «Известия» под заголовком «Новости науки и техники» появилась короткая заметка, трактующая о луче. Сказано было глухо, что профессор IV университета изобрел луч, невероятно повышающий жизнедеятельность низших организмов, и что луч этот нуждается в проверке. Фамилия, конечно, была переврана и напечатано: «Певсиков».
Иванов принес газету и показал Персикову заметку.
- «Певсиков», - проворчал Персиков, возясь с камерой в кабинете, - откуда эти свистуны все знают?
Увы, перевранная фамилия не спасла профессора от событий, и они начались на другой же день, сразу нарушив всю жизнь Персикова.
Панкрат, предварительно постучавшись, явился в кабинет и вручил Персикову великолепную атласную визитную карточку.
- Он тамотко, - робко прибавил Панкрат.
На карточке было напечатано изящным шрифтом:
Альфред Аркадьевич Бронский
Сотрудник московских журналов «Красный огонек», «Красный перец», «Красный журнал», «Красный прожектор» и газеты «Красная вечерняя газета»
- Гони его к чертовой матери, - монотонно сказал Персиков и смахнул карточку под стол.
Панкрат повернулся и вышел и через пять минут вернулся со страдальческим лицом и со вторым экземпляром той же карточки.
- Ты что же, смеешься? - проскрипел Персиков и стал страшен.
- Из гепею, они говорять, - бледнея, ответил Панкрат.
Персиков ухватился одной рукой за карточку, чуть не перервал ее пополам, а другой швырнул пинцет на стол. На карточке было написано кудрявым почерком:
Очень прошу и извиняюсь, принять меня, многоуважаемый профессор, на три минуты по общественному делу печати и сотрудник сатирического журнала «Красный ворон», издания ГПУ.
- Позови-ка его сюда, - сказал Персиков и задохнулся.
Из- за спины Панкрата тотчас вынырнул молодой человек с гладковыбритым маслянистым лицом. Поражали вечно поднятые, словно у китайца, брови и под ними ни секунды не глядевшие в глаза собеседнику агатовые глазки. Одет был молодой человек совершенно безукоризненно и модно. В узкий и длинный до колен пиджак, широчайшие штаны колоколом и неестественной ширины лакированные ботинки с носами, похожими на копыта. В руках молодой человек держал трость, шляпу с острым верхом и блокнот.
- Что вам надо? - спросил Персиков таким голосом, что Панкрат мгновенно ушел за дверь. - Ведь вам же сказали, что я занят?
Вместо ответа молодой человек поклонился профессору два раза на левый бок и на правый, а затем его глазки колесом прошлись по всему кабинету, и тотчас молодой человек поставил в блокноте знак.
- Я занят, - сказал профессор, с отвращением глядя в глазки гостя, но никакого эффекта не добился, так как глазки были неуловимы.
- Прошу тысячу раз извинения, глубокоуважаемый профессор, заговорил молодой человек тонким голосом, - что я врываюсь к вам и отнимаю ваше драгоценное время, но известие о вашем мировом открытии, прогремевшее по всему миру, заставляет наш журнал просить у вас каких-либо объяснений.
- Какие такие объяснения по всему миру? - заныл Персиков визгливо и пожелтев. - Я не обязан вам давать объяснения и ничего такого… Я занят… страшно занят.
- Над чем вы работаете? - сладко спросил молодой человек и поставил второй знак в блокноте.
- Да я… вы что? Хотите напечатать что-то?
- Да, - ответил молодой человек и вдруг застрочил в блокноте.
- Во-первых, я не намерен ничего опубликовывать, пока я не кончу работы… тем более в этих ваших газетах… Во-вторых, откуда вы все это знаете?… - И Персиков вдруг почувствовал, что теряется.
- Верно ли известие, что вы изобрели луч новой жизни?
- Какой такой новой жизни? - остервенился профессор, - Что вы мелете чепуху! Луч, над которым я работаю, еще далеко не исследован, и вообще ничего еще не известно! Возможно, что он повышает жизнедеятельность протоплазмы…
- Во сколько раз? - торопливо спросил молодой человек.
Персиков окончательно потерялся… «Ну тип. Ведь это черт знает что такое!»
- Что за обывательские вопросы?… Предположим, я скажу, ну, в тысячу раз!…
В глазках молодого человека мелькнула хищная радость.
- Получаются гигантские организмы?
- Да ничего подобного! Ну, правда, организмы, полученные мною, больше обыкновенных… Ну, имеют некоторые новые свойства… Но ведь тут же главное не величие, а невероятная скорость размножения, - сказал на свое горе Персиков и тут же ужаснулся. Молодой человек исписал целую страницу, перелистнул ее и застрочил дальше.
- Вы же не пишите! - уже сдаваясь и чувствуя, что он в руках молодого человека, в отчаянии просипел Персиков. - Что вы такое пишете?
- Правда ли, что в течении двух суток из икры можно получить 2 миллиона головастиков?
- Из какого количества икры? - вновь взбеленяясь, закричал Персиков. - Вы видели когда-нибудь икринку… ну, скажем, - квакши?
- Из полуфунта? - не смущаясь, спросил молодой человек.
Персиков побагровел.
- Кто же так мерит? Тьфу! Что вы такое говорите? Ну, конечно, если взять полфунта лягушачьей икры… тогда пожалуй… черт, ну около этого количества, а, может быть, и гораздо больше!
Бриллианты загорелись в глазах молодого человека, и он в один взмах исчеркал еще одну страницу.
- Правда ли, что это вызовет мировой переворот в животноводстве?
- Что это за газетный вопрос, - завыл Персиков, - и вообще, я не даю вам разрешения писать чепуху. Я вижу по вашему лицу, что вы пишете какую-то мерзость!
- Вашу фотографическую карточку, профессор, убедительнейше прошу, - молвил молодой человек и захлопнул блокнот.
- Что? Мою карточку? Это в ваши журнальчики? Вместе с этой чертовщиной, которую вы там пишете. Нет, нет, нет… И я занят… попрошу вас!…
- Хотя бы старую. И мы вам ее вернем моментально.
- Панкрат! - закричал профессор в бешенстве.
- Честь имею кланяться, - сказал молодой человек и пропал.
Вместо Панкрата послышалось за дверью странное мерное скрипенье машины, кованое постукивание в пол, и в кабинете появился необычайной толщины человек, одетый в блузу и штаны, сшитые из одеяльного драпа. Левая его, механическая, нога щелкала и громыхала, а в руках он держал портфель. Его бритое круглое лицо, налитое желтоватым студнем, являло приветливую улыбку. Он по-военному поклонился профессору и выпрямился, отчего его нога пружинно щелкнула. Персиков онемел.
- Господин профессор, - начал незнакомец приятным сиповатым голосом, - простите простого смертного, нарушившего ваше уединение.
- Вы репортер? - спросил Персиков. - Панкрат!!
- Никак нет, господин профессор, - ответил толстяк, - позвольте представиться - капитан дальнего плавания и сотрудник газеты «Вестник промышленности» при совете народных комиссаров.
- Панкрат!! - истерически закричал Персиков, и тотчас в углу выкинул красный сигнал и мягко прозвенел телефон. - Панкрат! - повторил профессор. - Я слушаю.
- Ферцайен зи битте, герр профессор, - захрипел телефон по-немецки, - дас их штере. Их бин митарбейтер дес Берлинер тагеблатс [1]…
- Панкрат, - закричал в трубку профессор, - бин моменталь зер бешефтигт унд кан зи десхальб этцт нихт эмпфанген [2]! Панкрат!!
А на парадном входе института в это время начались звонки.
- Кошмарное убийство на Бронной улице!! - завывали неестественные сиплые голоса, вертясь в гуще огней между колесами и вспышками фонарей на нагретой июньской мостовой, - кошмарное появление болезни кур у вдовы попадьи Дроздовой с ее портретом!… Кошмарное открытие луча жизни профессора Персикова!!.
Персиков мотнулся так, что чуть не попал под автомобиль на Моховой, и яростно ухватился за газету.
- Три копейки, гражданин! - закричал мальчишка и, вжимаясь в толпу на тротуаре, вновь завыл: - «Красная вечерняя газета», открытие икс-луча!!
Ошеломленный Персиков развернул газету и прижался к фонарному столбу. На второй странице в левом углу в смазанной рамке глянул на него лысый, с безумными и незрячими глазами, с повисшею нижнею челюстью человек, плод художественного творчества Альфреда Бронского. «В.И.Персиков, открывший загадочный красный луч», гласила подпись под рисунком. Ниже под заголовком «Мировая загадка» начиналась статья словами:
Садитесь, - приветливо сказал нам маститый ученый Персиков…
Под статьей красовалась подпись «Альфред Бронский (Алонзо)».
Зеленоватый свет взлетел над крышей университета, на небе выскочили огненные слова «Говорящая газета», и тотчас толпа запрудила Моховую.
«Садитесь!!! - завыл вдруг в рупоре на крыше неприятнейший тонкий голос, совершенно похожий на голос увеличенного в тысячу раз Альфреда Бронского, - приветливо сказал нам маститый ученый Персиков! - Я давно хотел познакомить московский пролетариат с результатами моего открытия…»
Тихое механическое скрипение послышалось за спиною у Персикова и кто-то потянул его за рукав. Обернувшись, он увидал желтое круглое лицо владельца механической ноги. Глаза у того были увлажнены слезами и губы вздрагивали.
- Меня, господин профессор, вы не пожелали познакомить с результатами вашего изумительного открытия, - сказал он печально и глубоко вздохнул. - Пропали мои полтора червячка.
Он тоскливо глядел на крышу университета, где в черной пасти бесновался невидимый Альфред. Персикову почему-то стало жаль толстяка.
- Я, - пробормотал он, с ненавистью ловя слова с неба, - никакого садитесь ему не говорил! Это просто наглец необыкновенного свойства! Вы меня простите, пожалуйста, - но, право же, когда работаешь и врываются… Я не про вас, конечно, говорю…
- Может быть, вы мне, господин профессор, хотя бы описание вашей камеры дадите? - заискивающе и скорбно говорил механический человек. - Ведь вам теперь все равно…
- Из полуфунта икры в течении 3-х дней вылупляется такое количество головастиков, что их нет никакой возможности сосчитать, - ревел невидимка в рупоре.
- Ту-ту, - глухо кричали автомобили на Моховой.
- Го-го-го… Ишь ты, го-го-го - шуршала толпа, задирая головы.
- Каков мерзавец? А? - дрожа от негодования, зашипел Персиков механическому человеку, - как вам это нравится? Да я жаловаться на него буду!
- Возмутительно! - согласился толстяк.
Ослепительнейший фиолетовый луч ударил в глаза профессора, и все кругом вспыхнуло, - фонарный столб, кусок торцовой мостовой, желтая стена, любопытные лица.
- Это вас, господин профессор, - восхищенно шепнул толстяк и повис на рукаве профессора, как гиря. В воздухе что-то заскрежетало.
- А ну их всех к черту! - тоскливо вскричал Персиков, выдираясь с гирей из толпы. - Эй, таксомотор. На Пречистенку!
Облупленная старенькая машина, конструкции 24-го года, заклокотала у тротуара, и профессор полез в ландо, стараясь отцепиться от толстяка.
- Вы мне мешаете, - шипел он и закрывался кулаками от фиолетового света.
- Читали?! Чего оруть?… Профессора Персикова с детишками зарезали на Малой Бронной!! - кричали кругом в толпе.
- Никаких у меня детишек нету, сукины дети, - заорал Персиков и вдруг попал в фокус черного аппарата, застрелившего его в профиль с открытым ртом и яростными глазами.
- Крх… ту… крх… ту, - закричал таксомотор и врезался в гущу.
Толстяк уже сидел в ландо и грел бок профессору.
