Глава 16

В доме номер 16 по Обри-клоуз миссис Бейкер разговаривала с мужем. Джим Бейкер, видный здоровяк блондин, в эту минуту собирал макет стратостата и был полностью поглощен этим занятием.

– Соседи! – воскликнула Черри. И тряхнула своими черными кудрявыми локонами. – Соседи! – ядовито прошипела она еще раз.

Она осторожно подняла сковородку с плиты, аккуратно переложила содержимое в две тарелки, сделав две неравные порции. Тарелку, где еды было больше, она поставила перед мужем.

– Сегодня у нас жареное мясо, – объявила она.

Джим поднял голову и оценивающе потянул носом воздух.

– Чувствую, – сказал он. – Что у нас сегодня за праздник? Мой день рождения?

– Тебе нужно хорошо питаться, – объяснила Черри.

В кремово-белом полосатом переднике с оборочками она выглядела обворожительно. Джим Бейкер чуть сдвинул в сторону составные части стратостата, чтобы освободить место для тарелки. Одарив жену широкой улыбкой, он спросил:

– Это кто сказал?

– К примеру, моя мисс Марпл! Если на то пошло, – добавила Черри, садясь напротив Джима и пододвигая к себе другую тарелку, – ей и самой не мешало бы подкормиться. Эта ее старая пантера, мисс Найт, потчует ее одними углеводами. Только и знает, что «чудесная каша», «чудесный пшеничный пудинг с маслом», «чудесный сыр с макаронами». И снова мягкий пудинг в розовом соусе. И целыми днями не дает ей покоя. Кажется, может заговорить до смерти.

– Ну, знаешь, – неопределенно пробурчал Джим. – Может, для инвалидов такая диета – в самый раз.

– Ничего себе, – фыркнула Черри, – для инвалидов! Мисс Марпл совсем не инвалид, просто лет ей много. И главное, всегда во все влезает!

– Кто, мисс Марпл?

– Нет. Эта ее мисс Найт. Меня учить изволит! Даже имеет наглость советовать, как готовить. Уж в готовке я как-нибудь лучше ее разбираюсь.

– Ну, тут тебе просто нет равных, – уважительно вставил Джим.

– Готовка – еще не все, – заметила Черри. – Надо еще, чтобы было из чего готовить, во что зубы вонзить.

Джим засмеялся:

– В это мясо зубы можно вонзать смело. Интересно, почему твоя мисс Марпл сказала, что меня надо подкормить? Когда я приходил к ней чинить полку в ванной, она решила, что у меня изможденный вид?

Теперь засмеялась Черри.

– Знаешь, что она мне сказала? «У вас красивый муж, моя дорогая. Очень красивый». Прямо как из романа, какие частями читают по телевизору.

– Надеюсь, ты с ней согласилась? – ухмыльнулся Джим.

– Я ответила, что муж у меня ничего.

– «Ничего»! По-моему, это слегка пресновато.

– А потом она добавила: «Дорогая моя, вы должны как следует ухаживать за вашим мужем. Как следует его кормить. Мужчине нужно много хорошего, отлично приготовленного мяса».

– Что верно, то верно!

– А еще она сказала: «Обязательно готовьте ему сами, а не пичкайте его всякими полуфабрикатами, которые только надо в печке разогреть». Вообще-то я этим и не злоупотребляю, – тут же оправдалась она.

– Ну, иногда можно, – разрешил Джим. – Эти полуфабрикаты на вкус очень разные.

– Лишь бы ты обращал внимание на то, что ешь, – сказала Черри. – И не слишком увлекался этими своими стратостатами и прочими моделями. И не говори мне, что этот набор ты купил в подарок своему племяннику Майклу на Рождество. Это ты купил игрушку себе.

– Он до нее еще не дорос, – извиняющимся тоном проговорил Джим.

– Знаю, ты хочешь провозиться с этой штукой целый вечер. Может, послушаем музыку? Ты купил пластинку, которую все нахваливал?

– Купил. Чайковский – «Тысяча восемьсот двенадцатый год».

– Бравурная такая музыка, будто идет битва, да? – спросила Черри. Она скорчила гримасу. – Наша миссис Хартуэлл тебе за это спасибо не скажет. Ох, эти мне соседи. Мочи нет их терпеть. Все время скулят и жалуются. Даже не знаю, кто из них хуже. То ли Хартуэллы, то ли Барнаби. Хартуэллы иногда барабанят в стену без двадцати одиннадцать. Это уж слишком, ведь еще не поздно! Даже телевидение и Би-би-си так рано не заканчивают. А нам, значит, нельзя музыку послушать? Только и знают: сделайте, пожалуйста, потише!

– Такую музыку нельзя делать потише, – авторитетно заявил Джим. – Если мало мощности, пропадает весь эффект. Это любому дураку известно. Для тех, кто любит музыку, это азбучная истина. Между прочим, их кошка все время наведывается в наш сад и раскидывает мои любимые клумбы.

– Если честно, Джим, мне здесь жуть как надоело.

– В Хаддерсфилде ты не очень тяготилась соседями, – заметил Джим.

– Там все было иначе! – воскликнула Черри. – Там мы были сами по себе. А если что приключится, знаешь, что тебе помогут, да и ты готов помочь другим. Но в чужую жизнь никто не совался. А в таких новых застройках людям почему-то не дают покоя их соседи. Наверное, потому, что все мы здесь – приезжие. Сколько здесь сплетен, пересудов, жалоб – с ума сойти! В настоящих городах людям просто не до этого.

– Да, радость моя, может, ты и права.

– Тебе-то здесь нравится?

– Работа подходящая. Да и дом новехонький. Тесновато, правда, не могу как следует развернуться. Мне бы здесь мастерскую – было бы то, что надо.

– Сначала мне тут понравилось, – сказала Черри. – А сейчас сомнения берут. Дом вроде бы ничего, и синий цвет радует глаз, и ванная – загляденье, но люди… Что-то тут носится такое в воздухе… Нет, есть вполне симпатичные. Я тебе говорила, что Лили Прайс со своим Харри разбежались в разные стороны? Помнишь эту дурацкую историю, когда они пришли дом смотреть? И она чуть из окна не выпала? Так она потом сказала, что Харри даже не шевельнулся, так и стоял как истукан.

– И слава богу, что она от него убежала. Мерзавец – каких мало, – заметил Джим.

– Раз ребенок скоро появится, значит, надо замуж, да? Совсем не надо. Он на ней и жениться-то не хотел. Не шибко он симпатичный. И мисс Марпл так сказала, – добавила Черри задумчиво. – Самой Лили. Лили решила, что старушка совсем сбрендила.

– Мисс Марпл? Я и не знал, что она его вообще видела.

– Видела, она как раз в тот день здесь прогуливалась и упала, а миссис Бэдкок помогла ей подняться и завела к себе. Как думаешь, у Артура и миссис Бейн что-нибудь получится?

Джим, чуть нахмурившись, взял в руки часть стратостата и сверился со схемой сборки.

– Мне неприятно, когда ты меня не слушаешь, – проворчала Черри.

– Что ты сказала?

– Артур Бэдкок и Мэри Бейн.

– Господи, Черри, да его жену только похоронили! Ох, женщины! Я слышал, у него сейчас с нервами совсем никуда – прямо подскакивает, если к нему обратишься.

– Вот уж странно. Никак не думала, что он будет так переживать. А ты?

– Убери, пожалуйста, все с этого края стола, – попросил Джим, не проявляя даже мимолетного интереса к делам соседей. – Тогда я смогу попросторнее разложиться.

Черри горестно вздохнула.

– Чтобы в этом доме на тебя обратили внимание, – язвительно сказала она, – надо как минимум быть турбореактивным двигателем. Жизни нет из-за этих твоих моделей!

Составив на поднос остатки ужина, Черри понесла его к раковине. Мыть посуду она не любила и оттягивала эту неизбежную процедуру до последней минуты. Вывалив посуду в раковину, она накинула вельветовую куртку и вышла из дому, бросив через плечо:

– Забегу к Глэдис Диксон. Хочу взять у нее выкройки из журнала мод.

– Давай, давай, старушка. – И Джим снова занялся моделью.

Метнув ядовитый взгляд в сторону соседской двери, Черри прошла мимо, свернула за угол на Бленхейм-клоуз и остановилась у дома номер 16. Дверь была открыта. Черри постучала, вошла в холл и позвала:

– Глэдис? Ты дома?

– Это ты, Черри? – миссис Диксон выглянула из кухни. – Она наверху, в своей комнате, что-то там кроит.

– Ладно, я поднимусь.

Черри вошла в маленькую комнату, там Глэдис, пухленькая простушка, раскрасневшись, стояла на коленях с булавками во рту и колдовала над бумажной выкройкой.

– Привет, Черри. Смотри, какую прелесть я купила в Мач-Бенэме на распродаже. К поперечному рисунку хорошо пойдут оборки, какие я сделала на териленовом платье.

– Должно получиться ничего, – одобрила Черри.

Глэдис поднялась, отдышалась.

– Нажила себе несварение желудка, – пожаловалась она.

– Нельзя тебе сгибаться вдвое сразу после ужина.

– Наверное, надо сесть на диету, – сказала Глэдис. Она опустилась на кровать.

– Что нового на студии? – спросила Черри, как всегда охочая до сплетен из мира кино.

– Ничего особенного. Правда, языками чесать не перестали. Вчера на площадку вернулась Марина Грегг – и тут же устроила кошмарную сцену.

– В смысле?

– Ей не понравился вкус кофе. По утрам, чуть попозже, на съемках всегда пьют кофе. Короче, она сделала глоток и говорит: вкус какой-то странный. Чушь, ясное дело. Никакого странного вкуса быть не могло. Кофе приносят в кофейнике прямо из столовой. Ей-то я, конечно, наливаю в специальную фарфоровую чашку, шикарную такую, не как у других, – но из того же кофейника. Так что ничего странного в этой чашке быть не могло.

– Нервы, наверное, – предположила Черри. – И что дальше?

– Да ничего. Мистер Радд быстро всех успокоил. У него насчет этого настоящий талант. Он забрал у нее кофе и вылил в раковину.

– Между прочим, довольно глупо, – медленно сказала Черри.

– Почему… что глупо?

– Если с кофе что и было не так, теперь об этом никто не узнает.

– Что могло быть не так? – с тревогой в голосе спросила Глэдис.

– Видишь ли, – Черри пожала плечами, – в коктейле у нее в день приема что-то оказалось, верно? Такую штуку можно провернуть и с кофе. Не вышло с первой попытки – вдруг выйдет со второй?

Глэдис поежилась.

– Уж больно не нравится мне все это, Черри, – сказала она. – Кто-то ведь на нее взъелся. Были новые письма с угрозами… а тут еще эта история с бюстом.

– С каким бюстом?

– Мраморным. В павильоне на съемочной площадке отстроили кусочек то ли австрийской усадьбы, то ли дворца. С каким-то смешным названием, Шотбраун, кажется. По стенам развешали картины, кругом фарфоровая посуда, мраморные бюсты. Этот стоял наверху, на полке, – видно, не затолкнули его назад как следует. В общем, по дороге прогромыхал тяжелый грузовик, и от тряски этот бюст слетел вниз – прямо на то самое место, где Марина сидит во время большой сцены с графом… не помню, как его. Размолотил это кресло вдребезги! Слава богу, что в это время не снимали. Мистер Радд велел не говорить ей об этом ни слова и притащил вместо разбитого другое кресло, а когда вчера она появилась и спросила, почему поменяли кресло, он сказал: то кресло, мол, было из другой исторической эпохи, а это к тому же лучше смотрится в кадре. Но больно не понравилось ему все это, точно могу сказать.

Молодые женщины переглянулись.

– Занятно, – медленно произнесла Черри. – И в то же время…

– Пожалуй, уйду я оттуда, из студийной столовой, – сказала Глэдис.

– Почему? Тебя-то никто не собирается травить или бросать мраморные бюсты тебе на голову.

– Так-то оно так. Да ведь иногда хотят угробить одного, а достается другому. Ни в чем не повинному. Как Хитер Бэдкок.

– Что правда, то правда, – согласилась Черри.

– Знаешь, – сказала Глэдис, – я тут соображала. Я ведь была в тот день в Госсингтоне, помогала с обслуживанием. И в тот момент была совсем рядом.

– Когда Хитер умерла?

– Нет, когда она расплескала коктейль. Все платье заляпала. А платье, между прочим, просто прелесть, нейлоновое, ярко-синее. Купила его специально для этого случая. И чудно все как-то вышло.

– Что чудно?

– Я тогда сразу и не подумала. А вот сейчас соображаю, и выходит чудно.

Черри выжидательно смотрела на нее. Она поняла, что «чудно» в данном случае вовсе не означает «весело» или «забавно».

– Господи, и что там было чудного? – категорично спросила она.

– Я почти уверена, что она сделала это нарочно.

– Нарочно пролила коктейль?

– Да. Разве это не чудно?

– На совершенно новое платье? Не верю.

– А я себе думаю, – продолжала Глэдис, – что Артур Бэдкок будет делать со всеми платьями Хитер? Это платье отчистится, и сомневаться нечего. Я бы могла низ отрезать, прекрасная вышла бы юбка. Как считаешь, Артур Бэдкок рассердится, если я попрошу, чтобы он это платье мне продал? Там и переделывать почти ничего не надо, а платье – просто залюбуешься.

– А тебе… – Черри заколебалась, – не будет в нем…

– Что не будет?

– Ну, все-таки в этом платье умер человек… да еще не своей смертью…

Глэдис уставилась на нее.

– Я про это как-то не подумала, – призналась она. На минутку-другую задумалась. Потом воспрянула духом. – Ничего тут такого нет, – сказала она. – Ведь когда подержанные вещи покупаешь, они часто после покойника, верно же?

– Да. Но это не совсем одно и то же.

– Это уж ты капризничаешь, – сказала Глэдис. – Синева такая, что глаз не оторвать, и вещь, видно, дорогая. А насчет этой чудной истории… – задумчиво продолжала она. – Завтра перед работой я, пожалуй, загляну в Госсингтон и перекинусь словечком с мистером Джузеппе.

– Это их итальянский дворецкий?

– Да. Красивый до жути. Глаза так и сверкают. А уж нраву грозного, прямо страх. Когда мы, девушки, приходим туда помогать, он нас держит в ежовых рукавицах. – Она хихикнула. – А иногда бывает такой разлюбезный… В общем, надо рассказать ему про это и спросить, что делать.

– Не понимаю, о чем ты собираешься ему рассказывать.

– Ну как же, ведь чудно, – Глэдис не без вызова повторила любимое словечко.

– По-моему, – сказала Черри, – ты просто ищешь предлог, чтобы поболтать с мистером Джузеппе, только советую тебе быть осторожнее, девочка моя. Знаешь небось, что за народ эти итальянцы! Пылкие да страстные, только и знают, что внебрачных детей плодить!

Глэдис мечтательно вздохнула.

Черри взглянула на расплывшееся, чуть тронутое пятнами лицо подруги и решила, что большой нужды в ее предупреждении нет. Клюнуть на Глэдис мистер Джузеппе мог разве что на полном безрыбье.