МЁРТВАЯ ВОДА

Солнце закатывалось за лес, когда Николай Момоль остановил оленей на берегу затерянной в тайге речки. Откинув назад волосяной накомарник, он слез на землю и ладонью похлопал старого быка по мокрой от пота спине. Олень сделал шаг в сторону и, высоко вскинув голову с. ветвистыми рогами, бесшумно прыгнул в кусты. Вслед за ним побежала самка оленя. Над рекой повисла глубокая тишина.

Момоль устало сел на ствол сваленной бурей пихты и с чувством человека, неплохо закончившего рабочий день, довольно улыбнулся. Он видел, что у речки — нетронутые пастбища, и олени за ночь должны были хорошо поесть и отдохнуть. А завтра чуть свет он поедет дальше и следующую ночь проведёт у Горячего Ключа, затем переночует в Широкой пади и, если олени побегут всё так же быстро, в конце дня будет в Городе. Там он остановится у старого друга — охотника Петра Матвеевича Шубина и отнесёт председателю райисполкома большой пакет с важными колхозными бумагами. После этого можно будет погостить денёк-другой в городе и, хорошо отдохнув, не торопясь поехать обратно.

И не то оттого, что колхоз поручил ему такое почётное дело, как доставка в город важных бумаг, не то от ожидания близкой встречи с Петром Матвеичем Момоль развеселился. Откинув сползающий на глаза накомарник, он затянул импровизированную песню:

Эхо подхватило песню, и она, замирая, покатилась над тайгой. А Момоль, полузакрыв глаза и слегка раскачиваясь в ритм песне, пел ещё долго и самозабвенно. Лишь когда солнце скрылось за островерхими ёлками, он умолк и, подойдя по скрипучему песку к самой воде, остановился, восхищённо прищёлкнув языком.

Речка сверкала розоватыми отблесками вечерней зари. Стояло затишье, и белоснежные облака чётко отражались в спокойной глади. Лишь ласточки, стремительно кружась над самой водой, изредка черкали по ней концами крыльев. Тогда круги разбегались далеко по речке, колебля отражённое небо.

«Однако, ужинать время, — вспомнил Момоль. — Песнями сыт не будешь.»

Он достал из дорожной сумки крючки и привязал их к срезанным гибким прутьям, затем начал ворочать валежник, разыскивая червей.

Наживив крючки и забросив их в воду, Момоль воткнул удилища в песок и присел на корточки.

Теперь, когда Момоль перестал петь и двигаться, тишина стала вязкой и липкой, как болотная тина. Она окутала его со всех сторон. Казалось, весь мир погрузился в эту мёртвую тишь и нет силы, способной разорвать её цепкие путы.

— Э-э! — крикнул громко путник, чтобы нарушить гнетущую тишину. Эхо лениво, еле слышно повторило:

— Э-э!..

И снова незримая тяжесть повисла над тайгой. Момолю почему-то вспомнилось далёкое время, когда жена его рожала первого ребёнка. Что-то похожее на эту тишину охватило стойбище. Люди бросили работу, не ели, не курили. Молча сидели они в своих чумах у потухших костров и ждали. Молчали старики, молчали дети. Так прошёл весь вечер и половина ночи. Потом вдруг звонкий детский плач разорвал тишину. И сразу заговорили, засуетились люди. Кто-то запел песню. Залаяли собаки. И в этом шуме услышал Николай желанное, радостное слово:

— Сын!..

Так и сейчас… В голову невольно приходили странные мысли о том, что в природе свершается что-то большое, важное, что в недрах земли-матери зарождаются какие-то новые, никому неведомые силы…

Момоль усмехнулся своим мыслям и окинул взглядом тайгу. Всё было так же, как и час назад, только на востоке появилось большое чёрное облако. Оно разрасталось вширь и, неуклонно поднимаясь, вспененным гребнем клубилось над тайгой.

«Вон что! — догадался Николай. — Гроза будет.»

Надвигалась непогода, а у Момоля ещё не было поймано ни рыбки. Торопясь закончить ловлю, он собрал удочки и по залому перебрался на другой берег речки. Ему вспомнилось расположенное на той стороне чудесное, кишащее рыбой озерцо.

Перейдя неширокую гриву, отделявшую речку от озера, Момоль спустился в котловину и, раздвинув руками ветки кустов, спрыгнул на песок. Но тут, взглянув перед собой, он широко открыл глаза и, выронив удочки, попятился.

Вода в озере, исчезла. Котловина была наполнена чёрной жидкостью. Маслянистую поверхность её слабо освещали отблески вечерней зари. Неподвижный воздух был насыщен запахом керосина.

— Мёртвая вода! — в ужасе вскрикнул Момоль. Прыгая через кусты и валежник, спотыкаясь о кочки, бежал он всё дальше и дальше от страшного озера. Одним духом перемахнул Николай через речку, вылетел на полянку и оказался у своих оленей. Бык испуганно шарахнулся в сторону, но Момоль успел вспрыгнуть ему на спину. Колотя животное под бока пятками, размахивая руками, он исступлённо кричал:

— Хор!.. Хор!..

Олень, вскинув рога, рванулся вперёд. В лицо стегнули ветки, что-то больно ударило по голове. Навстречу пахнул ветер, и по сторонам замелькали стволы вековых деревьев.