Полог консульской палатки откинулся, на мгновение заслонив проем своей крупной фигурой, вошел Публий Рутилий Руф; Гай Марий сидел на складном стуле, широко растянув массивные колени, между сандалий лежал на красном песке его шлем. Консул не смотрел на вошедшего, он наматывал на толстый заскорузлый крестьянский палец кожаный шнурок непонятного происхождения. Тяжелая квадратная голова консула, поросшая короткими, частично уже поседевшими волосами, была наклонена вперед, как бы под тяжестью неприятных дум. Трудно что-либо сказать человеку, потерпевшему неудачу, тем более потерпевшему ее по собственной вине. Никто не заставлял Мария идти походом на этот треклятый Моллохатт, не дождавшись сулланской конницы. Теперь приходится отступать.

Руф вытер пот под подбородком и сказал:

– Велиты уже увязали колья лагерной ограды.

Марий начал разматывать шнурок.

– Что там за шум? – спросил он.

– Проходит первая капуанская когорта.

Марий криво, саркастически улыбнулся. Претор решил, что сарказм относится к Капуе, а возможно, и к нему, Публию Рутилию Руфу, старающемуся изо всех сил делать вид, что не происходит ничего особенного. Но доблестный вояка ошибался. Улыбался «широколобый выскочка», как звали Мария римские аристократы, лишь своим мыслям, вызванным к жизни звучанием слова «когорта». Да, это он, он первый, Гай Марий, додумался до той пользы, которую может принести в бою новая организация пешего строя римской армии. С незапамятных времен все воины обычного италийского легиона делились на три категории – гастаты, принципы и триарии, то есть юные, опытные и ветераны. Делиться-то они делились, но сражались в одном малоподвижном строю. Манипулы, на которые издревле делили легионы, были слишком малы – всего каких-нибудь сто двадцать человек, и самостоятельной боевой единицы представлять собой они не могли. Так что получалась странная картина – или шли в атаку всем легионом, или вообще не шли. Никакими перестановками нельзя было сделать гигантскую, мощную пехотную фалангу хотя бы чуть подвижнее. А вот увеличив количество воинов в манипуле до двухсот человек и сведя три манипула в когорту, Марий получил мощный и гибкий инструмент. Когорту можно было послать на фланг, ее можно было одним окриком развернуть для отражения атаки с тыла.

Марий тяжело вздохнул и снова начал наматывать шнурок.

Но какой в этом смысл, если все равно приходится отступать? Моллохатт взять не удалось, стало быть, не удалось пополнить запасы провизии.

Руф выглянул из палатки и закашлялся от пыли, клубами валившей из-под марширующих ног.

– Это уже апулийцы.

– Что доносят лазутчики?

– Бокх и Югурта пируют на свадьбе.

– Один – на свадьбе дочери, другой – на своей собственной, – неуклюже пошутил консул.

Претор громко хохотнул, не столько восхищенный остроумием начальника, сколько тем, что к нему возвращается нормальное настроение.

– Будем надеяться, что молодая жена удержит мужа на брачном ложе или, по крайней мере, благоразумный тесть отговорит его от необдуманных поступков.

– И мы сумеем сделать пять или шесть спокойных переходов, – откликнулся претор.

– Клянусь Юпитером, если Югурта застанет нас на марше, жизнь нам не покажется гусиной печенкой в меду, – закончил Марий самнитской поговоркой.

Первые два дня армия Мария двигалась по дну высохшей реки, что позволяло колонне держаться в тени высокого восточного берега. Солдаты, навьюченные не хуже верблюдов, не роптали – им сообщили, что они идут на постоянные квартиры в Цирту, стало быть, меньше чем через неделю можно будет не только наесться до отвала, но и понежиться в бане и в знаменитом портовом лупанарии.

На третий день вышли на сухую, поросшую редкими кустами равнину, вдалеке сквозь марево жары можно было различить очертания невысоких холмов. Как и положено по римскому походному уставу, претор передвигался с первой когортой, командующий находился в центре основной колонны.

В разгар полуденной жары, когда легионеры устроились на отдых под импровизированными палатками – кусок ткани, натянутый на колья, – к консулу, сидевшему на своем любимом складном стуле и жевавшему с отвращением кусок вяленой, слегка попахивавшей тухлятиной конины, подбежал запыхавшийся вестовой от Авла Децима – командующего арьергардом, велитами, пращниками и прочим легковооруженным сбродом.

– Коня! – крикнул консул.

Коня подвели.

– Какие всадники, сколько их? – в последний раз переспросил Марий вестового, но, так и не получив толкового ответа, поскакал между шеренгами легионеров в тыл своего войска.

Авл Децим стоял перед шеренгой легковооруженных гоплитов и, приложив руку к глазам, смотрел в сторону чахлой рощи на горизонте.

– Что там? – спросил Марий, спрыгивая с коня.

– Нумидийцы. Они уже два раза проходили наметом мимо наших рядов и заворачивали опять к тем деревьям. Одно из двух.

– Что «одно из двух»?

– Или они просто нас пугают, или там, в роще, накапливаются большие силы.

– А ты как думаешь?

Авл глубоко и медленно вздохнул, он не любил делать поспешные выводы, за что друзья его в шутку дразнили Кунктатором, Медлителем, как легендарного Фабия Максима.

– Что ты вздыхаешь, говори!

– Конечно, это могла бы быть сотня добровольцев из Моллохатта, которые решили напоследок потрепать нам нервы…

– Ну?

– Красные плащи, их, как правило, носят люди Югурты.

Марий закрыл глаза и потер лоб.

– Да, ты прав, красные плащи носят люди Югурты.

– И потом, их значительно больше сотни.

Консул уже полностью овладел собой.

– Или этот ублюдок Массинисса не так любвеобилен, как о нем говорят, и не соблазнился свежим брачным ложем, или никакой свадьбы не было и слухи о ней были распущены, чтобы усыпить наше внимание.

Авл Децим пожал плечами.

– Сейчас уже все равно.

– Это правильно. Безусловно, они сейчас атакуют. Какая когорта стоит рядом с тобой?

– Публия Скавра.

– Пошли туда человека с приказом от моего имени – пусть все три манипулы выдвигает сюда.

Авл сделал едва заметное движение рукой, вестовой мгновенно сорвался с места.

– Пусть возьмет моего коня, – сказал Марий, – сейчас нужно все делать очень быстро. А сейчас, – консул снова посмотрел в сторону подозрительной рощи, – а сейчас, Авл, собери вместе всех пращников и лучников, всех, какие под рукой. Поставь их в три короткие шеренги, а лучше – в пять. Когда противник пойдет на вас, не нужно отражать атаку по всему фронту, сокрушайте центр. Если центр замешкается и смешается, фланги сами рассеются.

– Знаю я нумидийскую конницу, – спокойно сказал Авл.

– Скачет! – крикнули сзади.

Марий и Авл обернулись.

Петляя меж шеренгами, к ним приближался всадник.

– Так быстро! – удивился консул, он был уверен, что это возвращался человек, посланный в когорту Скавра.

– Это не мой человек, – сказал Авл.

– И не мой конь, – нахмурился Марий.

Оказалось, что это гонец от Руфа.

– Руф просил передать, что его атакуют!

– Кто?!

– Их очень много!

– Кто? Кто атакует?! – Марий взял коня за повод и дернул, но на всадника это не подействовало.

– Их очень много, они заняли всю равнину.

Глаза гонца были безумно выпучены, он хватал ртом воздух.

Вокруг раздались многочисленные голоса:

– Пошли! Пошли!

Марий оглянулся. Над горизонтом поднималось облако пыли. Подозрительная роща была уже не видна.

– Авл!

Пропретор сделал успокаивающий жест и побежал вдоль фронта своих пращников и стрелков, что-то крича по-балеарски.

Марий одним движением вырвал перепуганного вестника из седла и сам взобрался на коня. Бросив последний взгляд в сторону атакующих нумидийцев, консул поскакал на зов Руфа. Навстречу ему попались бегущие мерным шагом в сомкнутом строю легионеры Скавра, было видно, что атака нумидийцев не застанет их врасплох. Велитам Авла Децима нужно было продержаться несколько минут до подхода помощи.

Когорты головного легиона образовали замкнутое каре. Руф стоял на небольшом возвышении, глядя поверх голов своих легионеров, он старался определить, что же там происходит и с кем приходится сражаться. Вокруг живых стен каре с гиканьем и воем кружила бесчисленная кавалерийская толпа.

Марий подскакал к возвышению и прокричал, перекрывая шум бешеной дикарской атаки:

– Кто они такие? Это не нумидийцы.

Действительно, это были не нумидийцы. Люди в белых полотняных клобуках, сидевшие верхом на коренастых косматогривых лошадях, были мавританцами.

– Бокх, – сказал одно слово Руф.

Марий спешился и встал рядом с претором.

– Децима и Скавра атаковал Югурта.

– Я знаю.

– Этого мы не ожидали, но это произошло.

Руф хотел сказать, что не следовало тащиться в такую дальнюю экспедицию без кавалерии, но промолчал.

Мавританцы продолжали кружить вокруг сомкнутого римского строя. Градом сыпались дротики и стрелы. Вреда они, впрочем, приносили немного, всего лишь несколько десятков раненых лежали или сидели на земле недалеко от командного возвышения. Обе попытки мавританцев массой проломить римский строй кончились для них плачевно, на длинных копьях первой шеренги осталось до полусотни насквозь пронзенных всадников в белых клобуках.

– И долго они так могут? – спросил, ни к кому особенно не обращаясь, один из центурионов, командовавших резервными манипулами.

– Хоть целый день, – ответил Марий, – сейчас они привезут соломенные тюки, подожгут их и станут ими нас забрасывать.

– Да, – сказал Руф, указывая острием меча туда, где над головами бесновавшихся всадников поднимался дым.

– Нам нельзя оставаться на месте, – сказал Марий, – по крайней мере, на ровном месте. Там, – он указал чуть в сторону от разраставшегося дыма, – находятся два холма. До них не более шести стадиев. Прорваться к ним и устроить лагерь на их вершинах – это наш единственный путь к спасению.