Урок 42. Удочка патриотизма

Для начала хочу всех поздравить с одним знаменательным событием. Однажды я уже упоминал об омерзительном погроме, который устроили в 1824 году попы на кафедре анатомии в Казанском университете. Тогда по благословению епископа Амвросия Казанского были кочергами разбиты все банки с препаратами, а все так называемые сухие препараты вместе с тем, что вывалилось из банок, были погружены на подводы и под колокольный звон вывезены на кладбище – потому что все это останки, они нуждаются в отпевании, и вообще, преподавание анатомии существенно подрывает веру в бога, плодит атеизм и усиливает вольнодумство (что совершенно справедливо). Это наше недавнее, но все же прошлое, и в силу своей абсолютной маразматичности оно казалось неповторяемым.

Оказалось – ничего подобного.

Нас всех, повторяю, можно поздравить. Все повторяется с умиляющей точностью. В конце 2013 года в Нижнем Новгороде гостила анатомическая выставка – не самая лучшая из подобных экспозиций, но вполне терпимая. Так вот, руководитель Центра душевного здоровья и духовной безопасности Нижегородской епархии поп Михаил Макаров осудил выставку и потребовал предать препараты земле. Это сейчас. В XXI веке. То есть попы не поумнели, и история их ничему не учит. И вечно правым остается барон Поль Анри Гольбах, который в свое время на все века и на все времена твердо сказал: «Христианство всегда объявляло войну науке и человеческим знаниям. […] Людям, которые обязаны подчинить свой разум вере, не нужна ни наука, ни просвещение».

Но это, как говорится, информация к размышлению. Тема данного урока совершенно другая. За последнее время в России существенно повысился градус православно-патриотической истерии, и в связи с этим, вероятно, пришло время рассмотреть и механизм российского патриотизма.

Он предельно прост. Есть Россия, которая декларируется как некая высшая ценность, которой надо безмолвно позволять обирать себя дикими налогами и жертвовать ради нее всем, включая здоровье и жизнь. Но предлагать в качестве объекта этой возвышенной любви реальность, которую представляют Мизулина, Гундяев, Исаев или Астахов – бред, пьянство, коррупция, насилие, – по всей вероятности, как-то немножко неловко. Любовь к этой реальности маловероятна. Поэтому реальность попытались подменить исторической куклой, но затея снова провалилась, так как кукла оказалась настолько уродливой и гнилой, что служить в качестве фетиша никак не могла. Любые попытки оградить суррогат истории от разоблачения оказались бессильными.

Мерзавцы либералы рассудили, вероятно, так: ну, коль скоро черносотенцы, попы и госидеологи приватизировали российскую историю и объявили ее своим главным аргументом в борьбе, придется действовать со всей беспощадностью. Иначе говоря, вот есть комодик. Ну, комодик как комодик, не хуже и не лучше любого другого, но его захватили клопы, и захватили настолько плотно, что уже никакие средства и инсекцитиды не помогают. Следовательно, надо сжечь комодик, к чертовой матери. Причем, как выясняется, это несложно. Никаких проблем нет, потому что на любой аргумент официозной истории находится контраргумент, который легко достается из любых архивов. И это касается всего.

Можно вспомнить какую-то якобы народную дубину 1812 года и якобы какую-то партизанскую войну. Там вроде бы все уже определено, но есть еще какая-то старостиха Василиса Кожина, которая возглавляла партизанские отряды и за что-то сражалась. Мы начинаем поднимать документы и выясняем, что никаких отрядов никогда не было, что ничего старостиха не возглавляла и что единственный поступок, который она совершила, – зарубила косой раненого, связанного пленного французика. Звали его, кажется, де Сонсе из 30-го линейного полка, больше о нем ничего не известно. А зарубили его только за то, что он – де Сонсе – не понимал французского старосты Василисы Кожиной. Но это частный пример, доказывающий, что практически любой российский исторический миф может быть превращен в пыль. Иными словами, никакая охранительная цензура не спасет русскую историю от этой либеральной просвещенной расправы. Увы-увы.

Как вы знаете, силы охранителей и либералов всегда неравны. Охранители в сотни тысяч раз сильнее, у них кокарды во лбах, дубины, арапники, мотки колючей проволоки, статьи УК. Вот только вольнодумцы из века в век легко и блестяще крутят охранителей на пенисе – только потому, что за вольнодумцами отвага, смех и острота мысли.

Иными словами, как мы с вами увидели, в деле создания привлекательного образа России провалились оба проекта: и реалистический, и исторический. Тем не менее эта Россия, которой нужно поклоняться, которую нужно вопреки всему любить и которой нужно всем жертвовать, продолжает быть востребованной, поскольку это основной объект патриотической любви. И в связи с этим была как бы выдумана не гундяевско-мизулинская, не пьяная-коррумпированная, а такая абстрактная Россия: возвышенная, светлая, справедливая, страна, в которой никто никогда не жил, которую никто никогда не видел, которая не имеет ничего общего с позором «Единой России» или с бредовыми репликами Онищенко, с битыми дорогами, грязью, беспросветицей и взятками. И вот эта абстрактная Россия как раз и достойна любви, жертв и поклонения.

Я полагаю, что здесь мы наблюдаем обычную подмену понятий. И нетрудно заметить, что, когда мы ласкаем абстрактную Россию, эрекция возникает у «Единой».

Урок 43. Голубые дали РПЦ

Как я, собственно говоря, и предупреждал, в начале 2014 года из шкафа РПЦ вывалился очередной скелет. Причем скелет достаточно увесистый. Я имею в виду гомосексуальный скандал, подробности которого огласил диакон Кураев.

Честно говоря, я не очень понимаю ажитации по этому поводу. Мало того что об этом все вроде были предупреждены и обязаны были подготовиться, но в чем причина истерики? Ведь все случившееся являлось настолько же нормативным, насколько и изначально в принципе даже не обсуждаемым в церковных кругах. Это стабильное состояние, и странно было видеть Кураева, который идет почему-то с шестерок, когда у него на руках есть козыри. Он все бродил, как кот вокруг горячей каши, по всяким провинциальным жидкобородым архиереям и не решался перейти к каким-нибудь другим именам и фамилиям. Хотя в одном месте ту самую опасную черту, за которой уже корпорация начинает всерьез беспокоиться, он переступил. Я имею в виду историю с Никодимом, митрополитом Ленинградским и Новгородским, и всем гнездом Никодима, и птенцами гнезда Никодима, то есть Маркелом, Модестом, Януарием, Ионафаном Елецких и всеми остальными.

Но вообще удивления по поводу гомосексуализма в церкви быть не должно. Надо понимать, что абсолютно всюду, где есть люди, есть и сексуальная жизнь. То, что вы верите всерьез в декларацию о целомудрии и воздержании, – это ваши личные трудности. С таким же успехом можно, сидя в кино и рассматривая актера, который играет роль Виннету, встать в середине сеанса и задать ему какой-нибудь вопрос. Тут то же самое – если вы верите в обет воздержания, это ваши проблемы. На самом деле внутри церкви его никто всерьез не воспринимает. И эта половая жизнь, естественно, есть – либо она сама, либо ее очень свое-образные дериваты, то есть производные. Что уж говорить о живущих в режиме перекрестного опыления современных церковниках, мелких, не знаменитых, обычных, если даже столпы и светочи христианства демонстрировали поведение совершенно другого типа? Однако это все пока словоблудие. Давайте обратимся, как всегда, к источникам.

В Миланском университете в свое время преподавал замечательный профессор Алехандро Вилло. Году примерно в 1915—1917-м он предпринял роскошное фундаментальное исследование аскетизма с целью установить, что на самом деле ощущали и переживали аскеты. Давайте посмотрим, как жил половой вопрос в тех, кто считается основателями, светочами и примерами для подражания.

Свой труд профессор Вилло начинает замечательными словами: «Жизнь аскетов есть не что иное, как беспрерывная психическая мастурбация. Ничто так не интересует отшельников, как жизнь проституток и грешные земные страсти. Святой Августин рассказывает, как его мучили эротические видения и галлюцинации». Далее идет описание эротических видений и галлюцинаций, известное каждому семинаристу и богослову. Вилло подробно цитирует исследования Доминика Мореля о святой Анжеле. Та в борьбе со сладострастными порывами, по собственным ее словам, была вынуждена прибегать к следующим средствам: «Огонь желания так сильно разжигал тайные части моего тела, что я приучилась прикладывать к ним настоящий огонь на горящем полене, который тушил огонь сладострастия».

Святой Бенедикт, борясь с половым возбуждением, вынужден был бросаться в обнаженном виде в густые заросли колючего терновника. Святой Франциск кувыркался нагишом по снегу. Страсти заходили необычайно далеко. В частности, святой Арсений был постоянно мучим блудными вожделениями и изо всех сил им сопротивлялся; когда же он бывал ими побежден, то преисполнялся такого раскаяния, что от постоянного плача у него выпадали ресницы. Таких примеров очень много. Надо сказать, что эта сексуальность всегда приобретала забавные формы. Вот например: «Святая Вероника настолько почитала агнца небесного, что всегда с собой в кровать брала настоящего агнца, покрывала его горячими поцелуями, позволяла ему сосать свою грудь, которая иногда источала несколько капель молока».

Агрессия в отношении естественных человеческих сексуальных устремлений находила в церкви весьма своеобразное выражение, в частности, в виде постоянных оскорблений женщины. Вилло замечает: «Все писания отцов церкви переполнены ужаснейшими, оскорбительными и непристойнейшими оскорблениями в адрес женщин. Святой Петр говорил, что женщина – первопричина гибели человечества, дверь, ведущая в ад. Она повинна во всех грехах человека. Святой Антоний, любезно определив женщину как начало всякого преступления и орудие дьявола, тоже дает ей очень развернутую и предельно мерзкую характеристику».

Но эта попытка сбить себя со следа, отвлечь себя от женщины не случайна. Я многократно объяснял механизм возникновения церковного гомосексуализма и могу сказать: тех, кто этот механизм смазывает, держит его в порядке, наблюдает за ним, – понять можно. Потому что, пожалуй, в условиях церкви это правильно. Гомосексуализм является как бы тем цементом, клеем, который скрепляет церковь изнутри. А вот как только на горизонте появляются девушки, сразу начинаются большие беды и проблемы. В одном лишь Питере за последние несколько лет – три скандала. Не то что какие-то иноки – целые настоятели монастырей срывали с себя клобук, брали под мышку приглянувшуюся послушницу и навсегда порывали с монашеским делом. Я лично знаю нескольких иноков, которые увели из монастыря девиц – послушниц, монахинь и т. п.

То есть везде, где появляется страшная сила под названием «девушки», сразу происходит то, что называется «большие церковные нестроения». А тут мальчики, розовые, гибкие, они рядом, ну и… деваться им, во-первых, некуда. Во-вторых, надо понимать, что здоровым, ражим, ни черта не делающим мужикам, которые очень много едят и абсолютно ничем не заняты, пребывая в праздности и болтовне – я имею в виду монашество и церковников, – конечно, надо каким-то образом решать свои сексуальные вопросы. Они и решают их безопасным для себя образом. Безопасным и традиционным. Так что в этом на самом деле ничего удивительного нет.

Что же касается храбреца Кураева – конечно, было бы неплохо, если бы он продолжил свои изыскания, чтобы и дальше баловать всех удивительной правдой о Русской православной церкви. Потому что он это делает достаточно ответственно, хорошо систематизирует и снабжает хорошим иллюстративным материалом. Но как знаток этой ситуации, я бы все-таки советовал Кураеву уносить ноги. Будем надеяться, что он никак не повредит заднюю ушную артерию в результате серии неаккуратных ударов об унитаз, как это уже бывало с некоторыми людьми – которые, кстати, до сих пор еще, вероятно, ждут отмщения. И что из этой истории ему удастся выйти целым, поскольку дядька он, так или иначе, очень симпатичный.