Часть первая

Сир Иллиан Лейтли, наверное, самый несчастный из всех рыцарей Воссоединенного Королевства, в задумчивости покачивался на своей хромоногой лошадке. Животное, к слову сказать, не менее несчастное, чем ее хозяин — тощее, с выпирающими ребрами и обремененное преклонными годами — двигалось по западному тракту к замку Соколиной Охоты. Позади плелось голодное оборванное воинство достопочтимого рыцаря — одиннадцать человек самой различной наружности и обмундирования. Те, кого богатые лорды называют сброд, и те, которые на это прозвище никак не обижаются. Десять из них когда-то значились крестьянами у старого лорда Лейтли, а лохматый старик с сухими тощими руками приходился оруженосцем уже молодому.

Правда, все оружие, которое было у рыцаря — длинный старый меч и короткий заткнутый за пояс кинжал — находились при нем, поэтому старик Элаяа выполнял, скорее, роль доброго попечителя и советника сира, нежели помощника в ратном деле. К тому же, несмотря на многочисленные скитания по всем западным землям, сражаться им доводилось нечасто. Разбойники понимали, что взять с них нечего. Коли уж сеньор облачен в кожаные доспехи, а единственная ценность — лошадка, да та у него хроменькая. Могущественные рыцари с сиром Иллианом не ссорились, не только из-за брезгливости, сколько из-за того, что Лейтли был удивительно тихий человек, уступчивый и покорный. Этому его научили годы лишений и скитаний, за которые он натерпелся много того, о чем даже вспоминать не хотел, не то что рассказывать.

Вот и теперь, когда приходилось скрепя сердце ехать в Соколиную Охоту на состязание ловчих, которое устраивала одна из самых богатых и влиятельных семей королевства — Энтов — для своих гостей Тумкотов — не менее могущественного клана — Иллиана одолевали мрачные мысли. Когда-то именно Тумкоты лишили его отца всего имущества, титулов, земель, а теперь приходилось преклонять перед ними колени. Нет, сир рыцарь отнюдь не был гордецом, просто он очень неохотно и тяжело забывал такие вещи, справедливо, на его взгляд, считая, что любое зло в конечном итоге будет наказано.

— Милорд, — прервал молчание Элаяа, — может, вернемся обратно, к развилке на Высокогорье? Лорды там не такие богатые, как энтийские или тумкотские, но среди них много честных людей.

— До них пять дней пути, а еды у нас в лучшем случае на день. Хрею, — указал на лошадь, — тоже нужно кормить. А у меня лишь пара медяков. Что до Высокогорья… там нет войн уже третье лето, урожаи скудные, разбойники не шалят. Зачем лордам нанимать рыцаря с десятком голодных ртов?

— Куда угодно, но не к Энтам, — взмолился оруженосец.

— Думаешь, я хочу служить королевской семье? Я тоже помню, почему мы сейчас сидим не в зале моего родительского дома, а волочимся от лорда к лорду в поисках хоть какой-нибудь работы. Но, видимо, такова насмешка судьбы — служить тому, кто причастен к твоим бедам.

— А если… — Элаяа замер, некоторое время не решаясь озвучить свои мысли. — Если они не наймут вас, милорд.

— Не наймут? — посуровел рыцарь.

— Сами посудите, милорд. Мы не охтонцы, не викирли или оргинцы, из всех нас хороший воин только вы.

— И тот рыцарь без рода и племени.

— Нет, что вы…

— Не бойся. Я сам все понимаю. Сказать откровенно, шансы на то, что нас примут с распростертыми объятиями, невелики. Но они есть. А коли уж удача отвернется от нас, то в сегодняшний вечер мы будем накормлены и обретем кров. Об остальном подумаем завтра.

Мысли у сира Иллиана были невеселые. Он понимал одну простую вещь — если ему не удастся найти сеньора в Соколиной Охоте, то нечем будет кормить людей. Рыцарь повернулся и осмотрел свое воинство, мужики у него были себе на уме, хоть и плохо одетые, но какую-никакую военную школу прошедшие. Глэри неплохо стрелял из лука, а Корт великолепно ставил ловушки в лесу. Скольких отступников короны благодаря ему Иллиан поймал… Такие обратно в деревню не вернутся. Уйдут в лес или в Высокогорье, разбойничать. Значит, судьба их будет предрешена в ближайшие пару лет. Нынче с преступниками не церемонятся.

Словно подтверждая слова рыцаря, навстречу пронесся отряд серебрянокрылых в двадцать пик. Энтская элита, такие любого головореза из самой глубокой норы достанут. Сиру Лейтли с его оборванцами пришлось съехать на обочину, пропуская уважаемых воинов. Иллиан с завистью посмотрел на небольшие серебряные крылья, прикрепленные к доспехам. Поговаривали, что гвардейцы получали по шестнадцать золотых мечей в год — высший номинал монеты в королевстве, при этом особо не тратясь. Все расходы на их содержание брала на себя Корона.

А ведь он мог в свое время стать одним из них, вместо того, чтобы влачить жалкое существование бродячего рыцаря. Лейтли вспомнил себя молодого, горячего, гордого. Как ему, высокородному, но уже оставшемуся без дома, пришла гербовая бумага о зачислении заочно в гвардейский корпус стражи Короны. И как он резко ответил отказом, не смущаясь в выражениях в адрес капитана, чья подпись стояла внизу. Если бы вернуть все назад, да рассказать тому молодому глупцу о всех тех лишениях, которые его ждут, принял бы он щедрое предложение начальника серебрянокрылых? Конечно. Это в первые годы он на каждом шагу твердил о долге, чести, отмщении, но потом его боль притупилась. Конечно, сир Иллиан ничего не забыл, и в душе у него существовало множество претензий к двум самым могущественным семьям королевства, подло поступившим с его отцом. Но теперь рыцарь не был так категоричен в суждениях и иногда мог пойти на сделку с совестью ради достижения обыденных, но более насущных и злободневных целей.

Дорога тем временем пошла шире, однако небольшой отряд не стал растягиваться от края до края, в любой момент мог проехать какой-нибудь лорд или более значимый рыцарь, чем господин, едущий на хромой кобылке в кожаных доспехах. Бывшие крестьяне, не питали никаких иллюзий относительно своего сира, многие из которых служили еще его отцу. Да, когда-то род Лейтли был если не богат, то довольно зажиточен, и казалось, так будет всегда. Но Три Бога отвернулись от Дома, и он пал. Молодой господин вернулся много лет спустя, уже после смерти отца, когда на его землях правил другой человек. Он не сказал ни слова, но люди пошли за ним. Они родились свободными, все до единого, и это было им позволительно. Пожалели ли многие из них о своем решении? Да, конечно. Годы странствий превратили добрых, улыбчивых крестьян в вечно голодных пройдох, которые своего уже не упускали. Рука за это время стала твердой, взгляд цепким, ум изворотливым, а сердце уже перестало биться каждый раз, когда они проезжали мимо знакомого побережья. Стоят ли еще там их дома? Живы ли родственники? Ответы на эти вопросы им не суждено было узнать. Рыцарь никогда не сворачивал на Лейтлипорт. Словно ему стало неинтересно, что сейчас творится в вотчине его отца.

Единственное, привлекшее в данный момент внимание сира Иллиана, было нечто впереди. Он даже остановил лошадёнку и приподнялся в седле, внимательно разглядывая горизонт. Потом повернулся и довольно сказал: «Соколиная охота. Успеем до темноты».

Замок Соколиной Охоты, по мнению Иллиана Лейтли, был одним из самых худших сооружений с точки зрения фортификации. Насыпь, на которой он чуть заметно возвышался, на деле оказалась недостаточна высока. Возможно, всему виной северные рабы, которые сооружали летнюю резиденцию семьи Энтов. Эти гордые закаленные воины даже в плену отказывались подчиняться своим новым хозяевам, чем заслужили самое жестокое к себе обращение. Поговаривали даже, что одна сторона замка полностью стоит на костях северян.

Вот и частокол перед основными стенами, вроде, поставленный правильно, а с двух сторон покосился. Рыцарь даже подумал, что если бы он брал этот замок штурмом, то направил бы войска именно к этим слабым местам. Перед срубленными огромными деревьями из земли не торчали пики, как надобно, не был выкопан и ров вокруг — укройся тут в случае осады, неделю не продержишься.

Хотя за всю историю Соколиной Охоты владельцам замка никогда не приходилось в нем обороняться. Он был построен для одного из Отцов Энтов ради главного развлечения, в чью честь и был назван, а войны… Границы были слишком далеко, тем более, никакой стратегической значимости сей оплот не представлял. Как поговаривали, он лишь приносил убытки. Которые, впрочем, ложились на плечи королевской казны, ибо правитель был тоже «древесных кровей».

Однако вблизи замок все же заставил Лейтли трепетать. Он был поистине огромный. Основательные круглые, словно старые лесные грибы после обильных дождей, башни с четырех сторон уверенно подпирали четырехугольный донжон. Возле барбакана столпились лучники в темных зеленых одеждах и кольчугах с раскидистым дубом на груди — эти из Энтов. Внизу неподвижно стояли копейщики в стальных нагрудниках с прыгающей рысью, а вот это уже люди Тумкотов.

Рыцарь сильно волновался, что его попросту могут не пустить в замок или начнут чинить препятствия — в таком случае сегодня он не сможет поговорить с Отцом Энтов. То есть, его люди останутся голодными. А этого допустить было нельзя. Он слышал в рядах стражников смешки относительно своей лошади и доспехов. Что ж, видели бы они его два месяца назад, когда дела Иллиана шли в гору.

У него был молодой рысак и недорогой, однако очень добротный доспех. Но такова участь бродячего рыцаря — сегодня на коне, завтра в овраге возле дороги. Уже через месяц Лейтли пришлось расстаться сначала с бригантиной, покрытой шелком, а неделю назад у одного кузнеца он оставил и свой хауберк, взяв взамен этот кожаный доспех из «буйволей кожи», как уверял прежний владелец, и несколько серебряных монет сверху. По поводу природы новой амуниции Иллиан, конечно, сомневался, но кузнецу ничего не сказал, молча забрав предложенное. По сути, такой доспех не мог спасти от хорошо выпущенной стрелы шагов с пятидесяти, тем более уж от копья, но все же это было лучше, чем ничего.

Один из стражников молча оглядел рыцаря в кожаных доспехах и цыкнул на своих — разговоры тотчас же прекратились. Потом неторопливо подошел к страннику, мельком скользя взглядом сначала по самому сиру, потом по его спутникам. Иллиан с завистью смотрел на размеренные, спокойные движения энтийца, на его откормленное лицо, густую бороду с мелкими остатками пищи — этот точно не знал, что такое голод.

— Что угодно… сир? — перед последним словом произошла небольшая заминка, но все же стражник его произнес. Хороший знак, не иначе.

— Я приехал просить об аудиенции у его светлости сира Эдмона.

Стражник выжидающе смотрел на Иллиана, в его маленьких темных глазах читалось спокойствие. Видимо, таких визитеров, как Лейтли, здесь водилось порядочно.

— Я хотел бы служить энтийскому Дому, — закончил рыцарь.

— Дом сейчас не нуждается в услугах наемников.

— Я не хочу быть наёмником, я хочу присягнуть на верность, — не рассердился, но недовольно наморщился Иллиан.

— Я передам вашу просьбу, сир, — развернулся стражник и сделал неуловимое движение воинам с дубом на груди.

Иллиан мог бы поклясться, что задумай он сейчас повернуть назад, ему попросту бы не дали этого сделать. Энтийцы слишком уж напряженно смотрели на рыцаря, словно псы, готовые в любую секунду кинуться на врага, стоить их спустить с привязи.

Вернулся стражник довольно скоро, причем не один. Рядом с ним шел здоровенный детина с красивым, словно вылепленным из белой глины, лицом. Осанка и спокойный гордый взгляд говорили о высокородном происхождении мужчины, но могучее тело и не по-энтийской моде длинный дорогой меч выдавали в нем воина.

— Правый тайный мастер Родриг Гордри, — чуть склонил он голову перед безродным рыцарем.

Иллиан несказанно удивился, услышав звание могучего красавца. Уж кого-кого, а самого главного человека в свите отца Энта, занимающегося отловом вражеских шпионов, срывом покушений на членов доброй семьи древовидных и предотвращением возможности таких покушений, он увидеть не ожидал. Да и то было лишь малой частью обязанностей сира Родрига, по крайней мере, известных в народе. Несомненно, отпрыск благородной семьи выполнял и другие не менее важные фукции, но о них знали лишь посвященные.

К тому же, из двух тайных мастеров — правого и левого — сир Родриг был не так загадочен. Его имя не скрывали, лица не прятали, свидетелей появления светлой особы не убивали. А вот левый тайный мастер… Иллиан только мог догадываться, что если сир правый тайный мастер занимается распутыванием различных заговоров, то левый именно и запутывает их во вред врагам Короны, а в данном случае семьи Энтов.

Но больше всего Лэйтли интересовала даже не деятельность несомненно достойного сира Родрига, а собственно почему отпрыск благородной семьи Гордри — конечно, не самой богатой и влиятельной, но все-таки достаточно уважаемой — поступил на такую службу.

— Сир Иллиан Лэйтли.

Между тем, сир Родриг из семьи Гордри осмотрел рыцаря. На это у него ушло не больше двух секунд: ровно то время, пока он поднимал голову. Иллиан уловил это почти незаметное изменение в тоне правого тайного мастера.

— Его светлость сир Эдмон готов принять вас.

Тогда Лейтли понял. Сира Родрига послали сюда, чтобы узнать, кто обивает порог дома Энтов. И, разумеется, само решение о приглашении возникло только что. В противном случае, его попросту не допустили, или, если бы сочли опасным, предприняли более радикальные меры. А сир правый тайный мастер вернулся бы к своему господину и все тому доложил. Иллиана мучил вопрос, почему этот проницательный человек все же дал позволение войти?

Так или иначе, все было решено. Сир Родриг повернулся боком, жестом приглашая следовать за ним, после чего зашагал наверх. Иллиан поспешил следом, и, набравшись храбрости, спросил:

— Сир, не прикажете ли покормить моих людей?

— Орхи, распорядись, — чуть повернув голову, но не сбавляя хода, крикнул тайный мастер давешнему стражнику.

— Благодарю вас, — негромко произнес Иллиан.

Сир Родрик ему не ответил. Даже не сделал вид, что услышал. Он так быстро шагал, что Лейтли едва поспевал за ним. Впереди виднелись могучие ворота главного донжона замка, откуда слышался смех и громкое веселье.

Иван нетерпеливо поерзал в кресле и потер родимое пятно на шее — Главный томил его в «предбаннике» уже почти час. Секретарша, слабенький эмпат, послала на него волны спокойствия, хотя сделала это так непрофессионально, что он почувствовал. А ведь не должен был. Какая у нее категория? Первая или, от силы, вторая? Хотя разве есть разница? Держит ее Главный не за успехи в наведении мостов, а скорее за другие выдающиеся, в первую очередь физиологические, особности.

— … но наши ученые не стоят на месте. Модернизированный Шлем открывает новые, доселе неизвестные способности человека. Уже сейчас Сеансы расписаны на два месяца вперед…

Сеансы… Иван поморщился. Он помнил, когда Шлем первый раз появился в его маленьком девятилетнем мире. Отец, ставший после него слабым магнетиком второй категории, с пеной у рта отстаивал достоинства новой технологии, способной раскрыть потаенные ресурсы человеческого мозга. И как только Ване исполнилось девять, минимальный возраст для использования Шлема, его повели в институт. Он помнил лишь, как было щекотно мозгу внутри той махины. Маленький, тогда еще невысокий худенький мальчик не видел изумленное лицо папы, когда на экране загорелось «П6». Не слышал, как мама, так и не подвергавшаяся воздействию Шлема — что не мешало ей свято верить в его силу — тихо ойкнула: «Психокинетик». Не видел, как переглядывались институтские, — виданное ли дело, шестерка у девятилетнего пацана!

Только с тех самых пор вся его жизнь изменилась. Он стал шестеркой, когда все его одноклассники еле-еле дотягивали до двоек. Ваня чрезвычайно гордился подобным обстоятельством, хотя на данном этапе это ровным счетом ничего не значило. Но когда ему исполнилось четырнадцать и он сел под Шлем второй раз, для «закрепления способностей»…

Многие вундеркинды, выстрелившие при первом знакомстве со Шлемом пятерками, шестерками и даже, упаси боже, семерками, быстро сдувались, либо вовсе оказывались пустышками. Процент на сохранение способностей Вани к шестнадцати годам был очень невысок, но ему повезло. По счастливым глазам отца мальчик понял — все хорошо. Его шестерка никуда не делась. Вот тогда и началось.

Сначала к нему пришли министерские. Им был нужен именно такой парень, как он — молодой, подающий надежды, но вместе с тем уже талантливый. Они около месяца проводили тесты, даже брали его два раза на стажировку, где он под одобрительные взгляды поднимал перевернутые автобусы, но из этого ничего не вышло.

Военные ходили к нему и того меньше — всего пару недель. И опять Ваня остался без направления. Его школьные товарищи уже получили распределения согласно категориям, а он так и болтался, как нечто неопределенное в проруби.

Лишь позже парень понял, почему ни военные, ни министерские его не взяли. Через три года после окончания школы, когда он сменил уже с десяток мест работы, Иван пришел на вечер выпускников. Сашка, тупой качок, которого дразнили полумеркой (не из-за роста — он едва-едва дотягивал до первой категории), стал полноправной тройкой, Лиза превратилась из захудалой двойки в преуспевающую пятерку, даже Леня, тупой неудачник Леня, поднялся с двойки на тройку, а он, самый талантливый парень в их классе, вундеркинд, так и остался шестеркой. Их способности развивались, росли, а его так и остались на прежнем уровне.

Сначала он переживал. Да что там, Иван три дня подряд пил, вернее бухал, что для психокинетика было чревато, но потом словно пришел в себя. А что если ему просто дали все и сразу? Что если максимум, которого он может достичь в жизни, это шестерка. Да, допустим, ему не дотянуть до восьмерки, как он мечтал. Но со многими судьба поступила еще жестче, дав способности на уровне двоек и троек…

— Можете войти, — прошелестело у него под ухом.

Иван, точно проснувшись после кошмарного сна, вздрогнул и посмотрел на грудастую секретаршу жестом показывающую на дверь. Ну да, конечно, его же Главный вызывал. Да уж, воспоминания гнусная штука — они постоянно досаждают нам, заставляя оборачиваться назад в бесконечном поиске своих прошлых ошибок и просчетов.

Сотрудник ООО «Эвакутор-Премиум» Иван Туров с трудом поднялся с кресла, которое стремилось поглотить в своих недрах любого, кто опускал свой зад на эти мягкие кожаные подушки, и направился к двери. Главный, в миру Константин Эдуардович, лысоватый толстый дядька с отдышкой и тремя детьми от разных женщин, жалующийся на огромные алименты, постоянно меняющуюся погоду и никуда негодное правительство, был задумчив. Он не приподнялся навстречу своему подчиненному, лишь подал руку и сразу же открыл серую засаленную папку.

— Садись, Иван, поговорим о делах наших скорбных.

Родимое пятно — своеобразная лакмусовая бумажка, заявляющая о приближающихся неприятностях, — ужасно зачесалось.

— Так уж и скорбных?

— Да веселого в них мало.

Главный сложил пухленькие ручки перед собой и уставился на подчиненного, словно ждал его реакции. Иван послушно принял правила игры, безропотно опустив голову под тяжелым взглядом.

— Сколько ты у меня работаешь, Ваня? — наконец заговорил Константин Эдуардович.

— Четыре месяца, — поднял голову Туров.

— А почему у тебя личное дело толще, чем у всех моих старожилов вместе взятых? Почему? Вот смотри, — он открыл папку, — июнь. Ты как сотрудник шестой категории в одиночку эвакуировал груженую товаром фуру. Результат — многочисленные повреждения автомобилей на сумму…

Иван отключился. Константин Эдуардович нервно шевелил жирными лоснящимися губами, но Туров его не слышал. Да и незачем было. Он и так знал, что тот ему скажет. Так было и прежде, на предыдущих работах. Что ему как психокинетику не хватает внимания, сосредоточенности, дисциплины, самоконтроля, а это очень важно.

— Я же могу так бесконечно перечислять, — перелистывал бумажки главный. — Июль — две машины, август — забор и три машины, декабрь… Ты слышишь меня?

— Слышу, Константин Эдуардович.

— Ваня, ты же хороший человек, а сотрудником каким мог бы быть. Ты же у меня единственная шестерка. Ко мне четверки когда приходят — это праздник… Ну не знаю, нет в тебе усидчивости, что ли, не сосредоточен ты, выпускаешь способности из-под контроля.

— И невнимательный еще.

— И невнимательный, — согласился главный. — Я не могу так работать, от тебя убытков больше, чем пользы. Да пойми ты меня!

— Да я понимаю, — улыбнулся Иван.

— Ну просто не знаю… не обижайся.

— Да я и не обижаюсь, все нормально.

— Ну тогда давай пиши заявление по собственному и за расчетом…

Иван знал в идеале тонкости работы отдела кадров. Все свою сознательную жизнь он только и делал, что увольнялся и нанимался на работу. Это можно было бы назвать хобби, если данный вид деятельности приносил психокинетику удовольствие.

Отдел кадров ООО «Эвакутор-Премиум» был не самой образцовой организацией, среди всех, которые Туров видел. Толстая неопрятная тетка, с излишне разукрашенным косметикой лицом, послюнявила палец — от чего Ваню бросило в дрожь — и отдала на подпись еще один бланк. Еще хорошо, что в конторе ему дали шанс уйти самому, а не увольняли по статье, как, например, из строймаркета или с завода подшипников.

— Еще со стройки, — заметила тетка.

— Что? — не понял Иван.

— Со стройки еще по статье уволили.

Голову как раскаленным прутом проткнуло. Он нахмурился. Ну конечно, телепат в отделе кадров. По головной боли мог догадаться — это профи к тебе в башку заходят, как себе домой. Пошарят, бумажки поподнимают, извилины порассматривают, а потом выйдут, ты и не заметишь. Вот это и называется телепатия. А то, что тетка делает — так, круги на воде. Не очень она и сильна, лишь промежуточные мысли читает. Очень удобно, когда нанимаешь на работу неизвестно кого. Вот только с ним прокололась. С ним всегда все прокалывались.

— Вообще, вы должны предупредить меня о наличии у вас телепатических способностей, вплоть до уровня их использования, если это не прописано в контракте.

— А ты пожалуйся на меня, — огрызнулась тетка.

Злится. Оно и понятно. Ей, наверное, вставили по первое число, еще когда он две машины опрокинул при транспортировке. А уже позже и вовсе не слезали. Интересно, почему уволить решили только сейчас?

— Это не ваша вина, со мной всегда все прокалываются, — усмехнулся он.

— Неужели?

— Конечно. Сначала, когда человек смотрит в мою трудовую, он думает: «Ничего себе, где он только не работал. Не случайно его отовсюду ведь гнали, верно?». А потом вы видите шестую категорию. Да не просто телекинетик, который железки ваши может с места на место расставлять, а психокинетик. ПСИХОКИНЕТИК. И все. Вы поплыли… Так ведь?

По красному лицу тетки стало понятно, что именно так. Она сердито указала на бумаги, лежащие возле него — мол, подписывай — и села за огромный старый стол, подстать ей — потрепанный и безнадежный. Иван проверил, все ли правильно — на предпоследнем месте работы его оставили без зарплаты за последний месяц — и отдал документы тетке.

— Еще бланк о временном уведомлении, — напомнил он.

Кадровичка всплеснула руками, буквально в одно мгновение утратив свою спесь, и стала рыться в столе. Еще бы, попробуй не предоставь в Отдел по Сверхспособностям бумагу о безработном психокинетике, тетку ждет ох какая выволочка. Хотя и Ивану пришлось бы несладко, нервы треплют в таких случаях изрядно.

Наконец бланк был найден и торжественно вручен Турову. Ах, который раз он его видел, в семнадцатый, восемнадцатый?

Иван чуть не выделил первый пункт. Вот ведь, задумался. Объясни потом этому накрашенному чудовищу, почему бланк испортил. Или, может, всякими способностями закрытыми обладает, типа левитации или телепортации? Хотя, может, они сюда и не включены. Никто на сто процентов не знает, что же скрывается за таинственной категорией А. Вот, к примеру, левитация — установлены около сотни случаев проявления способностей, телепортация — чуть больше десятка. Но в трудовом законодательстве они даже не прописаны, вот и приходится додумывать. Или другой случай, о котором научные журналы писали: америкосы совместно с нашими провели исследования по улучшению работы метаболизма, и у них получился какой-то непредсказуемый результат, который они назвали «Quick power use due to increased metabolism», сокращенно «квик». Наши потом спохватились, технологию отобрали, мол, Шлем — разработка российского ученого, поэтому и все открытия, с ним связанные, тоже наши. Только где эти квики? Ясно дело — в закрытой категории А. Ох уж этот всесильный Отдел Сверхспособностей. Даже, вроде, не министерство, а попробуй чего им скажи. Государство в государстве.

Иван вернул подписанную бумажку и улыбнулся. Привычка, позаимствованная у товарища, еще пять лет назад уехавшего в Штаты. Кстати, иногда, в самых непредсказуемых случаях помогало, и люди улыбались в ответ. Кадровичка, правда, скривила губы в недоумении, сделав вывод о полной неадекватности Турова, и коротко бросила: «Окончательный расчет на карту в течение нескольких дней». Тогда Иван понял — аудиенция закончена. У него было четыре свободных недели до того, как Отдел найдет ему новую работу. Надо было отдохнуть.

Сир Эдмон Энт, глава семьи Энтов, двоюродный дядя короля, всесильный воин и могучий генерал, заставляющий некогда своим орлиным видом трепетать врагов и менять движение облаков, довольно сильно сдал. Вместо коренастого сурового мужчины, которого Иллиан видел лет шесть назад на коронации, перед ним предстал старик с хлебными крошками в седой бороде. Взгляд почтенного Эдмона был рассеян и бессмысленно блуждал по залу, поэтому страх Иллиана сменился растерянностью.

Кейли Тумкот, глава второй по значимости семьи в королевстве, на фоне старика выглядел более чем выигрышно. Рысь был не так крепко скроен, как Эдмон Энт, но ростом вышел гораздо выше. К тому же Тумкот не разменял еще и пятый десяток, седина не обелила его голову, а морщины не избороздили в полной мере лицо. Взгляд сира Кейли был, напротив, цепким и живым; конечно же, слегка насмешливым, ибо таким ему и следовало быть, когда Отец семьи смотрел на бродячего рыцаря.

Еще за столом сидели мелкие лорды из малозначимых родов, нескольких Лейтли узнал по гербам — Эйртри, Гонобор, Крайер, Эейзенг. Известные воины, бесславные правители и бедные землевладельцы. Разгневались бы их деды, узнав, что внуки приехали сюда всего на несколько дней, преодолев полстраны, чтобы столоваться у старика ради какой-нибудь подачки? Хотя Иллиан сразу одернул себя, кто он такой, чтобы так судить их? Не за тем же единственный из Лейтли сам сюда приехал?

Худой, как праведница во время голодной недели, мажордом незаметной тенью проскользнул мимо гостей, пока не оказался возле Эдмона Энта. Управитель шепнул хозяину несколько слов, и взгляд Древовидного внезапно выловил топчущегося у входа Иллиана. Будто и не было этих бессмысленно бегающих глаз и беспробудного старческого маразма. Одним едва уловимым движением Отец Энтов заставил разговоры в зале стихнуть. Здесь он был могучим ветром, а мелкие лорды — тлеющими угольками: захочет — раздует пламя, передумает — заставит навсегда погаснуть. Жестом руки сир Эдмон пригласил Иллиана пройти вперед.

— Кто вы? — задребезжал голос старика.

— Сир Иллиан Лейтли, наемный рыцарь. Занимаюсь поиском и уничтожением преступников, бежавших из Таули.

— На одних таулинцах сыт не будешь. Чтобы сбежать из королевской темницы нужны незаурядные способности, — возразил Энт.

— Все так, — согласился Иллиан. — Благо, в местных землях много разбойников, за которых лорды могут заплатить неплохую цену.

— Но не в последнее время, — не унимался сир Эдмон. — Иначе вы бы не пришли к нам.

— Не в последнее время, — покорно согласился Иллиан.

— Значит, ты охотник за головами, — скривился Кейли, и, склонившись к старому Энту, быстро зашептал на ухо. Старик кивнул, и Тумкот произнес уже громче. — Имеешь ли ты какое-либо отношение к сиру Гайрольту Лейтли?

— Он был моим отцом, — спокойно ответил Иллиан.

По залу прокатилась волна оживления. Старый Энт так сильно удивился, что невольным движением опрокинул кубок с вином. Глаза Кейли Тумкота налились кровью, однако ни один мускул на лице Рыси не дрогнул, словно речь шла не о старом враге, а о едва знакомом дальнем родственнике, о существовании которого он вдруг недавно узнал.

— Сын изменника, — выдавил из себя Тумкот, стараясь вложить в эти слова все презрение, на которое был способен.

— Вина которого не была доказана, — едва шевеля губами ответил Иллиан.

— Потому что он покончил с собой! — взорвался Кейли Тумкот, поднявшись на ноги. — Если бы он был невиновен, то оправдался, а не бросился на меч.

— Всем известно, что после допросов в застенках вашего замка, люди сознавались и в существовании в заговорах, которых не было.

— Ну довольно, — взмахнул рукой Энт, будто отмахиваясь от надоедливой мухи. — Сир Гайрольт был обвинен Ойдэли Тумкотом в заговоре против короля. Лейтлифорд часто посещали островитяне, хотя им запрещено появляться на западном побережье. А когда к вашему лорду пришли, чтобы объясниться, он бросился на меч.

— Пришли не чтобы объясниться, а чтобы арестовать, пытать и вырвать из него признание.

— Довольно, — Энт начинал заводиться. — Что вы от меня хотите? Чтобы я отобрал Лейтлифорд и западное побережье у лорда Ойдэли, потому что вы вернулись? Земли отобраны у изменника…

— Я пришел сюда не для того, чтобы просить вернуть мне земли моего отца, — перебил Иллиан.

— Что же вам тогда надо? — удивился Энт. Он повернулся к Кейли, всем своим видом показывая недоумение.

— Я хотел бы присягнуть на верность семье Энтов. Я хороший воин, мои люди закалены в боях.

— Вы были на войне? — сверкнул глазами Кейли.

— Нет, но мы участвовали…

— О каких боях может идти речь?

— Ну же, Кейли, не будь так суров, — улыбнулся Энт. — Сир Иллиан, не знаю уж, достойны вы, чтобы к вам обращались сир… Но все же. Все ваши люди, это… — позади показалась крупная тень давешнего знакомого Лейлти — правого тайного мастера из рода Гордри — и что-то зашептала своему господину. — Все ваши люди это одиннадцать худых крестьян. Ну а вы… Возможно вы действительно умеете обращаться с мечом, но что из этого? Какой резон мне брать человека сомнительной репутации именно сейчас, в такое непростое время?

Иллиан знал, какое именно сейчас время. Год был неурожайным, а из-за закончившейся, причем достаточно бесславно для Кантии, войны с восточными варварами, денег в казне не было. С кампании вернулось много горячих голов, готовых на любую работу за невысокую плату. Лейтли видел подобных головорезов, способных за десяток медяков перерезать глотку первому встречному. Иногда эти ребята сами сбивались в стаи, грабя и убивая, пока не перебьют их самих. Может, именно поэтому дела у рыцаря шли не так уж ладно. Вот что происходило именно сейчас. И вот о чем спрашивал старый Энт у Иллиана.

— Дядя, — от тонкого звонкого голоса Лейтли невольно вздрогнул. — Дядя, — говорил худенький высокий подросток, — мне нужен этот рыцарь.

Иллиан стал пристально разглядывать этого юношу, готового пойти против слова старого Энта, второго по влиятельности человека в Кантии после короля, а может, даже и первого… На вид мальчику лет четырнадцать. Лицо белое, бледное, словно и не Энт вовсе, а какой-нибудь Рэдри или Сатер. Только глаза такие же изумрудные, большие, как у всех древовидных. Лейтли быстро прикинул: у сира Эдмона четыре племянника. Двое старших не подходят — тем уже давно за тридцать, тем более один из них король. Значит, остаются Эдвар и Кейвин-младший. Последний все время с отцом, а старшего Кейвина среди присутствующих не было. Значит, это Эдвар. Единственный сын любимого брата старого Энта. Как же того звали, Гарквист или Гранквист?

— Эдвар, — подтвердил догадку рыцаря Отец семьи. — На что тебе этот рыцарь?

— Мне исполнилось шестнадцать, — твердо заявил мальчик, — и теперь я член семьи, мне положена охрана.

— Я выделю тебе людей, если это так важно, — примиряющее развел руки сир Эдвин. — Зачем брать чужого человека?

Мальчик замялся, но тут возле него появилась высокая сгорбленная тень. Ни звука слышно не было, но стало понятно — именно этот призрак и нашептывает то, что нужно говорить.

— По данному моими предами правом, я могу взять любого человека в личную охрану без согласования с королем или Отцом моей семьи, — в голосе мальчика Иллиан услышал стальные нотки.

— Эдвар! — на лице старого Энта застыли две эмоции — гнев и удивление. Лейтли так и не мог понять, что взяло верх, но продолжил сир Эдмон достаточно спокойно, — ну а что ты намерен делать с его людьми?

— Вы же знаете, что до свадьбы в Утесе Гроз, мне нужно добраться в родовое имение, чтобы вступить в права наследования. Дорога там не самая спокойная, люди могут пригодиться. Конечно, — сделал паузу мальчик, — если вы дадите на это свое благословение.

Энт повернулся к Тумкоту, картинно разведя руками, дескать, не знаю, что делать с этим мальчишкой. Однако Кейли мудро не поддался на провокацию. Он, как и многие, знал, что Эдвар является любимчиком старика. Да, этот юноша не входил даже в первую десятку возможных претендентов на корону и не обладал реальной властью, но вот вить веревки из Отца самой могущественной семьи, маленькому лорду удавалось. Что бы сейчас Тумкот не сказал, это будет пропущено мимо ушей — старый Энт, скорее всего, уже все решил.

— Возьмешь еще дюжину моих ребят. Своих людей у тебя немного. Хочу, чтобы тех, кому ты мог доверять, рядом было побольше.

Казалось, что только произнеся последние слова, сир Эдмон напрочь забыл о существовании рыцаря из сомнительной семьи. Догадку Иллиана подтвердил сир правый тайный мастер Родриг Гордри, появившийся рядом с Лэйтли и молчаливо потянувший того за рукав. Естественно, ни о каких церемониях речь тут не шла. Иллиану была уготована судьба сторожевого пса, с такими не особо церемонятся. Впрочем, слуга плаща и кинжала не выражал явного презрения, скорее наоборот, в уголках глаз Родрига светилось любопытство, но никаких расспросов не последовало.

Правый тайный мастер повел Иллиана по узеньким петляющим коридорам. Света здесь было мало, полумрак изредка рассеивался чадящими и потрескивающими факелами, но отпрыск Гордри двигался уверенно. Впрочем, время от времени он останавливался, чтобы дать возможность Иллиану догнать его. Они спускались все ниже и ниже, пока общий коридор не расширился, превратившись в подобие залы. По обе стены этого сооружения виднелись маленькие крепкие двери, одну из которых сир Родриг потянул на себя, и пригласил рыцаря войти.

Комнатка была совсем крохотная. Иллиан едва смог оглядеть ее из-за маленького оконца: кровать да стол, размером напоминавший большой стул. Вот и все нехитрое хозяйство. Лейтли предположил, что это либо нечто вроде казарменного помещения для бедных офицеров, либо тюремная камера для аристократов.

— Я распоряжусь, чтобы вам принесли еды. И еще кое-что… — Родриг на секунду замолчал. — Вы здесь, конечно, не пленник, но я не рекомендую вам сегодня выходить из этой комнаты и разгуливать по замку. По крайней мере, пока вы не присягнете маленькому лорду.

Иллиан кивнул, после чего правый тайный мастер вышел из комнаты, притворив за собой дверь. Лейтли не слышал звук закрывающегося засова или поворачивающегося ключа, но все же спустя несколько минут встал и тихонько подошел ко входу. Дверь поддалась легко, но рыцарь, словно испугавшись своей свободы, тут же затворил ее. Возможно, Гордри прав, лучше всего сегодня ему остаться в этой маленькой клетушке.

Через четверть часа в дверь тихонько стукнули, и на пороге появился слуга с подносом. Казалось, это была тень все того же Родрига — высокая, широкоплечая, с плавными быстрыми движениями. На крохотном столе появилось дымящееся мясо, копченая курятина и горячий жирный пирог. Картину испортил только кувшин с вином, на поверку оказавшимся нечто средним между перебродившим морсом и уксусом.

— Сир Родриг просил передать, что ваших людей накормили и расположили на ночь в сарае снаружи замка, — прогнусавил слуга, и его недавняя похожесть с правым тайными мастером рассыпалась, как сухой осенний лист под порывом весеннего ветра. Иллиан теперь видел перед собой грубоватого крепкого парня, не более.

— Поблагодарите от меня сира Родрига. Он очень добр ко мне, — ответил рыцарь здоровяку.

Слуга поклонился, что стало для Лэйтли неожиданностью, и покинул крохотную комнатку, в которой и одному было тесно, не то что двоим. Иллиан приступил к трапезе, сдерживая в себе желание наброситься на еду подобно дикому зверю. Прошло то время, когда он мог пренебречь этикетом, в этих землях, к слову, достаточно вольному. Теперь ему предстояло быть постоянно на виду при его маленьком сеньоре.

Предстояло служить семье Энтов — пусть косвенно, но виновных в бесславном падении его Дома, гибели отца, скитаниях и лишениях самого Иллиана. Да, пусть они не занесли меч и не ломали главных ворот, но все происходило с их молчаливого согласия. Лейтли понимал, что пал очень низко. Хвала Трем Богам, что отец не видит этот позор. Но что ему оставалось? Возможно, он не так крепок духом, как отец. И когда необходимо было покончить с мучениями, рыцарь не бросился на меч. Да и рыцарь ли он теперь вообще?

Невеселые мысли Иллиана усугублялись кислятиной из кувшина, которую лишь неблагородный или лживый человек мог назвать вином. Возможно, выпей несчастный член семьи Лейтли сладкого Йороширского или крепкого, но пряного Гоноборского, то выводы о своей судьбе и дальнейшем будущем были не так печальны. Но кислятина из погребов Соколиной Охоты располагала только к унылым мыслям.

Вспомнился могучий и великий Лейтлипорт, стоящий истуканом на скалистом побережье, красавец-отец, лично приветствующий всех дальних иноземных купцов — и важных, и мелкосошных, — редко улыбающиеся худые жители Соленых Островов, торгующие на их рынке. Тут и там важно ходили стражники, гордо выпячивающие якорь на груди — символ принадлежности к семье Лейтли, пусть и не самой старой, но уж точно почитаемой. И он, маленький Иллиан, стоящий на крепостной стене и слушающий тогда еще молодого Элаяю, твердившего, что когда-нибудь это все станет его.

«Должно было, да не стало», — горько усмехнулся про себя Лейтли. Все рухнуло, как большой карточный домик, под внезпано пошатнувшимся столом. И теперь отпрыск благороднейшией семьи побирается, как последний наемник.

Иллиан хлебнул еще раз горького пойла и, икнув, шумно засопел — изрядно набравшийся и презираемый самим собой.

Иван сидел в небольшом летнем кафе, потягивая холодное пиво, или скорее пивной напиток: едва алкогольный, чтобы таким называться. На улице царило бабье лето, не слишком жаркое, но и не заставляющее укутываться в свитера и облачаться в куртки. По дороге, кусок которой открывался из парка, где и раскинулся летник, еле плелся автотранспорт. Волочились старенькие автобусы, блестящие своей чистотой иномарки, кашляющая гордость отечественного автопрома и даже редкие мотоциклисты, лавирующие между стоящими в пробке машинами, чем вызывали в свой адрес все те производные из трех лексических единиц, на которых строился великий и могучий русский мат.

В самом кафе, представлявшем собой семь красных пластиковых столиков с огромным навесом над ними, кроме Ивана никого не было. Ну еще бы, кто попрется пить пиво в парк во вторник в двенадцать дня? Только безработный психокинетик. Хотя самому Турову приставка «психо» не очень нравилась. Он всегда представлялся телекинетиком, причем, по сути только этими способностями и пользовался. Отец все детство твердил, что, если сын будет долго и тщательно заниматься, то обязательно добьется успехов во всяких криокинезах или мыслеграфиях. Но вот для чего? Практической пользы от этого никакой. Как говорится, мыслеграфию на хлеб не намажешь.

А родной телекинез вот он. Три месяца отработал, и даже в случае увольнения, если не нарушил норматив 139, государство тебя еще месяц содержит, в соответствии с прежней заработной платой. Система, конечно, не идеальна, но это для чинуш из Комитета и Отдела по Сверхспособностям, а вот Ивану было самое то — редко где он задерживался дольше трех месяцев. А потом Отдел сам подыскивал несколько вариантов, ему оставалось лишь выбрать один и трудиться дальше.

Конечно, вечно так продолжаться не будет. Иван это понимал. Когда-нибудь к нему приедут люди из Отдела, не дай бог, опустят ступень. В смысле по использованию, а не по способностям. Хотя и на последнее они, кажется, тоже способны. А как станет работать пятеркой или, чего доброго, четверкой, то и зарплата будет соответствующая. Хотя и двойками на полторы-две ставки люди концы с концами сводят. Но это уж совсем безрадостная перспектива.

Размышления Ивана прервала худая девица с всклокоченными черно-смоляными волосами, плюхнувшаяся на свободный стул рядом с ним.

— Привет, — кинула она.

— Привет, — машинально ответил мужчина, еще не успев возмутиться.

Девица ему сразу не понравилась. Конечно, на внешность очень даже ничего, но красота эта какая-то опасная, с огромной силой внутри, как изящество крадущейся пумы или крутой перевал огромной ледяной горы. На таких, почему-то, мужики гроздьями виснут. «Летят, как бабочки на огонь», — почему-то подумалось Ване.

Она была действительно хороша: курносая, с маленьким аккуратным ртом и раскосыми хитрыми глазами. «Лиса чернобурая», — снова выдал странную аналогию мозг мужчины.

— Мы знакомы? — спросил он.

— Лена, — протянула руку девушка.

— Ваня, — кивнул он и выжидающе посмотрел на собеседницу.

— Работа есть. Как раз по твоему профилю.

Туров невольно напрягся. Работа ему нужна не была — Отдел сам предложит, — тем более от человека, который «знает», какой у него «профиль».

— Телепат? — сурово спросил он.

— Нет, просто наблюдательная, — усмехнулась Лена. — Сидишь, а сам ради забавы стакан глазами туда-сюда двигаешь. Слабая развлекуха для психокинетика.

— Ну допустим, — чуть расслабился Иван. — А почему сразу психо?

— Ну не телекинетик же, — рассмеялась она. — Ты себя в зеркало видел?

У Вани от такой наглости отвисла челюсть. Конечно, он не Орландо Блум, но уродом его никто никогда не называл. Причем, как его внешность вообще соотносится с телекинетизмом?

— А что не так со мной?

— Да ты расслабься, — девица вытащила тонкие сигареты и закурила. — Я просто к тому, что по внешности видно, что ты не телекинетик? Не качок, — она выпустила струю дыма и, заметив удивленный взгляд собеседника, продолжила. — Я уж не знаю, как это соотносится, но у телекинетиков, может, мозг так устроен. Они же тяжести в основном поднимают, ну этим местом, — постучала она пальцем по голове. — А мозг вроде обманывается и думает, что поднимает не он, а тело. Вот и здоровые все такие. Ты знал, что телекинетикам даже запрещено в соревнованиях по бодибилдингу участвовать?

— Нет, не знал.

— Ну вот, телекинетики, они прям амбалы. Их очень легко различить. А психо — крепкие, конечно, но не такие… Ну мы отвлеклись, так вот по поводу работы…

— Спасибо, не интересует, — отрезал Иван.

— Да у тебя и выбора то особого нет. Я, проще говоря, тебя подставила.

— Чего? — нахмурился мужчина.

— Вправо чуть обернись.

Иван последовал ее совету и обнаружил через два столика компанию из четырех мужчин. Ничего особенного, если не учитывать, что все были в одинаковых темных спортивных костюмах. Сборная олимпийского резерва, мать их. Сидят, пиво пьют и… молчат.

— Вон тот, что покрепче, психокинетик, причем сильный — шестерка или семерка, — вполголоса продолжала загадочная Лена. — Вторая справа, да, это женщина, просто стрижка короткая, — усмехнулась она, увидев обескураженный взгляд Вани, — ясновидец. Слава богу, слабенький. Тройка всего, я могу от нее по полдня скрываться. — С тупым выражением лица — телепат, а вот худой, как и я.

— Как и ты что?

— Квик, — в довершении своих слов девушка схватила бокал с пивом и тут же отпустила его. По крайней мере, Ивану так показалось. Перевернутый бокал стоял на поверхности стола, а внутри едва заметно бултыхался янтарный желтый напиток. И ведь ни одной пролитой капли.

Туров стал припоминать что-то вычитанное об американских исследованиях по ускорению метаболизма человека. Вроде, если катализировать процессы обмена веществ, то можно добиться ускоренной реакции самого организма. Конечно, там было все очень замудренно и научно, да еще половина с английскими терминами, но, вроде, смысл такой. Или нет?

— Ты как это сделала?

— Секрет фирмы.

— Ну а хочешь ты чего? — невольно заинтересовался Иван.

— Вот тут все написано, — протянула Лена ему свернутую бумажку. — Сказать не могу, этот, — неопределенно кивнула она в сторону компании, — сразу мысли твои прочитает. Развернешь, когда хвоста не будет. Ясновидец за тобой не пойдет. Телепат, может быть. Ему все равно рядом со мной быть необязательно.

— Это почему еще?

— Я закрываться от него умею. Папаша научил на свою голову. Ну ладно, в общем, бумажку бери. И давай, ноги в руки.

Она говорила таким тоном, что у Ивана не возникло желания даже сопротивляться. Может, в довершение ко всему эта взбалмошная девица была еще и эмпатом — Туров бы этому свсем не удивился. Хотя какое сейчас это имеет значение? Больше всего ему хотелось поскорее уйти подальше от летнего кафе с ненормальной Леной и ее «спортсменами-провожатыми». Иван почему-то был уверен, что эта девушка себя в обиду точно не даст, поэтому за нее не переживал. Волноваться стоило за себя.

Из парка он вышел не один, следом мелькнул черный спортивный костюм. Иван вскользь заметил действительно туповатое лицо, пока преследователь не растворился в толпе. Как и предупреждала новая знакомая — за ним увязался телепат. Хотя никакого дискомфорта Иван не ощущал. Одно из двух: либо преследователь вовсе не умеет залезать в голову, либо делает это настолько умело…

В памяти почему-то всплыл первый опыт общения с телепатом. Это была девушка, весьма красивая. Они познакомились на новой работе. Ивана смущало только одно обстоятельство — рядом с новой пассией он постоянно чувствовал себя в не своей тарелке, вроде первоклассника, распекаемого учителем. Его состояние объяснилось довольно просто. В очередной раз, когда они пошли в какую-то дешевую кафешку, он предложил ей выпить бокал вина. В голове у него уже разворачивался план увлекательного продолжения вечера. Но подруга ответила, что можно и без вина, а лучше вообще уйти прямо сейчас, пока ее подруга не пришла. Так Ваня впервые столкнулся с телепатом.

Отношения продолжались недолго. Выяснилось, что жить с девушкой, которая знает все, о чем ты только что подумал, не такая уж хорошая идея. Даже порвать нормально не удалось, она бросила его первая, лишь догадавшись, о чем пойдет речь. Обидно, да.

Вообще телепатов не очень любили. Как раз именно за то, что человеку всегда нужен небольшой уголок, где он может побыть один. Никто не захочет, чтобы ему лишний раз лезли в голову. Можно прям картину маслом представить: приходит мужик домой, садится с бутылочкой пива перед телевизором, а жена его пилить начинает за то, что на задницу главного бухгалтера сегодня пялился. И все это сопровождается жуткой головной болью, без нее слабенькие телепаты не умеют. Ну вот спрашивается — и зачем с такими жить?

Это в теории, вернее в законодательстве, прописано, что телепат должен предупреждать незнакомого человека о своих способностях, вплоть до уровня их использования. Вот только за свою практику Иван еще ни разу с этим не сталкивался. Любят телепаты оставаться в тени. Что с них возьмешь?

Новый знакомый в спортивном костюме изредка мелькал позади. Попробуй скройся от такого, если он наперед знает, куда ты пойдешь. Иван свернул на узкую тропинку, которая вела к гаражам, за ними виднелся уже его дом. Надо что-то делать с этим надоедливым идиотом. Только что? Даже думать нельзя.

Широкая улица скрылась позади. Под ногами зашуршал крупный гравий. Дороги здесь сроду никакой не было, да и этот камень местные закупили сами, устав, после каждой непогоды застревать в огромных ямах и увязать в грязи. Сейчас это было на руку Ивану. Он слышал, как позади стали доноситься тихие шаги, которые, как и ожидал Туров, выдавала каменная порода. Иван знал, что это тот самый тип в спортивном костюме. Более того, и преследователь знал, что он знает. Но телепата, видимо, это не смущало.

Ивана вдруг обуяла дикая злость — он, психокинетик шестой категории, должен терпеть этого худого заморыша? Да что этот недоделанный мозголаз может сделать? Физически сделать? Да ничего.

Иван проходил как раз мимо небольшой стихийной свалки, расположенной на свободном месте между гаражами. Давно один из местных аборигенов выбросил какие-то железки, потом к ним прибавился новый хлам, так и пошло. Именно сейчас Иван случайно мимоходом пробежался глазами по развороченной арматуре, треснувшему лобовому стеклу, сломанным дискам, пустым грязным бутылкам из-под масла, мотку тонкой ржавой проволоки… Внезапно в голове родилась сумасшедшая мысль, такая неожиданная и преступная, что Турову стало даже не по себе. Лишь неизведанным внутренним чутьем он знал, что именно так и надо поступить.

Развернувшись, Иван обнаружил, что худой преследователь всего в каких-то тридцати метрах от него. Телепат уже знал, что с ним собираются сделать или примерно догадывался, мозголаз даже нервно обернулся назад, но до поворота было слишком далеко.

— Даже не думай, — вскрикнул он тонким, почти юношеским голоском.

Иван удивился. И вот этого писклю он боялся? Тонкая ржавая проволока поползла в сторону телепата, петляя то вправо, то влево, совсем как живая змея. Незадачливый противник все же бросился назад, но железная нить одним прыжком догнала его и обмоталась вокруг ноги. Не очень крепко, чтобы не нарушить кровообращение. Членовредительством психокинетику заниматься совсем не хотелось.

— Ты труп, — пискнул телепат, с каждой секундой все больше и больше заматывающийся в проволоку.

— Лучше помолчи, — ответил Иван. — Целее будешь.

Он довольно осмотрел свое творение — пойманную в ржавую паутину мошку — и щелкнул средним пальцем. Жертва тихонько ойкнула и завалилась набок. Так-то лучше. Иван развернулся и довольно зашагал в сторону дома.

Продолжалось, впрочем, его благостное настроение недолго. Минут через пять пришло полное понимание того, что он натворил. С детства ему твердили — использовать свои способности во вред человеку можно только в одном случае, если ты защищаешься. Что бы ни случилось, никогда не начинай первым.

Турову вспомнились события двухгодичной давности, когда он заступился за малолетнего паренька, которого шпыняли несколько телекинетиков чуть постарше. Издевались не очень изощренно, «толкали» глазами друг к другу, противно оскалившись и гогоча. Он тогда просто раздвинул толпу и взял пацана за руку. А когда один из обидчиков попытался свалить его с ног, конечно же, не физически, а на кинетическом уровне, Иван ответил. Да не слабо так ответил. Только двое своими ногами ушли, точнее убежали, другие попали в больницу. И ничего Комиссия с ним не сделала, как бы родители этих малолетних идиотов не напрягались. «Применение способностей в целях защиты» — и плевать, что там телекинетики не выше третьей руки были, а он шестерка, да еще «психо».

Хотя… На сколько потянет его шутка с проволокой? Там всего-то телекинез первой, максимум второй категории. Вопрос только в том, удастся ли доказать, что телепат хотел ему навредить?

«А что если он еще и на госслужбе. Или, что еще хуже, из Отдела?», — раздался противный внутренний голос. «Ведь что ты знаешь об этой Лене? Почему ты решил, что она не преступница? Просто так квика пасти не будут. Да и не появится квик перед простым смертным, демонстрируя мастерство переворачивания пивных кружек. Квики, поди, все на секретку работают». Да, вляпался. Того и гляди, поедет Ваня далеко и надолго, валить своими ручками могучий сибирский лес. Именно что ручками, а не мозгом. Потому что прогонят его через Антишлем — понизят способности до безопасного второго уровня или вовсе лишат. Действительно, зачем опасному для общества человеку с неустойчивой психикой быть психокинетиком шестой категории?

Он так погрузился в раздумья, что чуть не проскочил Маргариту Борисовну, сидевшую на лавочке возле подъезда. Её настойчивое приветствие быстро привело его в чувство.

— Ваня, здравствуй.

— Ой, Маргарита Борисовна, здравствуйте, а я задумался что-то.

Старушка подозрительно посмотрела на Ивана, размышляя, можно ли простить ему сию оплошность, но в итоге смилостивилась. Сегодня Марго (так называл Туров свою соседку по лестничной клетке) находилась в чудесном настроении. Маргарита Борисовна была из той многочисленной породы, которой не нравилось все новое. По ее скромному мнению, раньше сахар был слаще, цены ниже, а люди честнее. Правда, критиковала соседка все образно, в целом. Как только дело касалось каких-либо конкретных людей, будь-то президент, министр, областной депутат или, не дай боже, председатель ТСЖ — к слову, премерзкая толстая тетка, в любое время суток облитая приторными духами — непримиримая Марго превращалась в улыбающегося и соглашающегося приспособленца.

Поэтому, а может и в силу тяжелого характера (находиться со старушкой больше десяти минут было совершенно невыносимо), подруг у семидесятивосьмилетней ретроградки не было. Ее даже не терпели, а просто смирились с ее существованием, как могут только привыкнуть аборигены, живущие у подножья вулкана, к своему грозному соседу — вроде, все нормально, но нет-нет да и глянешь изредка на вершину, не курится ли там дымок. Так обстояло дело и с Маргаритой Борисовной. До сего момента практической пользы от старушки не было, но, видимо, именно в этот день судьба смилостивилась над Иваном и послала приз за все те годы молчаливого терпения.

— А к тебе твой брат приехал. Он просил не говорить, конечно, но уж не утерпела, извини.

— Брат? — ошарашено переспросил Иван.

— Ну да, брат. Я, главное, слышу — кто-то возится на площадке, в глазок смотрю — стоят двое у квартиры твоей, дверь уже открыли. Я им: кто такие, чего надо? А Виталий и говорит, что брат он твой. С женой на несколько дней приехал. Ты на работе, ключи дал им, чтобы в квартиру попали.

— А, Виталька, ну да, — выдавил из себя улыбку Иван.

Туров был слегка растерян. Он всю жизнь искренне считал, что является любимым, но что еще важнее единственным ребенком в семье. А тут объявляется загадочный брат, да еще с женой. И все это по странному стечению обстоятельств прямо после знакомства с таинственной Леной — прошло ведь не больше минут двадцати.

Иван попрощался с Маргаритой Борисовной и зашел в подъезд, медленно и осторожно поднялся по лестнице и застыл перед закрытой дверью. Он простоял так, наверное, минут пять, не решаясь войти. Все это время там, в его родной двушке, не раздалось ни одного шороха, ни малейшего звука, который мог сказать о том, что внутри кто-то есть. Его «брат» с «женой», если и были внутри, очень не хотели, чтобы Иван об этом знал.

Туров тихонько спустился, вышел из подъезда и снова столкнулся с Марго.

— Чай сели пить, а дома ни конфет, ни печенья, — с идиотской улыбочкой развел руками Иван. — Вот, до магазина сбегаю.

Соседка одобрительно кивнула, мол, действительно, негоже гостей голым чаем поить. Даже не сказала ничего. На том и попрощались. Иван растерянно побрел по асфальтированной тропинке к автобусной остановке, слабо представляя, что происходит в его жизни и, собственно, что теперь делать? Он настолько поддался угрюмому настроению, что полностью ушел в себя: глаза остекленели, а мысли совсем улетучились. Длилось это секунд десять, может, чуть больше. В сознание Туров пришел резко, как дремлющий человек вдруг роняет голову и просыпается, и сразу понял, что что-то натворил. С ним это бывало. В сущности, из-за этого и приходилось менять работу. Эвакуирует он, к примеру, машину, задумается на секунду, очнется, а вместо авто кусок металлолома. Или на складе когда работал — паллет с товаром поднимал и тоже, что называется, «потерялся». В себя пришел — паллет-то цел, а вот все стойки и регалы рядом раскурочены. Потому и твердили ему все время — собраннее надо быть, нельзя психокинетику в себя уходить.

Иван с содроганием обернулся и облегченно выдохнул — ну ничего страшного, могло быть и хуже. Расплющено несколько мусорок, скамейки чуть погнул, хорошо хоть не видел никто. Туров прибавил шагу, сунув руки в карманы, и стал огибать аллею с редкими и полуголыми кустарниками. Пальцы машинально перебирали разную чепуху в кармане — мелочь, несколько подсолнечных семян, ключи, небольшой бумажный листок. Иван внезапно остановился и выудил на свет записку, переданную ему Леной. Вот ведь, совсем забыл. Послание содержало только место и время: «16–00, 5112 Проектируемый проезд 12». Туров покрутил бумажку в руках, даже посмотрел на свет, будто ожидая увидеть едва проступаемую невидимыми чернилами надпись. Но ничего не было.

Иван размышлял недолго, достал телефон, нашел этот Проектируемый проезд, присвистнул. Конечно, не другой конец города, но все же ехать порядочно. Бомбила на призывное приглашение вытянутой руки откликнулся довольно быстро.

— 5112 Проектируемый проезд, две тысячи, если быстро.

— Это где? — изумился водитель, небритый русский мужик с пустыми тусклыми глазами.

— В сторону Печатников.

— А… Ну давай, только я тот район плохо знаю.

— Сориентируемся, — уселся Иван и хлопнул дверью.

Старенькая иномарка на удивление резво тронулась, а Туров включил на телефоне GPS. Надо было успеть вовремя и разобраться уже в этой странной истории.

Сир Гранквист Энт прожил недолгую, но, как сам заявлял, счастливую жизнь. В сорок шесть лет, оставив жену с тремя дочками, он сбежал в долину Кричащих Сов к своей хоть и поздней, но страстной любви — леди Алитори Барноул. Алитори оказалась женщиной из маленькой и бедной семьи, у которой кроме небольшого клочка земли рядом с болотами и крохотного, однако крепкого и неприступного замка Сов, ничего не было.

Отец Гранквиста, сир Джонас Энт, сердечный порыв сына не одобрил. После нескольких ни к чему ни приведших разговоров, папаша по сути лишил нерадивого отпрыска всех энтийских земель и денег, считая, что тот опозорил семью Энтов. Четыре долгих года Гранквист и Алитори жили на оставшиеся средства семьи Барноул. Поговаривали даже, что в замке Сов нет слуг, а леди, когда ее кухарка Бонта мучается ногами, готовит сама. Возможно, часть слухов была правдивой. Налогов с болотных земель собиралось крайне мало, а многие любопытные гости замечали, что некогда увешанная фамильными украшениями Алитори с каждым разом одевается все проще и туалет у нее все беднее. Именно в это время у Гранквиста и Алитори родился сын — Эдвар, худенький и бледный мальчик, лицом и гордым взглядом пошедший в отца, а слабым здоровьем и частой болезненностью — в мать.

Через четыре года после того как Гранквист Энт стал лордом долины Кричащих Сов, из столицы прибыла одновременно печальная и радостная весть. Скончался гневный сир Джонас Энт и Отцом семьи стал Эдмон, обожавший родного младшего брата Гранквиста со времен детства. В долину Кричащих Сов потекло золото древовидной семьи, которое тратилось Гранквистом направо и налево, бездумно и бесцельно. Кое-что, впрочем, перепало и на благоустройство — были переделаны северные врота замка, построена мельница на единственной местной речушке, возведен новый храм Трех Богов (хотя уже в то время королевство было заражено церковью Единого Бога). Неизвестно, может, деятельность родного брата нового Отца семьи Энтов пошла и дальше, но не сложилось. Не дал благословения Единый Бог, или один из Трех Богов (ибо только в последних и верил Гранквист, считая новую религию ересью), но ровно через два года после смерти старика Джонаса и ровно через шесть лет после собственного бегства, Гранквист Энт скончался. Безутешная вдова осталась одна вместе с пятилетним Эдваром.

Хотя говорить об одиночестве леди представлялось не очень справедливо. Конечно, с одной стороны, Алитори была презираема не только бывшей женой Гранквиста, но и всей женской половиной семьи Энтов, к которой она теперь хоть и формально, но принадлежала. С другой — малолетний Эдвар вкупе со своей матерью обрел самого могущественного союзника в королевстве, на которого лишь мог рассчитывать — сира Эдмона. Любовь Отца Энтов к брату перекинулась на его сына, в котором Эдмон с каждым годом все больше видел от Гранквиста (к слову, мальчик действительно являлся точной копией родителя, за иключением разве что бледной светлой кожи). Поэтому ровно до тринадцати лет Эдвар жил вместе с Алитори, снабжаемый из столицы не только всем необходимым, но и сверх того, зачастую даже лишним. На четырнадцатом году жизни «по причине прохождения необходимой военной подготовки» мальчика увезли к дяде. Там он действительно первые полгода изучал тактические трактаты, бился с мастерами по фехтованию на деревянных мечах, даже участвовал в скачках на настоящих боевых конях. Но постепенно все сошло на нет. Сиру Эдмону было важно, чтобы мальчик попросту оставался рядом, потому что к тому времени, старик полюбил его, как родного сына. Сам Эдвар довольно скоро понял свое особое положение и от былой учебы, навязанной дядей, оставил только изучение военных трактатов. Домой, в долину Кричащих Сов мальчика все же изредка отпускали, но ненадолго. Казалось, Эдмон Энт не может надолго обходиться без общества своего племянника.

И вот теперь, после вхождения в совершеннолетие, сир Эдвар Энт, новый лорд долины Кричащих Сов, должен был приехать в свое родовое имение, чтобы вступить в права наследования.

Крафтер Боули, верховный пересмешник его светлой особы лорда Долины Сов, как он сам себя величал, или скоморох Крафти, как окликали его другие, важно замолчал. Рассказанная история о семье Эдвара Энта, нового господина Иллиана, вытекала из его уст как величественная сага. Надо сказать, Крафти действительно являлся большим искусником в тех делах, где надо было почесать языком. Хотя выделялся шут больше своим вычурным поведением.

Утром, когда Иллиан явился пред светлые очи будщего господина, Эдвар сидел вместе со своим дядей, что-то бурно обсуждая. Крафтер лежал на холодном полу, нисколько не боясь простудиться, и с самым спокойным видом ковырялся в носу. Завидев рыцаря, тот радостно помахал рукой, впрочем, не думая даже подняться на ноги, и стал причитать, дескать, лорды ведут настолько скучную беседу, что ему приходится развлекать себя самому.

Что и говорить, фигура пересмешника являлась самой что ни на есть любопытной. Но гораздо важнее другое — идея предложить рыцаря на роль телохранителя лорда тоже принадлежала ему. Именно Крафтер и был той тенью, которая в ответственный момент склонилась над ухом Эдвара. На многочисленные вопросы Иллиана, с какой целью пересмешник это сделал, тот отвечал различными шутками.

К тому же, у маленького лорда уже был телохранитель, превосходивший Лейтли не только в боевом опыте, но и в физических данных. Мойно, человека без фамилии по прозвищу Черепаха, нанял сир Эдмон, как только Эдвар приехал к нему на обучение. Поговаривали, что Мойно служил наемником то ли у восточных варваров, то ли у северного народа. Внешности он был выдающейся — шестифутовый гигант с короткими пшеничными волосами и длинными усами. Лицо приятное, с таким только трактирщиком работать, но вот глаза, словно воды Северного моря. За все время пути Черепаха ни на минуту не отходил от лорда, изредка недовольно бросая взгляд на Иллиана, как на дилетанта и совсем не говорил. Может, он не понимал кантийское наречие, может, был немым, а может и то и другое.

Сейчас Мойно ехал впереди маленького лорда, сверкая своим нагрудником на полуденном солнце — к слову, единственным доспехом, который он носил, и собственно за который и получил свое прозвище. Иллиан должен был на своей лошадке следовать за мальчиком, но Эдвар то и дело оборачивался и заговаривал с ним. Невольно приходилось догонять сеньора, что осложнялось узкой дорогой и долговязым Крафти, двигавшемся по левую руку от лорда.

— И неужели вы столько лет не были дома? — удивился Эдвар.

— Лейтлифорд больше не является моим домом, — вежливо ответил Лейтли.

— У бродячей собаки дом там, где поставят миску с едой, — вполголоса ответил Крафти, однако и лорд, и Иллиан его услышали.

— Сир Боули, не все люди, носящие оружие, более того, умеющие с ним обращаться, могут проглотить подобные слова, — заметил Иллиан.

— О, добрый сэр рыцарь, я это прекрасно знаю, — рассмеялся Крафти. — Я всегда знаю, каким людям и что я могу говорить. Например, подобные слова никогда не вырвались бы из моих уст, будь я наедине с Черепахой.

Мойно, услышав свое прозвище, повернулся, и в его глазах действительно мелькнуло желание растерзать кого-нибудь. Убедившись, что ни рыцарь, ни тем более скоморох, особого энтузиазма в этом забавном деле не проявляют, он отвернулся, а Крафти продолжил как ни в чем не бывало.

— У меня очень длинный язык, признаю это. Но я дожил до своих лет только благодаря пониманию и природному чутью, кому можно говорить некоторые вещи, а кому нет. Хотя признаюсь, не хотел вас обидеть. Иногда мои мысли все же обретают звук быстрее, чем я успеваю заткнуть себя.

— Не обращайте внимания на Крафти, — вмешался Эдвар, — если бы его язык был метлой, то он за один день вымел бы все улицы столицы.

— Прекрасное сравнение, милорд, — засмеялся скоморох, откинувшись назад. — Вы определенно делаете успехи.

— Мой дядя, — повернулся к рыцарю Эдвар, — хотел сначала прогнать Крафти, пока не усышал, как тот язвит и сквернословит. С тех пор Крафти со мной. Дядя говорит, что каждый уважающий себя воин должен хорошо и со вкусом ругаться.

— Король Антурин никогда не был воином, но именно в его правление Кантия достигла наибольшего расцвета, — скромно заметил Иллиан.

— Поздравляю вас, милорд, — усмехнулся Крафти, — вы приобрели не только телохранителя, но и философа.

— Антурин, Горлок Падолур, Ирни Лойтелли — все они прекрасные короли, — тихо сказал мальчик, — но они не были из семьи Энтов. Люди говорят «Энт», а думают «воин».

— Благо, судьба уберегла лорда из Долины Сов, сделав его в очереди на корону аккурат после лошадки сира рыцаря.

— Действительно, — рассмеялся Эдвар, — корона моей голове не грозит. Я в очереди на престол тринадцатый или четырнадцатый.

— Тринадцатый, — кивнул скоморох. — Я думаю, милорд, коль уж корона нам не светит, надо попробовать себя на поприще Отца семьи.

Тут уже прыснули все, включая Иллиана. Даже Черепаха на секунду оглянулся с ухмыляющейся физиономией, но тут же нахмурился и повернул голову обратно. Мол, смех смехом, но и за дорогой следить надо.

Путь до долины Кричащих Сов из замка Соколиной Охоты занял в общей сложности четыре дня. За все это время, хвала Трем Богам, никаких неприятностей с отрядом маленького лорда не случилось. Может, дело в том, что вместе с людьми сира Эдмона, бывшими крестьянами Иллиана и собственно стражниками самого Эдвара набиралось почти четыре десятка пусть и не самых лучших, но все-таки вооруженных воинов. Тем более, когда такую процессию возглавляет громадный Мойно, желание поживиться за чужой счет пропадает почти сразу.

Внутри отряда отношения между его членами были непростыми. Воины, как и следовало предполагать, разбились на три группы. Наиболее угрожающе выглядели люди сира Эдмона — закаленные в боях ветераны, отборная военная элита в кольчугах с изображением могучего древа. Эдварцы, хоть и были одеты также, своими юными лицами и неуверенными движениями выделялись среди облаченной в доспехи братии. Но на фоне пожилых и оборванных крестьян Иллиана и эти солдаты выглядели более чем пристойно. Люди рыцаря замыкали шествие, бредя подле телег с провизией и прочей поклажей, словно нищие и убогие, бегущие за сильным войском в надежде на великодушно брошенный кусок хлеба или почерневшую медную монету. Лишь дубины и длинные костыли, заостренные на конце, говорили о некой причастности к этому небольшому отряду.

Люди в редких деревнях, попадающихся по пути, встречали разношерстное воинство довольно благосклонно. Семью Энтов, несмотря на крутой нрав правителей и особую задиристость некоторых лордов, любили. Это сир Иллиан ощутил на себе, когда в очередной раз ему преподнесли кувшин с крепким вином сразу после маленького сеньора. Виной всему было богатое сюрко на телохранителе с изображением древа, подаренное сиром Эдваром еще в замке Соколиной Охоты. А вот его людям пришлось тяжелее — хлеб тем, конечно, дали, ведь так приказал лорд, но вот перебродившую брагу, изрядно употребляемую остальными солдатами, не предложили. Да и вообще посматривали как-то искоса, с неодобрением.

Владения нового лорда оказались гораздо больше, чем говорил Крафтер. Хотя, возможно, скоморох имел в виду плодородную землю. В таком случае, огромная долина Сов, действительно была скудной на незатопленные участки, на которых хоть что-то можно было вырастить. Узкая, в два-три человека, но добротная дорога, расположенная на возвышенности, которую засыпал еще дед Алитори, петляла меж многочисленной чавкающей топи. Сов Иллиан не наблюдал, зато лягушек здесь водилось в изобилии. Уже после непродолжительной езды рыцарю казалось, что вокруг все молчит, а квакает лишь в его голове.

— Лягушек тут намного больше, чем сов, — обернулся Крафтер, угадав мысли телохранителя, — но согласитесь, сэр рыцарь, лучше быть лордом долины Сов, чем правителем обиталища квакушек. Хотя совы тут и правда есть.

— Вы уже были здесь? — догнал его Иллиан.

— Да, пару раз. Когда юный лорд ездил от своего дядюшки к своей матушке, — в тоне гаера сквозила ирония, — местечко спокойное и тихое. Такое тихое, что через три дня хочется в петлю лезть.

Иллиан не стал говорить, что некоторым тихие места нравятся. Этот фигляр опять начнет насмешничать или придуриваться. Да и внезапные события к продолжению разговора не располагали — кавалькада из немногочисленных всадников резко остановилась. Проехать вперед на лошади не было возможности, поэтому Иллиан спешился и поторопился к Мойно. Черепаха молчаливо посмотрел на Лейтли и указал пальцем в сторону болота. Там еле различались две смутные фигуры.

— Что там, Мойно? — подоспел сзади Эдвар.

— Люди, милорд, — нараспев, неожиданно мелодичным голосом, произнес Черепаха.

Иллиан посмотрел на Мойно, точно впервые увидел его. Вот тебе и немой. Лейтли перевел взгляд обратно на фигуры, издали они напоминали полузатонувшие в болоте коряги. Вот только одна из этих «коряг» периодически шевелилась.

— Корт, веревку! — обернулся и крикнул Иллиан.

Зверобой рыцаря, расталкивая столпившихся солдат, пробрался вперед, протягивая крепкую конопляную веревку и костыль.

— Можно послать кого-нибудь из моих людей, — вмешался Эдвар.

— Я сам схожу, милорд, — ответил Лейтли, обвязывая себя вокруг пояса. — Я довольно легкий, привяжите меня к лошади, Мойно возьмет веревку в руки. Если буду тонуть, он вытащит.

Мойно одобрительно кивнул и приладил пеньку к седлу своей лошади. Иллиан хотел было стянуть с себя богатое сюрко, жалко будет испачкать, но потом подумал, что это может быть не совсем правильно расценено и шагнул прямо так, в чем был, на ближайшую кочку. Веревка на мгновение напряглась, но потом снова ослабла, это Мойно, как паук пропускал ее между рук, готовый в любое мгновение потянуть назад.

Небольшие участки твердой земли рыцарь прощупывал палкой, и уже убедившись в их надежности, переступал дальше. Вместе с этим он понимал, что двигаться надо быстро — непонятно в каком положении находятся эти двое. Именно торопливость и сыграла с Иллианом дурную шутку — ткнув очередной раз костылем, он перепрыгнул на кочку и сразу же по пояс очутился в холодной грязной воде. В ту же секунду внутренности сдавило, как от сильного хлесткого удара, и рыцаря потащило назад. Выбравшись на небольшой участок суши, Лейтли помахал рукой Черепахе, сосредоточенно стоявшего с пенькой в руках, мол, спасибо, но тот ничего не ответил. Дальше пришлось пробираться осторожно и медленно.

Когда бедолаг невесть каким образом здесь очутившихся удалось разглядеть, Иллиана с первого взгляда поразила, судя по одежде, чужеземка. Даже облепленная болотной травой, с грязными разводами на лице незнакомка оставалась красивой. Она была непохожа на вежливых леди, которых повидал рыцарь или простых и веселых крестьянок. В сжатом и посиневшем рте угадывалась некая решимость, доселе Иллиану в женщинах не встречаемая. И Лейтли по какой-то странной причине стало приятно, что именно он сможет ей сейчас помочь. К тому же, видно было, что момент для этого настал самый подходящий.

Незнакомка была в сознании, хотя жизненные силы, дарованные ей Тремя Богами, утекали с каждой новой секундой. Иллиан недолго думая, обвил рукой хрупкое тело и Черепаха, немного помедлив, но увидев и оценив ситуацию, потянул веревку. От резкого движение чужеземка вздрогнула и мгновенно очнулась, впервые посмотрев на рыцаря. В ее взгляде не было страха, скорее удивление. Несмотря на это, дикарка стала сопротивляться и отталкивать Иллиана, размахивая руками и говоря какую-то тарабарщину.

— Я не понимаю вас, — отпустил ее Лейтли, как только они оказались на твердой земле.

Женщина замолчала, внимательно изучая рыцаря, после чего добавила на ломанном кантийском.

— Мой друг… Надо спасать.

Иллиан послушно кивнул, проклиная себя за то, что действительно совершенно забыл про второго человека. Русый мужчина без сознания лежал на спине, его волосы спутались с кустарником, и, наверное, только это пока еще спасало тому жизнь. Все остальное тело уже погрузилось под воду. Лейтли медленно потянул веревку на себя, и Черепаха ослабил хватку, все поняв, и давая рыцарю смотать мокрую пеньку у своих ног. Когда веревки около Иллиана собралось достаточно, он сделал широкий шаг и прыгнул прямо в топь, к мужчине.

Ноги сразу потянуло вниз с невиданной силой. Стараясь не паниковать, Лейтли сцепил руки замком на груди русого незнакомца и что есть мочи крикнул. Черепаха, словно только этого и ждал, рванув веревку на себя. Иллиана и русоволосого медленно потащило назад. Рыцарь обернулся и увидел, что рядом с Мойно уже два или три солдата, но кроме того, в нескольких шагах от него в пеньку вцепилась давешняя спасенная.

Оказавшись на твердой земле, рыцарь стянул веревку с себя, обвязав ею мужчину, и дал знак Черепахе. Теперь русоволосый, подобно огромной мертвой туше убитого зверя, пополз в сторону отряда. Иллиан протянул руку женщине, готовый к тому, что та может оттолкнуть ее, но незнакомка благодарно посмотрела на рыцаря и вцепилась в десницу мертвой хваткой. Обратный путь занял намного больше времени, и даже не потому, что их теперь было двое — попросту Лейтли не особо торопился. Общество новой знакомой, хоть они еще и не успели представиться друг другу, доставляло ему непонятное, но огромное удовольствие.