5

Лондон. В страшном сне Арина не могла представить, что она опять полетит в этот город, этот респектабельный кошмар с красивыми замками, тихой природой и инопланетянами, которых невозможно ни понять, ни остановить. Параллельный мир, где чувственную любовь подают к обеду перед горячим и, очень может быть, на том же столе.

Арина судорожно натягивала на себя одежду – все ту же длинную юбку и водолазку, ходить в которых было неудобно. Но что она могла поделать? Снова бегать по салону самолета в футболке и с куском битого стекла? Неужели эти мужчины по-другому не понимают? Арина беспомощно пошарила взглядом по перевернутой вверх дном комнате в поисках второй туфельки. Чертова Золушка, она перебьется без туфель. Арина бросилась к двери.

– Я не могу поступить иначе! – закричал Максим, кидаясь за нею. – Ты что, не расслышала? Мой отец заказал тебя! А когда-то он своими руками убил девушку! Ты думаешь, я позволю ему хотя бы иметь шанс прикоснуться к тебе?

– Отлично! Он не тронет меня, я счастлива! А кто защитит моих родителей, когда он поймет, что ты припрятал меня в винном погребке своего дружка Ричарда Квинси? – Арина резко остановилась, и Максим налетел на нее, едва не свалив. Он сумел удержаться в последнюю секунду, но Аринин жесткий взгляд застиг его врасплох. Родители? Те странные люди из глухой деревни, где так много воздуха и так мало дорог.

– Арина…

– Ты даже не подумал об этом! – Это было серьезное обвинение, и ее обида была справедлива. – А ведь это не только я неминуемо становлюсь частью вашей семьи, но и ты становишься частью моей! Ты понимаешь меня, Максим?

– Я не позволю тебе вернуться туда. Через мой труп! – отчеканил Максим. Арина чуть не задохнулась, услышав такое. Она тряхнула длинными волосами и полоснула его яростным взглядом.

– Интересно, с чего ты взял, что можешь указывать мне, куда мне возвращаться, а куда – нет? – свирепо прошипела она. – Расскажешь это властям в Лондоне, когда будешь объяснять им, как ты посмел выкрасть меня в бессознательном состоянии.

– Мне не придется ничего объяснять, моя прелесть, потому что у тебя не будет ни одного шанса обратиться к представителям власти. Согласись, милая, это очень сложно сделать связанной и с кляпом во рту. И с моим членом внутри.

– О, как ты все продумал, – негодовала Арина. – Действительно, заманчивая перспектива! Полная всего того, что так тебе нравится. Только ты забыл кое о чем.

– О чем же, родная? – Максим попытался схватить ее за руки, но она увернулась. – О том, что ты обещала никогда не оставлять меня? Или о том, что ты меня любишь?

– О, конечно! Только если ты, мой родной, не развернешь этот самолет немедленно и мои родители пострадают, я никогда, никогда этого тебе не прощу. Можешь тогда держать меня связанной до конца жизни, потому что стоит тебе выпустить меня из своих жарких объятий, я пойду сама к твоему отцу – чтобы отомстить за все!

– Арина! – Максим дернулся, как от боли. – Поклянись мне, слышишь, что ты никогда, ни при каких обстоятельствах не приблизишься к моему отцу? Пообещай мне немедленно!

– А ты развернешь самолет? – хмуро уперлась Арина. – Я говорю совершенно серьезно. Я не собираюсь прятаться у Ричарда, пока мои родители рискуют жизнью.

– Я могу сам о них позаботиться, – неуверенно предположил Максим.

– Еще минуту назад ты не помнил о них, – спокойно уронила Арина и уверенным шагом прошла в холл. Эльвира, стюардесса, сидела на кресле около уже совсем посветлевшего иллюминатора и листала журнальчик.

– Эльвира! – воскликнула Арина. – Мы разворачиваемся обратно.

– Что? Максим Константинович? – На их голоса из комнаты отдыха материализовался Аркадий, за ним Ричард.

В следующие десять минут все орали – хором, не сговариваясь и не слушая никого. Только Эльвира стояла чуть в стороне от этого сумасшествия и с изумлением наблюдала за тем, как трое взрослых мужчин нависли над худенькой, как тростинка, синеглазой девушкой и брызжут слюной от ярости. А затем разом все замолчали, а «тростинка» подняла вверх руку и посмотрела Эльвире в глаза.

– Мы разворачиваемся, – твердо проговорила она. – Сделайте это, и после мы нормально поговорим.

– Да с тобой невозможно нормально говорить! – взвился Максим.

– Мною невозможно командовать как вздумается, – Арина сказала, как отрезала. – А договориться со мной можно. Особенно если при этом не угрожать меня связать или, к примеру, убить моих родителей.

– Я ничего не собирался делать! И никогда бы не сделал! – оправдывался Аркадий. – Как еще я должен был поступить?

– Поговорить с Максимом до того, как швырять меня об стену! – вскипела Арина и, оправив юбку, церемонно прошла к столу, присела на краешек стула и послала выразительный взгляд Эльвире, та – вопросительно глянула на Аркадия.

– Елки-палки, ну почему с вами так сложно, Арина Петровна?! – Он повернулся к Эльвире: – Попросите пилота запросить коридор на разворот.

Максим чертыхнулся и вышел, не взглянув на Арину. Через несколько секунд она услышала какой-то грохот, будто кто-то решил кулаком сокрушить пластиковую стенку.

– Самое умное в нашей ситуации – расколотить самолет? – пробормотала Арина.

Ричард подошел к ней и взял ее за руку.

– Я понимать вас, Айрин! – сказал он грустно.

– Правда? – Арина посмотрела на него с надеждой. – Это мои мама и папа. Это же совершенно нормально, да?

– Нет. Не знаю. – По лицу Ричарда пробежала тень. – Если господин Коршунов действительно убивал эта несчастная девушка, то он убивает любого, кто выяснять это.

– Что? – Арина замерла, прокручивая в сознании то, что сказал Ричард. Ей не приходило в голову, что убийца – отец Максима, поэтому у нее не было времени оценить последствия такого поворота событий.

– Ричард прав, – Аркадий аккуратно налил себе кофе из стеклянного кофейника, принесенного Эльвирой. – Вспомните, как я испугался, когда увидел этот чертов рисунок у вас в квартире. Вы его просто бросили на столе, как какую-то мелочь. Очередной набросок из миллиона тех, что рисует Максим в бессонные ночи. У него их было так много, и рисунков тоже. А вы и не понимали, что валяется у вас на столе!

– Мне потребовалось время, чтобы выяснить, что же вас так напугало, – призналась Арина.

– Но вы сразу поняли, что я напуган. Так вот, я боялся не за себя и даже не за вас, уж вы меня простите.

– Вы боялись за Максима! – поняла Арина.

– Один раз отец уже чуть не убил его. Как вы понимаете, это случилось, когда Максиму было шесть лет.

– Я не понимаю, – возразила Арина. – Я ничего уже не понимаю. Вы говорите мне слова, но они не собираются в смысл. Как такое возможно? Родной сын? Это каким нужно быть человеком…

– Моим отцом, – раздался голос из темноты коридора. Максим вернулся и сел за стол. Дрожащими руками он взял чашку и отхлебнул из нее.

– Максим.

– Да, дорогая. Всего лишь моим отцом.

– Может быть, мы ошибаемся? Может быть, это был не он? – Арина цеплялась за соломинку. – Ведь на рисунках его нет.

– Вы пейте кофе, – как ни в чем не бывало предложил Аркадий. – Все возможно. Но проверять, правда это или нет – смертельно опасно. Впрочем, мы можем попытаться разобраться в кое-каких деталях, пока мы еще в воздухе. Как я понимаю, у нас снова есть пара-тройка часов, пока мы не вернемся в Москву. Давайте потратим их на анализ. Ричард, будьте так любезны, принесите рисунки.

– Ты уверен, что это необходимо? – нахмурился Максим.

– Никто не знал, куда делась та девушка. Может быть, если мы поговорим об этом, тебе станет легче?

– Или хуже, – забеспокоилась Арина.

– Давайте обсудим. Арина в любом случае только и делает, что заставляет меня говорить о прошлом. Отчего бы не сделать этого снова. – И Максим демонстративно улыбнулся, не давая Арине забыть, кто заставил его сделать эти рисунки.

– Не будем выяснять отношения, у нас нет на это времени, – сухо одернул их Аркадий. Подошел Ричард и положил на середину стола пачку карандашных набросков. Если не учитывать всего, что связано с тем, о чем они рассказывали, ими можно было бы восхищаться – их точностью и глубиной.

Максим определенно талантлив, и то, что он с самой юности занимался фотографией, совершенно понятно. Каждая сделанная им фотография так же ярка и четка и говорит с тем, кто смотрит на нее, на своем языке. В каждой его работе – история. В этой, получается, история убийства.

Арина привстала и осторожно, как ядовитую змею, подцепила рисунок – обнаженная девушка с колокольчиком в соске стоит вполоборота. Она улыбается, но от этой улыбки мороз по коже. К другим рисункам Арина боялась даже притронуться – настоящие кошмары.

Это за нее сделал Аркадий.

– Возможно, вы спросите у меня, как так вышло, что я сразу ее узнал, – сказал он, сохраняя нейтральное выражение лица и спокойный тон. – Видите ли, у меня очень хорошая память на лица. Это профессиональное, Максим может вам подтвердить. Мы всегда изучаем биографии всех наших партнеров, а уж таких крупных, как Саша Воронков, – особенно внимательно. Что они любят, чего боятся, каково их семейное положение. В бизнесе все может быть важно. Я видел фотографию, и я видел фильм, в котором рассказывали об исчезновении его дочери. Вот почему я узнал ее, понимаете? Вы знаете, что мы с Воронковым ведем дела, не правда ли?

– Я знаю очень мало, – в тон ему, спокойно произнесла Арина. Интуитивно она понимала, что все, что они обсуждают здесь, на высоте девяти тысяч метров, смертельно опасно. И нужно быть очень осторожными, чтобы не ухудшить положение.

– Я понимаю. Я постараюсь вас всех просветить. В том числе и тебя, Максим. Арина Петровна совершенно права, и лицо, которое ты нарисовал, это лицо реальной Екатерины Воронковой. Но вот одно меня смущает. Мы начали работать с Воронковым лет через пять после того, как пропала его дочь. Мы никогда не встречались с ним до этого, и я никак не могу сложить вместе два этих факта – ее исчезновение и твои рисунки. Вы никогда и никак не пересекались.

– А может такое быть, что Максим тоже увидел ее портрет по телевизору и стал видеть ее в кошмарах? – предположила вдруг Арина. Все, в том числе и Ричард, задумались.

– Сложно сказать. Теоретически… наверное. На деле – вряд ли, – сказал Аркадий.

– В любом случае мы не знаем, что случилось, – возразила Арина. – Давайте от этого и отталкиваться – от того, что мы НЕ знаем. Мы понятия не имеем, где произошло убийство. И как – тоже не знаем, только предполагаем, – добавила Арина, слегка холодея от страха. Игра превратилась в реальность, они все играют в странную «мафию», где убийство произошло в действительности, но невозможно сказать, кто убийца.

Максим не может быть мафией, сама Арина тоже знает, что она – не мафия. Аркадий как будто теперь вне подозрений, но можно ли утверждать это наверняка? Отец Максима? Ричард? Какое-нибудь неизвестное третье лицо?

– А мы даже не знаем, было ли совершено убийство. Ведь тело так и не нашли, – воскликнул Максим. – Подумаешь, рисунки. Этого совершенно недостаточно, чтобы говорить об убийстве с такой определенностью, вам не кажется? В конце концов, я могу все же оказаться сумасшедшим! Давайте надеяться на это?

– Забавляешься? – хмуро буркнул Аркадий.

– Нету тела – нету дела, – пожал плечами Максим.

– Н-да, интересная мысль. Что, где, когда и как? И чем, и почему, и что потом случилось с телом.

– Слишком много неизвестный about Екатерина Воронкова, – согласился Ричард, но в этот самый момент у Арины вдруг появилась мысль, которая обожгла ее своей простотой.

– Мы можем легко выяснить, «когда», – заявила она. – Если это убийство действительно случилось и случилось при маленьком Максиме, это значит, что ваша Екатерина должна была пропасть в тот же самый день, когда Максим был ранен в грудь. Или раньше.

Все замолчали, настороженно переглядываясь. Аркадий встал и выглянул за дверь в коридор, в сторону кабины пилота. Закрыв дверь поплотнее, он повернул ключ в замке.

– Арина Петровна права. Мы можем сделать это. Определенно, если мы правы, то все события должны были произойти практически день в день, когда ты, Максим, был отправлен в пансион. И если все – правда, то я наконец понимаю, из-за чего Коршунов решил тогда избавиться от своего родного сына.

– Вы все его бросили, – в словах Арины против ее воли прозвучало обвинение. – Не только Коршунов, вы тоже.

– Аркадий приезжал ко мне почти каждый месяц, – и снова Максим вступился за Аркадия.

– Ага, приезжал проверить, не заговоришь ли ты! – воскликнула она.

– Именно! – кивнул Аркадий, и Арина заметила, что он сжал кулаки так, что костяшки пальцев побелели. – Именно так. Я хотел, чтобы он заговорил. Я понятия не имел, отчего мальчик вдруг стал на себя не похож. И почему он замолчал – я тоже не знал. Так что, конечно, я ждал, чтобы он пришел в норму, восстановился и вернулся к нормальной жизни. И я совсем не возражал, когда Коршунов потребовал, чтобы из его дома, цитирую, «убрали этого ненормального мальчишку». Я решил, что ему будет лучше вдали от такого отца!

– Простите, – пробормотала Арина, старательно разглаживая края салфетки.

– Ничего. Я понимаю ваш скептицизм, Арина Петровна. Давайте я расскажу вам, как это все произошло. Я приехал однажды к Коршунову, он тогда жил в коттедже недалеко от Красногорска.

Аркадий бросил взгляд на Максима.

– Я обнаружил тебя, Максим, в твоей комнате, ты был весь в крови, она сочилась у тебя из-под какой-то дурацкой, неумелой повязки, черт его знает, кто ее тебе накладывал. Твой отец был пьян и, скорее всего, под наркотиками. Гремела музыка, и никто, ни одна живая душа не интересовалась, как ты. Твой отец танцевал в холле, а ты – ты сидел около кровати и смотрел в потолок. Я подошел к тебе и спросил, что с твоим плечом, а ты ничего не ответил. Так и смотрел на меня и не говорил. Мне не удалось добиться ни единого словечка. Будто в одночасье из совершенно нормального мальчишки ты вдруг превратился в аутиста. Я, конечно, переменил тебе повязку и спросил твоего отца, что с тобой случилось. Так вот, Коршунов сказал мне, что уже вызывал «доктора» и теперь ты уже успокоился. Потому что был «инцидент». Я думаю, тебя тогда накачали каким-то успокоительным.

– Но что все-таки случилось? Что сказал его отец? – тихо спросила Арина и вдруг увидела усталый взгляд больных старых глаз. Он и правда переживает – до сих пор. Неужели такой человек способен кого-то любить?

– Коршунов сказал, что Максим выпал из окна и поранился о железку, но ни места, ни железки не показал. Наоборот, когда я пытался расспросить его – я хотел узнать, надо ли делать противостолбнячную прививку – Коршунов принялся на меня орать и полез с кулаками. Признаться честно, я решил, что знаю, что именно произошло. Я слишком хорошо знаю твоего отца, чтобы поверить в эту историю с железякой.

– Ты решил, что я стал свидетелем какой-нибудь омерзительной, чудовищной оргии, которые так любит мой папочка, да? – спросил Максим, и на губах его появилась горькая усмешка.

– Да, что-то в этом роде я и подумал, – кивнул Аркадий. – Видите ли, Арина Петровна, в доме Коршунова, что в новом, что в старом, есть места, где легко можно пораниться обо что-то. И люди там часто ранятся. В основном, правда, по доброй воле…

– Достаточно! – взмолилась Арина.

– Да? Вот и мне тоже было достаточно, поэтому я не стал лезть в детали. Твой отец сказал, что при падении ты ударился головой и теперь несешь всякую чушь. Что тебя нужно отправить в частную клинику, чтобы тебе вправили мозги.

– Что вы и сделали, – кивнула Арина.

– Потому что так было лучше для Максима. Но пансион я выбрал сам. Никаких клиник. Коршунов только услышал, что это в Шотландии, и сразу согласился. Я тут же увез Максима, формальности мы утрясли позже. Вы не представляете, что можно сделать за деньги.

– Я начинаю догадываться, – усмехнулась Арина.

– Я боялся, что Коршунов может снова навредить ему. И так Максим не разговаривал ни с кем целый год, а еще в пансионе он начал видеть кошмары.

– Кошмар он увидел до пансиона, – возразила Арина, – и он был вполне реален.

– Между прочим, – тихо рассмеялся Максим, – психиатры из пансиона убедительно доказали мне, что мои кошмары – плод моего больного воображения. Забавно, что теперь мои кошмары накрывают меня снова. Однако вопрос, как я понимаю, в том, когда именно я «упал на железку». И что, есть возможные способы узнать это так, чтобы об этом не донесли моему отцу? Уточнять что-либо в пансионе не советую. Уверен, что оттуда папочке донесут непременно.

Все напряженно молчали в течение нескольких бесконечных минут, Ричард сосредоточенно копался в своем планшете, а Аркадий смотрел в одну точку, и лицо его передавало все напряжение, словно бы он пытался вспомнить фамилию актера, и фамилия эта вертится на языке, но ускользает, ускользает. Максим глубоко вздохнул и прервал тишину:

– Арина, ты же понимаешь, что после стольких лет сложно что-либо вспомнить…

– Двенадцатое апреля, – перебил его Аркадий. Короткая фраза повисла в воздухе, и все замерли, изумленно повернулись к Аркадию, а потом все пришло в движение. Максим, стоявший около большой плазменной панели на стене, которую он разбил пару часов назад, прикоснулся к месту удара так, словно забыл, откуда оно тут появилось и кто это сделал. Несмотря на паутину трещины, плазма безмолвно «крутила» умиротворяющие пейзажи. Он покачал головой.

– Ты не можешь помнить точную дату. Вдруг ты перепутал!

– Я не перепутал, – спокойно ответил ему дядя.

– Вы уверены? – переспросила Арина. – Как такое возможно? И число и месяц?

– И даже время, – кивнул Аркадий.

В полной тишине он налил себе холодной минеральной воды в хрустальный бокал и жадно, одним залпом осушил его. Арина тоже почувствовала жажду, но не двинулась с места, будто боялась спугнуть его.

– Это кажется странным, да? Наверное, я старею, потому что какие-то вещи из далекого прошлого я помню куда лучше, чем то, что я ел вчера на обед. Не все, конечно, но этот день я помню. Двадцать три года назад я ехал к Коршунову на своей «Субару», а по радио шла документальная передача про первый полет в космос, который, по словам ведущих, «случился сегодня, только много лет назад». То есть в тот день, когда я ехал. Ведущие несколько раз повторили это, и я помню их голоса, кашляющий смех мужчины, он был таким раздражающим. «Сегодня, двенадцатого апреля, мы отмечаем великий праздник, который никогда не забудется и не устареет». Так они сказали. Первый полет в космос – его будут праздновать каждое двенадцатое апреля всегда. Обсуждали жизнь Гагарина и то, какими причудливыми поворотами изобилует жизнь. Я ехал достаточно долго, так что у меня было время прослушать всю передачу. Шел дождь, кругом была слякоть, а у меня закончилась вода в омывателе, и лобовое стекло стало мутным, приходилось ждать, пока наберутся капли, чтобы включить «дворники». Приехав в коттедж Коршунова, я нашел его в таком состоянии, что про себя подумал тогда – он тоже, наверное, всю ночь в космос летал. Ну, вы понимаете… – Аркадий скривил губы в горькой улыбке.

– Господа! – громко и четко обратился ко всем Ричард. – Получается, Константин Коршунов не мог убивать ее в эту ночь.

– Что? – повернулся к нему Максим. – Ты уверен?

– Я… да, если только Аркадий не перепутывает что-либо. – Ричард развернул свой планшет экраном ко всем. На экране застыло лицо Екатерины, такое, каким его показали по телевизору. Другая прическа, не совсем такая, какой ее запомнил и теперь видел во сне Максим. Фотография, использованная для фильма, была сделана на несколько месяцев раньше.

– Ekaterina Voronkova had been reported disappeared on April 14-th. Late evening of April 13-th she was last seen coming out of Praga Restaurant in Moscow, and no one has seen her since then, – проговорил ведущий. Ричард снова остановил запись и перевел фразу Арине. Повисла пауза, продлившаяся на этот раз дольше. Аркадий встал, положил ладонь на планшет и посмотрел сначала на Ричарда, затем на Максима с Ариной.

– Вот мы все и выяснили, да? Здорово! – пробормотал Аркадий. – Никто никого не убивал.

– И все же это странно. Так близко, – нахмурился Максим. – Совпадение?

– Я не знаю, Макс, не могу понять, – согласился Аркадий. – Но двенадцатого апреля ДНЕМ я уже был у вас дома. После этого ты был со мной все время вплоть до помещения тебя в пансион, понимаешь? Ты не мог… не видел…

– То есть… ты хочешь сказать, что я не видел Екатерину Воронкову? – растерялся Максим.

– Но как же тогда… сны? Рисунки? – растерянно уронила Арина.

– Сны… да. Но это же документ, – задумчиво пробормотал Аркадий. – Официальный документ. Получается… Максим не мог ее видеть.

– Значит, рисунки – все-таки плод моего больного воображения. Забавно, да? – усмехнулся Максим. Арина хотела ответить ему, но тут зашипели динамики у них над головой.

– Внимание, пожалуйста, наш самолет получил «добро» на посадку в аэропорте Внуково. Все пассажиры должны занять свои места и пристегнуться. Мы начинаем снижение.

Хриплый голос из динамиков раздался неожиданно, и тут же Арина почувствовала легкое изменение наклона пола. Да, они идут на посадку. Скоро они будут дома. Они заберут ее родителей, и все будет хорошо.

– Максим Константинович! – в дверях показалась Эльвира, она смотрела на всех с упреком. – Пожалуйста, сядьте и пристегнитесь.

Максим посмотрел на Эльвиру невидящим взглядом и вернулся к Аркадию.

– Я думаю, нам не стоит ни о чем никому говорить. Оставим эту историю в прошлом, – сказал Аркадий, пристегивая ремень. – Максим, пристегнись, не огорчай Элечку.

Максим демонстративно отошел к столу и принялся разливать минеральную воду в стаканы – для себя и для Арины. Эльвира укоризненно на него посмотрела, но спорить не решилась, ушла.

– Мы не будем трогать эту историю, Арина Петровна, – сказал Аркадий вкрадчиво, осторожно, просительно.

– Но…

Максим сел рядом и кивнул Аркадию.

– Мы оставим все как есть, – сказал он твердым голосом, и его рука легла на холодную ладонь Арины. Ее снова начало трясти, то ли от холода, то ли от страха, то ли от чего-то большего, от предчувствия, справиться с которым она не могла.

– Это неправильно. Что-то тут не так.

– Возможно, – согласился Максим. – Что-то не так со мной. Хоть теперь ты это пойми, моя принцесса. А сейчас мы просто заберем твоих родителей, а потом решим, что делать, чтобы мой отец оставил нас в покое. Он достаточно опасен сам по себе, безо всяких призраков прошлого, тем более несуществующих, как выясняется. Я вступлю с ним в переговоры. Сейчас мы сделаем вид, что ничего не произошло. Сделаем вид, что Аркадию удалось уговорить тебя расстаться со мной. Ричард вернется в Англию и тоже будет делать вид, что все нормально. Все нормально, да, Ричард?

– Твой отец никогда не быть глупый человек, – нахмурился Ричард, но Максим отвернулся, никак не прокомментировав это.

– Просто делай, что я скажу, и все, хорошо? Обещаешь? – Он поймал Аринин взгляд и смотрел на нее пристально, ожидая только единственного ответа.

– План «А», – кривая усмешка перекосила горящее от возмущения лицо Арины.

– И план «Б» и «Ц» и все, что может понадобиться, – зло бросил Максим. – Когда ты начнешь меня слушаться?

– Послушайте меня, Арина Петровна, – вмешался Аркадий. – Я понимаю, что вы сейчас чувствуете, и любой нормальный человек чувствовал бы то же самое. Максиму очень повезло встретить вас. Не так часто в нашем мире появляются люди, которые понимают разницу между добром и злом. Но никому не удается оставаться невинными в нашем аду. Вы же любите Максима… В таком случае забудьте обо всем. Улетайте и будьте счастливы. Не стоит злить Коршунова, поверьте мне. Если он почувствует угрозу, он не пожалеет ни вас, ни даже своего сына. Если он будет биться за свою жизнь.