Книга: Кольцо и роза, или История принца Обалду и принца Перекориля
Назад: ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ, в которой королева Розальба попадает в замок графа Окаяна Удалого
Дальше: ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ, в которой мы снова возвращаемся к Розальбе

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ,
о том, что было с Перекорилем

Мысль о женитьбе на старой карге Спускунет до того ужаснула Перекориля, что он бросился к себе в комнату, уложил сундучок, вызвал двух носильщиков и в мгновение ока был на почтовой станции.
Его счастье, что он не мешкал со сборами, вмиг уложил вещи и уехал с первой каретой; ибо, как только обнаружилось, что Обалду схватили по ошибке, этот аспид Развороль послал к Перекорилю двух полицейских, которым было ведено отвести его в Ньюгетскую тюрьму и еще до полудня обезглавить. Через час с небольшим карета покинула земли Пафлагонии, а те, кого послал и вдогон, наверно, не слишком спешили, — в стране многие сочувствовали принцу, сыну прежнего монарха: ведь тот, при всех своих слабостях, был куда лучше брата, нынешнего короля Пафлагонии — человека ленивого, деспотичного, вздорного, нерадивого и алчного. Храбус сейчас был весь поглощен торжествами, балами, маскарадами, охотами и другими забавами, которые полагал нужным устраивать в честь свадьбы своей дочери с принцем Обалду, и, будем надеяться, не очень жалел в душе, что племянник его избег казни.

 

Принцу — кто того не знает —
Быть учтивым подобает.

 

Погода стояла холодная, землю покрыл снег, и наш беглец, звавшийся теперь попросту мистер Кориль, был рад-радешенек, что покойно сидит в почтовой карете между кондуктором и еще одним пассажиром. На первой же станции, где они остановились сменить лошадей, к дилижансу подошла неказистая простолюдинка с кошелкой на руке и спросила, не найдется ли ей местечка. Внутри все было занято, и женщине сказали, что, если ей к спеху, пусть едет наверху, а пассажир, сидевший рядом с Перекорилем (видимо, изрядный наглец), высунулся из окошка и прокричал ей:
— Самая погодка прокатиться на империале! С ветерком, голубушка!
Бедная женщина сильно кашляла, и Перекориль ее пожалел.
— Я уступлю ей свое место, — сказал он. — Не ехать же ей на холоде при таком кашле.
На что сидевший с ним рядом грубиян заметил:
— А ты и рад ее пригреть! Только больно ты ей нужен, шляпа!
В ответ на это Перекориль схватил грубияна за нос, дал ему оплеуху и наградил фонарем — пусть в другой раз попробует назвать его шляпой!
Потом он весело вскочил на империал и уютно устроился в сене. Грубиян сошел на следующей остановке, и тогда Перекориль опять занял свое место внутри и вступил в разговор с соседкой. Она оказалась приятной, осведомленной и начитанной собеседницей. Они ехали вместе весь день, и она угощала нашего путника всякой всячиной, припасенной в кошелке, — не кошелка, а прямо целая кладовая! Захотел он пить — и на свет появилась бутылка в полкварты Бассова легкого пива и серебряная кружечка. Проголодался — она достала холодную курицу, несколько ломтиков ветчины, хлеба, соли и кусок холодного пудинга с изюмом — прямо пальчики оближешь, — а потом дала ему запить все это стаканчиком бренди.
Пока они ехали вместе, странная простолюдинка беседовала с Перекорилем о том, о сем, и бедный принц выказал при этом столько же невежества, сколько она — познаний. Покраснев до корней волос, он признался соседке, что совсем не учен, на что та ответила:
— Милый мой Пере… Добрейший мой мистер Кориль, вы еще молоды, у вас вся жизнь впереди. Вам только учиться да учиться! Как знать, быть может, настанет день, когда вам понадобится вся эта премудрость. Скажем, когда вас призовут обратно, — ведь бывало же такое с другими.
— Помилуй бог, да разве вы меня знаете, сударыня?! — восклицает принц.
— Я много чего знаю, — говорит она. — Я была кой у кого на крестинах, и однажды меня выставили за дверь. Я знавала людей, испорченных удачей, и таких, кто, надеюсь, стал лучше в беде. Вот вам мой совет: поселитесь в том городе, где карета остановится на ночь. Живите там, учитесь и не забывайте старого друга, к которому были добры.
— Кто же этот мой друг? — спрашивает Перекориль. — Если вам будет в чем нужда, — продолжает его собеседница, — загляните в эту сумку — я дарю ее вам — и будьте благодарны…
— Но кому же, кому, сударыня? — настаивает принц.
— Черной Палочке, — ответила его спутница и вылетела в окно.
Перекориль спросил кондуктора, не знает ли он, куда девалась та дама.
— Это вы про кого? — удивился тот. — Вроде только и была здесь одна старушка, да она сошла на прошлой остановке.

 

Чудо-сумка! Вот житье!
Где бы только взять ее?

 

И Перекориль решил, что все это ему приснилось. Однако на коленях у него лежала кошелка — подарок Черной Палочки; и вот, когда они прибыли в город, он прихватил ее с собой и двинулся в гостиницу.
Принца поместили в какой-то жалкой каморке, но, проснувшись поутру, он сперва подумал, что все еще дома, во дворце, и принялся кричать:
— Джон, Чарльз, Томас! Мой шоколад, шлафрок, шлепанцы!..
Но никто не явился. Колокольчика не было, и вот он вышел на площадку и стал звать слугу.
Снизу поднялась хозяйка, она выглядела примерно так как на этой картине:

 

 

— Чего это вы орете на весь дом, молодой человек? — спрашивает она.
— Ни теплой воды, ни слуг, даже обувь не чищена!..
— Ха-ха-ха! А ты возьми да почисть, — говорит хозяйка. — Уж больно ваш брат студент нос дерет. Но до такого бесстыдства еще никто не доходил!
— Я немедленно покину ваш дом! — заявляет принц.
— Скатертью дорожка, молодой человек! Плати по счету и убирайся. У нас тут благородные селятся, не тебе чета!
— Вам бы медвежатник держать, — сказал Перекориль, — а вместо вывески портрет свой повесить!
Хозяйка «медвежатника» с рычанием удалилась. Перекориль вернулся к себе в комнату, и первое, что он увидел, была волшебная сумка, и ему показалось, что, когда он вошел, она чуточку подпрыгнула на столе.
«Может, там сыщется что-нибудь на завтрак, — подумал Перекориль. Денег-то у меня кот наплакал». Он раскрыл кошелку, и знаете, что там было? Щетка для обуви и банка ваксы Уоррена, на которой стояли такие стишки:
Чисти обувь, бедняк, не тужи
И обратно меня положи.

Перекориль рассмеялся, вычистил башмаки и убрал на место банку и щетку.
Когда он оделся, сумка опять подпрыгнула, и он подошел и вынул из нее:
1. Скатерть и салфетку.
2. Сахарницу, полную лучшего колотого сахара.
3, 4, 6, 8, 10. Две вилки, две чайные ложечки, два ножа, сахарные щипчики и ножик для масла — все с меткой «П».
11, 12, 13. Чайную чашку с блюдцем и полоскательницу.
14. Кувшинчик сладких сливок.
15. Чайницу с черным и зеленым чаем.
16. Большущий чайник, полный кипятка.
17. Кастрюлечку, а в ней три яйца, сваренных как раз, как он любил.
18. Четверть фунта наилучшего Эппингова масла.
19. Ржаной хлеб.
Это ли не сытный завтрак?
Покончив с едой, Перекориль побросал все оставшееся в кошелку и отправился на поиски жилья. Я забыл сказать вам, что город этот назывался Босфор и был славен своим университетом.

 

Ешь всегда пирог с паштетом,
Он полезен, знай об этом.

 

Он снял скромную квартиру напротив университета, оплатил счет в гостинице и немедленно перебрался в новое жилье, захватив сундучок и дорожный мешок; не забыл он, конечно, и волшебную сумку.
Уезжая из Пафлагонии, он сложил в сундучок лучшее платье, а теперь в нем вдруг оказались одни лишь книги. В первой, которую он открыл, говорилось:
Наряд тешит взоры, а чтение — ум
И пищу дает для полезнейших дум.

В кошелке, куда Перекориль не преминул заглянуть, лежали корпорантская шапочка и мантия, чистая тетрадь, перья, чернильница и Джонсонов лексикон, каковой был принцу особенно нужен, поскольку его грамотность оставляла желать лучшего.
И вот наш мистер Кориль сел за книги и трудился без устали целый год и скоро стал примером для всего босфорского студенчества. Он не участвовал нк в каких студенческих беспорядках. Наставники его хвалили, товарищи тоже его любили; и когда на экзаменах он получил награды по всем предметам, как-то: по грамматике, чистописанию, истории, катехизису, арифметике, французскому и латыни, а также за отменное поведение, — все его однокантики крикнули:
— Ура! Ура! Кориль, наш гонец, всем молодец! Слава, слава, слава!
И он приволок домой целую кучу венков, медалей, книг и почетных значков.
Через день после экзаменов, когда он с двумя приятелями веселился в кофейне (сказал ли я вам, что каждую субботу вечером он находил в сумке достаточно денег, чтобы заплатить по счетам, и еще гинею на карманные расходы, — сказал или позабыл, а ведь это так же неоспоримо, как дважды двадцать-сорок пять), он вдруг ненароком заглянул в «Босфорские новости» и без труда прочитал (он теперь читал и писал даже самые длинные слова) вот что:
РОМАНТИЧЕСКАЯ ИСТОРИЯ
Небывалые события произошли по соседству с нами, в Понтии, и повергли в волнение всю эту страну.
Напомним, что когда ныне здравствующий и почитаемый государь Понтии, его величество Заграбастал, разбил в кровопролитной битве при Бабахе короля Кавальфора и воссел на престол, единственная дочь покойного монарха, принцесса Розальба, исчезла из дворца, захваченного победителями, и, судя по слухам, заблудилась в лесу, где была растерзана свирепыми львами (двух последних из них недавно поймали и засадили в Тауэр, но к тому времени они уже съели множество людей).
Его величество Заграбастал, человек редкостной доброты, весьма сокрушался о гибели невинной малютки: сей милосердный монарх, конечно, не оставил бы ее без присмотра. Однако ее смерть не вызывала сомнений. Клочья ее плаща и башмачок были найдены в лесу на охоте, во время которой бесстрашный повелитель Понтии собственноручно сразил двух львят. Оставшиеся от малютки вещи подобрал и сберег барон де Шпинат, некогда служивший при короле Кавальфоре. Барон попал в немилость из-за своей приверженности старой династии и несколько лет прожил в лесу в скромной роли дровосека на самой окраине Понтии.
В прошлый вторник кучка джентльменов, верных прежнему дому, в том числе и барон Шпинат, вышла во всеоружии с криками: «Боже, храни Розальбу, первую понтийскую королеву!» — а в середине шла дама, как сообщают, необычайной красоты. И если подлинность этой истории внушает некоторые сомнения, то романтичность ее бесспорна.
Особа, величающая себя Розальбой, утверждает, будто пятнадцать лет назад ее вывезла из лесу женщина в колеснице, запряженной драконами (эта часть рассказа, разумеется, не соответствует действительности); она якобы оставила малютку в дворцовом саду Бломбодинги, где ее нашла принцесса Анжелика, ныне супруга наследника Понтии его высочества, принца Обалду, и с бесподобным милосердием, всегда отличавшим дочь пафлагонского монарха, предоставила сироте кров и убежище. Пришелица без роду и племени и почти без одежды осталась во дворце, жила там в служанках под именем Бетсинды и была даже обучена наукам.
За какую-то провинность ее уволили, и она ушла, не преминув захватить с собой башмачок и обрывок плаща, что были на пей в день ее появления во дворце. По ее словам, она покинула Бломбодингу с год назад и все это время жила у Шпипатов. В то же утро, когда она ушла из столицы, королевский племянник принц Перекориль, юноша, прямо скажем, не слишком примерный и даровитый, тоже покинул Бломбодингу, и с тех пор о нем ни слуху ни духу.
— Ну и история! — вскричали вместе студенты Смит и Джонс, закадычные друзья Перекориля.
— А вот еще! — И Перекориль прочел:
ЭКСТРЕННЫЙ ВЫПУСК
Нам стало известно, что отряд, предводительствусмый бароном Шпинатом, окружен и разбит сиятельным генералом Окаяном, а самозванная принцесса взята в плен и отправлена в столицу.
УНИВЕРСИТЕТСКИЕ НОВОСТИ
Вчера в университете студент Кориль, юноша редких способностей, выступил с речью на латыни и был удостоен деревянной ложки — высшей университетской награды, — которую вручил ему ректор Босфора доктор Остолоп.

 

Ну и новости, друзья,
Прочитал в газетах я!

 

— А, все это пустое! — сказал Перекориль, чем-то очень встревоженный. — Пойдемте ко мне, друзья мои. Отважный Смит, бесстрашный Джонс, сотоварищи моих школьных дней, моих трудных учений, я открою вам тайну, которая изумит вас.
— Говори, не тяни, друг! — вскричал Смит-Горячка.
— Выкладывай, старина, — сказал Весельчак Джонс.
Перекориль с царственным величием пресек эту понятную, но теперь неуместную фамильярность.
— Друзья мои, Смит и Джонс, — сказал принц, — к чему доле скрываться? Итак, я не скромный студент Кориль, я — потомок королей.
— Atavis edite regibus! Каков!.. — вскричал Джонс; он чуть было не сказал «каков пострел!», но в испуге умолк на полуслове — так сверкнули на него королевские очи.
— Друзья, — продолжал принц, — я и есть Перекориль Пафлагонский. Не преклоняй колена, Смит, и ты, мой верный Джонс, — на людях мы! Когда я был еще младенцем, бесчестный дядя мой похитил у меня отцовскую корону и взрастил меня в незнанье прав моих, как это было с Гамлетом когда-то, злосчастным принцем, жившим в Эльсиноре. И если начинал я сомневаться, то дядя говорил, что все уладит скоро. Я браком сочетаться должен был с его наследницею Анжеликой; тогда б мы с ней воссели на престол. То ложь была, фальшивые слова — фальшивые, как сердце Анжелики, ее власы, румянец, зубы! Она хоть и косила, но узрела младого Обалду, наследного глупца, и предпочла понтийца мне. Тогда и я свой взор к Бетсинде обратил, она же вдруг Розальбой обернулась. Тут понял я, какое совершенство эта дева, богиня юности, лесная нимфа, — такую лишь во сне узреть возможно… — И дальше в таком роде.
(Я привожу лишь часть этой речи, весьма изысканной, но длинноватой; и поскольку Смит и Джонс впервые слышали о событиях, уже известных моему любезному читателю, я опускаю подробности и продолжаю свой рассказ.)
Друзья поспешили вместе с принцем в его жилище, сильно взволнованные этой новостью, а также, без сомнения, тем, в каком возвышенном стиле повествовал обо всем этом наш высокородный рассказчик; и вот они поднялись в комнату, где он столько дней и ночей провел над книгами.
На письменном столе лежала его заветная, сумка, которая до того вытянулась в длину, что принцу сразу бросилось это в глаза. Он подошел к ней, раскрыл ее, и знаете, что он обнаружил? Длинный, блестящий, остроконечный меч с золотой рукоятью, в алых бархатных ножнах, а по ним вышивка: «Розальба навеки!»

 

Как же тут сидеть на месте?
Принц спешит помочь невесте!

 

Он выхватил меч из ножен, — от блеска его в комнате стало светло, — и прокричал:
— Розальба навеки!
Его восклицание подхватили Смит и Джонс, на сей раз, правда, вполне почтительно и уж после его высочества.
Тут внезапно со звоном открылся его сундучок, и наружу выглянули три страусовых пера: они торчали из золотой короны, что венчала блестящий стальной шлем; под шлемом лежали кираса и пара шпор, — словом, все рыцарское снаряжение.
С полок исчезли все книги. Там, где раньше громоздились словари, друзья Перекориля нашли две пары ботфортов, как раз им по ноге, и на одной ярлычок с надписью: «Лейтенант Смит», а на другой — «Джонс, эсквайр». Еще тут были мечи, латы, шлемы и прочее и прочее — все как в романах у мистера Д.-П.-Р. Джеймса; и в тот же вечер можно было увидеть, как из ворот Босфора выехали три всадника, в которых пи привратники, ни наставники, ни кто другой ни за что не признали бы молодого принца и его друзей.
Они наняли на извозчичьем дворе коней и не слезали с седла, пока не доскакали до города, что на самой границе с Понтией. Здесь они остановились, поскольку кони изрядно устали, а сами они проголодались, и решили подкрепить свои силы в гостинице. Конечно, я мог бы, подобно иным писателям, сделать из этого отдельную главу, но я, как вы успели заметить, люблю, чтобы страницы моих книг были до отказа заполнены событиями, и за ваши деньги выдаю вам их не скупясь; одним словом, герои мои принялись за хлеб с сыром и пиво на балконе гостиницы. Не успели они покончить с едой, как послышались звуки барабанов и труб — они быстро приближались, и скоро всю рыночную площадь заполнили солдаты; и тут его высочество различил звуки пафлагонского гимна и, приглядевшись повнимательней, узнал знамена своей родины.

 

Не до книжек нынче тут:
В бой скорей — враги идут!

 

Войско сразу осадило трактир, и, когда солдаты столпились под балконом, принц узнал их командира и воскликнул:
— Кого я вижу?! Нет, не может быть! Да, это он! Не верится, ей-богу! О, конечно! Мой друг, отважный, верный Атаккуй! Служака, здравствуй! Иль не узнаешь ты принца? Ведь я Порекориль! Сдается, мы когда-то друзьями были, милый мой капрал. Да-да, я помню, как часто мы на палках фехтовали.
— Что правда, то правда, мой добрый господин, не раз и не два, согласился Атаккуй.
— С чего при полной амуниции вы нынче? — продолжал с балкона его высочество. — Куда же держат путь солдаты-пафлагонцы?
Атаккуй поник головой.
— Мой господин, — произнес он, — мы идем на подмогу нашему союзнику, великому Заграбасталу, повелителю Понтии.
— Как, вору этому, мой честный Атаккуй? Зверюге, лиходею, супостату?! вскричал принц с нескрываемым презрением.
— Солдату, ваше высочество, надлежит повиноваться приказу, а у меня приказ — идти на помощь его величеству Заграбасталу. И еще, как ни тяжко мне в том признаться, схватить, если я ненароком где повстречаю…
— Ох, не делил бы шкуру неубитого медведя! — засмеялся принц.
— …некоего Перекориля, в прошлом пафлагонского принца, — продолжал Атаккуй, чуть не плача. — Отдайте меч ваше высочество, сопротивление бесполезно. Глядите, нас тридцать тысяч против вас одного!
— В уме ли ты?! Чтоб принц отдал свой меч?! — воскликнул его высочество и, подойдя к перилам, достославный юноша без всякой подготовки произнес блистательную речь, которую не передать простыми словами. Он говорил белым стихом (теперь он иначе не изъяснялся, ведь он был не какой-нибудь простой смертный!). Она длилась три дня и три ночи, и никто не устал его слушать и не замечал, как на смену солнцу появлялись звезды. Правда, по временам солдаты разражались громким «ура», что случалось каждые девять часов, когда принц на минуту смолкал, чтобы освежиться апельсином, который Джонс вынимал из сумки. Он сообщил им в выражениях, которые, повторяю, мы не в силах передать, все обстоятельства своей прежней жизни, а также выразил решимость не только сохранить свой меч, по и возвратить себе отцовскую корону; под конец этой необыкновенной речи, потребовавшей поистине титанических усилий, Атаккуй подбросил в воздух свой шлем и закричал:
— Славься! Славься! Да здравствует его величество Перекориль!
Вот что значит с пользой провести время в университете!
Когда возбуждение улеглось, всем солдатам поднесли пива, и принц тоже не пожелал остаться в стороне. Тут Атаккуй не без тревоги сообщил ему, что это лишь авангард пафлагонского войска, спешащего на помощь королю Заграбасталу, — главные силы находятся на расстоянии дневного марша, и ведет их его высочество Обалду.
И тогда принц произнес:
— Врага мы здесь дождемся и разгромим вконец, и пусть скорбит и плачет его король-отец.

 

Мешкать будете в пути
Вам Розальбу не спасти!
Назад: ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ, в которой королева Розальба попадает в замок графа Окаяна Удалого
Дальше: ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ, в которой мы снова возвращаемся к Розальбе