…Но теперь-то уже было ясно, что день, которого Хоффнер с таким нетерпением ждал, наконец-то наступил. Оберст-лейтенант понял это, когда радист сообщил, что «Фокке-вульф-200 C-3», известный по радиосообщениям под кодовым названием «Черная акула», приближается к южному побережью залива Тана-Фьорд, омывавшего заполярный норвежский полуостров Варангер с северо-запада. И что с момента приземления этой «акулы», он, начальник аэродрома и командир эскадрильи, обязан полностью подчиняться оберштурмбаннфюреру СС фон Готтенбергу, которому поручено общее командование особой инженерно-диверсионной группой «Норд-рейх».

Удивленный тем обстоятельством, что вынужден будет подчиняться равному себе по чину, да к тому же подполковнику из службы безопасности СС, оберст-лейтенант запросил штаб, правильно ли он понял, что как командир эскадрильи и начальник аэродрома он обязан подчиняться подполковнику, не имеющему никакого отношения к люфтваффе. Однако Вент не только подтвердил, что обязан, причем безоговорочно, но и уточнил, что свой чин подполковника СС Готтенберг получил лишь позавчера, специально к выполнению сверхсекретного задания.

— Вот так вот и добываются в наше время эсэсовские чины, — вновь пробрюзжал начальник аэродрома.

— Не грешите, Хоффнер, не грешите. Готтенберг считается одним из лучших инструкторов «Фридентальских курсов» и лучших диверсантов рейха. А парни, которые его сопровождают, — из диверсионного батальона особого назначения «Бранденбург-800», то есть знаменитые «фридентальские коршуны». Кому, как не вам, разведчику ВВС, знать, кого готовят во Фридентале и кто такие бранденбургские коммандос?

— Согласен, такие парни нам не помешают, — медленно, с какой-то нерешительностью в голосе, признал Хоффнер.

Он-то прекрасно понимал, что «фридентальские коршуны» прибывают сюда не ради эскорта Готтенберга. Значит, намечается нечто такое, что связано со стратегическими замыслами шефа абвера адмирала Канариса.

— Но по существу вы правы, — по-прежнему не щадил его Вент. — Чин свой этот «старый коршун» только потому и получил, что в штабе не захотели, чтобы он смущал вас, Хоффнер, своими майорскими погонами.

— Но поскольку понятно, что прибывают эти «фридентальские коршуны» не для охраны вверенного мне аэродрома, значит, намечается какая-то очень серьезная операция.

— Вы непростительно догадливы, Хоффнер. Правда, единственное, что я пока что могу сообщить вам, что руководит операцией командующий Стратегическими северными силами вице-адмирал фон Штинген, и называться она будет «Полярный бастион».

— Звучит воинственно, — не мог отказать себе в удовольствии начальник аэродрома. — Почти по-наполеоновски.

— Вам бы пора уже было догадаться, что где-то там… идет война. Настоящая война, а не эти фельдфебельские маневры, на которых все вы здесь, в Норвегии и Финляндии, все еще нежитесь! — жестко отрубил Вент, никогда не упускавший случая укорить своих подчиненных в том, в чем ни один из них не провинился, — что их все еще держат в стороне от «настоящей войны».

Причем Вент всегда умел преподносить это обстоятельство так, словно «нежатся» летчики на этих своих «фельдфебельских маневрах» исключительно благодаря его собственному недосмотру. Или малодушию.

— Итак, я понял: операция называется «Полярный бастион», — как ни в чем не бывало напомнил своему командиру фон Хоффнер, считая, что Вент должен был знать свои слабости.

И тот знал…

— До её завершения ваша эскадрилья «Кондор» находится в оперативном подчинении командования этими силами, — сказал он. — Как и подразделение горнострелкового корпуса «Норвегия». Кстати, костяк этого корпуса составляют австрийские горцы, его формировали из числа альпийских стрелков.

— О «норвежцах» тоже слышал, — в своем духе пробубнил Хоффнер.

— Ну а все остальные сведения вы получите из пакета, который будет доставлен вам бароном фон Готтенбергом. И прекратите брюзжать по поводу этих своих фельдфебельских маневров, Хоффнер. — Начальник «Зет-12» мысленно ухмыльнулся, но промолчал. — Главное, что наши войска уже на подходе к Москве.

— Возможно-возможно, только Мурманск пока еще никак добыть не можем, — огрызнулся оберст-лейтенант. — Хотя давно можно было взять его в осаду и штурмовать.

— Штурмовать Мурманск?! Зачем?! У вас никаких проблесков стратегического мышления, Хоффнер, никаких!

— Понимаю, вы, со своим «стратегическим мышлением», предлагаете завтра же штурмовать Архангельск, прорываясь в обход Мурманска, — предался иронии оберст-лейтенант.

— Ни то, ни другое. После падения Ленинграда его гарнизон сам сдастся! На милость победителя! — воинственно прокричал Вент и повесил трубку, считая, что дальнейшие увещевания командира эскадрильи бессмысленны. И только поэтому не услышал, как Хоффнер проворчал:

— Плохо же ты знаешь русских, Вент. Пока мы возьмем этот чертов Мурманск, придется положить на его подступах не одну дивизию. Как, впрочем, и под Ленинградом.

Удрученный и слегка заинтригованный прилетом этого эсэс-диверсанта, Хоффнер заранее вышел из своего штабного бункера и теперь стоял на скальном возвышении, параллельно которому пролегала посадочная полоса аэродрома, и терпеливо смотрел на юго-запад, откуда, с аэродрома острова Сёр-Квалёй, как раз и должен прибыть самолет морской авиации «Черная акула».

Солнце уже поднялось довольно высоко, когда бот наконец прошел через мелководный пролив и, оставив позади подводную гряду, оказался в небольшой пикоподобной бухточке, острием своим упиравшейся в скальный уступ.

Ордаш уже однажды побывал на этом острове. Если только можно считать, что действительно побывал. Впрочем, на острове, вообще-то, редко кто появлялся. Прошлым летом сюда дважды наведывались офицеры из штаба погранокруга: в первый раз прилетели на самолете, а во второй — приходили на судне. Слух даже пошел, что вроде бы в Нордическом Замке, как его называли в штабе, готовилась какая-то секретная советско-германская встреча представителей командования военно-морских флотов. Очевидно, в ожидании подобной встречи Нордический Замок и был капитально отремонтирован и всячески приспособлен для таких приемов. Занималась этим большая бригада строителей, прибывших на судне. В свое время там даже был размещен небольшой гарнизон из десяти морских пехотинцев, но вскоре он был снят самолетом полярной авиации.

Но вот странность: все эти визиты и приготовления происходили так, словно его 202-й заставы на том берегу неширокого пролива попросту не существовало. Ни один из армейских чинов даже не удостоил пограничников своим визитом. Мало того, самим бойцам заставы было строго-настрого приказано не наведываться на Факторию. Ни под каким предлогом.

Во время первой экспедиции Ордашу выпало переправлять на остров на этом же боте двух полковников-пограничников — морского и сухопутного, и майора НКВД. Но и они заставу не посетили. Загревский встретил их на импровизированной посадочной полосе неподалеку от реки и сразу же повел к причалу. Вадиму только потому и доверили вести бот к острову, что в прошлом он служил на море. Однако он был всего лишь старшиной и в офицерский десант не вписывался. Ему и солдату, который вместе с ним был на веслах, было строго приказано ждать в небольшой сторожке, построенной где-то за зданием фактории, и никуда из неё не отлучаться.

…Как только бот вошел в бухту, на Ордаша повеяло контрастной теплынью, исходящей от небольшого водопада, озерца и двух подпитывавших его родников. По сибирским понятиям, это действительно был удивительный оазис, почти рай земной, и можно было лишь удивляться по поводу того, почему он вот уже почти в течение двух десятков лет остается необитаемым.

Закрепив бот между двумя причальными настилами, пограничники поднялись по выложенной из плоских каменных плашек тропинке и вскоре оказались на плато, большую часть которого занимало парящее, незамерзающее озеро, которое подпитывалось из двух окаймленных каменными бордюрами источников. Как объяснил старший лейтенант, еще два горячих источника находились где-то на дне озерца, вокруг которого произрастали небольшие сосны, зеленела клумба из неведомых для здешних мест кустов и, окутанная гейзерным паром, нежилась на заполярном солнце чахленькая травка.

— В свое время руководство фактории и в самом деле чувствовало себя здесь, как в неприступной крепости, — объяснил Загревский, пересказывая то, что услышал от побывавшего здесь полковника-штабиста. — К такому уединению англичане и шведы стали прибегать после того, как на контору фактории, находившуюся там, где сейчас расположена застава, было совершено нападение какого-то разбойничьего отряда сибирских казаков, во время которого все служащие фактории были истреблены, а все имущество их разграблено. После строительства Нордического Замка на месте заставы находился лишь приемный пункт пушнины, да чуть поодаль, у реки Саримы, было построено нечто похожее на постоялый двор.

— Там до сих пор просматриваются остатки фундамента, — подтвердил Ордаш.

— Однако всю собранную приемщиками пушнину сразу же грузили на корабль, который на ночь отходил к острову. Хорошо вооруженный корабль, два вооруженных бота и пулеметы, установленные на перевале за факторией и по сторонам её, в самом деле превратили остров в неприступную для разбойников крепость. Вот так-то, гра-ничники, мундиры в аксельбантах, — подытожил свой рассказ старший лейтенант. — Получается, что когда-то остров Фактория был не только обитаемым, но и вполне цивилизованным.

Прежде чем войти в Нордический Замок, старший лейтенант и его спутники осмотрели прилегавшую к заливу местность и само здание. Построено оно было на высоком массивном фундаменте, скрывавшем за своими стенами большой подвал. Крыльцо тоже выложено было из массивного камня, но так, что и в нем Ордаш насчитал три узких бойницы.

Обойдя замок, старшина обратил внимание на еще одно здание — г-образного склада, одна стена которого примыкала к стене замка, образовывая закрытый двор, из которого выводила узкая калитка. Впрочем, из Нордического Замка в него можно было попасть и через черный ход. Ну а прямо к нему подступала гряда, взойти на которую можно было только с востока. С севера же она казалась совершенно неприступной, а с запада перекрывалась врубавшимся в толщу скалы складом, тоже напоминавшим армейский форт.

— Англичане есть англичане. Они всегда были мастерами возведения фортов, — как бы вслух рассуждал начзаставы, — поскольку строить их приходилось во всех колониях, от Америки до Индокитая. Только благодаря фортам они и сумели сотворить эту свою некогда могучую империю.

— Здесь они, судя по всему, тоже обустраивались надолго, — молвил старшина.

— Вот именно: «обустраивались». То ли пустыня, то ли Арктика — они везде привыкли обустраиваться так, чтобы жить по-барски. Так что этому у них стоит поучиться.

— Тундра, однако, суеты не любит, — заметил «идеологически подкованный нацмен» Оленев. — Как и барской жизни — тоже. В тундре нужно жить так, как велят обычаи тунгусов, да.

— Ты что же, прикажешь нам в тунгусов превращаться? — попытался осадить его Загревский.

— Зачем? Я ведь не приказывал вам приходить в эту тундру?

Старший лейтенант с каким-то особым выражением лица уставился было на тунгуса, но от реплики почему-то воздержался. Может, потому что взгляд его Оркан встретил с невозмутимым спокойствием коварного азиата.

«Не так прост этот Тунгуса, как может показаться при первой встрече с ним, — понял Ордаш. — Следовало бы присмотреться к этому аборигену попристальнее».

Сразу же за грядой открывался обширный каньон — своеобразный разлом, пересекавший остров с востока на запад. А по ту сторону его виднелась широкая горная гряда, самые высокие вершины которой все еще оставались покрытыми снегом.

— И далеко простираются эти горы? — поинтересовался Ордаш, вдруг представляя себе, что судьба забросила его на этот островок надолго. И вообще его одолевало какое-то странное предчувствие — как человека, которому надлежало провести здесь свою долгую и смертельно опасную сибирскую робинзонаду.

— Здесь такого понятия — «далеко» — не существует, — поучительно молвил Загревский. — Слишком мала эта океанская суша. Так что километра на два всего лишь.

— Тоже расстояние. Вспомните, что оттуда, с материка, островок кажется значительно меньшим, совсем крохотным.

— Потому что оттуда виден всего лишь южный мыс Фактории. А где-то там, на северной оконечности, остров раздваивается на два полуострова. Один из них короткий, а другой упорно уползает в ледовые поля настоящей, глубинной Арктики. И, по-моему, никто так и не исследовал его, тем более что там уже трудно отличить где океанский лед, а где островной.

«Что ж, — сказал себе Ордаш, — если уж тебе выпало бы оставаться на каком-либо северномм острове одному, то хотелось бы, чтобы им оказался Фактория, с его Нордическим Замком».

— Стреляли, однако! — воскликнул Оленев, когда они обходили по тропе, шедшей вдоль стены склада. — Из пулемета стреляли, — ощупывал пальцами пулевые вмятины. — По бойницам целились, да…

— Не без этого. Белогвардейцев выкуривали, — объяснил командир заставы, даже не поднимая глаз, чтобы посмотреть на то место, которое указывал тунгус. — Говорят, упорные бои шли: с высадкой десанта и контратаками.

— И долго белогвардейцы держались на Фактории? — спросил Ордаш, подключаясь к обследованию пулевых отметин.

— Какое-то время держались, — неохотно проговорил Загревский. — Но это отдельная история, как-нибудь расскажу, — он скосил глаза на «идеологически подкованного нацмена», давая понять, что не хочет, чтобы рассказ о белогвардейцах велся при солдате срочной службы. — Кстати, в начале тридцатых на Фактории дважды высаживались экспедиции полярных геодезистов, геологов и еще каких-то исследователей. Они устраивали здесь свои станции, изучая климат, движение льдов, повадки медведей и еще что-то, И то правда: грех — не использовать такую базу.

— Но сейчас её почему-то не используют.

— Значит, есть дела поважнее, — назидательно молвил старший лейтенант.

Первый этаж Нордического Замка был рассчитан на то, чтобы приютить служащих фактории. Две комнаты, судя по старинным столам и сейфам, служили конторскими помещениями, три другие — жилыми. Здесь же находилась ванная комната, теплую воду для которой когда-то насосом закачивали из горячего источника, и, что очень удивило советских сибиряков, действовал туалет со сливным бачком, подземная труба от которого уходила куда-то в море.

Мраморная лестница, уводившая на второй этаж, завершалась небольшим холлом — с камином и роялем. Вся остальная часть этажа когда-то, очевидно, была апартаментами начальника фактории, и в мезонин можно было попасть только из этой части, поскольку служил он, следует полагать, местом уединения и размышления начальника.

Впрочем, бойницы мезонина и барьерчика, прикрывавшего балкон, были расположены так, что, установив на них пулеметы, можно было простреливать все пространство вокруг фактории. И в апартаментах, и в мезонине стояли теперь обычные солдатские койки, застеленные обычными, отсыревшими солдатскими одеялами. А в двух комнатах второго этажа, тех, что находились под мезонином, а потому были наиболее теплыми во всем островном замке, стояли «буржуйки» с небольшим запасом дров и угля в металлических ящиках.

— Вот где надо было располагать офицерский корпус заставы, — вальяжно развалился Загревский в огромном, обтянутом потрескавшейся кожей кресле. — Сигара. Камин. Бронзовые канделябры… И леди в меховых накидках.

— И, конечно же, леди… — поддержал его Ордаш.

— Причем, желательно, юные леди.

— А ты обратил внимание, старшина: даже на таком далеком полярном островке англичане и шведы сумели обустроить свой быт так, словно располагались в ста метрах от королевского дворца. Л мы, как ни старались бы, все равно построили бы паршивый барак. Буржуи чертовы. Не-справед-ливо!..

Что бы Загревский ни произносил, он всегда произносил это уверенно, нахраписто, тоном человека, привыкшего к власти и к тому, что все вокруг или безоговорочно подчиняются ему, или же благоговейно прислушиваются к его мнению. Ордаш уже смирился с тем, что всем своим поведением старлей подчеркивал: застава, да еще такая полудикая, заполярная, — не то подразделение, которым он призван командовать. Широкая и по-пролетарски вульгарная натура его требовала иного армейского чина, иного командного масштаба, иного жизненного размаха.

— Что приуныли, мундиры в аксельбантах? — поднявшись, старлей прошелся по залу, который старшина назвал про себя «кают-компанией», переваливаясь с ноги на ногу пружинистой кошачьей походкой, словно бы пританцовывая. — Готовьтесь к иорданской купели и радуйтесь жизни.