Обещанное время давно прошло, однако Барс-Оркан на базе «Норд-рейх» так и не появился. Когда унтер-офицер Оркан — чин которому был присвоен, исходя из радиограммы штаба Стратегических сил, — спросил о нем, Кротов никаких особых объяснений давать не стал, а прямо заявил, что поручик Орканов оказался слишком стар, чтобы в такое сложное время — «войны и ломки империй» — взять на себя руководство освободительным движением народов Сибири. К тому же он неотвратимо теряет зрение.

0 том, что у Барса-Оркана слабое зрение, бывший ефрейтор знал, а вот в то, что отец настолько постарел, что способен отказываться от пальмы вождя, не верил. Как не верил и в то, что в течение проведенных им в «Норд-рейхе» дней кто-либо из гарнизона базы встречался с Барс-Орканом, хотя и видел, что «Призрак» действительно несколько раз уходил в небо.

Впрочем, штабс-капитан и не стал убеждать его в противоположном. И вообще теперь тон его общения с Орканом стал более жестким. Барон фон Готтенберг лично несколько раз наблюдал за тренировками новоиспеченного унтер-офицера, интересовался мнением о нем у тунгусов, диверсантов-«норвежцев» и германских офицеров, однако в беседу с ним никогда не вступал. Кротов же, наоборот, по вечерам, когда тренировки прекращались, пытался говорить с ним как с будущим белым русским офицером, таким же, каким в свое время был прапорщик Барс-Оркан. Это были своеобразные душеспасительные беседы, во время которых штабс-капитан пытался пробуждать в нем амбиция вождя, предводителя, человека, глубоко презирающего коммунистов, их идеологию и строй.

— Слушай, унтер-офицер Оркан, и никогда не говори, что ты этого не слышал, — басовито прохрипел Кротов. — Мне плевать на твои сыновние чувства. Вообще на какие бы то ни было твои чувства. Если я еще раз услышу упоминание о твоем отце, пристрелю, без права на помилование. И тебя, и твоего отца. Но на всякий случай запомни. Вся твоя застава уже отправлена на фронт, а тебя, нацмена паршивого, энкаведисты разыскивают как дезертира, чтобы тут же расстрелять, как все того же дезертира. На виду у стойбища и всего твоего рода. Если же ты попытаешься оправдать свое исчезновение из форта тем, что, мол, тебя задержали германцы, то будешь расстрелян еще и как предатель Родины. Но тогда уже вместе с тобой перестреляют всю мужскую половину твоего рода. Для устрашения всех прочих нацменов. Тебе все понятно, унтер-офицер? Я тебя спрашиваю, вояка хренов!

— Так точно.

— Вот это уже по-солдатски.

Какое-то время Кротов уничижительно осматривал коренастую фигуру тунгуса, затем ухмылка его как-то неожиданно подобрела и он по-отцовски посоветовал:

— Ты радуйся жизни, азиат-тунгус. Жизни радуйся, мать твою! Миллионы людей гибнут сейчас на фронтах, а ты все еще жив, мало того, тебе предстоит увидеть Германию, дослужиться до офицера и стать вождем тунгусов. Так какого хрена тебе еще нужно?!

Их разговор, происходивший на борту «Томска», был прерван появлением «норвежца»-вестового. Оберштурмбаннфюрер требовал к себе в штаб их обоих и корабельного механика Гмюнда. «Очевидно, предстоит разведывательный рейд вверх по реке или к острову», — понял штабс-капитан. Барон не зря доставил на базу этого стареющего механика, который вырос в семье моряка, начинал свою службу на флоте юнгой, затем учеником моториста, а после мореходного училища успел побыть и рулевым, и старшим механиком.

Морское дело этот почти пятидесятилетний моряк знал превосходно, поэтому, увидев на базе суденышко, обрадовался ему и начал готовить сугубо русский экипаж — в который, кроме штабс-капитана, вошли Дятлов, Загорнов, Кречетов и Хлобов — с такой тщательностью, словно готовился идти с ним через Атлантику. Еще и ворчал по поводу того, что готовить свою команду ему приходилось в вечерние часы, поскольку все основное время гарнизон базы был занят на строительных работах.

— Вам приходилось бывать на острове Фактория, унтер-офицер? — спросил барон, как только штабс-капитан, Гмюнд и Ор-кан появились в штабной хижине.

— Приходилось, — охотно ответил тунгус. Недавний разговор со штабс-капитаном подействовал на него отрезвляюще. — Несколько раз. Остров находился под защитой нашей заставы.

— Прекрасно. Тогда вам представится возможность побывать там еще раз, теперь уже в роли проводника. Помнится, вы, штабс-капитан, утверждали, что тоже однажды удостоили этот клочок суши своим присутствием.

— Но это было слишком давно. Еще в Гражданскую, — по-русски объяснил Кротов, поскольку с тунгусом барон тоже изъяснялся по-русски.

— Завтра же отправляйтесь за воспоминаниями молодости. Нужно провести разведку острова. Таков приказ штаба Стратегических северных сил. Лейтенант Гмюнд назначается капитаном этого «Титаника», вы — его помощником, а в придачу к сформированному вами экипажу с вами пойдут трое диверсантов-«норвежцев». Пилот «Призрака» с группой подкрепления будет оставаться на связи. На тот случай, если понадобится поддержка с воздуха. Хотя будем надеяться, что она не понадобится.

Барон сидел во главе стола, в самодельном кресле, и, раскуривая гавайскую сигару, очевидно, представлял себе, что действие происходит в его родовом замке, где-нибудь в Нижней Саксонии.

— Никаких возражений, господин оберштурмбаннфюрер, — заверил его Кротов, обрадовавшись этому заданию. — Я давно мечтал побывать на Фактории. Однако возникает вопрос. Мы оба знаем, что недавно там высаживался десант субмарины обер-лейтенанта Крафта.

— Скорее это была прогулка засидевшихся в субмарине подводников. Но дело даже не в этом. Севернее острова субмарину обер-лейтенанта атаковали две субмарины русских. Получив несколько серьезных повреждений, лодка Крафта затонула в нескольких милях от Новой Земли, где её команда пыталась укрыться. Понятно, что русские сумели обнаружить то место, в котором мы предполагали создать полноценную подводно-подземную морскую базу.

— Подводно-подземную?

— Вы не ослышались, штабс-капитан. В скальной части подводного заливы были обнаружены подземные пустоты, в которых можно было разместить казарму, мастерские и склад, да все, что угодно, вплоть до борделя для моряков.

— …С представительницами экзотических народностей в качестве обслуживающего персонала, — попытался развить его фантазии Кротов, забыв при этом, что рядом с ним тоже находится представитель одной из этих «экзотических народностей».

Барон понял всю щекотливость ситуации, недовольно покряхтел, несколько раз затянулся сигарным дымом и уже другим, более строгим, приказным тоном произнес:

— От вас, штабс-капитан, требуется провести разведывательный рейд на Факторию. Считаю, что удобнее всего это будет сделать на нашем непотопляемом «крейсере». Под советским флагом, с командой, обмундированной в советскую форму, с пиратским капитаном Гмюндом на мостике и гауптманом Кротовым во главе разведывательного десанта. Что скажете, Гмюнд? Вы ведь всю жизнь мечтали дослужиться до капитана судна, разве не так?

— Как и всякий уважающий себя моряк.

Гмюнд был небольшого росточка, ио-мальчишески худенький, и лишь рано сморщинившееся, обожженное северными ветрами лицо да безнадежно потрескавшиеся от холода и влаги кисти рук выдавали в нем «человека моря».

— «Крейсер» к походу готов?

— Борта воду держат, двигатель работает, горючего хватит. Надо бы установить на палубе хотя бы один пулемет, лучше всего на баке. На складе базы я видел трофейный русский «максим».

— Кстати, прекрасный станковый пулемет, — заметил Кротов. — Проверенный во множестве боев.

— Это хорошо, что проверенный, — поддержал его Гмюнд. — Наши сварщики могут установить для него специальную подставку, как это делали русские в своих дотах.

— Устанавливайте хоть три пулемета, капитан, — процедил фон Готтенберг, — но завтра ваш «крейсер» должен уйти в сторону Фактории. Поскольку лоцмана вам предоставлять никто не станет, попытайтесь пройти устье «на ощупь», на интуиции. А вы, штабс-капитан, вместе с унтер-офицером Орканом и прочими бойцами прочешите остров и попытайтесь найти место, пригодное для посадки нашего «Призрака». Так, на всякий случай.

Когда они вышли из штаба, Оркан недоверчиво поинтересовался у штабс-капитана, действительно ли тот когда-то бывал на Фактории.

— Неужели не ясно, что в Гражданскую через этот остров мы, несколько десятков колчаковских офицеров и унтер-офицеров, уходили к берегам Норвегии? — неохотно объяснил Кротов.

— Так вот почему в ущелье, в маленькой охотничьей хижине, до сих пор лежит тело полковника.

Услышав это, Кротов почти с ужасом уставился на Оркана.

— Тело полковника? В хижине?! Какого еще полковника?

— Старшина Ордаш, тот, которого оставили теперь на заставе, сказал, что белого, — пожал плечами тунгус. — Он в этом разбирается. У красных офицеров погон, однако, не бывает, так что он прав.

Это сообщение так взволновало Кротова, что ему пришлось вытирать тыльной стороной ладони вспотевший лоб.

— Тогда что ж получается? Что это лежит все еще не погребенное тело полковника Бажирова, погибшего тогда в перестрелке с красными? Но этого не может быть, — испуганно перекрестился он, словно бы услышал, что его бывший командир воскрес из мертвых. — Что-то здесь не то, тунгус. Столько лет! Оно не могло сохраниться.

— Могло. Оно заморожено. Даже в августе в ущелье холодно, а солнечные лучи в хижину не проникают. Вечная мерзлота, однако.

— Вот это будет встреча! — вновь перекрестился Кротов. — Неужто Всевышний специально возвращает меня на этот остров, чтобы командира похоронил, офицерский и христианский долг свой исполнил?