В Пограничный пролив корабль обеспечения вошел уже тогда, когда на заставе его никто не ждал. Отчаивались, прощающее списывали на войну, на чем свет стоит, поносили разгильдяйство штабистов, и снова отчаивались. Однако эмоции эмоциями, а нужно было всерьез готовиться к зиме. Так что к моменту появления судна пограничники пополнили свои склады немалым количеством дров и насолили шесть туш оленины. Мясо еще с трех туш, как и с туш доброго десятка песцов и тюленей, настрогали и завялили. К тому же они усиленно занимались пополнением рыбных запасов, промышляя в устьях речек и в океанском заливе.

… А пароход появился как-то неожиданно. На рассвете часовой увидел его шедшим со стороны Новой Земли, и выстрелом из карабина по тревоге поднял заставу.

Пройдясь по судну окулярами бинокля, Ордаш сразу же узнал его. Это был тот самый «Вайгач», огромное транспортнопассажирское судно, на котором год назад он прибыл на эту заставу. Позади него, явно отставая, тащилось какое-то военное судно. Именно так: тащилось. Малый ход, с которым двигался корабль сопровождения, возможно, заставлял сбавлять скорость и основное судно.

А еще старшина сразу же обратил внимание, что маленький караван почему-то шел без ледокола, хотя как раз в этот период в прибрежных водах все еще дрейфовало огромное количество льдин.

Однако больше всего старшину поразил внешний вид судов. Даже издали, в бинокль, было видно, что надстройки обоих судов разворочены, верхняя носовая часть «Вайгача» была то ли срезана, то ли основательно искорежена. Просматривалась вмятина и в правом борту корабля сопровождения.

Сомнений быть не могло: суда явно подверглись атаке, скорее всего — с воздуха, и теперь у их команд была только одна цель — каким-то образом дотянуться то ли до Салехарда, то ли до Диксона.

— Ты уже обратил внимание, старшина, как их изуродовали? — спросил Загревский, приближение которого Ордаш не заметил.

— Если они шли с Архангельска, то возникает вопрос: где же их подстерегли немецкие штурмовики?

— …И сколько судов было в этом конвое на выходе из порта?

— Придется потерпеть. Скоро все узнаем, — поиграл желваками Ордаш.

— А ведь «Вайгач» могли потопить.

— …И вряд ли этим летом мы дождались бы следующего судна.

— Представляешь, в какой ситуации оказалась бы застава?

— Представляю: до следующего лета пришлось бы тянуть на голодном пайке, без связи и топлива. Но благодаря предусмотрительности нашего командира заставы мы давно начали готовиться к этому, самому худшему варианту, разве не так? — решил подыграть ему старшина. Однако произнес эти слова без какого-либо намека на иронию. Что ни говори, а зимовка предстояла суровая, и Загревский прекрасно понимал это.

— Такого командира ценить надо, старшина.

Но старшина словно бы не расслышал его, а затем, развивая прерванную мысль, как бы размышляя вслух, пробормотал:

— Я вот о чем думаю: откуда в таком далеком тылу появляются германские самолеты? Не решатся «мессершмиты» устраивать охоту на караваны судов в таком безумном отдалении от своих норвежских и финских баз, не имея при этом в запасе какие-то секретные аэродромы в нашем тылу; не обладая какими-то надежными пунктами дозаправки, — с каким-то отчаянием во взгляде обратился он к начальнику заставы.

— Может, ты и прав, стратег, — легкомысленно обронил Загревский. — Да только не нам над этим задумываться. Для нас главное, что судно обеспечения все же пришло. Вот оно! Так что не накаляй обстановку, старшина.

— Как раз на такое восприятие их эскадрилий в наших заполярных тылах германские штабисты и рассчитывают, — еле слышно заметил старшина, хотя и понимал, что «накалять» действительно не время.

Описав полукруг в проливе между островом и материком, «Вайгач» под напряженными взглядами всего гарнизона стал медленно входить в бухту. Забыв об армейской степенности, рядовые пограничники во всю мощь своих глоток кричали «ура!», по-мальчишески визжали от восторга и устраивали на берегу «туземные пляски». С тем же восторгом в душах, хотя и с большей сдержанностью, ожидали швартовки «Вайгача» офицеры заставы. И только взгляд старшины все еще был прикован к эсминцу «Отважному», который, поприветствовав бойцов тремя продолжительными гудками, продолжал медленно двигаться на северо-восток.

Трудно было понять: то ли, помня о вынужденной тихоходно-сти своего израненного корабля, командир таким образом решил «выпросить» у капитана «Вайгача» несколько миль форы, то ли он попросту уводил свой эсминец, пытаясь дотянуть до ближайшего порта?

По сравнению с небольшим заливом, транспортнопассажирское судно выглядело настолько огромным, что, казалось, вот-вот вспашет бортами его берега. Но удивительное дело: как только «Вайгач» полностью вошел в саму Военную бухту, крики и пляски на берегу вдруг прекратились. Первым на это обратил внимание политрук Ласевич, который на какое-то время отдалился от группы командиров, но теперь вновь оказался по левую руку от старшины.

— Странно, а ведь теперь уже никто от радости не бесится, — с явной озабоченностью произнес он. — Как только убедились, что это действительно судно обеспечения, так и приуныли.

— Радоваться-то особо нечему, — обронил Ордаш.

— Не скажи, старшина. В прошлом году во время швартовки бойцы такое вытворяли, что, казалось, половина из них сойдет с ума. Швартовые канаты целовали.

— Помню. В прошлом году я прибыл сюда на этом же судне.

— Тогда ты все видел: как бойцы вели себя тогда и как теперь.

— Просто большинству наших бойцов кажется, что в залив входит какое-то иное судно. Не то, которого они так долго ждали.

— Мне и самому кажется, что это другое судно. Хотя и с тем же названием. И дело тут не в снарядных отметинах и искореженных бортах.

Когда «Отважный» миновал створ залива и достиг отмели, за которой начиналось русло реки Тангарки, Ордаш на несколько минут оторвал от глаз бинокль и снова взглянул на сгрудившихся на вершине плато солдат. Они сбились в три группы и молча наблюдали, как там, внизу, врезается в бухту, а кажется, в сам материк, пароход, которого они с такой надеждой и с таким отчаянием высматривали.

В их позах, взглядах, резких и, казалось, совершенно непроизвольных жестах улавливалось напряженное ожидание. Ни во взглядах, ни в сдержанных словах, которые время от времени слетали с потрескавшихся от полярных ветров солдатских губ, — ничего, кроме ожидания.

— В прошлом году этот корабль привозил сюда мир и жизнь, а кое-кому еще и несколько писем, новые звания и демобилизацию, — произнес он, как бы дополняя сомнения политрука. — А теперь для всех нас он привез только одно — войну. Холодное, смертельное дыхание войны.

— Черт, я совершенно забыл о войне! — воскликнул доселе отмалчивавшийся, но краем уха прислушивавшийся к их разговору начальник заставы. — Точно. Это же «корабль войны»! В этом-то и все дело.

Но когда половиной своего корпуса «Вайгач» все же протиснулся в бухту, несколько солдат не выдержали и с радостными возгласами побежали по дороге-тропинке вниз, к причалу. За ними подались все остальные. Даже часовой оставил свою вышку, а дневальный — свой пост в казарме и, по-ребячьи взвизгивая и подпрыгивая, понеслись к океану.