Шпеер, интуитивно ощущавший неумение Гитлера воспринимать и правильно оценивать реальность, пишет об этом так: "Сейчас в нем было что-то как будто нематериальное. Впрочем, это, наверное, было его постоянным качеством. Оглядываясь назад, я иногда спрашиваю себя, не была ли такая зыбкость всегда ему свойственна — с ранней юности и до момента самоубийства? Иногда мне даже кажется, что приступы насилия, которым он был подвержен, были тем более необузданными, что в нем не было никаких человеческих эмоций, способных им противостоять. Он не мог никому позволить приблизиться к себе, потому что внутри у него не было ничего живого. Там была одна пустота".
